История длиною в жизнь (гет)

Я так боюсь, я так боюсь

конца нежданного восхода,

конца открытий, слёз, восторга,

но с этим страхом не борюсь.

Свежий выпуск «Ежедневного пророка», сообщающий о скорой помолвке Сириуса Блэка и Флоренции Забини, разлетелся по Хогвартсу взмахами крыльев почтовых сов, заставляя учеников жадно вчитываться в каждую строчку.

Сегодня она проснулась на удивление поздно, но зато отдохнувшей. За много месяцев её в первый раз ничего не тревожило, наоборот, было необычайно легко. Собрав волосы в аккуратный хвост, она вошла в Большой зал, выискивая глазами друзей. Но что-то было не так. Она чувствовала пристальные взгляды, ползущие по ней, словно муравьи, и от утренней лёгкости не осталось и следа. Опустившись на скамью около Лили, она хмуро оглядела однокурсников, не сводивших с неё глаз.

— Что-то случилось?

В ответ лишь тишина.

Вырвав у Лили из рук газету, она скользнула взглядом по заголовку, и ей показалось, что мир разбивается на мелкие осколки. Она перечитывала сотни раз одну и ту же фразу, пока буквы не стали чёрными чернилами расплываться перед глазами.

«Нет, нет, нет, — лихорадочно шептала она. — Этого не может быть».

В голове обрывками стали мелькать их с Сириусом счастливые моменты, но они тут же сменялись взглядами Сириуса на Флоренс, отложившиеся у неё в памяти.

Тело сдавила тяжесть, будто целое небо упало на плечи, и она не знала, как его удержать. В этот день Марлин МакКинон осознала, как жестока судьба, как несправедлива любовь. В глазах предательски защипали слёзы, ненавистная газета выпала из рук, на секунду в голову закралась мысль: «Может, это шутка?» Сириус бы никогда так не поступил. Она же любит его. Он бы никогда не пошёл на поводу у родителей.

Взгляд метнулся в сторону дверей, и сердце разорвало от новой волны боли: Флоренс держала за руку Сириуса. Сириуса, который так никогда и не был её.

Вскочив со скамьи, она бросилась прочь, не обращая внимания на слова Лили, и промчалась мимо него, даже не взглянув.

Её маленький корабль столкнулся с огромным айсбергом, и она осталась тонуть в ледяной воде, не желая спасаться. По телу разливалась боль: не зубная, не мышечная, не сердечная — это болела душа.

... И когда она бежала, осколки её разбитого сердца звенели практически вслух.

* * *

Он всю ночь прокручивал в голове свою речь, но к утру все слова разлетелись, будто их и не было. Он пытался мысленно оттянуть момент своего объяснения, но понимал, что Марлин этого не заслуживает. Только как ей всё объяснить? Сириус всегда предпочитал не думать о том, что она его любит, они вместе — и всё, остальное неважно. А сейчас пришлось осознавать то, что она его любит. Вот только расстаться с ней было бы легче, чем рассказать о своей помолвке.

Сириус до сих пор не мог понять, что же его толкнуло ответить «хорошо», но при этом он совсем не чувствовал разочарования или злости, просто пока не мог разобраться в себе.

Откинув чёлку со лба, он почти вошёл в Большой зал, но чья-то рука обхватила его за запястье. Повернувшись, он увидел Флоренс, нервно покусывающую нижнюю губу.

— Привет, — спокойно произнесла она, всё ещё сжимая его запястье.

— Привет, — машинально ответил он, впервые в жизни не зная, как обращаться с девушкой.

— Я хотела поговорить, — начала она, глубоко вдыхая. — Я... я не буду никому ничего говорить. Тебе ведь надо самому рассказать друзьям и Марлин, я понимаю. Можешь не торопиться...

— Да, конечно...

Прежде чем он успел закончить фразу, рядом пронёсся какой-то вихрь, оказавшийся Марлин. Она умчалась, даже не взглянув на него, а Флоренс поняла, что до сих пор держит Сириуса за запястье. Отдёрнув руку, она заметила, как Римус побежал вслед за МакКинон, а возле них появились Джеймс и Лили. Последняя буквально пылала от злости.

— Блэк, ты... — прошипела она. — Как ты мог?!..

— Что? — невозмутимо ответил Сириус.

— Что? Не притворяйся... я знала, что ты разобьёшь ей сердце, но не таким же способом! Ты последняя скотина, Блэк!

