Дамы семьи Блэк (гет)

Примечания:

Надеюсь, вам глава понравится так же, как она нравится мне :)

Сириус сжал зубы и снова заставил себя встать в атакующую позицию. Тело вспоминало боевую стойку со скрипом, так, словно было заржавевшим рыцарским доспехом, одним из стражей Хогвартса. Когда-то в прошлой жизни они с Джеймсом заколдовали такой и отправили его пугать девчонок, вот визгу-то было! Дураки, конечно, зато с фантазией и завидным энтузиазмом. Судя по всему, Гарри отцовскую тягу к приключениям не унаследовал — и знать бы, к худу это или к добру… им с Джеймсом пришлось несладко, и Сириус никак не желал крестнику подобной судьбы.

— Как суставы, по-прежнему ноют? — с исследовательским интересом уточнил Сметвик, сидящий за высоким круглым столом. На коленях у него возлежал пухлый коричневый блокнот — туда Гиппократ записывал мысли о реабилитации своего звездного пациента. Сегодня он задержался после обеда и рутинного осмотра, чтобы понаблюдать за тренировкой Сириуса — не иначе подозревал, что сумасшедший Блэк перестарается и сведет на нет все его усилия. В целом, это было не так уж далеко от истины — Сири действительно гнал себя не в хвост, а в гриву.

Он хотел было огрызнуться, но вовремя прикусил язык: со Сметвиком не стоило задираться — если бы не добрый доктор, восстановление шло бы намного медленнее. Благодарность всегда давалась Блэкам с трудом, но Сириус очень, очень старался научиться.

— Ноют, конечно, куда они денутся? Особенно на погоду, — нехотя признал он и с раздражением встряхнул правой рукой с зажатой в ней палочкой — уже затекла, проклятая, ну вот что ты будешь делать?! Чувствовать себя трухлявым пнем в тридцать с хвостиком было ужасно обидно, и чем больше Сириус оживал и интересовался окружающим миром, тем тяжелее ему было принимать свое нездоровье. Пес внутри заворочался, глухо ворча: отгрызть бы ее, эту непослушную лапу, к чертям собачьим… — Получше, чем в начале, но все равно бесит. Может, у тебя сыщется какой волшебный порошочек, а?

Сметвик скептически поднял левую бровь и почесал ее кончиком пижонского фазаньего пера. Друг его супруги вообще возмутительно хорошо выглядел и одевался для человека, посвятившего себя лечению больных. Сириус чувствовал бы себя куда увереннее, будь у Гиппократа седая козлиная бородка, круглые очочки в роговой оправе и потертый саквояжик. А если бы от него еще и тянуло касторкой и йодом, а не хорошим одеколоном, то было бы и вовсе славно.

— Колдомедицина, друг мой Блэк, рассчитана на экстренное вмешательство в организм, её главное преимущество — скорость. Простуда после бодроперцового проходит за три часа, кости под влиянием костероста срастаются максимум за день… — назидательно заметил Сметвик, будто читал лекцию восхищенным студиозусам. — Но у этой скорости есть цена — мы вынуждаем организм работать на износ. Так что мы можем решить любую твою проблему со здоровьем хоть сегодня… но только одну. Впрочем, даже с одной я не уверен, что обойдется без побочных эффектов. Ты готов, скажем, потерять нюх в обмен на излечение артрита? Предположу, что нет, а значит, нужно искать обходной путь. В этом вопросе магглы дают нам огромную фору — за Барьером реабилитация поставлена куда лучше. И именно потому так важно…

— Да знаю я, знаю, — с досадой отмахнулся Сириус, снова повернулся к стоящему у окна учебному манекену и тщательно прицелился. Этот разговор у них случался всякий раз, стоило Сметвику явиться на очередной осмотр — Гиппократ спал и видел, как бы убедить Сириуса блеснуть на конференции по реабилитационной колдомедицине. Быть экспонатом кунсткамеры Сири никак не улыбалось, но Сметвик упрямо не желал признавать поражение.

Хронический случай, ну надо же… хотелось завыть, но он уже привычно подавил этот порыв, и горло словно сжало стальными тисками. Зато заклинание наконец попало в цель, а не прожгло занавески, как в прошлый раз — прогресс налицо!

— А спинка наша как поживает? — вкрадчиво поинтересовался Сметвик, и Сири неловко повел плечами. Как-как, болела спинка, причем с огоньком и выдумкой: иногда стреляла поясница, порой сводило лопатки, а два дня назад он даже и заснуть толком не смог — стоило прилечь, как где-то возле хребта тут же заворочалась тупая ноющая боль, и Сириус весь извелся, волчком крутясь на кровати. Спал в итоге на полу, свернувшись калачиком, накрыв нос лапой и поскуливая от жалости к себе — у Бродяги не болело ничего и никогда. Радоваться бы, но он знал, что так даже хуже: все чаще и чаще сбегать от боли в аниформу — слишком опасный соблазн… Так можно вовсе расхотеть возвращаться обратно — слишком уж много у людей проблем.

— У пациента внезапно обнаружился селективный мутизм⁽¹⁾, — невозмутимо отметил Сметвик после затянувшейся паузы, и Сири обернулся к нему, чувствуя беззлобную насмешку. — Так и запишем.

