Гарри Поттер и Книга Души (гет)

В замке стояла тишина, необычная даже для воскресенья. Очевидно, все школьники высыпали на залитые солнцем лужайки, радуясь окончанию экзаменов и перспективе провести последние несколько дней семестра в своё удовольствие — ведь теперь не надо было ни делать уроки, ни повторять пройденное. Гарри неторопливо брёл по пустынному коридору, поглядывая в окна; он видел, как кто-то, оседлав метлу, отрабатывает на стадионе фигуры пилотажа, а кто-то купается в озере в компании гигантского кальмара…

Парень никак не мог решить, что для него сейчас лучше — уединиться или побыть с людьми. Стоило ему очутиться в компании, как его тянуло уйти, а в одиночестве он начинал скучать по товарищам.

Гарри по-прежнему не знал, хочется ему поддерживать разговоры о своем крёстном или нет: его желания менялись в зависимости от настроения. Впрочем, в одном он был уверен: хотя сейчас ему и несладко, через несколько дней, очутившись в доме номер четыре на Тисовой улице, он будет страшно скучать по Хогвартсу. Правда, теперь он знал, почему каждое лето должен туда возвращаться, но это, как ни странно, совсем не помогало. Наоборот, никогда ещё перспектива возвращения домой не внушала ему такого ужаса.

Парень вышел на улицу. Вокруг было полно учеников: растянувшись на траве, они загорали, болтали, читали «Воскресный пророк» и жевали сладости. Многие приветственно махали ему или окликали по имени, явно стараясь показать, что согласны с газетой и тоже считают своего знаменитого однокашника чуть ли не героем. Гарри не вступал с ними в разговоры. Он понятия не имел, что из случившегося несколько дней назад им известно, но до сих пор ему удавалось уклоняться от расспросов. И такое положение дел его вполне устраивало.

Поттер на мгновение закрыл глаза — ему хотелось, чтобы все вокруг исчезли, чтобы на всей территории школы остался только он один…

Несколько дней назад — прежде чем экзамены подошли к концу, и он увидел картину, внедрённую в его сознание Волдемортом — Гарри отдал бы всё на свете, чтобы волшебный мир поверил его словам и перестал сомневаться в возвращении Волдеморта. Чтобы люди убедились, что он не лжец и не сумасшедший. Но теперь…

Юноша отошёл в сторонку по берегу озера, сел на траву, спрятавшись от докучливых взглядов за густым кустарником, и задумался, глядя на сверкающую воду…

Может, одиночество прельщало его потому, что после разговора с Дамблдором он остро чувствовал свою изолированность? Словно от всего остального мира его отрезал какой-то невидимый барьер. Что ж, судьба давно наложила на него свою отметину, хотя раньше он и не знал, чем это, в конечном счете, ему грозит...

И всё-таки, сидя здесь, у кромки воды, раздавленный бременем вины и измученный тоской по Сириусу, которую еще не успело смягчить время, Гарри не замечал у себя в душе никакого особенного страха. Светило солнце, вокруг смеялись его однокашники, и хотя он ощущал себя таким далеким от них, точно принадлежал к другой расе, ему всё же было очень трудно поверить, что когда-нибудь он должен будет убить — или пасть от руки убийцы...

Его жизнь разделилась на две части: до и после смерти Сириуса. Сейчас он был опустошён, выжат до капли. Всю свою злость он выплеснул в кабинете директора. Казалось, он больше никогда не сможет почувствовать радость, ненависть, любовь… Сейчас в его сердце не было ничего, кроме боли. А в душе зияла пустота. Он был отрезан от всего остального мира, всё казалось таким далеким: и Дамблдор, пытающийся наставить его на путь истинный; и его друзья, которые упорно стараются не говорить с ним об Отделе Тайн; и Чжоу, которая ему нравилась, но оказалась не так хороша, как он себе представлял (это он понял только сейчас).

Парень долго сидел на берегу озера, глядя на воду, стараясь не думать о своем крёстном отце и не вспоминать, что прямо напротив него, на том берегу, Сириус однажды лишился чувств, пытаясь отразить атаку сотни дементоров...

Он не помнил, когда начал это осознавать. Может, это было вызвано той пустотой, что обосновалась в его душе и с каждым днем становилась всё больше и больше. Он этого не знал.