— Успокойся, Лили! — в разговор вмешался Джеймс, протягивая другу газету. — Это не наше с тобой дело.

— Не наше? Лин — моя подруга, а он...

Сириус и Флоренс одновременно впились глазами в пёстрый заголовок, под которым размещались их колдографии.

Зажмурив на секунду глаза, Блэк пытался придумать, что ему делать. Как всё объяснить? Он знал, что Лили права: он не имел права так долго тянуть. Он должен был сказать ей в тот же день, но предпочитал откладывать всё на потом, надеясь, что всё разрешиться само собой.

— Лили, — осторожно произнесла совершенно растерянная Флоренс.

— А ты! — почти выкрикнула Эванс, поворачиваясь к ней лицом. — Рада, да? Вы же чистокровные всегда получаете то, что хотите. Думаете, весь мир у ваших ног, да? Какое тебе может быть дело до девушки, чьё сердце разбито? Главное — удачный брак!

— Лили, перестань! — одновременно произнесли Джеймс и Сириус.

— Не перестану. Вы не представляете, что сейчас чувствует Марлин. А ты, Блэк, такой же, как они все, — ткнув пальцем в грудь Флоренс, она сверкнула глазами и поспешила в сторону, где скрылась МакКинон, бросив напоследок: — Можешь за мной не ходить, Поттер.

Медленно развернувшись, Флоренс рассеянно побрела по коридору, совершенно выпадая из реальности. Осознание того, что она разрушила счастье этой девушки, разъедало её изнутри, подгоняя вперёд. Как легко разбить чью-то жизнь: всего-то и надо ответить «да», не думая, что это причинит кому-то боль. Ведь она думала о себе, о своём будущем, о том, что не хочет находиться среди убийц, а не о том, что то, что спасало её, почти убивало другую девушку. Флоренс Забини ненавидела быть эгоисткой, а ещё больше она ненавидела безвыходных ситуаций.

Она совсем не заметила, как оказалась на улице и побрела в сторону озера. Слабые лучи солнца скользили по каменному сооружению, напоминавшему древние руины. Поднявшись по низеньким ступенькам, она прислонилась спиной к каменной стене, чуть прикрывая глаза.

Оказывается, ломать чьё-то счастье так же легко, как наступить на осенний сухой лист, улавливая звук тресканья.

— Мерлин, помоги мне, — прошептала она, сползая по каменной стене на пол. — Пожалуйста.

* * *

Для Люциуса Малфоя жизнь была прекрасна, как никогда. Его обходили стороной маленькие драмы, разрушенные судьбы, боль, отчаяние. Он старался вытеснить из памяти ощущения с помолвки, те, которые сеяли в его душе сомнения. Он получил желанную Метку, и теперь его левое предплечье украшает величественная змея — символ величия Тёмного Лорда. Он почти ничего не почувствовал, когда в первый раз в жизни убил человека. Это ведь, так легко — направить палочку, произнести два слова и чуть сощурить глаза из-за ослепляющего зелёного луча. Чувствовать при этом Силу, разливающуюся по венам наравне с кровью. Знать, что ты можешь быть Богом — выбирать: кому жить, а кому нет.

Выбор — непозволительная роскошь, но он искренне считал, что обладал ею. Порой самолюбие и тщеславие ослепляет так сильно, что мы сами уверенными шагами приближаемся к краю пропасти, готовые прыгнуть за призрачной мечтой...

Его боялись, его уважали, ему завидовали.

Боялись, потому что он Малфой.

Уважали, потому что знали, что теперь у него есть Метка.

Завидовали, потому что его невестой была Нарцисса Блэк.

Он дарил Нарциссе дорогие подарки, цветы, вёл себя так, как и положено чистокровному аристократу. Только вот всё это делалось с ледяной учтивостью и совершенным хладнокровием. Люциус признавал её красоту, воспитанность, манеры, но его это совсем не трогало, ведь это всего лишь брак.

Когда Люциус узнал о помолвки Флоренс и Сириуса, он выронил газету из рук, и первой мыслью было найти кузину и услышать, что это неправда. Нет, его девочка не может выйти за этого Блэка, он её не достоин... её никто не достоин.

Скомкав газету, он бросил её в камин и, встав с кресла, направился в раздевалку. Люциус со всей силой отбивал квоффлы, превращая обычную тренировку в яростный матч. В голове лихорадочно метались мысли, и все они вертелись вокруг одной единственной девушки.

