История длиною в жизнь (гет)

Незримой кисти

Волшебство —

И мановением

Всевластья -

Знаменьем

Призрачного счастья

Возникнет Жизнь -

Из Ничего...

Слезой

Расплавленной свечи

Стекает Время

В Бездны Чащу...

Но Свет

Любви Животворящей

Дарован

Факелом в ночи...

Капли дождя барабанили по окнам, будто отыгрывали какой-то неведомый людям ритм. Бескрайнее небо заволокли тучи, нагоняющие уныние и тоску, казалось, сама природа не в силах вынести жестокости, разразившейся за пределами надёжных стен древнего замка.

Неизвестная сова опустилась на её плечо во время обеда в Большом зале, вызвав недоумение. Аккуратно отвязав конверт от её лапки, она покормила промокшую сову кусочками хлеба и принялась распечатывать конверт, замечая рисунок герба в углу пергамента точно такой же, как и на кольце, украшающем её безымянный палец.

«Дорогая Флоренс...

Я так и не подарил Вам своего подарка в честь помолвки с Сириусом, поэтому делаю это сейчас. Я дарю Вам вещь, некогда принадлежавшую самой прекрасной девушке, с которой я был знаком ещё в молодости. Как только я увидел Вас, то вспомнил её — думаю, она была бы рада, узнав, что эта вещь теперь у Вас, Флоренс.

У этой вещи удивительная история, которую я Вам когда-нибудь расскажу. Скажу только, что девушке, носившей её, я подарил своё сердце навсегда. Думаю, Вы тоже пленили сердце моего племянника, так пусть эта вещь принесёт Вам счастье...

С наилучшими пожеланиями Альфред Блэк, любимый дядя Сириуса».

Перечитав несколько раз одни и те же строчки, Флоренс отложила пергамент, выуживая со дна конверта тонкую золотую подвеску, на который болтался кулон в виде удивительной розы, покрытой мелкими бриллиантами. Поднеся кулон ближе к глазам, она разглядела аккуратную надпись на одном из лепестков: «indefinita libertas — amor».

— Безграничная свобода — это любовь, — машинально переведя надпись с латыни, она сжала подарок в руке, затем положила в карман школьной мантии, а письмо аккуратно сложила в конверт и убрала в школьную сумку.

— Привет, — подняв голову на звук мужского голоса, она тут же улыбнулась.

— Привет, — ответила Флоренс, отодвигая сумку в сторону, чтобы он мог присесть. — Как дела?

Регулус опустился на скамью за столом Когтеврана, улыбаясь ей. Всего за несколько недель он так привык к ней, к их бесконечным разговорам, ведь можно не бояться сказать что-то «не то» или признаться в какой-нибудь слабости, недостойной члена семьи Блэк. Она слушала, поддерживала, а главное, наверное, понимала. Он даже стал удивляться, почему она всегда ходит одна: вот её сестра Европия постоянно в окружение подруг и парней.

— Всё нормально. Получил письмо от мамы, хочет, чтобы я приехал на Рождество домой, и познакомился с кем-то, — вздохнув, он откинул чёлку назад, напоминая этим жестом Сириуса. — А ты как?

— О, новые знакомства, что может быть прекрасней? — усмехнувшись, Флоренс провела рукой по волосам, заплетённым в «воздушную» косу. — Я тоже неплохо, собиралась прогуляться по замку.

— Потом прогуляешься, я хочу тебе кое-что показать, — поднявшись со скамьи, он привычным жестом протянул ей руку, загадочно улыбаясь.

— Вы знаете, как заинтриговать девушку, мистер Блэк.

Её лицо осветила очаровательная улыбка, а зелёные глаза заискрились весёлым блеском, что человек, увидевший её со стороны, не узнал бы всегда спокойную и уравновешенную Флоренс Забини.

