Терраса с видом на море (джен)

— Мауро! Мауро, ты куда делся? Полотенце дай, пожалуйста, — Бель высунулась из ванной, с длинных волос безбожно лило. Я нехотя отлепился от кресла и перекинул ей купальную простыню — наверняка нарочно забыла, хитрюга. Лишь бы лишний раз сверкнуть передо мной голышом... ну так и есть.

С первого этажа еле слышно доносились звуки симфонической музыки — наша незаменимая и бессменная домохозяйка Нинетта была страстной поклонницей классики. Я напряг память и, узнав мелодию, ухмыльнулся. Дебюсси, "Послеполуденный отдых фавна". Нинетта, как всегда, попала в точку.

Бель промокнула волосы, но наматывать полотенце не стала, так и подошла ко мне вплотную, усаживаясь на колени. Прохладная кожа, умопомрачительно плавные линии и совершенно бесстыжий взгляд. И узкая ладонь в районе моего паха, конечно.

— Ты не соскучился?

Честно говоря, не очень — посреди жаркого дня активничать не больно-то хочется. Однако она явно намерена была меня расшевелить — она всегда добивалась успеха по этой части. Она вообще была настойчивой в мой адрес — не будь такой явной инициативы с её стороны, её бы вообще здесь не было.

И я сдался, как и всегда. В конце концов, она действительно была хороша — не так, как... впрочем, неважно. Просто хороша. Кроме того, она любила меня, и во всех её женских уловках не было ни капли стяжательства.

Хотя кое-кто и думал обратное. Но это было не так.

Я знал её восемь лет, три из которых она была моей студенткой в Сапиенце — одной из самых толковых и стоящих. На защите её выпускной работы я сделал всё, чтобы именно она, а не блатной министерский сынок, её однокурсник, получила лучший балл и приглашение на работу в Неаполь — и она-таки получила и то, и другое. Нет, тогда я ещё не спал с ней — мне и в голову не пришло бы пользовать её в таком качестве. Я пожелал ей успеха, уехал из Рима на несколько месяцев и позабыл про неё. А в ноябре, когда вернулся, столкнулся с неожиданной неприятностью — Джованни, мой незаменимый и верный ассистент, вынужден был срочно уволиться. У него парализовало мать, и он уехал к ней в провинцию — кроме него, ухаживать было некому. Это было ужасно — на занятиях в университете это не отразилось, а вот основная работа грозила перемолоть меня в кашу, я уже давно отвык так напрягаться. Пришлось давать объявления и срочно искать ему замену, погибая под лавиной дел по всем текущим проектам. Архитектурная реставрация, как известно, дело, в котором мелочей не бывает, особенно если работаешь в таком месте, как Рим, где любое неосторожное движенье легко сносит к чертям ценные следы нескольких столетий разом... короче говоря, от меня валил дым, и я не знал, сколько ещё протяну в таком ритме. Если учесть, что к тому моменту я был одним из трёх самых известных реставраторов Вечного Города — причём самым молодым и дорогостоящим — то моё отчаянье можно представить; я был расписан на десяток лет вперёд, и репутации нужно было соответствовать.

И вот тогда в поле моего зрения опять появилась Бель.

Уж и не знаю, кто ей сказал про вакансию ассистента — видимо, она поддерживала связь с теми бывшими однокурсниками, кто остался в Риме — но только спустя месяц после увольнения Джованни она возникла на пороге моего кабинета, полная решимости получить эту должность. Одного этого было достаточно, чтобы отмести все подозрения в корысти — по крайней мере, я сам ни за какие коврижки не согласился бы работать ассистентом у такого типа, как я. Не говоря уж о том, что о самостоятельной карьере можно было забыть — а ведь она была отличным реставратором, с прекрасной научной перспективой и местом работы. Вакантная же должность — и я никогда не скрывал это — начисто отрицала какие бы то ни было карьерные амбиции; да, платил я неплохо, но претенденту недвусмысленно давали понять, что он поступает в рабство.