— И как вы только с Паркинсон ладите, — покачал головой Сириус и опустил палочку. Пальцы дрожали, просто-таки ходуном ходили, предатели, и он спрятал палочку и крепко, до боли, сжал их левой ладонью. — В жизни не поверю, что она сечет во всех этих колдомедицинских заморочках.

Сметвик промолчал и с улыбкой похлопал по столу, приглашая Сириуса занять место напротив. Сидеть было унизительно приятно, почти до слез — так спина ныла намного меньше. Совсем как старик, хуже Дамблдора, — с тоской подумал он.

Гиппократ тем временем дописал последнюю строчку в своем блокноте, который Сириус к этому моменту уже страстно ненавидел, закрыл его и пытливо взглянул на собеседника. Сири поежился: под этим пристальным взглядом ему всегда было неуютно — Сметвик словно видел его насквозь, вплоть до костей и сухожилий. Он снова поразился тому, как Поликсена могла сблизиться с этим страшным человеком. Что вообще могло скреплять эту дружбу? Паркинсон была бойцом из бойцов, точно таким же, как сам Сириус, и он никак не мог представить ее за заумной беседой о клистирах и капельницах.

— Не смотри на меня так, я смущаюсь, — проворчал он, отводя взгляд первым. — И на конференцию не поеду, отстань уже от меня.

— Сириус, говорю же тебе: твой случай уникален, — мягко и убедительно сказал Сметвик, постукивая по столу длинными музыкальными пальцами. Медиведьмы небось с ума по ним сходили. — Знаю, знаю: хронические боли спины, ревматизм суставов, да и зрение тоже подводит после стольких-то лет в полумраке… но поверь, все могло быть намного хуже. Острые проблемы с почками мы уже сняли, как и твою светобоязнь, да и диета дает свои плоды. А уж мозг твой и вовсе восстанавливается поразительно быстро, просто на загляденье. Наша экспериментальная схема реабилитации может помочь огромному числу людей — если только ты, друг мой, начнешь кооперироваться.

— Ни на какую конференцию я не поеду, — как можно тверже и раздельнее повторил Сириус и позвал Кричера. Тот тут же возник рядом, комкая в узловатых пальцах видавший виды носовой платок. Все ясно, опять убивался из-за горестей своего непутевого хозяина. — Мне — красного вина, как вчера, а доктору…

— Ну нельзя тебе пить, дубина, сколько раз повторять? — неодобрительно покачал головой Сметвик и пригвоздил Кричера на месте своим фирменным строгим взглядом. — Если хозяин тебе дорог, больше никакого алкоголя. Ты ведь не хочешь, чтобы он переселился в фамильный склеп?

Кричер поколебался, неловко переступая с ноги на ногу и кидая на Сириуса виноватые косые взгляды, а затем с силой потянул себя за седые уши и медленно, торжественно кивнул.

— Эй! — возмутился Сири, резко выпрямляясь, и поясницу тут же прострелило. — Что это еще за произвол?

— Печень, друг мой Блэк, беречь надо, — безмятежно отозвался Гиппократ. — Есть в твоем теле такой орган, и ему требуется период полной абстиненции. Так и знал, что надо понаблюдать за тобой в естественных условиях — сам же берешь и сводишь нашу работу на нет, оттягиваешь собственное выздоровление. Во-первых, зелья токсичны, они и так заставляют твою несчастную печень работать сверхурочно. А во-вторых, многие из них еще и нельзя мешать с алкоголем во избежание побочных эффектов.

— Я и не мешаю, — процедил Сириус, тайком разминая ноющие пальцы. — Зелья — утром, вино — вечером.

Без спиртного жить было бы совсем уж тошно: воспоминаний с каждым днем становилось все больше, словно в его голове слишком усердная пряха спешно чинила истрепавшийся гобелен. Сириус отчетливо помнил тьму и ужас, крики и вынимающие душу жалобы… а еще — дыхание с присвистом из-под низкого черного капюшона, который очень плавно, как в замедленной съемке, поворачивался в его сторону. Лучше бы он вовсе ничего не помнил, но видимо, память так не работала. Очень, очень жаль.

— Кричер — плохой слуга, — пробормотал тем временем эльф, пятясь задом в сторону двери. — Он обязательно накажет себя, когда хозяину Сириусу станет лучше, да-да, обязательно накажет…

Он исчез с шумным хлопком, спеша обустроить новые хитроумные тайники, и Сири тяжело вздохнул, признавая поражение. Ну вот, даже Кричер, уж на что верен, — и тот переметнулся, подлец. Никому Сириус Блэк не указ даже в собственном доме: эльф слушает посторонних пуще хозяина, крестник отделывается короткими вежливыми отписками, ну а жена…

Впрочем, вспоминать о сыне Джеймса тоже было неловко. Не узнать собственного крестника, принять за лихорадочное видение… Что видел и слышал Гарри, пока Сири блуждал не то по коридорам отчего дома, не то по хитросплетениям своей барахлящей памяти? Очень хотелось извиниться и наладить отношения, но пока что-то не выходило. Поликсена наблюдала за его попытками с жалостью и плохо скрываемой досадой, а Сириус вспоминал холодные зеленые глаза и мягкие, осторожные шаги за спиной и никак не мог составить впечатление о мальчишке, которого ему положено было любить и опекать.

