Выше неба — дальше горизонта (джен)

Руфус надеялся, что смерть Линды будет единственной неприятностью дня. Но нет. Рону Уизли взбрело в голову, что его друг околдован, и парень не нашёл ничего лучше, чем призвать балрога.

Честно говоря, Руфус уже готов был сам пацана заавадить. Был бы Уизли его подчинённым, залетел бы в Азкабан немедленно.

Впрочем, у Скримджера было дело поважнее. Убить мордредова демона, пока он не добрался до детей. И как-то отговорить четверых от участия, а то с них сталось бы помочь после всех их приключений.

Однако девушки вообще не появились, а парни просто предложили закрыть замок и Амаргон щитами. Ими оба в компании Карсена и занимались, пока авроры, МакГонагалл и Люпин сражались с балрогом.

Вышло даже без потерь, хотя МакМоррис, Флинт и Хэнкс слегли с истощением.

Второй жертвой балрога стал Рон. Скримджер полагал, что это наилучший выход. Персиваль в будущем обещал стать весьма неплохим управленцем, а Джинни была ни в чём не виновата.

Так или иначе, проблема демона ушла. Остались проблемы Амбридж и Таш, да ещё надо было расколдовать поезд. Чуть позже Макс напомнил про расследование Сола — тот перед смертью отдал свои наработки Хвостатому, и теперь ими занимался Флинн.

С Таш разобрались сами четверо — они считали, что драконам будет вполне по силам убить её или, по меньшей мере, закатать в камень на тысячу-другую лет. Руфусу оставалось только согласиться.

Анимаги-драконы! Мерлин, если в Нарнии есть анимаги-драконы, то Аврорату больше не нужны боевики! Хотя это Скримджер преувеличивал — боевики нужны всегда.

Поздним вечером — уже успело стемнеть — Руфуса позвал Сметвик. Они с Помфри и Темми Блесс привели в чувство Седрика Диггори, и парень хотел рассказать что-то важное.

Сейчас Седрик выглядел куда лучше, чем по прибытии. Он лежал в постели, весь в пропитанных зельями бинтах, и слушал наставления мадам Помфри.

— Я на самом деле немного знаю, сэр, — сказал Седрик слабым голосом. — Мистер Сметвик говорит, я пропал вместе с ещё семью студентами…

— Шесть из них нашлись, — сообщил Руфус, поймав паузу. — Можете ли вы прояснить судьбу Луны Лавгуд?

— Лавгуд… — Седрик задумался. — Сэр, когда меня оглушили в школьном коридоре… я видел ноги какой-то девочки… Она ходила без… в носках.

— Так делала только мисс Лавгуд, — неодобрительно заметила Помфри. — Соседки по комнате крали её вещи. Все об этом знали, но никто ничего не делал.

— Да. Так вот, меня оглушили, а очнулся я на корабле. Это был корабль Амбридж.

— Она его украла, мистер Диггори, — снова вклинилась Помфри.

— Правда? Хм… Я всё время был в каюте… Палочку сломали! — вздохнул Седрик. — А потом меня вытащили на палубу. Там была Жаба… И близнецы Уизли. Их… на топливо пустили. А про меня сказали, что у меня… каких-то мозгоклюев недостаточно. — Он криво усмехнулся. — Кажется, это был Ксено. Они наши соседи, и я часто слышал от него про мозгошмыгов, нарглов… про кислорогих мерзляков ещё вроде…

Седрик устало прикрыл глаза, а Руфус задумался. Что общего у Долорес Амбридж и Ксенофилиуса Лавгуда? Почему они работают вместе? И с каких пор? Когда пропали студенты, они явно не сотрудничали — по словам свидетелей, Амбридж понятия не имела, куда делись Диггори и Лавгуд.

— Мистер Скримджер, сэр, — снова заговорил Седрик. — Там была женщина, Мари. Амбридж держит её под заклятием. Пытает. Мари — кто-то вроде её служанки. Она поддерживала меня… а когда демон разломал корабль, Мари спасла меня, привела к какому-то фонарному столбу и направила сюда… Но сама сбежать не смогла. Сэр, спасите её, пожалуйста.

— Я постараюсь, Седрик, — пообещал Руфус. — Как она выглядит?

