Терраса с видом на море (джен)

Стефано сплясал какой-то папуасский танец вокруг сложенных в кучу подарков и полез их рассматривать. Это тоже было традицией — мы не ждали до вечера, а просто приносили подарки в гостиную, складывая их горкой на столик или прямо посреди комнаты, будто под ёлкой на Рождество. И только когда всё было уложено, в комнату запускали именинника.

— Ну вообще... — причитал сын, не зная, за что схватиться первым. — Ну вы даёте все... и с чего начинать?

Победил самый крупный предмет, в котором однозначно угадывались очертания гитары. Стеф повернулся к моим родителям.

— Ба, ну это ты, конечно, да?

— Нет, это вот он, — улыбнулась моя мать, указывая на отца. — Я только подала идею.

Отец ничего не сказал, только чуть кивнул и улыбнулся совершенно такой же улыбкой — за многие совместные годы их мимика стала на удивленье схожей, несмотря на различия в темпераментах и внешности. Наверное, только прожив вместе так долго, можно вырастить в себе такую созвучность. Впрочем, одёрнул я себя, это всё мои домыслы — мне самому это точно не проверить.

Сын развернул свёрток и издал восхищённый вопль.

— "Мартин"! Это "Мартин"! Дед, ну ты даёшь...

— Какой смысл покупать барахло, — пожал плечами отец, не переставая улыбаться. — Я не знаток, пришлось поизучать рынок немножко... самой адекватной мне показалась эта. Как было сказано в описании — "гитары "Мартин" известны своим богатым и винтажным звучанием и обеспечивают мощный тон с поразительными низкими частотами, но идеальным балансом". Понятно, что для меня это китайская грамота, но звучит солидно.

— Любая настоящая американская вещь — это солидно, — авторитетно заявил Джек, указывая на этикетку.

— Само собой, ты же у нас эксперт по этой части, — немедленно добавила Мариса. — Вы, Бальдассаре, в следующий раз не стесняйтесь — сразу Джеку звоните, если что выбрать надо. Время сэкономите точно... насчёт денег, правда, не уверена.

Все дружно ухмыльнулись — разумеется, кроме Джека. Розина, сидящая у него за спиной, закатила глаза и выразительно помахала ладонью у шеи — мол, как же ты достал...

— Конечно, — на полном серьёзе кивнул этот болван, — не стесняйтесь, я с удовольствием помогу. Совершенно согласен — барахло покупать бессмысленно.

— Благодарю, — как ни в чём ни бывало, отозвался отец. — Если что — то непременно.

Они приехали даже раньше, чем я ждал — отец привык очень рано вставать, а мать весьма лихо водила, потому им удалось добраться до нас уже к полудню, как раз ко второму завтраку. После расслабленного поглощения нинеттиных разносолов все наконец переместились поближе к подаркам — и Стефано, конечно, изнывал от нетерпения больше всех.

На моих книжках он тоже изрядно завис — просто не смог сразу выпустить из рук, не разглядев, и я с удовольствием отметил, что выбор оказался удачным. Потом дошла очередь и до всего остального: сын одобрительно цокнул языком на какую-то неизвестную мне штуку для сёрфа, подобранную понимающей в этом Бель; искренне, но довольно спокойно порадовался новому телефону — подарку Розины и Сильвио; не без иронии, но всё же прилично отреагировал на кричащие ковбойские сапоги — несомненно, выбранные Джеком, — и от души восхитился нескольким смешным футболкам от Авроры и Кьяры — девчонки заказали их заранее специально к случаю. Нинетта подарила билет на какой-то концерт — причём, судя по изумлению сына, этого исполнителя он знал и любил, и к классике это не имело никакого касательства, то есть по части внимания к близким она опять дала всем сто очков вперёд — мне, во всяком случае, это имя ничего не говорило. Оставался один свёрток — плоский, довольно большой и тяжёлый, и его привёз Симоне.

— Осторожней, не расколоти, — предупредил он, как только Стеф, пыхтя, подтянул его поближе.

Это оказался массивный короб с фрагментом мозаики, искусно выполненной в римской традиции века второго-третьего — монохромное изображение факела, короны и хлыста. Симоне и тут оказался верен своему увлечению — копия изображала один из наборов ритуальных предметов митраизма.

— Ух ты, — заворожённо выдохнул Стефано, проводя ладонью по поверхности. — Надо же... прямо как в митреумах, где мы были. Очень похоже.