Что если как люди они друг другу совсем не понравятся? Почти тринадцать лет — поздновато для перевоспитания, да еще и угрюмым малознакомым дядькой, который не может взять в толк, как ему жить даже собственную жизнь. На дворе была уже середина марта, и Сириус одновременно отсчитывал дни до пасхальных каникул и боялся их наступления. Что он скажет Гарри, когда тот приедет снова?

— Возвращаясь к теме конференции… может, ты переживаешь за свою анонимность? Ну хочешь, маску тебе организую? — дружелюбно предложил добрый доктор, и Сириус покачал головой, сдерживая в горле рвущееся наружу рычание: с масками у него были очень плохие ассоциации. К тому же, он прекрасно понимал, что его узнают даже под обороткой — из Азкабана выходило слишком мало народу и другому такому «хроническому случаю» взяться было просто неоткуда. От мысли о том, что придется трясти грязным бельем перед всеми этими умниками в пенсне, Сири по-настоящему мутило, и даже полузабытая фамильная гордость нет-нет да подавала голос. — А вот дергаться не надо, нервишки тоже следовало бы подлечить. Сейчас набросаю рецепт, велишь эльфу заваривать перед сном. Он у тебя молодец, всем бы пациентам такого — глядишь, и на ноги быстрее вставали бы.

Сметвик небрежно вырвал из блокнота листок и принялся быстро покрывать его своей совершенно невразумительной клинописью. В школе Сириус специально портил себе почерк, чтобы досадить маменьке, ценившей чистописание больше храбрости и прочих весьма полезных качеств, но высот Сметвика даже и близко не достиг.

— Ты ведь что-то скрыл от меня, правда? — внезапно спросил Гиппократ, откладывая перо, и Сириус плотно сжал губы. — Давай, не стесняйся — я же врач, уж мне-то можно довериться.

От стыда все внутри сжалось в раскаленную тугую пружину, и Сири поймал себя на том, что желание превратиться в собаку стало совершенно невыносимым. Псам разговаривать не положено и можно не отвечать на всякие каверзные вопросы — знай виляй себе хвостом и умильно заглядывай в глаза… Еще и за ушами почешут, тоже радость… только это ему из всех плотских удовольствий и осталось. Ни тебе пожрать толком — «диета, побереги желудок», ни выпить — «печень, друг мой Блэк», ни… полный ноль, короче.

— Я ничего не хочу, — наконец выдавил он, глядя Сметвику куда-то поверх плеча, чтобы не встречаться с ним взглядом. — Совсем.

— В смысле?.. — с намеком спросил Гиппократ, поднимая бровь, и Сириус кивнул и неуклюже поскреб лаковую столешницу ногтем.

— Мозгами я понимаю, что меня это вообще не должно сейчас волновать, потому что… ну, суставы, спина и все такое… но скажу тебе, как мужчина мужчине — меня это просто до чертиков пугает, — признался он.

Мордред, таким уязвимым Сири не чувствовал себя с далекого второго курса, когда в последний раз обратился за помощью к маменьке — вывихнул ногу, прыгая с лестницы сразу через несколько ступенек. Та сперва побелела как смерть, а потом подняла крик на весь дом, и Сириус поклялся, что больше никогда и никому не пожалуется, что бы там у него ни болело. И вот, пожалуйста, спешите видеть: сам выбалтывает все секреты как на духу. Неправильный все-таки доктор этот Гиппократ, слишком легко втирается в доверие. Сири вообще не привык откровенничать с людьми: несмотря на всю свою широту души, по-настоящему открывался он только единицам.

— Сириус, послушай меня сейчас очень внимательно, — Сметвик одним плавным, привычным жестом потер глаза и переносицу. — Отсутствие либидо — совершенно нормальная вещь. Во-первых, репродуктивная функция всегда страдает первой — мы все-таки животные, а животные не могут размножаться, когда им плохо. Им правда совсем не до этого — выжить бы; а тебе было плохо очень, очень долго. Во-вторых, поверь, так даже лучше: если бы тебе, гм, хотелось, но не моглось физически, было бы куда обиднее. А так есть надежда, что к моменту, когда твой организм наконец осознает, что ты в безопасности, мы тебя как раз и подлечим.

— Ловлю на слове, — нарочито спокойно кивнул Сириус, хотя внутри поселилась пьянящая легкость. Может, он и был проклятым кобелем и стоило сосредоточиться на высоких материях, как когда-то увещевала Лили, но для Сири земные удовольствия имели большое значение. Он и так одним махом лишился здоровья, красоты и молодости, не говоря уже о потерянных впустую годах. Что вообще осталось в нем от прежнего Сириуса Блэка? Навсегда попрощаться еще и с мужской силой, окончательно превратившись в жалкую тень самого себя, было бы не просто обидно, а по-настоящему сокрушительно.