— У неё нет ни волос, ни носа. Кожа бледная, с проказой, и глаза… Красивые, карие, но погасшие.

— Я постараюсь спасти её, — повторил Руфус.

Амбридж необходимо будет нейтрализовать, пока она не сотворила ещё чего-нибудь. Ну, а спасти тех, кто от неё страдает, — это дело чести аврора.

— К метле Седрика было приклеено письмо, — поведал Гиппократ, когда они с Руфусом оставили парня отдыхать. — Сам он его не заметил. Может, эта самая Мари и отправила?

— Может. Аврор Флинт!

Парень подбежал на зов и привычно клацнул зубами. Сметвик поморщился, пробормотал «Дантиссимус Минима», но колдовать не стал.

— Найдите карту Нарнии и выясните, куда тот кусок корабля мог прилететь за это время. Отправная точка — Фонарный столб.

— Есть!

Флинт умчался, и Гиппократ отдал Скримджеру письмо. Без конверта, просто драный свиток, который был накручен на древко метлы. Бумага пострадала от воды и крови Седрика, и чернила сильно размылись. Однако Руфус сумел разобрать краткую историю Нарнии — слово в слово то, что рассказывал Хьюго. Какого Мордреда? Нетленная книга существует в единственном экземпляре, а Эдмунд Певенси был магически забыт. Не Амбридж же информацией делилась?

Заканчивалось письмо так:

«Долорес надо убить на Каменном столе душу, связанную со звёздами Нарнии. Это же нужно и Ксено, но для другого. Седрика больше нет, но здесь, в Нарнии, они легко найдут замену».

— Ты не столько письмо читаешь, сколько почерк разглядываешь, — хмыкнул Сметвик. — Вы знакомы? С Мари?

— Я определённо видел эти квадратные «о».

— Профдеформация рунологов, — подкинул идею Гиппократ. — Ладно, пойду я. Раненые сами себя не вылечат.

Он ушёл, шелестя своей лимонной мантией, а Руфус сделал ещё несколько шагов по коридору и остановился, попав чётко в чёрно-жёлтый плиточный круг паркетного узора.

Слева сияла в большом окне закатная бухта. Дул ветер, но тяжёлый бархатный занавес совершенно не колыхался. Справа сражались в обрамлённом скалами поле Великий лев и Белая колдунья. Мозаика тонула в сумерках, но Руфус отчётливо видел барсука-лучника на заднем плане.

Квадратная «о» и рунологи. Чайник в клеточку и неправильная рунная цепочка.

Барсуков-лучников не существует.

* * *

Ти-инг! Тук. Ти-инг! Тук. Ти-инг! Тук.

Возможно-Лагерта методично всаживала в мишень стрелу за стрелой. Ни одна не попадала в центр, но валькирия именно этого и добивалась — стрелы вырисовывали Беркану. Не самая простая в начертании руна, между прочим.

— Представляешь, вместо неё Лагуз начертать стрелами ночью на вражеской стене! — мечтательно произнесла возможно-Лагерта.

— Жестоко, — скривилась Сольвейг, но тут же оживилась: — Здравствуй, Руфус! Ты на этот раз тоже приехал? А где Алекс?

Было семнадцатое ноября 1979 года. Руфус стоял на краю скалы, под которой раскинулась серая долина, уже кое-где заснеженная. Уступом ниже стояли девушки. Возможно-Лагерта упражнялась в стрельбе, а Сольвейг зарисовывала на тетрадном листе горы и северное небо с торжественно шествующими тучами.

Руфус смотрел на её улыбку, на сияющие глаза с искорками ожидания, на задорные рыжие кудри, на помпоны на сапожках… И не находил в себе сил признаться, зачем он приехал.

Он не мог вот так взять и разбить улыбку Сольвейг вестью о гибели Алекса.

— Так, идите отсюда. Мешаете! — цыкнула возможно-Лагерта.

— Пойдём в таверну! — предложила Сольвейг.

Руфус наклонился и подал ей руку, помогая взобраться на уступ. Девушка обхватила его локоть обеими руками и направилась вверх по тропе.