— Я хотел ступень воина, — извиняющимся тоном объяснил Симоне, — но потом подумал, что это не так и важно... зато сам рисунок красивый.

— Пап, посмотри! — обернулся ко мне Стеф. — Настоящая мозаика!

— Очень качественная копия, — кивнул я. — Даже состарена грамотно... кто вам её делал, Симоне?

— Да есть у меня один знакомый художник-реставратор... он работал раньше в Риме, но сейчас перебрался в Неаполь, в Риме редко бывает. Я пару раз помог ему с архивами, и он захотел отдариться. Я было отказался, но потом подумал — почему нет? И попросил сделать для меня эту копию — давно, зимой ещё... ну как, Стеф, нравится?

— Очень! — воскликнул сын. — Спасибо! Ну у меня и подарки в этом году... на все случаи жизни прямо.

Он откровенно сиял — в том, что мы ему угодили, можно было не сомневаться.

День пролетал беззаботно — в основном все ошивались у воды, поглощая фрукты и всяческую жидкость. Обедать всерьёз никто не стал — предусмотрительно готовились к ужину, затеянному Нинеттой с угрожающим размахом.

— По-моему, мы лопнем, если съедим всё, что там готовится, — заметила мать, выходя из кухни. — Я уже отвыкла от нинеттиного разнообразия... как тебе удаётся не растолстеть, Мауро?

— Нечеловеческими усилиями, мам, — хмыкнул я. — Стараюсь шевелиться побольше. Не отказываться же от еды — тем более такой. Ты что же, отца не кормишь? Он вон как похудел с зимы.

— Его не покормишь, как же, — усмехнулась мать. — Нинетты у нас, правда, нет, но Джованна вполне справляется с нашими аппетитами... ну и я всё-таки готовить люблю, ты же знаешь. Отец просто за себя взялся, тоже шевелится... пешком много ходит, на велосипеде гоняет по выходным. Я сперва хихикала, думала, что его надолго не хватит, ан нет — упирается изо всех сил, даже когда погода так себе. Результат ты видишь, да и давление выровнялось, не скачет так, как бывало.

— Молодец какой.

— Да, — кивнула мать. — Он молодец. И не скажешь, что семьдесят в этом году. Ты, кстати, приедешь?

— Ну куда ж я денусь. Конечно.

— С Бель? — хитро прищурилась мать.

— Это важно? — поинтересовался я. Местами она неуловимо напоминала мне Розину — вроде ничего не спросила такого особенного, а намёки всплывали один жирней другого.

— Отстань от него, Паола, — отец вырулил из кухни, поспешно дожёвывая какой-то втихаря украденный кусок. — Большой мальчик же, что ты привязалась? И Бель очень приятная барышня, кстати.

— Приятная, — вздохнула мать. — Только у неё кишка тонка против вот этого типа... ладно, молчу. Всё равно же не послушаете.

Да что они, сговорились? Сперва Нинетта, потом мать... неужто я выгляжу таким неуёмным деспотом?

— Не послушаем, — согласился отец. — И вообще, это не нашего с тобой ума дело. Пошли к морю лучше, чего в доме сидеть. Я предлагал Нинетте помощь, но она так на меня посмотрела, будто у меня вторая голова отросла.

Мать хихикнула и позволила себя увести, а я в очередной раз отметил, до чего же они похожи с Розиной и Сильвио. Отточенная годами абсолютная гармония, царившая между моими родителями, включала в себя и перепалки тоже, но они никогда не были разрушительными, никогда не выходили за рамки игры. Розина, и без того всегда напоминавшая мою мать, вдоволь нагляделась на них, когда мы ещё были вместе, и, как стало понятно позже, искала подобного — и в результате нашла. Вот только я не очень вписывался в эту её формулу, и оттого теперь каждый имеет то, что имеет.

Ну и слава богу.

Во всяком случае, я давно изжил в себе то баранье упрямство и обиду, которые и заставили меня выгнать её из своей жизни — ну, или мне так казалось. Однако приходилось признать — если бы можно было вернуть всё вспять, я всё равно поступил бы так же. Я всегда отличался долготерпеньем — о, я был просто чемпионом по этой части, но уж если кому-то удавалось меня допечь, я взрывался с такой силой, что обратной дороги не было. Прощать — не в мелочах, а по-крупному — я не умел никогда. И учиться этому не собирался. Подозреваю, что именно из-за этого мне и доставалось и от матери, и от Нинетты.