Использовать в таком качестве Джованни мне было совершенно не стыдно — в нём не было и крупицы творчества, и он был счастлив, что им руководят — а вот задатки Бель были совершенно иного свойства. Собственно, я ей так и сказал: забивать микроскопом гвозди, конечно, можно, но только я предпочитаю для этой цели обычный молоток. Каждый должен заниматься своим делом — и потому она мне на эту роль не годится.

Она ушла, и я опять забыл про неё — правда, на этот раз только на сутки. Потому что уже на следующее утро она пришла снова — и молча положила мне на стол бумагу о своём увольнении с прежнего, такого чудесного и перспективного места работы.

— Если вы не возьмёте меня, то мне всё равно придётся искать что-то новое. Может, всё же попробуете? Я буду очень стараться.

Согласен — какая-то толика шантажа в этом демарше присутствовала, но меня это даже позабавило. Я хмыкнул и согласился дать ей шанс, и она выжала из этого шанса всё до последней капли.

Через два месяца я уже не понимал, как обходился без неё раньше, через четыре обнаружил, что необходимость моего постоянного пребывания в Риме существенно снизилась, и я могу позволить себе прохлаждаться на побережье дольше чем обычно, а ещё через полгода имел удовольствие оценить и другие её достоинства, в которых она точно так же не знала устали и с готовностью выполняла любые мои фантазии. При этом она не грешила назойливостью, не опустилась до панибратства, ни на сантиметр не сократила дистанцию в рабочих делах, и даже на "ты" перешла только полтора года спустя, да и то весьма неохотно.

И уж тем более не пыталась подбить под меня клинья по части женитьбы.

Однако спать со мной ей ужасно нравилось, и она не упускала ни единой возможности меня поиметь.

Вот и сейчас — казалось бы, она только что приехала из Рима, проведя четыре часа в пробках, побывав с утра в трёх местах по работе, собачась с бригадирами реставрационных бригад и скрупулёзно залезая носом во все узкие места на объектах — можно и передохнуть, но куда там, это же Бель, и она не видела меня целых пять дней. И потому спустя минуту после её эффектного выхода из ванной мои шорты уже болтаются где-то в районе лодыжек, и мы с нею заняты совершенно не тем, чем обычно занимаются начальник и его ассистент... впрочем, злые языки, напротив, утверждают, что для этого ассистенты в основном и нужны. Я был иного мнения на этот счёт, и то, что с Бель вышло иначе, искренне считал исключением из правил. Смешки у меня за спиной никто из хорошо меня знающих людей себе бы никогда не позволил, а на остальных мне было плевать.

— Мауро...

Господи, какая же она горячая... или это просто день такой выдался?.. надо бы сползти из кресла, на полу хоть немножко сквозит. Ковёр, правда, тонковат... а, ладно. Всё одно до кровати не доберёмся.

— Мауро, ещё!

Разумеется, ещё — раз уж сама напросилась. Быстро у меня никогда ничего не бывает.

Ещё час из жизни долой, но я не в претензии. Лёгкий сквозняк шевелит её влажные волосы, она щурит глаза и с наслаждением потягивается каким-то кошачьим движеньем, а я наконец-то начинаю слышать не только то, что происходит в комнате.

— Папа! Папа, ты где? Тут мама с Сильвио приехали!

Понятно, это Кьяра, — причём прямо под моей террасой. Хорошо, что мы на третьем этаже.

— Стеф, ты папу не видел?

— Не-а, — ага, вот и Стефано. Наверное, с моря пришли оба. — Чего ты орёшь? Небось Бель трахает, она же тоже сегодня приехала.

Рот намылю — вот прямо сразу, как спущусь. Тоже мне, мачо.

— А тебе и завидно, да? — я прямо вижу кьярину усмешку. — Тебе Аврора что, не даёт?

Обоим намылю. Вот паршивцы.

Бель начинает тихонько смеяться — мои детишки её всегда забавляют, и она никогда не обижается. Напротив, ухитряется с ними дружить, несмотря на их несносный подростковый возраст.

— Пошли, — я звонко хлопаю Бель по её сочной заднице и поднимаюсь на ноги. — А то они там все вместе начнут обсуждать, кто кого трахает. Розина будет в восторге.

Бель протягивает мне шорты, но я всё же надеваю брюки — тоже тонкие, но так как-то приличнее.