— К тому же, куда спешить? — проницательно прищурился Сметвик. — За обедом мне не показалось, что у Поликсены есть претензии.

Это было еще мягко сказано — Паркинсон совершенно точно избегала не только гипотетического супружеского ложа, но и вообще хоть какого-то мало-мальски теплого общения. Не то чтобы Сириус к ней подкатывал, ему и правда совсем ничего не хотелось, но все-таки он надеялся, что они с Поликсеной смогут хотя бы… ну, дружить? Обхохочешься, конечно, — дружить с собственной женой! — но Сири ловил себя на том, что это было бы действительно здорово. Они могли бы сходить в кино — его нога не ступала за Барьер целую вечность. Или просто устроиться на полу в библиотеке, зажечь свечи и приговорить вместе бутылку сангрии — Кричер отменно ее готовил…

Еще и эти загадочные отлучки по выходным — после обеда в пятницу Поликсена просто исчезала, растворялась в тенях, совсем как Гарри раньше, и Сириус никак не мог решить, стоит ли выносить этот вопрос на обсуждение. Не буди лихо, пока оно тихо, — так говаривал его отец, а после многих лет брака с маменькой он точно знал толк в таких вещах. Сири никогда не признался бы в этом вслух, но он просто-напросто боялся поговорить с Поликсеной начистоту и расставить точки над «i»: нейтралитет — штука хрупкая, не хватало еще, чтобы Паркинсон ушла из дома насовсем, оставив его в полном одиночестве… Тогда он стопроцентно сойдет с ума.

Стоило бы взять дело в свои руки и найти новых приятелей, но так уж вышло, что в дружбе Сири не везло даже больше, чем в любви. Джеймса больше не было, совсем не было, и это осознание до сих пор отдавалось в нем глухой болью, непрерывно тянуло из него соки, словно где-то внутри образовалась черная дыра. Ну а Ремус… в тот единственный раз пару недель назад, когда Люпин напросился в гости, они чуть не поубивали друг друга. В ходе спора выяснилось много неприятных вещей: оказывается, Ремус свято верил в то, что именно Сири предал Поттеров, а еще считал его золотым мальчиком, получившим амнистию только благодаря происхождению… Сириус даже представить себе не мог, что всегда спокойный и уравновешенный Люпин может так резво слететь с катушек.

Воспоминание о том вечере до сих пор жгло, будто ему в мозг с размаху всадили раскаленную спицу. Ремус по-настоящему, искренне верил в то, что Сири выдал Джеймса, и это просто не укладывалось у Блэка в голове. Он много чего натворил за свою короткую, но яркую жизнь до Азкабана, но уж в чем никогда не давал себя заподозрить, так это в предательстве. Услышав эти невероятные обвинения, Сири так разозлился, что едва не поехал в Азкабан повторно — за убийство, совершенное особо жестоким способом, пускай и в состоянии аффекта.

Из бывших друзей оставался еще Питер — точнее, охота на него. С каждым днем в голове у Сириуса все больше прояснялось, и его ненависть к Петтигрю только крепла. Предатель совершенно точно был жив — аппарировал, пока Сири корчился на земле после контузившего его взрыва. Крысы бегут с корабля первыми, и удивляться тому, что Питер бросил его среди горящих трупов, было глупо и наивно, но тогда Сириус все равно удивился и до сих пор стыдился своей минутной слабости. Чего он в самом деле ждал — что тот ужаснется содеянному и кинется Сири на выручку со слезами раскаяния?

А ведь и правда ждал. До последнего ждал, что Пит хоть как-то объяснится, что скажет: вынудили, заставили, испугали; угрожали и шантажировали… Не оставили выхода — ни одного, честное слово. Сириус надеялся, что Питер повинится: мол, слаб я, Сири, слаб, труслив и глуп, всегда был таким, ты же знаешь. Я вовсе не хотел, чтобы Джеймс и Лили в результате погибли. Я просто не понимал, чем все обернется. Глупый наивный мышонок Пит, взятый в оборот злыми Пожирателями.

Еще в Азкабане, размышляя о том далеком дне, Сириус понял, что до последнего сдерживал удар — в глубине души он отчаянно хотел услышать от Петтигрю эти слова. Дурак, конечно, — сам Питер сражался в полную силу, и это тоже выбило Сири из колеи: он никак не ожидал от бесталанного приятеля такой прыти.

Где же тот теперь, в какую дыру забился? Он вполне мог уехать из Британии, но что-то подсказывало Сириусу, что это не так. Никакого суда не будет, Сири больше не верил в справедливость системы. Поймав Петтигрю, он с огромным удовольствием перекусит недругу хребет, станет смыкать челюсти все крепче и крепче, чувствуя, как по капле выдавливает из предателя жизнь. Питер не оставлял его даже в Азкабане, даже в худшие дни, когда Сириус толком не осознавал сам себя: призраком прошлого являлся в полудреме-полуяви, шептал на ухо, как прекрасно будет, когда Сири не станет, и как земля понемногу очистится от скверны, которую он собой воплощает… В его видениях Петтигрю был даже более безумен, чем сам Сириус, — порождение тьмы, жажды и иссушающей душу вины: не заметил, не понял, не уберег.