— Мауро, а куда мы денем мебель с террасы?

Чего? Мебель? Какую мебель?

— Мауро, ты слышишь? — взмокшая Бель сдула со лба прилипшую прядь волос и деловито огляделась. — Можно по углам раздвинуть, конечно, но надо подумать, как лучше, чтоб сидеть тоже было удобно.

Ах да, я и забыл, вечером планировались танцы. Это был любимый пункт программы у моих детей — они были не прочь подрыгаться сами, но больше всего любили, когда это делали взрослые, и потому лишить их такого удовольствия в день рожденья Стефано было невозможно. Надо сказать, старались мы от души, и этот цирк все потом дружно вспоминали недели две с неизменным восторгом.

Ну мебель так мебель. С этим справиться куда проще, чем с неожиданными дурацкими рефлексиями.

Стефано и Кьяра были призваны в помощь, и мы довольно быстро растащили все кресла и кушетки так, чтобы они не мешали. До ужина оставалось время, и я поднялся к себе — принять душ, передохнуть и переодеться. Пожалуй, можно даже вздремнуть полчасика... или часик. Я завалился на кровать, закрыл глаза и очнулся от того, что мне настойчиво щекотали кончик носа.

— Вставай.

— Ммм...

— Не ммм, а вставай. Ну Мауро, скоро все соберутся уже, а ты тут дрыхнешь. Неудобно.

Я с усилием потёр лицо и открыл глаза. Бель сидела на корточках у кровати, разглядывая меня в упор, и была уже переодетой к ужину.

— Который час?

— Семь почти. Ты всё проспал.

— О господи... ладно, я сейчас мигом в душ, и пойдём вниз.

— Какую рубашку тебе достать?

— Не надо, я сам. Погоди, пять минут буквально.

Как я ни спешил, мы всё же явились последними, даже Джанлука уже пришёл — они сидели с моим отцом под нашим безумным жасмином и о чём-то увлечённо беседовали. Дети помогали Нинетте с сервировкой — я отметил, что Аврора и Рикардо тоже здесь. Хорошо, что Аврора всё же пришла, Стефано не был уверен, что её отпустят после вчерашнего инцидента, и даже просил меня позвонить Карле с просьбой. К счастью, её отпустили; она приехала вместе с братом, и, хоть и выглядела излишне тихой против обычного, Стеф был явно доволен её компанией.

— Ну наконец-то, — проворчала Нинетта, увидев меня. — У сына праздник, а ты неизвестно чем занят.

— Я уснул. Что, кто-то уже помер с голоду?

— Совести у тебя нет, — буркнула она, грохнув об стол блюдом с закусками. — Вино где? Всё я должна выбирать, да? Хорошо, синьор Бальдассаре помог в твоих закромах разобраться...

— Не ворчи, — я обнял её на минутку и чмокнул в висок. — Сама сказала — праздник сегодня.

— Подхалим ты, — чуть смягчилась она, ткнувшись лбом мне в плечо. — И чего все девки тебя так любят...

— А он обаятельный, — объяснила проходящая мимо Розина. — И болтает складно. Что ещё нам, девкам, надо, сама посуди... уши развесили и сидим, млеем.

— Ага, ты особенно горазда по части сомлеть от чьей-то болтовни, — не удержался я. — Расскажи кому другому, а не нам с Нинеттой. Ладно, давайте садиться уже. Стеф! Давай, зови всех, садимся.

Застолье вышло на славу, Нинетта недаром проторчала на кухне весь день. Было шумно; все говорили наперебой, шутки и пожелания сыпались со всех сторон, Стефано то краснел от смущения, то хохотал, то благодарил всех по очереди — короче говоря, получился один из тех семейных праздников, которые не запоминаются деталями, но навсегда остаются в памяти самым главным — ощущением стоящей перед тобой огромной, щедрой чаши счастья, не имеющей дна. Мне самому ужасно нравилось это чувство, и наверное именно поэтому я был так рад, что и дети искренне обожают подобные застолья, не стремясь улизнуть из дома в такие дни.

— Розина, а хорош у тебя сынок-то вырос, правда? — подмигнула сестре Мариса. — Приятно не только посмотреть, но и послушать.

— Хорош, — согласилась Розина. — Только это он у Мауро вырос, я тут краем. Но мне всё равно приятно.