— Я пошёл. Ты тоже давай спускайся.

Бель кивает и снова уходит в ванную. Она, конечно, давно привыкла, но всё равно лёгкую неловкость перед встречей с моей женой испытывает до сих пор. Несмотря на то, что жена эта сто лет как бывшая, и вообще замужем за другим человеком.

Я тоже привык к этому, но всё равно не могу выйти к ним в разобранном виде, и не из соображений каких-то мифических приличий. Просто точно так же, как Бель любит меня, я до сих пор не вполне равнодушен к Розине — матери моих двух детей и жене умного, солидного и пожилого газетного магната Сильвио Гварди.

Ну что поделаешь — так сложилось. В общем-то, мне грех жаловаться.

На первом этаже слышались голоса — при появлении моей жены всегда становилось шумно. Более типичной римлянки невозможно было представить, хоть она и родилась на севере; жесты, голос и манеры были эффектны и отточены так, будто она играла на сцене. Впрочем, в какой-то мере так и было — бульдожья хватка одного из лучших столичных журналистов давала о себе знать. Она сделала себя сама, от и до, и это понимали абсолютно все, кто хоть раз с нею встречался — Сильвио же являлся таким же достойным трофеем в выигранной карьерной битве, как и многое другое — да, трофеем ценным и важным, но именно трофеем, а отнюдь не способом достижения того места, что она занимала. Она добилась всего сама и просто позволила себя наградить.

Когда-то и я был её наградой, хотя и считал, что всё с точностью до наоборот.

— Привет, Мауро, — Розина чмокнула меня в щёку и прищурилась, оглядывая с ног до головы. — Хорошо выглядишь.

— Привет. Взаимно. Добрый день, Сильвио. Добрались нормально?

— Вполне, — кивнул тот, пожимая мне руку. Бронзовый загар не сходил с его плотного холёного лица круглый год. — Потолкались немножко на выезде из города, а так повезло.

— Нинетта, — позвал я. — Принеси-ка нам выпить, мы будем на террасе.

— Нет, лучше в гостиной, — сморщилась Розина. — С той стороны сейчас солнце, печёт невозможно, даром что только начало июня.

— Ну хорошо.

Мы расселись. Глядя на них, я в очередной раз отметил, до чего общий облик этих двоих напоминал моих собственных родителей. Крепкий, массивный и невысокий Сильвио, с крупной красивой головой, поистине римским профилем и благородной проседью в чёрных густых волосах, и Розина — выше его на голову, сильная, жилистая и сухая, как щепка, с совершенно модельной фигурой, похожей на вешалку для дорогого платья. Светло-зелёные глаза, чёрные ресницы и брови — и коротко стриженая солома жёстких волос, в точности такого же цвета, что мои собственные. Для меня было загадкой, зачем она красит их так — на мой вкус, её природный тёмно-каштановый шёл ей гораздо больше.

Но это уж точно не моё дело.

В гостиную ввалилась молодёжь. С первого взгляда Бель рядом с моими детьми смотрелась их старшей сестрой, но только потому, что и Стефано, и Кьяра казались взрослее своих лет — разумеется, пока не начинали идиотничать. Сыну через день исполнялось шестнадцать — потому и собиралась компания, а кьярино пятнадцатилетие мы отметили месяц назад.

— Даниэла приедет, мам? — поинтересовался Стеф, накидывая кубики льда в стакан с содовой.

— Нет, — качнула головой Розина. — У неё какое-то важное мероприятие через неделю, совсем зашивается. Она тебе позвонит.

— А Мариса?

— Мариса с Джеком приедут завтра.

Даниэла — мать Розины — всю жизнь была сумасшедшей профсоюзной активисткой, жила в Милане, с невероятной энергией участвовала в бесконечных политических игрищах и вообще вела чрезвычайно бурную жизнь. Мне было не очень понятно, когда она успела родить двух дочерей, трижды побывать замужем и трижды развестись — на мой взгляд, эта сторона жизни явно не входила в её основные приоритеты. Мои вполне современные родители с их сорокалетним стажем супружества казались рядом с нею оплотом патриархальной итальянской семьи.

