Как взрослые люди (джен)

Возвращение в реальность оказалось жестоким. Хватая воздух ртом, он открыл глаза и увидел склонившегося над ним мужчину — бледного, с рассыпавшимися по плечам светлыми волосами. Этот человек без устали тряс и дёргал его, а тошнотворная боль в голове и без того не давала мыслить ясно.

Он попытался оттолкнуть его, и обнаружил, что руки не слушаются. А вслед за этим он со странным отчуждением понял кое-что ещё: его никто не тряс. Это его собственное тело судорожно корчилось на полу.

Разбудивший его человек всё время оглядывался через плечо, словно опасаясь чьего-то появления, и что-то говорил, повторяя одно и то же слово снова и снова.

— Северус, Северус!

Это чьё-то имя. Нависший над ним человек кого-то звал.

Кого? Оторвав взгляд от светловолосого, он попробовал оглядеться вокруг, но его снова скрутил приступ судорог.

— Северус! Посмотри на меня, Северус.

Что за дурацкое имя.

Человек наклонился ближе, его бледно-голубые глаза тревожно блестели.

— Не поступай со мной так. Посмотри на меня, Северус.

О. Неужели это о нём?

— Вот так, хорошо. Хорошо. Давай, посмотри на меня. И слушай мой голос. Я вытащу тебя отсюда, только не отключайся. Ты понимаешь? Держись. Мне так жаль! Я правда не хотел... так жаль. Просто не отключайся, не будь дураком, сейчас совсем не время для этого. Оставайся со мной. Ты понимаешь?

А куда он мог бы пойти?

Совершенно исключено, что сейчас он каким-то образом смог бы встать или ползти, или даже перекатиться на бок. Светловолосый этого не понял, но называл дураком его? Он хотел рассмеяться от абсурдности происходящего, но вместо этого начал задыхаться, и мир вновь погрузился во тьму.

* * *

На этот раз он проснулся от доносившихся откуда-то ужасных душераздирающих криков. Его ослепил яркий свет, и он с трудом поднял руку, чтобы потереть глаза и разогнать замелькавшие перед ними яркие пятна. Двигаться и дышать было больно, хотя это была приглушённая, вполне терпимая боль, а вот голова раскалывалась совершенно нестерпимо.

Ощутив лёгкое прикосновение к запястью, он убрал руку с глаз. Блики света, беспорядочные линии и размытые контуры постепенно собрались в единый образ: это была женщина, бледная и светловолосая, с тонкими чертами лица и с глазами, похожими на льдинки. Она была такая красивая, что вполне могла оказаться сновидением. Возможно, это и был сон.

Её губы двигались, и казалось, что её голос доносится из какого-то другого мира, мира без криков и агонии.

— Ты в безопасности, — мягко сказала она.

Он не знал, что ответить, но хотел, чтобы она говорила и дальше. Хотел глубже погрузиться в звук её голоса, чтобы забыть о том, другом месте.

— Ты знаешь, кто я? — спросила она.

А должен знать?

— Нет, — хрипло прошептал он.

На лбу у неё появилась тонкая морщинка, и в светло-голубых глазах промелькнула печаль.

— Ты знаешь, кто ты? Помнишь, как тебя зовут?

Он задумался над её вопросом и с чувством неловкости признал, что не помнит.

— Нет.

Она огорчённо моргнула, а затем улыбнулась:

— Северус. Тебя зовут Северус.

Имя ничего ему не говорило. Ни проблеска воспоминаний, ни даже смутного трепета чувств.

— Всё в порядке, — сказала она. — Ты многое пережил. Не торопись.

Её улыбка была очень грустной, и он задумался, не он ли её огорчил. Он не знал, что именно сделал не так, но чувствовал ужасную несправедливость в том, что кто-то настолько красивый так сильно расстроен.

— Тебе нужно отдохнуть, — сказала она. — Когда проснёшься, почувствуешь себя лучше.

Ему захотелось, чтобы она подольше не уходила. Без неё он снова останется наедине с холодом и страхом.

— Отдыхай, — повторила она с ободряющей улыбкой.

И он молча поддался, доверившись ей: она, наверное, и правда лучше знает, что делать, — в конце концов, он даже имени своего не помнил. Он закрыл глаза и позволил тьме обнять его.

* * *

Он кричал, захлёбываясь кровью и слюной. Холодный булыжник вдавливался в онемевший позвоночник. Голова раскалывалась, как будто череп изнутри покрылся изморозью.

Безликая сущность, холодная и смертоносная, пронзала его разум, разрывая мысли в клочья. Она проникала глубже, вонзая когти куда-то в самую глубину его души. Выхватывала. Выкручивала. Вытаскивала наружу.