— Мам, ну перестань! — вклинился именинник. — Краем, боком... чего ты всё время отмахиваешься. У меня классная мама, все это знают. Самая лучшая! Правда, пап?

— Конечно. Как думаешь, завёл бы я шашни с кем попало? — отозвался я, салютуя ему своим бокалом. — Будь здоров! Ты лучший, Стеф, и ты прав — мама у тебя тоже лучшая, хоть и вредная бывает иногда.

— Я вредная?! — возмутилась Розина, перекрикивая всеобщий смех. — Да я почти ангел... местами, правда.

— Какими местами? — поинтересовался Сильвио.

— Лучшими!

— Ааа! Ну да, раз лучшими... тогда я не буду уточнять, что у тебя лучшее. Мауро вон и так знает, а остальным не обязательно.

И опять взрыв хохота — вроде бы и шутка нехитрая, но не смеяться невозможно, до того комично всё это звучит. А может, дело в общем настрое — вон, даже Джанлука смеётся так легко и без стеснения, будто знаком со всеми давным-давно.

Ну а потом все окончательно пустились вразнос — начались танцы. Поначалу это выглядело до невозможности нелепо, что немудрено после такого количества съеденного, но те, кто был закалён долгой жизнью под одной крышей с Нинеттой, были опытными бойцами, и мало-помалу дело пошло. Изящества в наших потугах не наблюдалось, но зато было весело; я вытащил за собой Нинетту, Сильвио подцепил мою мать, Стефано скакал вокруг Марисы, пока она не сдалась, Джек вертел вокруг себя сразу двоих девок — Аврору и Бель. Кьяра поначалу отнекивалась, но всё же снизошла до Джанлуки, а Симоне отважился пригласить Розину. Гвалт стоял страшный — по-моему, даже музыки слышно не было; я лишний раз порадовался, что дом стоит на отшибе, и никаких соседей поблизости не имеется.

— Я должен тебе подарок! — пролетая мимо Стефано, проорал Джанлука. — Чуть позже, хорошо? Я уже заказал!

— Ерунда, забей! У меня их и так навалом! — отозвался сын, изо всех сил стараясь не оттоптать ноги своей партнёрше. — Хочешь, покажу?

— Конечно!

Пары менялись, кто-то отползал передохнуть и выпить, чтобы потом опять не удержаться и выскочить на импровизированный танцпол.

— Мауро, лёд кончился! — помахав пустым ведёрком, крикнул мой отец. — Принесёшь?

Я подцепил пустую посудину и отправился в кухню — Нинетта, обмахиваясь веером, восседала на кушетке и болтала с Розиной, и дёргать её было бы свинством. А по дороге наткнулся в гостиной на Стефа и Джанлуку — сын демонстрировал подарки, как и было обещано.

— Какая интересная мозаика, — Джанлука бережно гладил ладонью поверхность. — Это Симоне подарил, да? Классная штука... я не большой знаток, но работа выглядит очень качественной.

— Так и есть, — мимоходом бросил я. — Очень грамотно копия сделана.

— Вы тоже так считаете? — вскинул голову он. — Удивительно, да? Ничуть не хуже тех старых копий, что я раньше встречал.

— А ты раньше встречал копии мозаик? — полюбопытствовал сын. — Где? В музее?

— В музее само собой, но и у антикваров попадаются неплохие копии, — пояснил Джанлука. — Я люблю антикварные лавки... плюс у бабушки большая коллекция таких штук. Я обратил внимание, когда был у неё месяц назад — раньше-то не доводилось. Есть прямо ну в точности как эта, в одном стиле, только изображение другое. Но у неё старые копии, им лет сто, наверное. Наследство. А твоя выглядит ничуть не хуже.

Я невольно притормозил — мне стало интересно.

— Ваша бабушка, выходит, коллекционер?

— Нет, — замялся сосед. — Ну не то чтобы... я не знаю, если честно. Я вообще её плохо знаю, я вам говорил, кажется... но она странная. И характер тяжёлый, и вообще... у неё огромная квартира в Риме, и она просто набита подобными вещами, ногу не поставить, как в лавке. Сразу и не поймёшь, то ли антиквариат, то ли копии, то ли просто старьё. Кто всё это собирал, я тоже не знаю, но вид у него такой, будто оно там лежало всегда... и у неё пунктик на этом барахле, она с трудом кого-то впускает — всё твердит, что кругом ворьё, которое спит и видит, как бы её пристукнуть и обнести. Но мне кажется, что она потихоньку продаёт часть вещей — иначе откуда деньги, а они у неё есть. Не исключаю, что часть действительно антиквариат, но твёрдо не скажу. Так-то она врач... была врачом, вернее, сейчас уже не работает.