Снова остро захотелось выпить, но Сири сдержался. В одном Сметвик был прав: чтобы выследить такую дичь, ему позарез нужно было вернуть себе здоровье. Может, конференция не такая уж и плохая идея, — с сомнением подумал он, оценивающе поглядывая на хмурого Гиппократа. Ну и Париж в разгар весны тоже хорошая штука, особенно если он поедет не один — Поликсена ведь не отдаст его на растерзание жестоким колдомедикам…

* * *

Северус аппарировал в тупик за домом, поправил новое пальто и медленным шагом направился к главной улице. По пути он не глядя перешагнул через выбоину на тротуаре и проследил взглядом за упитанной полосатой кошкой в синем ошейнике (кошку звали Трикси — жившая по соседству хозяйка не раз громко зазывала любимицу домой). Дойдя до угла, Северус повернул, а затем, поколебавшись, поднял голову и привычно нашел взглядом окна без штор на седьмом этаже — там горел свет, и его настроение тут же пошло в гору. Поднявшись по ступенькам, он открыл подъездную дверь своим ключом и вызвал лифт.

Для этого дома квартира была небольшой: кухня, гостиная и две спальни. Сам дом был новым и принадлежал к недвижимости премиум-класса, в которую так удобно вкладывать лишние деньги, — вызывающе модернистская башня, торжество стекла и стали. Из-за специфики здания часть квартир пустовала, а в окнах остальных огни загорались только раз в пару месяцев, когда хозяева мельком заглядывали в Лондон. Еще несколько квартир сдавались притязательным постояльцам с большим кошельком — как раз таким, как леди Поликсена Блэк и ее частый гость. Все вместе это было им очень на руку: здесь не принято было интересоваться именами и делами немногочисленных соседей, а столкновение с кем-то в широких коридорах и вовсе было случаем из ряда вон выходящим.

Поликсена обнаружилась в гостиной. Она сидела за массивным деревянным столом, спиной к стене — старая привычка — и методично уничтожала темно-синий, почти черный, виноград. Северус сел наискосок от нее, откинувшись на кожаную спинку стула, и принялся наблюдать за подругой: зрелище было презабавным. Поликсена всегда начинала с самых маленьких и кислых виноградин, постепенно подбираясь к крупным и сочным, с тугим глянцевым бочком, и лицо у нее было при этом уморительно серьезное, словно она выбирала, какой провод в бомбе перерезать, чтобы избежать взрыва.

— Я почти закончила, — пообещала подруга, не поднимая головы и хищно шевеля пальцами над двумя почти одинаковыми виноградинами, словно оса — усиками. Северус невольно посочувствовал ее мукам выбора. — Как там Хог, стоит?

— Мерлиновым попущением, — фыркнул Северус, вставая и расстегивая верхние пуговицы рубашки. — Как там муж, жив?

— Заботами Кричера, — в тон ему отозвалась Поликсена, наконец определяясь со следующей виноградиной и отправляя ее в рот. Еще и глаза зажмурила от удовольствия, негодяйка. Северусу даже завидно стало — у него отношения с едой были попроще, и ни одно самое изысканное блюдо не приносило ему столько удовольствия, сколько приносил Поликсене ее несчастный терпкий виноград. — Ну и Мерлин ему тоже благоволит, добрый старец. Как дети?

Северус пожал плечами: дети как дети, никаких хлопот те не доставляли. Правда, пересели: с некоторых пор Панси прилежно ассистировала своему сводному брату, а Драко учил Лонгботтома не взрывать котлы. Гарри по-прежнему сидел с Браун, спасая ту от вечных троек, но взгляды, которые он иногда бросал в сторону своих друзей, тревожили Северуса: ему была хорошо знакома эта гремучая смесь раздражения, отчаяния, тоски и надежды. Одно время он хотел вывести крестника на откровенность, чтобы разобраться в ситуации, но подумав, отступился: в сложном мире подростковых ссор и примирений он чувствовал себя слоном в посудной лавке.

Тем не менее Северус все равно напомнил Драко о своей готовности выслушать и дать совет, но тот только покачал головой — значит, или все было под контролем, или Снейп был бессилен помочь. Умом Северус понимал, что крестник прав: они давно уже переросли фазу песочницы, где можно было вовремя вмешаться и волей взрослого развести драчунов по разным углам. Однако отступить в сторону и дать им разобраться самостоятельно, неминуемо набив в процессе кучу шишек себе и остальным, все равно оказалось мучительно тяжело.

— Север, будь другом, налей вина. Штопор…

— Да знаю я, — отмахнулся Северус, идя на кухню. Штопор и правда обнаружился именно в верхнем ящике, справа, и увидеть его на привычном месте почему-то оказалось очень приятно, словно он повстречался со старым товарищем. В придачу к нему, Северус подхватил под мышку стоящую на столе бутылку красного, не глядя нашарил бокалы в подвесном шкафчике и вернулся обратно в гостиную. — В прошлый раз ты забыла в прихожей гребень для волос, — сообщил он, ставя бутылку и бокалы на стол и приноравливаясь к пробке.