Нарцисса привычно коснулась массивного перстня на безымянном пальце, провожая взглядом Регулуса и Флоренс. Ощущение полного одиночества окутало душу, прячась за холодной улыбкой и льдисто-голубыми глазами. Она просто хотела счастья, как в красивых историях, которые читала любимая няня-эльфийка маленькой «принцессе Цисси» перед сном. Она была идеальной, прилежно внимала советам мамы и гордилась похвалами отца, в свои семнадцать Нарцисса умела практически всё: от вышивания до игры на рояле. Так, почему же она разрушает её сказку? Да, Люциус — её муж, и его нельзя упрекнуть в недостойном поведении, но Нарцисса понимала, что то место, на которое она претендовала, уже давно занято девушкой, чьё имя начинается на ту же букву, что кулон на браслете её мужа. А теперь Флоренс забрала у неё брата: Регулус всё чаще сидит за столом Когтеврана, гуляет с Забини, а она думала, что он будет рядом с ней, кузиной, как раньше.

После вопиющего ухода Андромеды Белатрикс стала для Нарциссы лучшей подругой, любимой сестрой, самым близким человеком. После замужества Беллы она подружилась с Афродитой, но теперь и она далеко от неё. А ей сейчас так не хватало кого-нибудь близкого рядом, с которым можно было поговорить, довериться, он всегда выслушивал её проблемы и обиды.

Оказавшись в гостиной Слизерина, Нарцисса скользнула взглядом по комнате, останавливаясь на незаметном парне, склонившемся над пергаментом. Она только недавно обнаружила существование Северуса Снейпа — Люциус в последнее время просил её передавать загадочные письма, которые таинственным образом не могли присылаться прямо в руки адресату. Она стояла в нерешительности, наблюдая за Северусом, но всё же решила подойти.

— Привет, не помешаю? — приподняв уголки губ в улыбке, она присела на соседнее кресло.

Оторвав взгляд от пергамента, Северус Снейп удивлённо покосился на девушку, чья изящная чёрная мантия утопала во множестве складок на коленях.

— Нет, — сухо ответил он, возвращая своё внимание к записям лекции по зельеварению.

Насколько он помнил, сегодня письмо от Люциуса Малфоя по «общему делу» не ожидалась, так с чего Нарциссе общаться с ним?

— Как дела? — неожиданно для Северуса поинтересовалась она, и он снова взглянул на неё.

Голубые глаза были почти прозрачными и так напоминали море, олицетворяющее прекрасную жизнь и красоту. Она была похожа на фарфоровую куклу, созданную великим мастером эпохи ренессанса, и совсем не подходила для реальной жизни, бурлящей вокруг. Только вот сейчас она не была похожа на ледяную принцессу, наоборот, было в ней что-то знакомо-одинокое, а в глазах зеркальное отображение его самого — Северуса Снейпа — одиночки-полукровки, привыкшего прятаться за собственными иголками.

— Не жалуюсь, — несмотря на скупой ответ, его тон смягчился, а сам он неловко огляделся по сторонам, будто ища подтверждения, что это всё — шутка, и Нарцисса Малфой никогда не стала бы интересоваться его делами. Ведь, какое ей дело до него, да и всем остальным? Раньше была Лили, которой было действительно не всё равно, были её изумрудные глаза, излучающие тепло, а сейчас уже ни-че-го. — А у тебя как? — нерешительно добавил он, сгибая рукой край бумаги.

— Хорошо, — вежливо ответила Нарцисса. — Вернее, нет... совсем нет, — грустно усмехнувшись, она уставилась куда-то в пол, как провинившийся ребёнок.

Она и сама не знала, зачем это сказала. Просто столько всего накопилось, а рядом никого нет, да и Северус не похож на человека, который побежит рассказывать всему факультету об их разговоре. Она это видела: его замкнутость, одиночество, нерешительность. Кто бы мог подумать, что два столь разных человека окажутся так поразительно похожи?

Северус молчал, смотрел на лицо, открывающееся под маской ледяной учтивости и надменного спокойствия. Смотрел на мягкие черты лица, опущенные уголки губ, пустой взгляд, и что-то внутри сжалось, как когда-то при виде матери, терпевшей убогую жизнь и убогого мужа.

— Я могу помочь? — уже увереннее произнёс Северус, заглядывая ей в глаза.

«Помочь» — какое странный смысл несёт это слово. Ей помогали подобрать туалет к балу или брошь для платья. Помогали встать из-за стола, сделать домашнее задание, но никто никогда не предлагал помочь по-настоящему. С теми проблемами, которые разъедали хрупкий мир настоящей Нарциссы, прятавшей собственную ранимость и мягкость за идеальным образом родителей.