— Хорошие врачи — люди состоятельные, — заметил я. — Впрочем, простите, это не моё дело.

— Да что вы, всё в порядке. Мама когда-то говорила, что бабка была хорошим хирургом, но это всё, что я знаю. Я вообще про семью мамы плохо осведомлён... ну да бог с ним. Короче говоря, повезло тебе, Стефано — очень красивая вещь!

Я было шагнул в сторону кухни, но невзначай оглянулся. На террасе продолжались танцы, моргали разноцветные огоньки развешенной по кустам гирлянды, а возле раскрытого французского окна стоял Симоне, как будто прислушиваясь к нашему разговору в гостиной.

— Симоне! — позвал я. — Идите сюда, тут ваш подарок вовсю нахваливают.

— Да? — встрепенулся он, и неловко шагнул внутрь, слегка запнувшись о порожек. — Ну... я рад. Я старался.

И криво улыбнулся, явно смутившись.

— Можете передать своему знакомому, что мы впечатлены его мастерством. Если сочтёте это удобным, конечно.

Я наконец-то принёс льда, сплясал по разу с Розиной и Кьярой, выпил с отцом и собрался пригласить Бель, но её нигде не было. Странно — вроде бы только что я видел её со Стефом... и куда подевалась?

Я обогнул танцующих и вышел к обеденному тенту — как я ни просил, Нинетта уже успела потихоньку перетаскать всю посуду в кухню. В дальнем конце пустого стола сидели Бель и Симоне, и, судя по их воинственным позам, явно о чём-то препирались. Надо это прекращать, ещё не хватало, чтобы они всерьёз поссорились.

— Бель, пошли плясать! Чего вы туда забились?

— Выпендрёжник! — в сердцах бросила Бель в сторону Симоне, и обернулась ко мне. — Пошли, ага. Я думала, ты там с синьором Бальдассаре что-то важное обсуждаешь. Не хотела мешать.

Разошлись мы совсем поздно. Ноги гудели, голос сел, в голове слегка шумело — то ли отдавался звук моря, то ли бродило выпитое вино, но в любом случае, это не было неприятным. Праздник очевидно удался, усталости не было, и, поднявшись к себе, я отправил Бель в душ первой, а сам вышел на террасу — просто посидеть с сигареткой перед сном.

Чернила ночи нарушались только россыпью звёздного купола — я закинул голову, разглядывая этот роскошный узор. Ветер стих, и моря было почти не слышно, даже цикады устали и смолкли — ну или мы их настолько напугали своим гомоном, что они разбежались. Куда не повернись, везде была тьма, только квадрат света из комнаты ложился на пол террасы, будто небрежно брошенный под ноги коврик. Да ещё на соседнем участке горели окна маленького флигеля — видимо, Джанлука тоже ещё не спал.

Да, и впрямь интересный сосед оказался... Стефано не ошибся, решив, что парень впишется к нам в компанию. Он был вежлив, остроумен, держал себя свободно, но с достоинством, и явно имел характер, несмотря на не самые лёгкие жизненные обстоятельства. С ним было интересно и комфортно, и я понимал сына. Ну что ж, здорово — такое приятное знакомство в нашей глуши редкость. Надо будет сходить завтра на виллу и попробовать ему помочь — судя по всему, прораб действительно был изрядным пройдохой, раз до сих пор не приехал, несмотря на такой вопиющий форс-мажор. Хотя если дом стоял закрытым столько десятилетий, то работы там, должно быть, немеряно... и всё равно, даже если ты ошибся, взяв заказ не по силам, ну нельзя же так откровенно плевать на своих людей — тем более, один из них и вовсе погиб, да и двое других помяты изрядно. Некрасивая и странная ситуация.

— Я всё, — мокрое шлёп-шлёп за моей спиной возвестило появление Бель. Она обняла меня поперёк груди и ткнулась носом куда-то под лопатку. Рубашка, конечно, тут же промокла. — Ну что, ты доволен?

— Очень даже. Главное, что Стеф доволен — ради этого и затевались.

— Завтра все разъедутся?