Руфус смотрел по сторонам и не находил никаких изменений. Он ходил по Косой аллее, и каждый новый визит она становилась всё более пустой, покрывалась пеплом и зелёным дымом от Меток. А здесь… Спокойные белые домики, тёмные крыши, декор из дерева. Рунные камни, овцы и сосны. Запах смолы и тушёного мяса. Сольвейг в своей меховой жилетке. Глоток свежего воздуха в мареве войны.

Руфус мог бы послать ей сову. Он всё ещё отправлял свои отчёты о разговорах с Шавками, и было бы куда проще приписать к письму: «Алекс погиб, спасая мне жизнь. Соболезную». Однако Руфус взял пару выходных, обновил тот старый и уже ставший нелегальным порт-ключ и прибыл в Норвегию лично. И теперь он шёл под руку с Сольвейг и не решался ей сказать.

Она рассказывала о своей жизни. Об учёбе (мастер Бьорнсен лютует жутко), о рунах (второкурсники недавно ездили в Рейкьявик, в какой-то рунный музей), о квиддиче (опять обыграли датчан). О том, как она скучает по дому и брату-сквибу. О том, как кузина Лили прислала заплаканное письмо: Джеймс был ранен на задании.

— А вы с Алексом как? Вас вернули к работе?

— Да… ты знаешь…

— Хэй! — На пороге таверны возник парень в не до конца натянутой вязаной шапочке. Руфус припомнил, что его звали Ивар. — Шотландка пришла — земляка привела! Хейм, плесни им глинтвейну!

Руфус снова ничего не сказал.

За окнами темнело, завывала вьюга. Йотуны, к счастью, ещё не вышли из летней спячки, так что магии в этой вьюге не было. Однако она оказалась настолько сильной, что сквозь мутное стекло проглядывала лишь монотонная белая мгла.

Иногда она колотилась в стёкла, но голоса скальдов и топот ног, отбивающих какой-то танец, легко заглушали её.

В какой-то момент танцующие отошли к столам. Две возможно-Лагерты разнесли каждому по кружке мёда, а один из скальдов вышел в середину зала и провозгласил:

— Драпа, прославляющая храброго конунга Олафа Друга Грифонов, что некогда изгнал вампиров из Европы и освободил от них Амели, королеву Магической Франции.

— История, выдуманная от и до, — шепнула Сольвейг на ухо Руфусу. — Но здесь её любят.

Дрогнули струны, и скальд завёл речитатив. Олаф был младшим сыном в семье, но хотел стать конунгом, потеснив своего брата Эрика. Поссорившись с ним, отправился Олаф в путь. Его секира гремела в битвах, ломая щиты и круша заполонивших мир вампиров.

Олаф ушёл далеко на юг, собирая по пути войско. За ним следовали пять воинственных дев из числа валькирий: Криста, Регина, Хильда, Гудрида и Миста. Валькирии эти были прекрасны, а оружие их — смертоносно. Тех, кого не мог повергнуть сам Олаф, они сокрушали своими чарами.

И вот прибыл Олаф в город Амели. Он вступил в бой с королём вампиров и поразил его. И когда Олаф вернулся домой с победой, отец сделал его конунгом вместо себя.

— Пять валькирий — неплохая компенсация за остаток жизни, который придётся провести в скучном управлении государством, — заметил Ивар.

Скальд невозмутимо подошёл к нему и, поудобнее перехватив свой инструмент, опустил его на голову критику.

— Ах, ты!.. — рявкнул Ивар, закатывая рукава рубахи.

Вот только драки не хватало! Руфус вскочил, намереваясь их разнять, и сам не заметил, как оказался втянут в побоище всех со всеми.

Здесь не владели навыками боя, били не так и не туда. Но кулаками махали от души. Во все стороны летели деревянные пивные кружки, зубы и обломки инструментов — скальды не жалели их в бою.

Вот кто-то пнул Руфуса под колено. Он, не глядя, заехал в ответ кулаком. С другой стороны прилетела кружка. На миг показалось, что выбило глаз. В запале Руфус швырнул кружку обратно. Раздался треск стекла. А потом Руфуса как одеялом накрыл удар табуреткой по башке.

…Было удивительно тихо. Потрескивали поленья в камине, подвывала за окном скучающая вьюга, да кто-то дышал совсем рядом.