В кармане брюк завибрировал телефон — я глянул на экран.

— Симоне, — сообщил я компании, прежде чем ответить. — Да, слушаю.

Бель слегка скривилась, Стефано отчаянно замахал руками.

— Я его тоже звал, пап.

Я кивнул — понятно, мол. Само собой, ничего удивительного — последний год они много общались.

— Добрый день, Мауро, — послышалось в трубке. — Я хотел спросить — ничего, если я приеду сегодня? Хотел показать вам кое-что касательно архивов.

— Ради бога, Симоне, конечно. Дорогу найдёте?

— Да, Стефано дал точный адрес.

— Чего ему надо? — нелюбезно осведомилась Бель сразу же, как я положил трубку. Она откровенно не любила Симоне — впрочем, совершенно взаимно.

— В архивах отрыл что-то, просит посоветоваться.

— Подхалим.

— Оставь, Бель. Он толковый малый, такая увлечённость дорогого стоит.

— Ну ладно, — Розина потушила сигарету и поднялась на ноги. — Пойду в себя приду немножко... может, сходить окунуться? Ребята, как водичка?

— Отлично, — Кьяра одобрительно выставила большой палец. — Сходить с тобой?

— Давай через полчасика, хорошо?

— Договорились.

Все разбрелись кто куда, в гостиной остались только Стеф и я.

— Слушай, пап, я тут сегодня к ужину ещё кое-кого позвал...

— Кое кого? Аврору, что ли?

— Аврору само собой, она и так придёт... нет, соседа одного.

— Какого ещё соседа?

— Ну того, что смотрит за ремонтом в Летиции.

Примыкающая к нашему дому компактная вилла Летиция давно стояла закрытой, и там никогда никого не было, а в этом году её начали обновлять — наверное, продали кому-то. Работы велись аккуратно, лишнего шума и неудобств никому не доставляли, а любопытничать не хотелось.

— Ты пригласил на ужин маляра? — съехидничал я.

— Нет, — хихикнул сын. — Он вообще-то философ, книжку пишет. Это его вилла... ну то есть его бабушки вроде. Он согласился тут пожить и заодно присмотреть за ремонтом. Он прикольный, тебе понравится.

Надо сказать, что с моей террасы небольшая соседская территория была как на ладони, и особенно хорошо был виден крошечный флигелёк в саду, примостившийся на крутом выступе горы словно домик для птиц. К нему вели узкие ступеньки, и одноэтажное строение оказывалось чуть ниже нашего третьего этажа — прямо напротив террасы моей спальни, и я уже несколько раз видел там незнакомого молодого человека, валяющегося в шезлонге с ноутбуком на коленях. Парень как парень, я не приглядывался — самое примечательное в нём было то, что он не особо утруждался одеждой и почти всегда ходил голяком. Видимо, это и был тот самый "философ".

— Спасибо, что хоть предупредил. Ладно, посмотрим, что за фрукт. Он маму-то не напугает?

— Не, он воспитанный. Спасибо, пап!

— Не за что. И очень прошу тебя, Стефано — фильтруй свои залихватские речи, а то получишь по шее, причём с двух сторон сразу. Дом большой, но ушей тут навалом, а у мамы так и вовсе очень хороший слух.

— В смысле? А... ты о чём? — румянец на щеках сына явно указывал на то, что вопрос риторический.

— О том самом. Или мне стоит дать Авроре пару советов, как думаешь?

— Обойдётся, — буркнул он, становясь совсем уж пунцовым.

— Ну тогда может тебе чего полезное подсказать? — продолжал веселиться я. — По техническому воплощению желаний и их соотношению с возможностями?

— Пап!!!

— Ну нет так нет, как хочешь. Ладно, гуляй уже отсюда.

— Прости, пап...

— Проехали.

Стефано сдуло из гостиной в момент, я ещё немного поухмылялся и отправился к себе. Надо было глянуть бумаги, что привезла Бель, и сопоставить их с фото, присланных мне бригадирами.