— Мариса с Джеком и Розина с Сильвио — да, ближе к вечеру. Родители останутся до вторника. А, и Симоне тоже останется — я слышал, Стеф ему предложил, и тот согласился.

Бель пробурчала что-то невразумительное, но явно недовольное.

— Кстати — о чём вы там ругались, когда я тебя выдернул? Сколько можно, Бель, ну оставь ты его уже в покое. Парень как парень, чего ты так на него взъелась, да ещё и напоказ? Неприлично выглядит, честное слово.

— Ты не понимаешь, — с неожиданным жаром возразила она, расцепив объятие и обойдя меня, чтобы видеть лицо. — Ты просто не понимаешь! Ты привык к студентам, разным, и именно поэтому не видишь разницу.

— А ты видишь? — усмехнулся я, притягивая её к себе. — Ну будет тебе, не воюй.

— Да, я вижу! — она вывернулась и даже легонько ударила меня кулаком по груди. — Я, между прочим, и сама была у тебя в студентках, если ты не забыл ещё. Всем студентам, помимо собственно знаний, что-то от тебя надо — это нормально, ты руководитель, и от тебя зависит не только оценка, но и возможность дальнейшей карьеры. Уж я это на себе ощутила... то место в Неаполе, что ты мне устроил, я бы и во сне не увидала без твоей помощи.

— И ты оттуда сбежала.

— Неважно! Это другое, я не об этом. Да, всем что-то надо — но в этих попытках заслужить одобрение всё равно есть дистанция. Некие нормы поведения, этикет, если хочешь... кто-то напористей, кто-то стеснительней, да, но грань нормального поведения чувствуют почти все. А Симоне — нет. Он к тебе липнет, понимаешь? Назойливо, навязчиво, неуклонно — пытается влезть в твою жизнь, прикинуться родственником, подружиться со Стефом, и при этом постоянно оказывается, что ты занимаешься его бредовыми идеями, нянчишься с ним и не замечаешь, что он скоро и вовсе сядет тебе на шею. Он оказывает тебе мелкие услуги, пытается стать незаменимым, смотрит в рот, но на самом деле он вцепился как клещ — помяни моё слово, через год он захочет место твоего ассистента, и будет ныть до тех пор, пока ты не согласишься, лишь бы мальчик не плакал. А получив его, станет крутить у тебя за спиной чёрт знает что.

— Бель! — я не верил ушам. — Ты в своём уме? Неужели вся твоя неприязнь заключается в том, что ты боишься потерять работу?

— Да ничего я не боюсь! — она почти сорвалась в крик. — При чём тут работа? Если бы меня заботила карьера, я сидела бы в Неаполе до сих пор. Я тут, потому что мне интересно с тобой, и я хочу тебе помогать — просто потому, что это ты.

— Почему тогда ты не допускаешь мысли, что и Симоне просто нравится иметь со мной дело?

— Потому что он жадный, скрытный и себе на уме. Он жулик, Мауро! Нет, само собой, ты ему нравишься... потому что это удобно. Да и вообще — была бы возможность, он бы и в штаны к тебе влез с удовольствием — ну так, для надёжности... но это тебе не грозит, он не дурак и понимает, что с тобой не прокатит. Но...

— Бель, я не пойму — ты ревнуешь, что ли? — я настолько опешил, что не мог решить, злиться мне или смеяться. — Что за дичь ты мне тут навешала?

— О господи, — она закатила глаза и вздохнула. — Нет, не ревную — уж к этому слизню точно. Я просто пытаюсь тебе описать, что он такое есть. Ну смотри, даже его сегодняшний подарок Стефу, да? Он ведь не сказал, кто сделал эту мозаику.

— Сказал. Какой-то художник-реставратор из Неаполя, его друг.

— "Какой-то..." — передразнила она. — Ну да, какой-то. Но ведь Симоне обмолвился, что этот друг жил в Риме, и только потом перебрался в Неаполь. А тебя не смущает, что тебе, работающему в реставрации столько лет и постоянно имеющему дело и с мозаиками тоже, не пришло на ум ни одного имени? Ведь если б пришло, ты наверняка бы его назвал — мол, не этот ли? Ты знаешь хоть кого-то из хороших мозаичистов, кто недавно перебрался в Неаполь из Рима? Сам же сказал — работа грамотная.