— Да, — просто ответила она, сама не понимая собственной доверчивости малознакомому человеку, существование которого раньше и не замечала. — Спасибо, Северус.

«Северус» приятно обласкало слух вместо привычно ядовито-насмешливого «Снейп» от однокурсников или омерзительно-противного «Нюниус» Мародёров.

А потом они много разговаривали, обнаруживая поразительное сходство в интересах, мнении, взглядах. Ей было легко и непривычно открывать душу, можно было говорить без всякой опаски, что это недостойно благородной леди или вообще не касается женщин. Можно было рассказать о Люциусе, родителях, сестрах...

Как бы мы не внушали себе великую силу одиночества, наступит время, когда отчаянно захочется разделить его с кем-нибудь. И нет ощущения лучше, чем понимание другого человека. Они были из разных миров, с разными представлениями о реальности жизни, но в конце концов, разве эта дружба не имеет больше шансов, чем детская вера о дружбе гриффиндорки и слизеринца?

Он всегда будет любить Лили, она всегда будет любить Люциуса, но теперь у них есть в жизни что-то важное, необходимое и давно потерянное — дружба.

* * *

Длинные пальцы касались клавиш пианино, заполняя музыкой пространство вокруг. Музыка витала в воздухе, оседая на всё подряд: на стенах, на окне, на полках, на кончиках волос, на коже. Она оставляла невидимый след, и Флоренс осторожно коснулось рукой оголённой шеи в надежде ощутить прикосновением упавшую ноту. Все его движения были невесомыми, плавными, завораживая с каждой секундой почти так же, как и сама музыка, создаваемая им.

Флоренс сидела на подоконнике в огромном музыкальном зале, где лет пятьдесят назад проводился обязательный курс бальных танцев для девушек. Большинство мебели было занавешено белой тканью, лишь пианино ожило под изящными пальцами Регулуса Блэка. За окном продолжался ливень, но разве можно заметить его, когда душу окутывает неведомая сила вдохновения и дарит иллюзию свободы? Сейчас она жалела, что так и не научилась играть, огорчаясь из-за неподходящего для пения голоса.

Пару золотистых локонов выбилось из косы, изящно падая на лоб и плечи, пальцы скользили по поверхности подоконника, на котором сидеть леди считалось вопиющим безобразием. Но Флоренс Забини слишком часто позволяла себе эти «безобразия», чтобы думать об этом.

Регулус в последний раз коснулся клавиши, резко разворачиваясь на низком стуле к ней лицом, и мягко улыбнулся, излучая тихое спокойствие взглядом чёрных глаз.

— Это потрясающе, — она запрокинула голову назад, зажмуривая глаза от удовольствия. — Я... даже не знаю, как описать это словами...

— И не надо, — усмехнулся он. — Я всё вижу по твоей реакции.

— А где ты научился? — поинтересовалась Флоренс, не стирая улыбки с лица.

— Воспитание, мисс Забини, — театрально поклонившись, он провёл рукой по волосам, собранным в хвост.

— О, мистер Блэк, Вас воспитали в духе благороднейших девиц?

Они оба рассмеялись, заполняя комнату звонким смехом и теплом, так давно забытым в этом зале. Регулус впервые так беззаботно смеялся, выкинув из головы тысячу правил поведения и манер, и удивлялся, как она так... свободно смеётся, морща нос и прикусывая кончик языка. Всегда такая сдержанная, спокойная, вежливая... а сейчас, он смотрел на совсем другого человека, и это перемена ему нравилась. А может, это и не перемена вовсе, а именно настоящая Флоренс без груза необходимого замужества, страха перед войной и убийствами, мыслями о будущем?

Сириус Блэк направлялся в гостиную своего факультета, кипя от злости. Казалось, что все только и хотят его довести: начиная от преподавателей, заканчивая тренировками. Взъерошив мокрые из-за дождя волосы, он мечтал собственноручно придушить Джеймса Поттера за беспощадную тренировку, наплевав, что он его лучший друг. Мантия прилипла к телу, кости ломило от боли, а мелкая дрожь всё ещё пробирало кожу, не смотря на тепло замка. Решив сократить путь, он свернул налево по заброшенному коридору, и, когда сквозь привычную тишину стал пробиваться звук смеха, он автоматически замедлил ход, приближаясь к источнику звука.