— Не забыла, а предусмотрительно оставила на будущее, — назидательным тоном поправила его Поликсена и смачно, со зловещим хрустом надкусила очередную виноградину — порой она рандомно меняла способ поедания ягод, и это был еще не самый зверский из них. Значительно хуже было, когда подруга начинала свежевать виноградины, скрупулезно обдирая с них шкурку, а потом рассасывая мякоть на языке — но Северусу даже нравилась ее непосредственность. Было в этом что-то домашнее и трогательное. — Все равно постоянно кручусь тут на выходных.

Северус хмыкнул и, налив вино, подвинул к ней один из бокалов и сел, закинув ногу за ногу и положив руку на щиколотку.

— У тебя вообще-то есть дом, — напомнил он, со значением поднимая левую бровь, хотя сейчас ему больше всего хотелось забыть о существовании мира за пределами этой квартиры и вспомнить о нем снова только в понедельник, за пару часов перед уроками. Пора было признаться честно: Северус успел подсесть на их «конспиративные дружеские встречи» очень основательно, едва ли не больше, чем на воспоминания Поликсены — те, за пятый курс, уже заканчивались, и пора было клянчить следующую порцию.

— У тебя вообще-то тоже, — подняла на него глаза Поликсена, отрываясь от миски. — И что, расходимся по домам?

Северус промолчал — ответ и так был очевиден, — и она добавила ворчливо:

— То-то же, так я и думала.

Он пригубил терпкое вино, наблюдая за тем, как ловкие пальцы Поликсены ощупывают ягоды. Северус толком не знал старших Паркинсонов, но очень живо представлял себе чопорные обеды в огромной столовой, под бдительным присмотром домовых эльфов: батареи вилок, похоронное молчание и стулья с издевательски жесткими спинками. Смакование винограда плохо укладывалось в эту картину, и Северус горячо посочувствовал подруге: в его доме вкусная еда водилась редко, но когда она все-таки появлялась, никто не диктовал маленькому Северусу, как именно ее есть.

Он снова взглянул на поредевшую кисть винограда и уже собирался сказать это вслух, но в памяти всплыл совсем другой вечер в совсем другом месте…

…наблюдать за борьбой Поликсены и винограда — та ещё мука, и Северус коварно отвлекает ее вином, другой рукой отодвигая блюдо на дальний конец низкого журнального столика. Поликсена не возмущается — для этого у нее слишком благостное настроение: она сидит в глубоком кресле, под огромным абажуром торшера, похожего на НЛО, и по ее расслабленному лицу блуждают зыбкие тени.

Им всем хорошо, и почти выходит притвориться, что никакой войны и в помине нет, и проблем нет тоже — есть просто этот вечер на троих, и Коукворт уже почти заснул, а у них еще полно сил, и Каролина, сидя прямо на ковре, поднимает бокал на уровень глаз, любуется тем, как свет от торшера превращает вино в жидкий янтарь.

Подруга слегка поворачивает бокал из стороны в сторону, медленно склоняя голову вместе с ним, и Северус улыбается про себя: кое-кому на сегодня хватит. Он собирается шепнуть об этом Поликсене, сидящей через стол, но движения Каролины становятся все плавнее, словно в замедленной съемке, пальцы судорожно, до белизны, сжимают хрупкую ножку бокала, а синие глаза стекленеют. Северус хочет потрясти ее за плечо, но не может пошевелиться в своем кресле — кажется, что само время замедлилось, стало вязким и тягучим, как липовый мед. Каролина начинает говорить: глубокий и низкий, чужой голос, кажется, идет совсем не из горла, а отовсюду, и губы подруги почти не шевелятся. Она говорит…

— …Сейчас я надену миску тебе на голову!

Северус вздрогнул и недоуменно перевел взгляд на руку Поликсены, трясущую его за плечо с неженской силой. Нависшая над ним подруга встревоженно присмотрелась к нему и отступила на шаг, скрестив руки на груди.

— И что это было? — недовольно спросила она, но Северуса не обманула нарочитая холодность ее тона — Поликсена просто испугалась за него. На душе парадоксальным образом потеплело.

— Воспоминания, — хрипло пояснил он, с нажимом потирая переносицу. — Порой они всплывают сами по себе и удачный момент не выбирают.

— Выглядит жутко, Север. Больше так не делай, — неловко пошутила Поликсена, садясь обратно. Внешне подруга снова расслабилась, но взгляд у нее по-прежнему был настороженный и пристальный. — Ты просто замер и битых пять минут пялился в стену, будто там кино показывали. Я уже собиралась слать весточку Иппи.

— На месте миссис Сметвик я бы расстроился, — намекнул Северус, убирая пальцы с переносицы. Поликсена фыркнула и, закинув в рот последнюю виноградину, отодвинула миску в сторону.

— Линда знает, что я на Иппи не претендую, — пояснила она таким безмятежным тоном, словно сообщала ребенку, что небо голубое, а земля круглая. Северус иронично покивал: он давно уже догадывался, что в сердечных делах Поликсена необъективна и что мнение Линды Сметвик может кардинально отличаться. — Мы вон, тоже проводим выходные вместе, и что тут такого? Все взрослые люди.