Люциус Малфой вёл ожесточённую борьбу с собственной гордыней, пытаясь пересилить самого себя. Он не должен бежать к ней и искать доказательств помолки, не должен хотеть, чтобы всё это оказалось неправдой. Он не позволял себе надеяться, ведь надежда — регресс человечества, но где-то глубоко-глубоко в его душе мелькала слабая тень этой самой надежды.

Он смотрел на неё издалека, разглядывая каждую знакомую деталь и выученные наизусть мимолётные движения. Она смешно щурила глаза от солнца, сдувала со лба упавшую прядь волос, непременно светлую. Улыбнувшись уголками губ, он направился к ней навстречу и остановился возле картины Ангела, падающего с небес.

— Привет, Люциус.

Её всё тот же хриплый голос, всё та же завораживающая улыбка заставили его подумать, что нет никакой помолвки, нет никакого Блэка.

— Привет.

Он почти улыбнулся. Почти, потому что увидел Блэка за спиной Флоренс, веселящегося с неизменной компанией гриффиндорцев. Волна злости захлестнула его, заставляя лицо оскалиться в хищной улыбке, а глаза гореть неистовым пламенем.

— Поздравляю с будущей помолвкой, — сухо произнёс он, небрежно поправляя серебристо-зелёный галстук.

Флоренс вздрогнула от неожиданного тона, ведь он никогда-никогда так с ней не разговаривал. Никогда в его голосе не звенел металл, а глаза не испепеляли на месте. Она совсем не хотела думать об этом разговоре, надеясь избежать его. Глаза метнулись к полу, потом снова к Люциусу, и взгляд зацепился на торчащие нити бинта, выглядывающие из-под рукава мантии.

— Я вижу, ты тоже зря время не терял, — ответила Флоренс сдавленным голосом, грустно усмехаясь.

Она не гадала, что означает его повязка на руке — она точно знала, что теперь его рука изуродована мерзким изображением змеи, выползающей из черепа. И стало невыносимо противно, потому что это всегда ассоциировалось с мужчиной со змеиными зрачками.

— Почему именно Блэк?

Люциус всё же не выдержал и задал вопрос, терзавший его на протяжении последней недели. Сейчас он согласился бы даже на Долохова. Но Блэк? Правда, согласия Люциуса никто не спрашивал.

— Так захотел отец, — спокойно произнесла Флоренс, не показывая, что каждое слово ей даётся с трудом.

— И ты безоговорочно согласилась?

— Я думаю, тебя это не касается.

Она обошла его, направляясь вглубь коридора, а он продолжал стоять на месте, окидывая портрет незаинтересованным взглядом. А Ангел падал, его крылья развивались в воздухе, но тело так и не касалось земли. Он стоял, не в силах пошевелиться, потому что впервые чувствовал то, чего не должен был. Сердце бешено колотилось, и так хотелось списать это на злость, но ведь Люциус не привык обманывать самого себя.

* * *

— Лин, нам надо поговорить.

Он опустился рядом с ней на землю, прислоняясь спиной к стволу старого дуба. Сириус планировал этот разговор сотни раз, но до сих пор не мог найти нужных слов. Он знал, что поступил ужасно, что это несправедливо, но Сириус Блэк не привык чувствовать вину, и сейчас на него скорее давила необходимость расставить всё по местам.

Марлин молчала. Она вообще на него теперь не реагировала, всё больше замыкаясь в себе. Солнечный луч скользнул по её лицу, заставляя глаза сощуриться.

— Марлин, я знаю, что извиняться бесполезно, но пожалуйста, прости меня.

Она продолжала молчать и водить пушистой стороной пера по ветхой странице какой-то книги. Если бы Сириус только знал, что сейчас твориться в её душе, если бы только задумался над тем, каково ей. Но он лишь думал о том, как бы безболезненно для себя закончить разговор.

— Я уверен, ты встретишь парня достойного тебя, который будет любить тебя больше всего на свете.

Сириус искренне верил в свои слова, ведь им всего-то семнадцать лет, и впереди целая жизнь. Как же сильно он заблуждался. Там, за стенами школы, их ждала Война, и она не кончится, пока есть желающие умирать.

Марлин сосредоточенно смотрела в книгу, бессмысленно очерчивая пером буквы. Горло сдавил тугой ком, где застряли десятки фраз о том, что ей никто кроме него не нужен, о том, что она его любит и всегда будет любить... Она слишком долго молчала, позволяя солёным каплям разбиваться о слова, застывшие на страницах старой книги. А Сириус уже ушёл, пряча неприятный осадок глубоко в себе.