Руфус открыл глаза. Над ним склонилась Сольвейг. Её распущенные волосы стекали с плеч, почти касаясь груди Руфуса. Пламя камина и пары свечей расчерчивало её лицо тенями, превращая девушку в загадочную и немного пугающую вёльву. Карие глаза отражали свет и казались пылающими угольками.

Руфус и Сольвейг находились в комнате на втором этаже таверны. Кажется, даже в той самой, где три аврора останавливались в прошлый раз.

— Как ты, Руфус? — Мягкий полушёпот сделал Сольвейг ещё больше похожей на вёльву.

— Живой.

Заново выращенный зуб слегка покалывало, немного ныла голова, а левое веко казалось тяжелее правого. Но в целом всё было в порядке.

— Мне следовало предупредить тебя, — вздохнула Сольвейг, коснувшись тяжёлого века кончиками пальцев. — Я не думала, что они затеят драку сегодня. Прошлая была две недели назад, а интервал у них обычно около месяца. Традиция викингов, чёрт возьми! Но зато каждый здесь знает медицинские чары. Дантиссимус там, всякие антигематомные, костеростные…

— И чем закончилось? — спросил Руфус.

— Кто о чём, а мужик о драке! — Сольвейг укоризненно надула губы. — Всеобщим примирением с не менее всеобщей попойкой. Ты, кстати, победил. Упал аж через пять секунд после удара, нанесённого Священным Табуретом Бьорна Похмельного Молота. Держись: завтра вечером поздравлять будут.

— Я утром уйду, — с тоской сказал Руфус. — У меня там служба. Я и прибыл-то, как думал, только чтобы тебе кое-что сказать. Не хотел оставаться даже до вечера.

— Но всё-таки остался?

— Я устал, Сольвейг, — признался Руфус, зачем-то подцепив пальцами волнистую рыжую прядь. — Там бесконечные сражения, смерти, кровь, чужие трагедии… И я теперь тоже не понимаю зачем. Ни у Света, ни у Тьмы нет цели. Они просто рвут друг друга на части, а мы, авроры, пытаемся спасти тех, кто не хочет сражаться. А здесь, рядом с тобой, светло и… Знаешь, Алекс погиб в октябре. Я об этом и хотел сказать.

С янтарных ресниц соскользнуло несколько алмазных слезинок. Одна попала на губы Руфусу — солёная и горькая.

Сольвейг, словно у неё совсем не осталось сил выносить происходящее, упала, спрятав лицо у Руфуса на плече, и пробормотала:

— Я знаю. Лили писала мне об этом. Ты тоже мог просто послать сову.

— Я хотел урвать хотя бы час мира, увидеть солнце.

— Сегодня весь день пасмурно было! — возмутилась Сольвейг, подняв голову от его плеча.

— Я знаю.

Улыбнувшись своим мыслям, Руфус отвёл от её лица упавшую прядь, провёл большим пальцем по скуле.

Сольвейг вдруг подалась вперёд. От её губ пахло корицей и мёдом, её объятья оказались неожиданно крепкими, а сбившееся дыхание жгло сильнее каминного пламени.

Наутро Руфус заклинанием выгладил свой костюм и уже почти закончил застёгивать мантию, когда его спросили:

— Уже уходишь?

Из-под тёплого лоскутного одеяла выглядывали только угольки-глаза и кончик носа — поленья давно сгорели, и в комнате стало очень холодно.

— Я ещё вернусь к тебе, Сольвейг, обещаю.

— Я буду ждать.

Он ушёл. Казалось даже, что навсегда — очень долго не было ни единой возможности вырваться с этой проклятой войны без цели и конца.

Лишь через два года, в конце октября 1981, Руфус услышал от Джеймса Поттера, что в Британию приезжает кузина его сестры. Скримджер тогда помчался в ДМП и чуть ли не допросом выяснил у Лили, где живёт её сестра.

В Хеллоуин, когда нашлось немного свободного времени, Руфус аппарировал в Холлоу-Энгл, ужасное место возле Азкабана, где и жила семья его Сольвейг.

Домом им служил мрачный погасший маяк с длинной винтовой лестницей.

Не найдя дверного звонка или рун с похожим действием, Руфус вскарабкался по этой лестнице до жилых комнат.

В одной из них сидели трое: невысокая полная женщина в густой вуали, неизвестный парень и один из Шавок — Северус Снейп.