Он снова медленно кивнул: в этом действительно ничего такого нет. Они просто друзья, и Поликсена вольна проводить свои вечера с кем захочет: со своим другом Северусом или со своим другом Гиппократом… или, к примеру, с собственным мужем. Или муж все-таки находится в другой весовой категории? Северус уже ни черта не понимал ни в чистокровных семьях, ни в дружбе, ни во взрослых людях, ни даже в собственных воспоминаниях.

— Каролина все-таки произнесла свое истинное пророчество, — медленно, пытаясь свыкнуться с этой мыслью, произнес он. — Ты тоже там была и наверняка его слышала — о чем оно было?

Поликсена застыла всего на долю секунды, но Северусу хватило этой заминки, чтобы понять, что сейчас он услышит наглую ложь.

— О далеком будущем моей семьи, — небрежно сказала Поликсена. — Дела рода, Север, забудь.

— Врешь как дышишь, — укоризненно покачал головой он, и Поликсена опасно прищурилась. — Мне казалось, мы друг другу доверяем.

— У тебя есть дурацкое хобби: укладывать грабли в ряд и бодро шагать по ним туда-сюда, — прошипела Поликсена, и он удивился силе ее эмоций, но она тут же взяла себя в руки и твердо добавила: — Север, я не стану обсуждать с тобой пророчество Каролины. Поверь на слово: оно было не о тебе, и этого должно быть вполне достаточно. Как насчет проявить доверие первым и не лезть туда, куда прямо просят не лезть?

— Мы ведь уже это проходили, — вкрадчивым тоном посетовал Северус, ловя ее взгляд. — Ты уже пыталась защитить меня от горькой правды — и не преуспела. Поликсена, смирись: твой подход не работает.

— Тебе никогда не приходило в голову, что часть твоих воспоминаний одновременно является моими воспоминаниями? — светски поинтересовалась подруга, беря в руку бокал. — И что мне может быть неприятно ворошить прошлое?

— Чем больше ты сопротивляешься, тем сильнее разгорается мой интерес, — честно предупредил Северус, допивая вино.

— Узнаю старого доброго Севера, — горько усмехнулась Поликсена, отставляя нетронутый бокал. — «Нет» значит «нет», друг мой. Поверить не могу, что я первый человек в твоей жизни, который пытается это втолковать. Север, ты же взрослый мальчик, не может быть, чтобы до меня тебе никто не отказывал!

— Не пытайся сбить меня с толку, лиса, — вернул усмешку Северус, и Поликсена закатила глаза. — Рано или поздно я все равно все вспомню.

За окнами догорел неяркий закат, и пошел холодный дождь. Завтра надо будет сходить в магазин через дорогу, — напомнил себе Северус. — Сыра в доме нет, а ризотто само себя не приготовит.

— Север, — заговорила Поликсена, и он насторожился — таким тоном она обычно собиралась сказать какую-то неприятную правду. Например, что больше это — чем бы оно ни было — продолжаться не может. — Есть одна вещь, которую тебе нужно знать. Помнишь, ты спрашивал меня, почему мне приспичило выскочить за Сири?

Опять чертов Блэк, и тут он, — с тоской подумал Северус, неторопливо расстегивая манжеты рубашки и вынимая запонки, чтобы немного потянуть время. Иногда ему казалось, что призрак Сириуса незримо бродит по этой квартире, с усмешкой глядя, как они притворяются, что это обычное для двух взрослых людей дело — почти каждые выходные сбегать вместе в безымянную квартиру за Барьером. Готовить поздний завтрак, кормить толстых уток в Гайд-парке, а вечерами смотреть старые маггловские фильмы — других Поликсена не признавала…

— Порази меня, — съязвил Северус.

— Да легко, — подхватила Поликсена. — Лорд может вернуться из мертвых, и я, фигурально выражаясь, готовлюсь к осаде. А крепость у меня на Гриммо 12 — туда я утащу Гарри и буду держать круговую оборону. Ну как, достаточно поразительно?

— Вполне, — хриплым голосом признал Северус, наливая себе еще вина, — почему-то верилось сразу и без лишних вопросов. Лорд может вернуться… он поймал себя на том, что крепко, до боли, сжимает свое предплечье, будто накрытая ладонью Метка может ожить в любой момент. Поликсена смотрела на него с сочувствием, но, слава богу, ничего не говорила. — И как он собирается это провернуть?

— А Мордред его знает, — пожала плечами подруга и налила себе тоже. — Есть такая штука, крестражи называется, — вроде бы с их помощью. Знакомый термин?

— Нет, — подумав, с сожалением покачал головой Северус. В труде авторства Лорда о них не было сказано ни слова — впрочем, ничего удивительного в этом не было, он весь был посвящен ментальным практикам. Воспоминание укололо глухой болью — Северус старался об этом не думать, но чертова книга все равно умудрялась просачиваться в его мысли, словно он и не был одним из лучших окклюментов Британии.

Снейп прочел ее от корки до корки, и каждое слово отзывалось в нем смутным узнаванием — он уже читал ее, а значит, мог применить полученные знания на практике. Из этого следовал неприятный вывод: при должной доле везения Северус мог сам стереть себе память и заменить воспоминания новыми, подложными… Что если его таинственного врага не существует и винить за потерянные годы следует самого себя?