Гарри Поттер понимал лишь одно: о своей жизни он многого не знает. Точнее, ему многое не рассказывают. Взять хотя бы то же пророчество. О родителях он не знает практически ничего. Ему постоянно говорят, какие они были замечательные, но есть люди, у которых на этот счёт другое мнение. Он не знает, как они жили. Осталось несколько фотографий, рассказы школьных друзей весьма скупы, воспоминания Снейпа… Этого слишком мало, чтобы узнать их. Но это не мешало Гарри безгранично любить Джеймса и Лили Поттер. И эту любовь не могло пошатнуть ничто в мире!

Потом его скрывали у родственников, которые ненавидят волшебство. Скрывали, что он волшебник. А он провёл всё свое детство как домовый эльф, постоянно терпя унижения и оскорбления только потому, что таким родился. Хотя, как он полагал, были и более достойные люди, чтобы воспитывать Надежду магического мира. А потом в одиннадцать лет для него наступила Сказка.

Он — волшебник! Это изменило всю его жизнь. Но сказки имеют свойство быстро заканчиваться. Этот новый мир оказался полон опасностей, врагов и тайн. Для него всё было ново и необычно. Но Гарри так и не смог в нем полностью освоиться, хотя именно этот новый мир дал всё, что ему дорого: друзей, дом, семью. Но всё-таки он чувствовал себя выброшенным на обочину. У него складывалось впечатление, что его проверяют на прочность: философский камень, Тайная комната, Турнир… Все эти задания и приключения были не по силам любому из его сверстников. Но он справлялся. Если сначала Гарри всё списывал на свою небывалую удачу или вовремя подоспевшую помощь, то сейчас всё это ему казалось крайне подозрительным.

Ему было очень одиноко — он не знал, у кого может спросить совета. Дамблдору он больше не доверял. Директор многое от него скрыл, причем весьма важное. Если он — Надежда магического мира, то ему нужны знания. Он должен знать, что надо сделать, чтобы спасти дорогих ему людей. Гарри считал, что директор не имеет права скрывать от него факты Его жизни. В конце концов, морально он взрослее своих сверстников и сам разберётся. Но ещё он понимал, что Дамблдор пытался дать ему шанс попросту побыть ребёнком, обычным мальчиком-подростком, который веселится с друзьями, заводит мимолетные интрижки и шутит над преподавателями. Увы, это было бесполезно. Гарри притягивал к себе неприятности, как магнит. Парень лишь надеялся, что директор действительно осознал свои ошибки и начнёт его учить. Ведь он не может одолеть Волдеморта и Пожирателей только Экспеллиармусом. Он должен стать сильнее, намного сильнее. Ошибка Отдела Тайн не должна повториться.

Отряд Дамблдора. Все они были слишком слабы и неопытны. Ребята искренне надеялись, что могут помочь в этой войне, смогут сражаться. Как они были наивны! Хоть и умели защищаться лучше своих однокурсников, этого было мало. Если они захотят и дальше воевать, то им придется учиться очень мощным и опасным чарам. Тогда ему и Гермионе придется несладко.

* * *

* * *

Окрик какого-то парня вывел Гарри из состояния задумчивости. Возле него неуверенно топтался какой-то первокурсник, прося дать автограф. Поттер вежливо улыбнулся и подписал клочок пергамента. Обрадованный мальчишка радостно побежал к замку.

Гермиона. Она действительно стала для него так же близка, как и крёстный. Эти занятия помогли им хорошо изучить друг друга, сработаться. Из-за этого он чувствовал вину перед Роном, ведь теперь Гермиона стала ему намного ближе. С рыжим они по-прежнему были друзьями, но их дружба стала носить более поверхностный характер. Все страхи последнего года, да и свои сны он чаще обсуждал с Гермионой, чем с Роном.

А ещё последние пару месяцев он ловил себя на мысли, что часто смотрит на неё, пока они занимаются, наблюдает за грациозностью её движений, ловит запах ёё духов…

Именно потому, что у него есть она, Гарри всё ещё не сошел с ума и не превратился в чудовище. Только мысль, что он ей нужен, держала его здесь, помогала найти силы, чтобы двигаться дальше. Она держала его, как якорь лодку. И парень понимал, что должен жить хотя бы ради неё. Когда он увидел её на полу в министерстве, то испытал практически те же чувства, что и при гибели Сириуса. Если бы тогда он потерял их обоих… Нет, лучше об этом не думать.

* * *

Гарри сидел на берегу озера и смотрел вдаль. Он сидел так уже не один час, да и не первый день… Ему было больно. Очень больно. Он потерял Сириуса. Сириуса больше нет… А у него закончились слёзы, чтобы его оплакивать. Это полностью ЕГО вина. Он должен был учиться окклюменции, должен был послушать Гермиону…

— Ты ни в чём не виноват… — от неожиданности парень вздрогнул. И как она его здесь нашла?