Пол заскрипел под его шагами, белый свет резанул глаза после плохо освещённого коридора, но это неважно. Его взгляд сначала скользнул по брату, а потом по Флоренс. Смех постепенно стих, и они в ответ смотрели на Сириуса, чувствуя зародившуюся неловкость.

— Привет, Сириус, — спокойно произнёс Регулус, вставая со стула.

Сириус не знал, чему удивляться больше: что они так близко общаются или то, что умеют смеяться? Почему-то новая волна раздражения снова окатила его, заставляя поморщиться.

— Привет, — сухо ответил он, глядя ему прямо в глаза.

Регулус рационально оценил обстановку, чувствуя, что сегодня стоит избежать разговора со старшим братом. Увести Флоренс он не мог, ведь Сириус — её жених, придётся уйти самому.

— Рад был повидаться, но мне пора, — повернувшись к Флоренс, он подмигнул на прощанье и удалился, оставляя их наедине.

Сириус смотрел на неё, ощущая одновременно гамму эмоций и чувств. Начиная от злости и раздражения и заканчивая необъяснимым притяжением. Почему-то он злился на неё. Наверное, из-за повисшей паузы, неловкости и несвойственному ему молчанию. Мерлин, как же с другими девушками просто! Улыбнулся, пошутил, подмигнул, и они уже сами проявляют инициативу. Хотя, зачем ему инициатива? Он же не собирается за ней ухаживать, и вообще она ему не нравится, не в его вкусе: молчаливая, спокойная, сдержанная, что не знаешь, о чём она думает.

— Здороваться уже считается необязательным элементом общения, — съязвил он, сам не понимая, зачем.

— Привет, — невозмутимо ответила Флоренс, рассматривая его.

Признаться, он сам не знал, чего хотел от неё. Просто его жутко бесило её поведение: неужели нельзя попытаться найти общий язык, ведь им вскоре жить вместе?

Она аккуратно слезла с подоконника, забирая школьную сумку, и направилась мимо него к выходу из зала. Сириус мысленно ударил себя по голове и, на секунду зажмурившись, резко развернулся, догоняя её.

— Прости, — выдохнул он, хватая её за руку. — Прости за грубость.

Флоренс медленно обернулась, поднимая взгляд к его лицу. И снова до невозможности красивые глаза цвета неба поразили, лёгкая волна мурашек мгновением пробежалась по коже, заставляя губы чуть приоткрыться, чтобы вытолкнуть тяжёлый воздух из скомканных лёгких. Его синие глаза были похоже на безоблачное небо, которому она отчаянно завидовала. Завидовала его свободе, лёгкости, безмятежности, вечности, и всё это уместилось в тонкой диафрагме радужной оболочке глаз напротив.

— Ничего страшного, — странно, но она боялась пошевелиться, будто что-то важное испариться, а ей так хочется ухватиться за невидимую нить, окутавшую сознание.

Они оба молчали, не разрывая зрительного контакта, и, казалось, неведомая сила течёт по венам, ударяясь о кожу в том месте, где их руки соприкасались. Мокрая прядь волос упала ему на лоб, цепляясь за ресницы, и было в этом что-то притягательное и правильное. Осторожно протянув руку, она коснулась подушками пальцев его лица, аккуратным движением откидывая непослушную чёлку Сириуса. Свежий запах осеннего дождя заполнял пространство вокруг, забираясь под кожу сквозь поры, сквозь приоткрытые губы в лёгкие. Её ресницы чуть подрагивали под пронизывающим взглядом синих глаз, и прикоснуться к нему ещё раз показалась жизненно-важной необходимостью. Его рука скользнула чуть ниже по запястью, коснулась миниатюрной ладони и, наконец, зацепилась за согнутые пальцы.