А потом когти раскрылись перед его глазами, показывая добычу — то, что вырвали из его сознания, что он старался спрятать любой ценой, что оставило его беззащитным.

В этих чудовищных когтях пульсировало оранжевое, тёплое и мучительно трагичное воспоминание о Лили. Волдеморт нашёл её.

Для Северуса это был смертный приговор.

Он больше не сможет защитить её сына. Северус сам отправил мальчика на смерть, как и её... как и их всех. Он смотрел ей в глаза, зелёные, нежные, и просил прощения. Она улыбалась, и она была добра, и его сердце разрывалось от горя и от тысячи сожалений, и был свет.

Свет пульсировал, то усиливаясь, то ослабевая, и наконец, когда глаза Северуса привыкли к нему, успокоился. Исходил он от люстры, огромной и изысканной, — и это всё, что Северус смог осознать, проснувшись после кошмара. По затылку пробежал холодок, и его накрыло безотчётным страхом. В попытке хоть как-то отвлечься он продолжил смотреть на слабо мерцающие огоньки, и они отвечали ему холодным сиянием, равнодушные к болезненной мути его пробуждения.

Он понял, что лежит в постели, хоть и не мог вспомнить, как здесь оказался. И где это "здесь". Похоже, это спальня, и в богатом доме: высокие потолки, роскошная мебель, а сквозь неплотно задёрнутые портьеры внутрь зловеще заглядывала морозная ночь.

Ветер бился об стекло, пытаясь ворваться в дом. Северус почувствовал, как комнату заполняет холод, вгрызаясь в его кости и растворяясь в его крови. И снова до него донеслись крики, как будто выползавшие из его кошмаров.

Но это были не кошмары, а реальность. Страшная реальность.

Краем глаза он заметил, как в углу комнаты что-то шевельнулось, по воздуху пробежало цветное мерцание, и он увидел нечеловеческий силуэт Тёмного Лорда, а у его ног на полу кто-то дрожал. Даже не пытаясь вглядеться, Северус узнал в дрожащей фигуре самого себя, и это осознание не оставило в нём ни тени удивления.

То была всего лишь галлюцинация, и ему стоило бы взглянуть на неё внимательнее. Это не более чем плод его утомленного воображения, просто проекция взломанных воспоминаний. Она развеется, если смотреть на неё, искать детали и нестыковки. Растворится в воздухе.

Возможно, с его стороны было трусливо избегать контакта с воображаемыми сущностями, но он так и не повернул головы. Он позволил видению остаться на краю его зрения, не в силах себя заставить как следует посмотреть на эту сцену.

Он пытался собрать мысли, но они расползались обрывками без начала и конца. С ужасающей ясностью он вспомнил чужое присутствие в своей голове, Тёмного Лорда, раздирающую боль. Всё остальное было разбитым калейдоскопом воспоминаний, которые никак не вставали на свои места.

Раздался лёгкий шорох, — кажется, это было уже не у него в голове, — и он посмотрел в сторону, чтобы найти источник звука.

Там, у книжной полки, спиной к нему стояла женщина, стройная и изящная, и хотя они находились в одной комнате, он видел её словно издалека. Она достала книгу, пролистала её, положила обратно, провела пальцем дальше по ряду книг, взяла другую, повернулась и села в кресло, склонив лицо к страницам.

Он почувствовал себя в каком-то сюрреалистическом сне — холод вокруг, камера пыток, изящная женщина с книгой... всё слилось в его вялом сознании.

Женщина откинула светлую прядь волос с лица, и он понял, что откуда-то знает её. Но неровное биение воспоминаний лишь усугубляло его замешательство, и он долго не мог вспомнить её имя. Хотя он знал её всю жизнь. Во всяком случае, половину жизни.

Словно почувствовав его интерес, она подняла голову. Их взгляды встретились, и она вздрогнула. Мгновение спустя она сидела на кровати, склонившись над ним, и её светло-голубые глаза встревоженно изучали его лицо.

Она положила руку ему на плечо.

— Ты был ранен, — тихо сказала она. — Но теперь ты в безопасности. Ты знаешь, кто я?

Это нежное приветствие, терзавший его холод, тепло руки на его плече, как и вся окружавшая его обстановка, — всё показалось ему неуместным. А может быть, неуместным был он сам.

Как она догадалась, что он ничего не помнит? Не помнит события, которые привели его сюда… в дом Люциуса, — всё-таки понял он с небольшим опозданием. Он бывал в этой комнате раньше. Её имя он тоже откуда-то знал.

— Нарцисса, — сказал он так хрипло, что едва узнал свой голос.