Он колдовал над неизвестным — похоже, ставил ментальную закладку.

Первой Руфуса увидела женщина. Она подняла короткую и какую-то толстую волшебную палочку и произнесла:

— Забудь всё, что связано с Ирмой Грант. Ирмы Грант больше нет. Обливиэйт!

Реальность будто бы мелькнула — и вот Руфус приходит в себя на полу незнакомой кухни.

— Прочь из моего дома!

В него со свистом летит кипящий чайник.

Скримджер увернулся и выскочил наружу, гадая, куда и почему его занесло.

Вернувшись в Аврорат, он узнал: Волдеморт пал. Война наконец закончилась.

* * *

Хьюго не знал, может ли он считать себя счастливым. С одной стороны, племянники нашлись, да ещё сбылись мечты горячей юности: он увидел «Дункан», попал в Нарнию, а семья Грантов вернулась в Магический мир. Однако с другой — у Хьюго теперь была всего одна рука, и он был совершенно бесполезен. Больше никто не нуждался в его помощи.

Ещё в Хогвартс-экспрессе он задумался об этом и решил в будущем заняться картографией — это Нарнию разметили вдоль и поперёк, а иные земли? Запад, Восточные острова, Калормен, Эттинсмур…

Впрочем, это были лишь мечты — какой, скажите на милость, путешественник из однорукого сквиба?

Однако кое-что мог сделать и Хьюго. На картах Нарнии имелись только примерные расстояния между объектами, и от карты к карте они оказывались разными. Хьюго хотел привести всё к единому образцу.

Днём он сидел в библиотеке и сверял карты в поисках совпадающих значений — это были расстояния, которые, вероятнее всего, измеряли точно. К вечеру Хьюго понадобились инструменты, за которыми нужно было идти в обсерваторию, что находилась в одной из башен.

Сначала Грант хотел оставить это на завтра, а вечер провести с племянниками, но затем всё же отправился в обсерваторию.

Правильно сделал. Он едва успел перехватить поднятую руку с готовым сорваться с палочки заклинанием. Хьюго был сквибом, но прекрасно знал, как выглядит третье Непростительное.

— Что же ты делаешь? — спросил он, отведя руку с палочкой вверх. Повезло, что девочка — левша.

— Я… я защищаю маму!

— От чего? Твоя мама в безопасности, в поезде, и мистер Скримджер ей точно ничем не угрожает.

Руфус стоял на коленях в круге из чёрных и жёлтых плит. Сумрачный свет лился на него из большого окна, и длинные красные волосы от этого казались окровавленными. Аврор так глубоко ушёл в себя, что Вайолетт без труда убила бы его, если бы не Хьюго.

Для третьего Непростительного нужно искреннее желание убить. Откуда у тринадцатилетней девочки такая жажда крови?

— Папа научил меня паре беспалочковых, — сообщила Вайолетт. — Мистер Грант, я сейчас наложу на вас Обливиэйт.

— Но что всё-таки ты делаешь? Я хочу знать, прежде чем ты сотрёшь мне память.

— Я… — Вайолетт запнулась и выпалила: — Вы знаете, что вас заставили забыть о вашей сестре?

— Догадался.

Это было больно. Особенно потому, что раньше Хьюго даже не замечал своего ментального увечья. Однако же он действительно не помнил об Ирме ничего, кроме её имени и ещё пары ничего не значащих фактов.

— Это сделал мой отец.

— Что?

— Мой отец… ещё до моего рождения он служил Тёмному лорду. Тот приказал ему стереть вам память о сестре. Он был легилиментом, очень сильным. Его тогда застукал мистер Скримджер. Ему тогда тоже стёрли память. Но моя мама — колдосудмедэксперт. Она дружит с Янусом Тики, легилиментом Мунго. Он рассказал ей, что мистер Скримджер вспоминает.

Девочка перевела дух, посмотрела на Руфуса, который за всё время даже не пошевелился, и продолжила:

— Папа в поезде пришёл навестить нас. Мы сидели до ночи, а потом мама уложила меня спать. Они думали, что я сплю, и говорили. Мама рассказала про Тики. То есть про то, что вспоминает, а папа рассказал ей о вас. Что стёр вам память. Он когда-то убил какого-то Цеппелина и боялся, что мистер Скримджер будет мстить ему за него, и за память, и, наверное, за вас тоже — вы, кажется, дружили.