— Если бы я не стал изображать из себя героя — этого бы не случилось!

— Если бы я настояла тогда на своём, этого бы тоже не было! — отрезала Гермиона.

— Что? — Поттер был поражён до глубины души. Девушка присела рядом. Раны, полученные в министерстве, уже зажили, но в её движениях ощущалась некая неловкость и боязнь — она, как и Гарри, ещё не оправилась от происшествия в Отделе Тайн. Подруга обхватила колени руками, опустила голову ему на плечо и всхлипнула.

— Гермиона, умоляю, не плачь… — но было уже поздно: девушка рыдала навзрыд.

— Мы… все… это… нельзя было… — Гарри обнял её. Она долго плакала, а он всё это время молчал.

— Знаешь, — прервала молчание Гермиона, с трудом успокоившись, — мне ещё никогда в жизни не было так страшно, как там, в Министерстве! Нет, меня пугали не Пожиратели, и не заклятья, которые они в нас пускали. Я боялась, что мы там погибнем! Боялась увидеть, как погибнет кто-то из нас… И вот Сириус… Гарри! Это так жестоко! — она прижалась к нему еще сильней.

— И это только моя вина, Гермиона. Что бы кто ни сказал — это моя вина. Я должен был научиться защищать свой разум. Я этого не сделал. Я был слабаком, придумывая всевозможные отговорки, что ненавижу Снейпа, что это хорошая возможность шпионить и узнавать планы Волдеморта. Сейчас это кажется таким несущественным, глупым… Я должен был тогда послушать тебя. Ты единственная, кто начал трезво оценивать ситуацию. ТЫ пыталась меня отговорить. Я должен был тебя послушать, внять голосу своего разума, а не сердца. Я этого не сделал! Я позволил своим эмоциям взять верх. Так поступают либо отчаянные храбрецы, либо полные дураки. Но тогда я совершил ещё одну непростительную ошибку — позволил вам всем последовать за собой. Я подверг вас, своих близких друзей, не просто смертельной опасности, а самому жестокому и страшному испытанию в жизни. Никто из вас этого не заслужил. Ты не заслужила. Это только мой путь… Я никому не пожелаю испытать то, что пережил сам. Даже Малфою. Я стал причиной смерти дорогих мне людей. Я это видел. Я сам их к ней привел! А ОНИ ЛЮБИЛИ МЕНЯ! А я… а что я? Я не смог их защитить. Я безрассуден, Гермиона…

— Довольно! — она резко отпрянула от него и влепила тяжёлую пощечину. Парень и не подумал уклониться, а наоборот, снова повернулся к ней лицом, готовясь получить ещё одну. Изумрудно-зелёные глаза встретились с карими. В его взгляде была боль и пустота. В её — боль и гнев.

— Послушай меня внимательно, Гарри Джеймс Поттер, — девушка чеканила каждое слово спокойным, равнодушным голосом. Все эмоции были в глазах. — Ты сейчас сидишь и упиваешься своей болью. Это твое право — сейчас кроме боли и пустоты тебе внутри себя ощущать нечего. В этом нет ничего предосудительного. Но заниматься самоистязанием я тебе не позволю. Да, ты виноват, не буду спорить. Но Сириус, если бы не пришёл, был бы виноват ещё больше. Он, не раздумывая, кинулся тебе на помощь — точно так же, как и ты. В том, что ты готов отдать жизнь за любимого человека, мало благородства, Гарри, очень мало, — юноша посмотрел на неё, как на сумасшедшую. Она вздохнула и продолжила: — Хотя бы потому, что потом спасённый будет винить в этом себя. Но это был его выбор. Увы, тебе придется с этим жить — ничего не поделаешь. Но ты должен понять: не прийти на помощь — ещё большее преступление. Знать, что дорогой твоему сердцу человек страдает, мучается, умирает, и остаться в стороне — это предательство. И если бы с тобой что-то случилось, то на твоём месте сейчас бы был Сириус. Это была бы его боль, его пустота. Он же любил тебя и чувствовал к тебе то же, что и ты к нему. Любимый человек всегда особенный, всегда самый лучший, и ради него не пожалеешь ни сил, ни жизни… Такая любовь, искренняя любовь, очень редка, Гарри. Тебе довелось её не просто испытать, а испытать ВЗАИМНО. И не один раз… Такую любовь нельзя выпросить, отвоевать или получить даром. Иначе все в этом мире были бы счастливы. Надо быть очень достойным человеком. А ты сидишь здесь и упиваешься только болью своей вины. Вины. Ты не занимаешься ничем, кроме самобичевания. Ты оскорбляешь их память.