* * *

Учебный год, наполненный маленькими драмами, подходил к концу. Сдавшие последние экзамены ученики весело смеялись, прощались со школой и ждали будущего. Кто со страхом, кто с нетерпением, но время стремительно подгоняло вперёд.

Огромный олень мчался наперегонки с чёрным псом по опушке запретного леса, пока солнце только-только просыпалось. Олень остановился около поляны, покрытой всевозможными цветами, и превратился в человека, а за ним и пёс.

— Бродяга, объясни мне: почему бросаешь девушек ты, а обижаются на меня?

Джеймс Поттер обвёл взглядом каждый цветок, решая, какой же всё-таки подарить любимой.

— Ну, — протянул Сириус, лукаво улыбаясь, — я слишком неотразим, чтобы на меня обижаться.

Поттер закатил глаза и сорвал несколько лилий, складывая их в изящный букет.

— Мерлин, я до сих пор не могу поверить, что ты женишься... вот так, — произнёс он, смотря на Блэка.

— Если честно, я тоже, — вздохнув, Сириус скользнул взглядом по красным розам, но зацепился за что-то светло-голубое, вблизи тоже оказавшееся розой.

— Нет, правда. Я от тебя не ожидал такого поступка. Я вообще не думал, что ты когда-нибудь женишься, и если бы такое произошло, то точно по любви.

Сириус слабо улыбнулся, вспоминая безмятежное лицо Флоренс и то, как она длинными пальцами заводит за ухо выбившуюся разноцветную прядь волос. Или то, как она сосредоточенно читает и при этом её лоб чуть морщиться. Она до сих пор оставалась загадкой.

Джеймс удивлённо проследил взглядом за тем, как Блэк срывает ту самую необычную розу и попытался подавить смех.

— Бродяга, ты что, собрался ухаживать за собственной невестой? Нормальные люди ухаживают, когда хотят встречаться... а ты прямо перед свадьбой ей свидания назначать будешь?

— Отстань, Сохатый, — беззлобно ответил Сириус. — Это не на меня месяц злится собственная девушка, причём ни за что.

Поттер театрально изобразил печальное лицо и двинулся в сторону замка. Через несколько минут рассвет, а там поезд, увозящий их далеко от Хогвартса...

— Слушай, Джеймс, — Поттер сразу понял, что разговор намечался серьёзный, раз Сириус назвал его по имени. — Я только недавно осознал, что будет война, понимаешь? Настоящая... Она унесёт сотни жизней... Скажи, если бы тебе выпала возможность спасти одну, что бы ты сделал?

Джеймс нахмурил брови, тяжело вздыхая. Он предпочитал не думать о войне, а наслаждаться настоящим. Будущее... будущее — оно далеко, но с каждым днём он всё яснее понимал, что уже скоро надо будет принимать решение. И Джеймс Поттер знал, что никогда в жизни не будет стоять в стороне, наблюдая, как Пожиратели убивают невинных людей.

— Я бы спас, и ты об этом знаешь.

Сириус покручивал розу в руке, удивляясь отсутствию шипов, и, наконец, задал вопрос, терзавший его после встречи с Эдвардом Забини:

— Ты боишься?

Поттер приподнял голову, разглядывая безоблачное небо и, переведя взгляд на букет лилий в руке, неопределённо пожал плечами.

— Наверное, да. Но не за себя. За Лили.

— Ты же знаешь, что мы всегда будем рядом: я, Лунатик, Хвост. И защитим Лили.

— От вас отделаешься, — с усмешкой ответил Джеймс, взъерошивая непослушные волосы. — А почему цветок голубой?

— Под цвет моих глаз.

Рассмеявшись, они почти дошли до хижины Хагрида, когда Джеймс остановился, увидев одинокую лилию цвета золота, и наклонился, чтобы дополнить ею букет.

— Она точно не устоит, — весело произнёс он, поднимая взгляд на Сириуса.

Но тот будто его не слышал. Сириус остановился, как вкопанный, смотря куда-то перед собой. Джеймс испуганно подбежал ближе и только проследив за взглядом Блэка, тяжело вздохнул.