Приятельствовали, не больше. Но это явно был вывод самой Вайолетт, а у детей любые отношения — дружба.

— Тогда, в поезде, мистер Скримджер убил папу. Ведь папа — очень сильный легилимент. Мистер Дамблдор, Аберфорт который, сказал, что он даже сильнее его сестры, а она могла прочесть мысли кого угодно. На папу не могли подействовать чары той богини! А раз он не вышел… Я потом спросила у мисс МакМоррис. Она сказала, что отец мёртв.

Вайолетт говорила всё это хоть и сбивчиво, но всё же почти спокойно. Хьюго бы напугало это её спокойствие, если бы он не чувствовал, как мелко дрожит её рука, которую он всё ещё сжимал, отводя от цели.

— Мистера Скримджера нельзя остановить — говорят, он в пасть василиску прыгнул. А значит, он не остановится, пока не отомстит. Мамина мама — из Лестрейнджей, хоть её и выжгли с гобелена. Она мне рассказывала про кровную месть. И я решила… спасти маму, пока он до неё не добрался. В пустыне, пока все спали, я решила всё провернуть. Бабушка и про чистокровные чары на палочках рассказала. Я взяла палочку мисс Тонкс.

— Но тогда…

— Я не была уверена, что смогу применить третье… Мне нужно было потренироваться. Та женщина… Она очень не любила волшебников. Ненавидела.

— И что? — спросил Хьюго севшим голосом. — Ты убедила себя, что мир нужно очистить от неё, и убила мою сестру?

— Она… Простите, мистер Грант! Я не знала, что она ваша сестра! Если бы я знала… Вы — хороший сквиб! …я ни за что не убила бы её!

О Мерлин, Моргана и остальные! Откуда только взялось это маленькое чудовище?!

— Вайолетт, расскажи, — попросил Хьюго, — что было дальше?

— Заклинание вышло слабым. Сквибу хватило, но магу бы только пшик вышел. В скалах я притворилась, что устала быстрее всех, и, пока они расширяли проход, уронила на мистера Скримджера камень. Но Тони вытолкнул его из-под удара. Он был такой хороший, Тони! Нас вместе в Больничное крыло определили.

— А потом ты затаилась?

— Я не хотела, чтобы пострадал кто-то ещё. А сегодня, когда его даже балрог не убил… Мистер Грант, отпустите меня. Это его палочка. Никто ничего не заподозрит. Обли…

— Вайолетт, довольно.

У окна стоял призрак Северуса Снейпа. Хьюго знал его в детстве. Нервный, ревнивый и крайне злопамятный. Трудно было представить, что у него есть дочь. Но представить, что его дочь впитала фашистские замашки времён юности своего отца, оказалось проще. По обмолвкам, по случайным фразам… Дети — отражение родителей.

Хотя Снейп явно этого не хотел и не ожидал. Очень уж у него было говорящее выражение лица. Крайне удивлённое, разочарованное.

— Сомнус! — прозвучал голос Руфуса.

Вайолетт упала на руки Хьюго. Палочка откатилась к хозяину.

— Вайолетт Делиль… Никогда бы не подумал, — пробормотал он.

— Я не женился на её матери, чтобы не портить им репутацию своим прошлым. Помогал семье, но старался не показываться слишком часто.

— Наверное, зря, — вздохнул Хьюго.

— Наверное.

— Можете рассказать, зачем стёрли память Гранту? — спросил Руфус. — Или Обет?

Снейп криво усмехнулся. Обет, ясное дело. Кто же такую информацию на свободе оставит?

— Что вы сделаете с Вайолетт? — поинтересовался он.

— Убийство сквибов у нас не наказуемо, — напомнил Руфус. — Кстати, надо будет поднять этот вопрос… Остальное… Тут нет ни дементоров, ни Азкабана, да и ребёнок она ещё… Понятия не имею. Но пока пусть спит под чарами.

Призрак кивнул и распался мутными искрами. Вроде бы так они уходят навсегда.

— Кажется, теперь я знаю, как появляются Тёмные лорды и леди. — Скримджер покачал головой. — Действительно, что с ней делать? Не убивать же?