— А ты предлагаешь мне пуститься в пляс? — слова Гарри были полны желчи. — Уверен, и мои родители, и крёстный хотели бы, чтобы я был счастлив…

— Я прошу не этого.

— Тогда чего? — его голос был бесстрастен.

— Я прошу тебя быть достойным.

— Хм, я достоин только презрения, Гермиона.

— Это не так, Гарри. Быть Достойным человеком, значит уважать их выбор. Уважать их любовь. Это не означает избавиться от боли, потому что забыть её невозможно. По крайней мере, как мне кажется, ты не сможешь. Но это значит, что от чувства вины избавиться можно. Ты должен осознать, что это был только их выбор. Они выбрали твою безопасность. Пойми, ты не виноват, что какой-то Волдеморт выбрал тебя своей жертвой. ТЫ не виноват в том, что он возродился. ТЫ не виноват, что он охотится за тобой. Ты на него не нападал, ты все время защищался и защищал тех, кого любишь, кто тебе дорог…

— Ты не сказала мне ничего нового…

— Я ещё не закончила, — прорычала она. — Как ты думаешь, почему мы пошли за тобой в Министерство?

— Вы хотели помочь.

— Нет, не просто помочь. Ты нам дорог, Гарри. Как глава ОД, как друг, как замечательный человек. Мы все тебя любим. Мы не просто хотели тебе помочь, мы все стремились защитить тебя. И все готовы за тебя погибнуть….

— НЕТ!!! — в его глазах были ужас и страх.

— А чем мы хуже тебя? Ты же, не задумываясь, отдашь свою жизнь в обмен на нашу?! — юноша кивнул. — А каково будет тогда нам, ты не подумал? На твоем месте будем мы, такие же упивающиеся горем и ненавидящие себя за все наши слабости. Мы будем винить себя в том, что могли бы всё это предотвратить, но у нас не получилось! Я виновата в смерти Сириуса не меньше тебя! Я не настояла, я не смогла тебя убедить, не смогла заставить заниматься со Снейпом более усердно… Я, как и ты, могу придумать массу причин, чтобы винить себя в его смерти!!! МЫ можем найти причины желать смерти себе, возненавидеть себя, растерзать свою душу и сердце… — девушка уже еле слышно шептала, по щекам текли слезы. — Но это неправильно. Занимаясь самобичеванием, мы оскорбляем их память тем, что забываем о них, забываем их любовь к нам и нашу любовь к ним. Мы живём в этой боли, помним только прошлое и даже не смотрим в будущее. Вся жизнь превращается в жалкое существование — жалкое подобие чего-то нормального. И этим мы оскорбляем их. Нам следует их помнить, помнить их любовь. Ведь если они пожертвовали своей жизнью — самым дорогим, как считают многие, значит, мы этого достойны. Значит, самым дорогим для них были мы… Поэтому мы должны быть достойны этой жертвы. Мы должны идти вперёд, несмотря ни на что. Это не значит забыть боль утраты, забыть о них и притворяться счастливыми и безразличными, когда кто-то о них вспомнит… Нет, мы должны идти вперёд, чтобы помнить их, их любовь к нам…

Она замолчала. Слова Гермионы поразили Гарри в самое сердце, ещё больше его раня. Поттер ничего не говорил и даже не решился посмотреть на подругу. Они ещё долго сидели в тишине. Потом она встала и ушла, оставив его наедине с самим собой.

Он любовался закатом. Впервые за последние дни его душу что-то тронуло, и парень почувствовал где-то в глубине своего разбитого сердца тепло. Гарри наблюдал за тем, как лучи заходящего солнца нежно касаются и преображают всё, до чего могут дотянуться, начиная с верхушек деревьев и заканчивая поверхностью озера, слегка подёрнутой рябью. Они резвились, перекрашивая природу в яркие золотисто-красные цвета. Игрались с водой озера, кружась только в понятном им танце. Парень посмотрел на замок. В лучах заходящего солнца тот казался несколько призрачным и лёгким. Его стены приобрели нежно-персиковый оттенок, а окошки и витражи мерцали подобно драгоценным камням.

Юноша подождал, пока солнце скроется за горизонтом. А потом глубоко вздохнул и встал. И неспешно пошёл к замку. Эта боль всегда будет с ним, он никогда не сможет оправиться от потери Сириуса. Но теперь у него был шанс на будущее.