Голубые глаза удивлённо сверкнули, и её лицо озарила улыбка облегчения.

— Да, — кивнула она, улыбаясь непривычно открыто и сердечно, почти смеясь. — Это я.

Всё это было бессмысленно: её тревога, её вопрос, её смех и всё остальное. Он никогда не видел на лице Нарциссы таких ярких эмоций.

Северус решил, что, должно быть, что-то случилось с Люциусом, и его удивило, как холодно он воспринял эту мысль. Его чувства — или их отсутствие — похоже, мало касались Люциуса. Всё вокруг казалось далеким и словно приглушённым. Как обесцвеченное зимней непогодой морское побережье, где граница между серым небом и серой водой теряется в тумане, а ветры растворяются в вялом течении волн.

Ему опять стало ужасно холодно.

Нарцисса что-то говорила, но он пропустил начало и теперь не мог уловить смысла её слов. Она выглядела обеспокоенной и подавленной. Что-то было не так.

— Как твои дела? — спросил он.

Она несколько раз моргнула, рассматривая его, и Северус подумал, что, возможно, она тоже с трудом его понимает.

— Всё хорошо, — наконец тихо ответила она. — Хотя это скорее мне следовало бы спрашивать тебя об этом. Ты помнишь, что случилось?

Он задумался, попытался вновь собрать воспоминания воедино и обнаружил, что они по-прежнему представляют собой мучительно болезненную мешанину. Он не помнил ничего, что имело бы хоть какой-то смысл. Но расспрашивать об этом Нарциссу почему-то не хотелось.

— Помню достаточно, — солгал он. — Но... как я сюда попал?

— Тебя принёс Люциус. Собрание было долгим, очень долгим, и... он сказал, что редко видел Тёмного Лорда таким взбешённым.

Да, было собрание... и, видимо, с Люциусом всё хорошо, и причина её беспокойства в чём-то другом.

— Люциус наверняка преувеличивает, — сказал Северус, всё ещё с трудом восстанавливая способность говорить.

— Непохоже на то. Ты был... — она внимательно изучала его лицо, как будто решая, стоит ли вдаваться в подробности, и Северус надеялся, что в подробности она вдаваться не станет. — Ты даже своего имени не мог вспомнить. Я боялась... я думала, что…

Она вздохнула и сжала губы, устало покачивая головой.

— Мне жаль, что тебе пришлось это видеть, Нарцисса.

Ему и правда было жаль. Наверное, он устроил целое представление.

Кажется, его слова огорчили её. Он не знал, что с этим делать. Всё было бессмысленно запутанным, как и сама Нарцисса... Она никогда не была лёгкой для понимания, даже в его лучшие дни.

Он оглядел комнату, пытаясь понять, как ему лучше всего сесть. В постели было мягко и удобно, но обстановка становилась некомфортной, и теперь он чувствовал себя довольно нелепо.

Видимо, что-то в его движениях выдало его беспокойство, потому что Нарцисса отстранилась и выпрямилась, убрав руку с его плеча.

— Отдыхай, — мягко сказала она. — Я уже порядком тебя утомила. Тебе что-нибудь нужно? Воды, может быть? Хочешь пить?

— Спасибо, — кивнул он.

— Сейчас.

Она встала с кровати и вышла из комнаты, оставив Северуса разбираться со всем этим бардаком в голове.

Тёмный Лорд проник в его разум самым жестоким образом, это он знал наверняка. Но больше ничего не складывалось: как он выбрался? Как попал сюда? Почему он всё ещё жив… и относительно здоров.

Он попробовал собрать воедино обрывки воспоминаний о легилименции Тёмного Лорда — и не смог. А может, на самом деле и не хотел.

Подняв руку ко лбу, он на мгновение прикрыл глаза. Назойливая головная боль не давала покоя, но, учитывая обстоятельства, удивления не вызывала.

Во всём этом хаосе была одна совершенно необъяснимая деталь: Тёмный Лорд каким-то образом пропустил все признаки его измены. Иначе Северус сейчас не лежал бы на мягких простынях...

Возможно, он искал не там, где надо, и потому не заметил обмана. Или, может, искал слишком поспешно и жестоко, раздробив разум Северуса на бессвязные осколки ещё до того, как смог найти хоть что-то полезное. Да, наверное, так и было.

В конце концов, легилимент может прочитать в чужом разуме лишь то, что этот разум способен осмыслить. А если разум разрушен, в нём остаётся только бессмысленный бред и бесполезные обрывки.

Как сказала Нарцисса, он даже собственного имени не помнил... Да, похоже, картина начинала складываться.