— Да мало ли мозаичистов, я не могу всех знать. Не понимаю, к чему ты клонишь? — надо же, в таком разрезе посмотреть на ситуацию мне в голову не приходило. Но даже если так — и что?

— К тому, что Джанлука его невзначай раскрутил на излишнюю откровенность — уж больно ему понравился подарок. И Симоне назвал имя, а я случайно услышала.

— Ну?

— Я знаю этого человека. Ну, скорее всего, это именно он... имя для нас довольно редкое — Ангелис. Он грек, отсюда и имя... мать у него с Корфу. И если Симоне имеет с ним дело, то он точно крутит что-то нехорошее.

— Откуда ты его знаешь?

Бель отвела глаза и замолчала.

— Бель!

Тишина.

— Бель! Ну говори уже, раз начала.

Она ещё раз вздохнула и поморщилась.

— Я познакомилась с ним в Неаполе, почти сразу как туда приехала. Ну... вернее, он со мной познакомился. Как — неважно... да просто в кафе подсел, что напротив нашей конторы. Я завтракать туда ходила каждый день. Подкатывал ко мне недвусмысленно, но вёл себя прилично, да ещё и художник неплохой... я была у него в мастерской, работы видела, и мне было с ним даже интересно сначала. А потом стало ясно, что его очень интересует то, чем я занимаюсь — гораздо больше, чем я сама. Он страшно хотел, чтобы я его порекомендовала на всякие сезонные работы на раскопах... и желательно крупных, связанных с античностью, где нужно много народу на подхвате. Мол, он и то умеет, и это, и вообще ему интересно... я удивилась — для художника это слишком неквалифицированная работа, и предложила поговорить со своим руководителем. А он наотрез отказался, замял тему и вообще как-то исчез с горизонта. Мы иногда встречались, иногда выпивали в баре, но его интерес ко мне резко увял, и о работе мы с ним больше не говорили. Это было странно и даже где-то обидно, и я обмолвилась о нём в общей компании коллег — мол, вот же странные люди художники, сперва добиваются чего-то, а потом бац — и как отрезало. Все покивали, заговорили о другом, а один парень из нашей группы потом спросил — уж не об Ангелисе ли Торрато ты говорила давеча? Ну да, отвечаю. А что? И он мне посоветовал держаться от этого типа подальше — мол, репутация у него скверная. За руку вроде никто не ловил, но поговаривают, что он промышляет подделками, и весьма неплохого качества. Вроде как копии делает, но несколько раз то тут, то там всплывали фальшивки, очень похожие на эти самые копии. То на каком-нибудь закрытом аукционе, то в музее, когда частники приносили на атрибуцию... Аукционы не самые известные, да и частным собирателям огласки такого рода не нужно, поэтому шуму большого не было, но многие местные музейщики и реставраторы это имя знают, и относятся соответственно. И тогда я поняла, почему он так резко свернул все беседы о работе, когда я предложила поговорить с синьором Фьери, руководителем нашей группы.

— Ты с ним где-то подставилась?

— Нет, не успела — хотя вполне могла бы. Какие-то детали реставрационной работы мы обсуждали, но довольно отвлечённо. Ничего нового он от меня не услышал, я думаю. Ну а потом я уехала — я же пробыла там недолго, меньше года даже.

Мда. История так себе, конечно, но всё равно я не видел повода подозревать Симоне в чём-то нелицеприятном.

— Ну и чем тебя так напрягло это знакомство? Мало ли кто с кем знаком, ты вон тоже его знаешь, но это же не повод тебя в чём-то подозревать. Никто же не выдаёт эту мозаику за подлинник — где тут умысел?

— Симоне с ним не просто знаком, он имеет с ним какие-то дела, он сам говорил, что помогал Ангелису! Ты просто не хочешь меня слушать.

— Бель, я тебя очень внимательно выслушал, но всё равно считаю, что ты предвзята. Симоне чрезвычайно ревностен по части всяких ценных находок, я ни за что не поверю, что он пойдёт на мошенничество и уж тем более на подлог. Да, он истерик, да, его временами заносит, но это просто увлечённость, поверь мне. Я не могу заставить тебя изменить своё мнение о нём, но пожалуйста, прекрати с ним так откровенно собачиться. Мне это неприятно. Пошли спать лучше, ночь-полночь уже.

Бель безнадёжно махнула рукой и ничего не ответила, но вид у неё так и остался недовольным. Ну ничего, сейчас мы попробуем это исправить...