Со стороны наверняка казалось, что я сущий бездельник, беспардонно наживающийся на своих несчастных сотрудниках и появляющийся на работе лишь для того, чтобы отвесить всем очередную порцию подзатыльников, но на самом деле это было не так. Этот дом, купленный мною семь лет назад, здорово украшал жизнь и мне, и моим родичам, но я ни за что не рискнул бы проводить тут столько времени, если бы не наладил возможность работать отсюда без ущерба для дела. Мне нравилось, что здесь сразу сложился свой ритм, и я работал без оглядки на календарь, сам определяя выходные и праздники — намечал планы, проверял сметы, пошагово разрабатывал весь план техработ, вникал в лабораторные отчёты о состоянии грунтов и кладок, резюмировал результаты сделанного, бодался со спонсорами и министерством, писал статьи, сочинял лекции... да много всего. Те полгода, что я жил здесь, в каком-то смысле были даже продуктивнее, чем пребывание в Риме — в стратегическом смысле уж точно. Там было больше суеты, тактических сиюминутных телодвижений и торговли лицом — такое тоже нужно, конечно, но все принципиальные задачи ставились и решались мною тут, на вилле Капо. Название было вполне оправдано — он действительно стоял на мысу, и виды отсюда открывались умопомрачительные. Полчаса на террасе с видом на море, в тишине и расслабленности, вполне тянули на полноценный выходной в городе. По крайней мере, мне так казалось.

Одним словом, приобретение этого дома я считал редкой удачей и просто сказочным подарком со всех точек зрения.

Он стоял последним в небольшой цепочке вилл, притулившихся у подножья обширной горной гряды, принадлежащей территории природного парка. Побережье было скалистым, изрезанным мелкими бухтами — фактически, у каждого дома имелся маленький собственный пляж. За нами уже шли непроходимые скалы, поросшие лесом; дорога к домам шла поверху, была узкой, но проезжей в любое время года. А начиналась эта цепочка на краю городка, стоящего уже на нормальном большом заливе с классическим песчаным берегом и множеством недорогих пансионов.

Дом был трёхэтажным, очень большим и довольно старым, но вполне ухоженным. Особенно мне нравились несколько террас, облеплявших дом буквально со всех сторон, и позволяющих видеть море почти с любой точки. Судя по бумагам, его построили в самом начале прошлого века, и множество мелких деталей говорили, что так оно и есть. Тогда это была совсем уж глушь, и можно только догадываться, в какую сумму встало прежним владельцам его возведение. При этом, что меня несказанно удивило, каждый первый из моих знакомых, узнав, что я купил дом, тут же радостно кивал и приговаривал — ну конечно, уж ты-то его перестроишь наилучшим образом, под себя, с твоей профессией сам бог велел. Я лишь пожимал плечами — и не подумаю. Почему-то никому не приходило в голову, что всевозможной стройкой я наелся по самые уши именно в связи со своей профессией — которую, несомненно, обожал, но даже от горячо любимых занятий нужно порой отдыхать. Я искал именно такой дом, в котором мне бы не захотелось изменить ни гвоздя, ни оконной щеколды, ни тем более планировки; я искал его так долго, что уже почти отчаялся — и всё-таки мне повезло. Разумеется, я добавил кое-что из мебели, провёл интернет и нанял садовника, но больше не поменял ничего.

Дети влюбились в это место сразу, и даже Розина, поначалу весьма скептически отнёсшаяся к моему приобретению, стала бывать тут каждый год, и не по разу — само собой, вместе с мужем. У них был свой дом на амальфитанском побережье, куда более роскошный и пафосный, но он был гораздо дальше от Рима, и туда они наведывались чуть не реже, чем в моё скромное захолустье. Кроме того, Сильвио вообще не страдал излишним снобизмом, легко нейтрализуя зигзаги характера нашей с ним общей жены. Вынужден честно признать — у него получалось с ней ладить не в пример лучше моего.

Я сдвинул бумаги в сторону, захлопнул крышку ноутбука и вышел на террасу. По двум объектам всё было сносно, по третьему же мне не всё нравилось, и я раздумывал, не прокатиться ли в Рим на денёк, посмотреть ситуацию вживую. Бригадир клялся, что всё хорошо, но Бель была не уверена, однако её компетентности на принятие решения не хватало. Можно было и плюнуть, бригадир был человеком опытным, но всё же рисковать не хотелось. Да, пожалуй, на той неделе съезжу.