Флоренс не спала всю ночь: она всё думала о будущем. О родителях, о сестрах, о Люциусе. Она знала, что уже ничего не будет, как раньше, а бояться неизвестности глупо. Через час прибудет поезд и унесёт её в новую жизнь, остаётся только ждать.

Она накинула тонкую мантию и выбралась из башни Когтеврана, поспешив на улицу. Сейчас ей был необходим свежий воздух, тем более Хогвартс — само олицетворение спокойствия и безмятежности, и с этим не хочется прощаться. Ступая по мягкой траве и рассматривая кривую тропинку, она совсем не смотрела по сторонам. Жёлто-красные лучи постепенно освещали поляну и, подняв взгляд, она увидела мужскую фигуру, уверенно приближающуюся к ней со стороны замка. Она узнала его. Странно, но на душе была крайняя безмятежность, словно она давно ждала этого.

Слабый ветер колыхал его волосы и белоснежную рубашку, его походка была уверенной и неторопливой, но с каждым приближающимся шагом он становился для неё всё дальше. Люциус впервые в жизни поступал так, как требует сердце — он шёл к своей маленькой девочке, совсем не зная, что сказать, просто ему жизненно необходимо было увидеть её.

— Привет, Люциус.

Её лицо осветила слабая улыбка и тут же сползла под тяжёлым взглядом серых глаз. Он не был принцем, не был героем, он не был хорошим, но он был её мечтой — далёкой, желанной, несбыточной.

— Привет.

Остановившись напротив неё, он устало выдохнул, всматриваясь в родные черты. На секунду в его голову ворвались несвойственные ему мысли, заглушая собственный голос. А правильно ли он поступил? Правильный ли выбор сделал, позволив змее украсить его светлую кожу? Может, был другой путь? Неистово хотелось, чтобы он был — этот другой путь, неважно какой, главное, чтобы рядом была она.

— Не выходи за Блэка, — прошептал он, сам не ожидая таких слов.

По спине Флоренс пробежали мурашки, то ли от утренней прохлады, то ли от его слов. Взмахнув длинными ресницами, она грустно улыбнулась и потянулась руками к его левой руке. В наступившей тишине был слышен лишь звон тонкой золотой цепочки, служившей браслетом на руке Люциуса. Маленький кулон в форме буквы «F» раскачивался в разные стороны, ударяясь о кожу. Она узнала в нём свой кулон, тот, что подарила ему, когда он поступил в Хогвартс. Коснувшись губами тыльной стороны его ладони, Флоренс прижалась к ней щекой, прикрывая глаза.

— Я люблю тебя, Флоренс...

Люциус и сам не понял, как сказал это. Эта фраза впервые прозвучала из его уст, но сейчас казалась самым естественным явлением на свете. Он любит её, как сестру или не как сестру? Неважно, главное он чувствует, как тепло заполняет каждую клеточку тела, растапливая в сердце лёд. Он потом разберётся, какая эта любовь, сейчас ему просто хорошо. А ещё, он впервые назвал её «Флоренс».

Нарцисса Блэк тяжело вздохнула, наблюдая в окно эту сцену, и опустила голову.

Мама с детства внушала ей, что недостатки нужно превращать в достоинства, а достоинства — подчеркивать. И тогда уж точно будешь состоять из одних только достоинств. Она всю жизнь следовала этому правилу и в свои семнадцать была совершенной. Так почему её жених, которого она так сильно любит, сейчас не с ней?

Разве её прекрасные белоснежные кудри можно сравнить с непонятными прядями волос той девушки, на которую сейчас так смотрит Люциус? Разве её величественную осанку, идеальную фигуру и безукоризненное аристократическое воспитание можно сравнить с осанкой, фигурой и воспитанием девушки, которая даже украшения на балы не одевает?

Нарцисса снова подняла взгляд на Люциуса и Флоренс, стоявших в лучах восходящего солнца, и сглотнула ком в горле. Она прекрасно видела, как Сириус и Джеймс тоже смотрят на них.

Флоренс осторожно закатила рукав его рубашки, обнажая уродливую Метку, и слабо выдохнула, борясь со слезами, застывших в уголках зелёных глаз.

Сириус и Нарцисса были слишком заняты своими чувствами, задетой гордостью и даже не пытались осмыслить происходящее. Они не могли понять, что сейчас наблюдают за прощанием двух людей, двух сердец, двух душ, выбравших противоположные пути.

Флоренс знала, что она больше никогда не подойдёт так близко к сероглазой мечте, а разыгрывать учтивость на светских мероприятиях она не будет. Для этого Флоренс Забини слишком сильно ненавидела фальшь.