— Это вроде как копии личности. Или якоря для души — мнения разделились… Так вот, мы думаем, что один из крестражей хранится у Лестрейнджей, — продолжала Поликсена ровным голосом, невидяще глядя через всю комнату в окно — им обоим нравилась чернота ночного неба, и шторы было решено не покупать. — Люциус заплатил за встречу с Беллой, и нам в команду позарез нужен легиллимент.

— Люций что, тоже в деле? — неприятно удивился Северус. Малфой ни разу не упомянул ни про крестражи, ни про какие-то совместные планы с Поликсеной — тем более предполагающие визит в Азкабан. — Когда вы узнали о существовании крестражей?

— Осенью, — легко призналась Поликсена, глядя на него в упор. — И нет, мне не стыдно. Это опасное знание, а у твоего бородатого начальника длинный нос и слишком много свободного времени.

Детская недоуменная обида — его снова не взяли в команду, так нечестно! — сменилась вполне осознанным раздражением. Это нерациональное желание Поликсены защитить Северуса, взрослого и самостоятельного мужчину, уже порядком его достало. Если крестражи опасны для него, то они не менее опасны и для нее самой — но почему-то именно Поликсена закрывала Северуса от бед собой, а никак не наоборот.

— Хватит носиться со мной, как с писаной торбой, — со злостью процедил он, подаваясь вперед. — Ты не думала, что для меня это попросту унизительно — прятаться за женской спиной?

— Ого, как ты запел, — хохотнула Поликсена, откидываясь на спинку стула и глядя на него каким-то новым, оценивающим взглядом. — Север, мы друзья, и я склонна защищать своих друзей вне зависимости от их пола. Тебя это не устраивает?

Он потер висок жестом, подхваченным у вероломного Малфоя, и от этого разозлился еще сильнее.

— Остальным своим друзьям ты доверилась куда охотнее, — зашел Северус с другой стороны. — Люциус знает, Патрокл, видимо, тоже — а я нет? Почему?

— Если тебя это утешит, то Сириус и Иппи тоже не в курсе, — недоуменно склонила голову к плечу Поликсена. — И вообще всю эту кашу заварил именно Люций с его дурацким дневником, еще бы ему не знать!

— Что еще за дневник? — уточнил Северус. Как всегда в сложной ситуации, он чувствовал знакомую леденящую злость, режущую реальность подобно скальпелю и отсекающую все, кроме самого главного.

— Сувенир от кумира, который твой сентиментальный приятель хранил все эти годы, — неодобрительно покачала головой Поликсена. — Спасибо хоть не под подушкой его держал.

— Сколько всего существует крестражей? — нахмурился Северус.

— Понятия не имею, — криво усмехнулась Поликсена и побарабанила пальцами по столу. — Если мы правы насчет Беллы, то минимум два, но конечный счет ограничивается только фантазией Лорда. Ты знал его лучше меня — как у него было с воображением?

С фантазией, магической силой и наглостью у Лорда было просто прекрасно. Насколько Северус понимал этого человека, а понимал он Лорда лучше, чем хотелось бы признать, тот никогда не остановился бы только на одном крестраже: ему нравилось двигать границы дозволенного — это помогало чувствовать себя поистине всемогущим.

— Кто планирует визит в Азкабан? — с языка рвалось слово «рейд», и Поликсена насмешливо покивала: сама, мол, такая.

— В целом, Люций, но я вношу коррективы, когда его заносит. Пока идея в том, что под видом Малфоя туда пойдешь ты под ручку с Нарси — тюремщики не поймут, если мы завалимся шумной экскурсионной группой.

— Нарциссе там делать нечего, — недовольно возразил Северус.

— Ну тогда попробуй сам ее отговорить, — сладким голоском предложила Поликсена, и Северус вздохнул: все ясно, упрямица Нарси спит и видит, как бы повидаться со старшей сестрой.

— Я предпочел бы, чтобы вместо нее пошла ты, — поколебавшись, признался он, и Поликсена взглянула на него как-то странно. — У тебя есть боевой опыт, и я могу доверить тебе спину. Не то чтобы я ждал проблем, но…

Поликсена раздула ноздри, о чем-то напряженно раздумывая.

— Повторишь это завтра Люциусу, — сказала наконец. — Если он сумеет договориться насчет меня, я в деле. А теперь ужин и спать, завтра рано вставать: сбор нашей разведгруппы в десять, а у нас с тобой еще утки не кормлены.

Примечания:

PayPal, чтобы "Дамы" росли большими и кушали много каши: ossaya.art@gmail.com

Буду очень благодарна, если вы порекомендуете "Дам" кому-нибудь, кому они могут понравиться ❤️

Саундтрек к части Сириуса: https://www.youtube.com/watch?v=MzK09EuJnwE

Саундтрек к части Северуса: https://www.youtube.com/watch?v=v96wkt38EU8

1) "Селективный мутизм — тревожное расстройство, выражающееся в нежелании вступать в речевое общение в определенных ситуациях".

Вернуться к тексту