Сделав круг по террасе, я остановился в самом торце, чтобы видеть море — благо, дом стоял так, что оно было видно почти ото всюду, просто по-разному. Ветра не было, и поверхность воды сияла отчаянной густой синевой, лишь на горизонте поднималось полупрозрачное марево нагретого воздуха. В саду было тихо — все или разбрелись по комнатам, или отправились купаться. Пойти, что ли, тоже?

Внезапно снизу послышалась какая-то возня — я пересёк террасу и заглянул в соседский сад. Сквозь цветущие кусты проглядывали два мужских силуэта, и эти люди явно спорили, причём на повышенных тонах.

— Но ты мне обещал! — возмущался один из собеседников. — Ты обещал эту работу нам, что за дела?!

— Ничего подобного. Я сказал, что спрошу у прораба, и если он согласится, тогда пожалуйста. Я не могу принимать таких решений, я же не строитель. И хватит орать на меня, ты этим ничего не добьёшься, — ответ звучал совершенно спокойно, но перспектив для дальнейшей дискуссии не оставлял. Этот человек явно умел говорить "нет".

— Прораб твой — пижон заезжий, та ещё скотина! Ну гляди — разбегутся твои работнички, так ты ко мне не суйся. И вообще — не жди, что тебе от меня ещё хоть что-то обломится. Трепло! — раздражённо выплюнул первый, и, круто развернувшись, почти бегом направился к воротам. — Даже не пытайся, понял?

На последней фразе он обернулся через плечо, и я узнал его. Это был Бруно с "большого пляжа", как здесь говорили, жуликоватого вида местный парень с напомаженной причёской и бесконечным набором самых попугайских рубашек, какие я видел в жизни, державший единственный приличный бар на берегу. Его знали все — и местные, и отдыхающие, он был бойким, панибратски пошловатым, но приветливым и оборотистым, кроме того — было совершенно очевидно, что одним баром его деятельность не ограничивается. Что он тут забыл, интересно? Я не мог припомнить случая, чтобы хоть раз видел его таким обозлённым.

Второй собеседник ничего не ответил и даже не стал провожать — вышел из-за кустов, равнодушно пожал плечами и двинулся в сторону ступеней к флигелю. Это был тот самый сосед, которого Стефано назвал "философом".

Надо же, какие страсти. Впрочем, чего только не бывает на стройке — уж мне-то это было отлично известно. А парень-то молодец, ведёт себя правильно.

Я сполз вниз. На террасе первого этажа нашёлся Сильвио — он спал в тени непомерно разросшегося жасмина, растянувшись на кушетке и прикрывшись газетой. Видимо, все остальные спустились к воде. Ну да, так и есть — вопли и визг были слышны уже на середине спуска; дорожка с каменными ступеньками сделала поворот, и подо мной открылась вся наша бухточка целиком.

На берегу под зонтиком возлежала Розина, остальные барахтались в море. Аврора и Бель оседлали сёрф, а Стефано его активно раскачивал, пытаясь скинуть девок в воду — они вопили и брызгались. За этим детским садом снисходительно наблюдала Кьяра — она, как и обычно, доплыла до отдельного камня на самом краю бухты, откуда было удобно нырять. Прыжок, короткий бултых — и она снова выбирается на то же место. Так может продолжаться полдня, ей никогда не надоедает.

— Ты бы ещё во фраке явился, — хмыкнула Розина, приоткрыв один глаз на звук моих шагов.

— Чем тебе не нравится мой вид? По-моему, я сама элегантность, — заявил я, расстёгивая штаны. — Раздеться всегда успею.

И, не дожидаясь ответной реплики, вошёл в воду и поплыл, стараясь не напороться на кучу-малу посредине бухты — похоже, Стеф своего добился, и девчонки бултыхались, цепляясь за доску и норовя в отместку утопить агрессора.