А Люциус хотел запомнить её именно такой: маленькой, хрупкой, свободной. Он никогда не воспримет её, как жену Блэка.

— Прощай, Люциус.

Она отпустила его руку и, не смотря в глаза, медленно развернулась в сторону школы. Она сказала «прощай», а не «до встречи» — возможно, почувствовала, что это действительно их последняя встреча и последний разговор на много-много лет.

Одинокая роза с голубыми лепестками упала на землю, а Сириус лишь наступил на неё ногой, гордо вскидывая голову.

— Пошли, Сохатый.

Джеймс кинул взгляд на Люциуса, до сих пор неподвижно стоявшего на той самой поляне, и молча последовал за другом.

Люциус Малфой стоял долго, смотря вслед уходящей девушке, и постепенно приходил в себя. Он больше никогда не даст воли чувствам, никогда не пойдёт на поводу у сердца. У него есть намеченная дорога, у него есть цель — он станет королём.

И он им станет. Но жаль восемнадцатилетнему Люциусу некому сказать, что Король — тоже обыкновенная фигура на шахматной доске, мало чем отличающаяся от пешки.

* * *

Железнодорожная станция «Хогсмид» постепенно заполнялась учениками, спешившими попасть домой. Длинный «Хогвартс-экспресс» напоминал игрушечный поезд, если бы не густой дым, валивший из труб.

Сириус Блэк затолкал чемодан под сиденье, угрюмо уставившись в окно. Он машинально улыбался, когда друзья смеялись, изредка вставлял «да» или «нет», но его мысли сейчас были далеко отсюда. Он раз за разом прокручивал в голове утреннюю сцену, злился на себя, на всех на свете. Какого дракла он вообще согласился жениться? К чему это всё? Видеть Флоренс он сейчас не хотел, поэтому даже не подошёл к ней на перроне и сразу закрылся в купе с друзьями.

Скользя взглядом по алому паровозу, Флоренс стояла в нерешительности перед дверью вагона. Заправив выбившуюся прядь волос за ухо, она почувствовала на себе несколько взглядов и повернула голову влево.

Марлин МакКинон с чемоданом в руке прожигала её взглядом, только вот в её глазах не было ни ненависти, ни обиды, ни презрения. Она просто смотрела на ту, что отобрала у неё любовь. Отведя глаза в сторону, Флоренс заметила неподалёку Нарциссу Блэк, окидывающую её высокомерным взглядом.

Они молча стояли на перроне, только вот ни Нарцисса, ни Марлин никогда в жизни не желали столько зла человеку. Они смотрели на Флоренс, будто она и есть источник их боли. Им бы ненавидеть так Люциуса и Сириуса, но они слишком сильно их любили, чтобы винить. А вот её ненавидеть было куда легче и приятней.

Нарцисса Блэк гордо удалилась со слизеринками и скрылась в поезде. К Марлин подошли подруги во главе с Лили Эванс и попытались всем своим видом показать своё отношение к происходящему. Будто Флоренс пыталась убить их драгоценную подругу.

Тяжело вздохнув, Флоренс Забини подхватила чемодан и вошла в вагон. Чёрное платье бесшумно касалось пола, пока она искала свободное купе, но все они были заняты. Заглянув в самое последнее купе, она увидела лишь одинокого парня, даже не повернувшего к ней голову. Аккуратно уложив чемодан на сиденье, она села ближе к окну и только сейчас смогла его разглядеть. Чёрные волосы по плечи, бледная кожа, крючковатый нос.

Северус Снейп настороженно взглянул на девушку напротив, собираясь сказать, чтобы она на него так не смотрела, но так и не смог. Её глаза — зелёные, как у Лили. Лили, которую он потерял навсегда. Он совершил ошибку, она выбрала ненавистного Поттера, и у него оставался только один выход...

Флоренс смотрела в чёрные глаза, наполненные грустью, тоской и даже какой-то обречённостью. Ей захотелось сжаться до невидимых размеров, раскрыть окно и улететь куда-нибудь высоко-высоко в небо, где нет боли, разочарований и этой пугающей обречённости.

Они оба отвернулись к окну, разглядывая живописный пейзаж, навевающий спокойствие.

У поезда плохая память, он все оставляет позади... А впереди неизбежность, которую все они просто приняли и теперь просто терпеливо ждали...