Метрах в трёхстах от берега, чуть левее пляжа, располагалась подводная каменная гряда — её становилось видно, только если подплыть вплотную. Мой обычный маршрут заключал в себе широкую петлю вокруг этой каменистой мели; иногда я выбирался на неё и расслабленно мок в одной из естественных ямок, похожих на круглую ванну-джакузи. На этот раз я решил не лениться — максимально нарастил темп, запретив себе остановки, и потому сделал свой обычный круг довольно быстро.

— Ну ты прямо Аполлон, — заметила Розина, глядя, как я выхожу из воды.

— Ага, наяда. Ну или кто там... русалк, — съехидничал я. — Хвост только отпал за ненадобностью.

— Да я серьёзно, — усмехнулась она. — Отлично выглядишь, правда. Занимаешься?

— С Ритой? Конечно, три раза в неделю, как раньше. А ты?

— Ой, я совсем обленилась. Один раз, и то переношу постоянно. Рита ругается, конечно, и она права. Надо будет хоть как-то в режим войти. Всё скрипит, невозможно.

— Не набивайся на комплименты, — скосил глаза я, укладываясь в соседний шезлонг. — Скрипит она, как же... но так-то Рита права, конечно. Хочешь, завтра вместе разомнёмся — у нас с нею в девять урок.

Рита была нашей общей подругой ещё со студенчества, и одновременно инструктором йоги. Несмотря на отличное образование, она в какой-то момент бросила всё и ушла в это дело с головой, даже окончила какую-то академию в Индии. Отчасти всё решили довольно печальные обстоятельства — её муж Альфонсо разбился на мотоцикле, не насмерть, но очень сильно, и врачи единодушно приговорили его к тяжёлой инвалидности. Максимум, на что можно было рассчитывать — кресло-каталка, да и то без гарантий. Однако они не смирились, оба были бойцами, и Альфонсо встал на ноги — сперва на костыли, а потом и вовсе без них, и во многом этому способствовали именно занятия йогой. Путь восстановления был длинным, но настолько успешным, что оба стали настоящими мастерами по этой части, и потому решили сделать йогу профессией. Альфонсо занялся терапией — вёл занятия с теми, у кого обнаруживались серьёзные проблемы со здоровьем или мучили последствия тяжёлых травм, и ему не было равных по части терпения и настойчивости — ещё бы, ведь он знал, как это работает, не понаслышке. Рита же вела обычную практику для людей плюс-минус здоровых, но настроенных держать себя в тонусе. Розина начала заниматься с нею первая — сперва просто затем, чтобы поддержать её какой-никакой денежкой и заодно войти в форму после рождения Кьяры, а я втянулся чуть позже, но уже не представлял, как можно без этого обходиться.

— Посмотрим, — неопределённо протянула она. — Если проснусь. Плохо стала спать, знаешь... ночью не спится, а с утра голову от подушки не отлепить. Но вставать-то обычно надо — так и бегаю весь день как чумная, от одной чашки кофе к другой. Старость, наверное...

Я не выдержал и расхохотался.

— Ну что ты ржёшь, — обиделась она. — Вот мужики... ни чёрта вы не понимаете. Вы чем старше, тем интереснее — ну, если не полные раздолбаи по жизни. А нам приходится конкурировать...

— С кем конкурировать? — я всё никак не мог перестать смеяться. — С малолетками безмозглыми? Слушай, оставь уже, а? Мне-то можешь всю эту лапшу не вешать. Кто чего стоит, каждый из нас отлично знает, все эти павлиньи игрища прибереги для своей великосветской тусовки. Если так уж хочется пококетничать — кокетничай с Сильвио, я-то при чём.

— Ага, с ним пококетничаешь, как же, — Розина безнадёжно махнула рукой и тоже наконец улыбнулась. — Он на такую фигню не ведётся, это ты у нас тонкая творческая натура.

— Но-но, синьора Гварди, попрошу без оскорблений! — потребовал я, и тут же получил в морду скомканное полотенце.

— Это тебе за синьору, — сообщила Розина, сползая с шезлонга. — Ладно, пойду разбавлю эту молодёжную компанию... Кьяра так прыгает заразительно, что я тоже теперь хочу.

Я прикрыл глаза и расслабился. Можно и подремать... до ужина ещё полно времени.