Было в этом моменте что-то волшебное, не то волшебство, вылетающее заклятьем из палочки, а настоящее волшебство. Они будто снова оказались перед высокой аркой, украшенной цветами, не хватало лишь золотистого сияния, вихрем окутывающего тела. Флоренс перевела взгляд с его лица на свою руку, скользнувшую на его скулу, и словно впервые разглядела перстень, сдавливающий своей тяжестью безымянный палец. Почувствовав на кончиках пальцев неожиданное покалывание, словно лёгкий удар тока, оба отступили друг от друга на шаг назад, развевая в воздухе особенность момента.

Её рука застыла в воздухе, касаясь пустоты вместо его лица, и она быстро убрала её в карман мантии, ощутив прикосновение металла.

— Я... хотела тебе кое-что отдать, — прохрипела Флоренс, прогоняя наваждение.

— Что? — Сириус не сразу понял смысл её слов, чуть тряхнув головой.

Она выудила из кармана тонкую цепочку с кулоном — подарок его дяди, и протянула ему. Несмотря на то, что это был подарок именно ей, она не могла его принять. В каждой строчке письма ощущалась вся ценность подвески и её значение для Альфреда Блэка. Он бы хотел, чтобы его племянник отдал его той, кому подарит своё сердце, кого будет любить, а перстень на её пальце ещё не давал ей права носить её.

— Рафаэла (1), — машинально произнёс Сириус, рассматривая знакомую с детства вещь. — Откуда она у тебя?

— Это подарок твоего дяди Альфреда, но я не могу его принять... она слишком важна, — прошептала Флоренс, чуть поворачивая руку, чтобы красивая роза покачивалась в воздухе. — А причём здесь Рафаэла?

— Рафаэла — имя девушки, которой принадлежала эта вещь, и дядя Альфред называет теперь подвеску её именем, — Сириус знал наизусть эту историю с детства и теперь не мог поверить, что его дядя подарил его ей — его невесте.

Флоренс уловила смысл слова «принадлежала», по спине пробежался холодок, и она сделала шаг вперёд, отдавая подвеску ему. По инерции сжав в ладони цепочку, он только потом понял, что она отдаёт её ему, и прежде, чем Сириус успел ответить, она мягко проговорила:

— Думаю, тебе есть, кому её отдать, учитывая ценность такого подарка.

Улыбнувшись уголками лба, она развернулась и пошла вперёд, не замечая пристального взгляда за спиной.

* * *

Она с детства ненавидела дождь, сырость и мрак. А теперь только это её окружает, не смотря на богатство убранства её нового дома. Дом — она обязана считать это место таковым, но прекрасно знает, что никогда это не станет реальностью. Теперь дома просто нет. Был, только в прошлой жизни... давным-давно, когда в груди билось что-то тёплое, а мысли кружились вокруг одного человека, чья любовь дарила безграничное счастье.

Афродита Забини в девичестве, а сейчас Леди Волан-де-Морт бесшумно пересекала холл фамильного замка Мраксов, не обращая внимания на настенные рисунки змей, кусающих себя за хвост.

«Круг не имеет начала — символ бесконечно цикла», — говорил её муж, пристально заглядывая в её карие глаза.

Он всегда так на неё смотрел, словно хотел прочесть мысли. Она не отводила взгляда, не тряслась, как остальные, а спокойно смотрела в ответ. Ведь, откуда ей было знать, что он действительно пытается прочесть её мысли и заглянуть в воспоминания? Только вот по необъяснимым причинам Тёмный Лорд не мог этого сделать, будто что-то защищало Афродиту, разрывая его голову дикой болью. Это была не окклюменция... что-то сильнее, и она явно не догадывалась. Такое было впервые, он долго пытался разгадать удивительную загадку, но до сих пор не смог... Если бы он только знал, что ответ кроется в том, что он так яростно отрицает.

Кружевной подол касался холодного мрамора, рукава серебристого платья были закатаны по локоть, а длинные локоны собраны в высокий хвост, придавая девушке вид богини, сошедшей с Олимпа. Массивные двери распахнулись, и она машинально провела правой рукой по внутреннему предплечью левой и позволила грустной улыбке коснуться красивого лица. У неё не было проклятой Метки, ведь Метка — для слуг, как говорил сам Тёмный Лорд, а она жена. Только вот цена за отсутствие Метки была печальной — обряд соединения магии. Для всех символ вечности брака, но она прекрасно понимала, что это продуманных ход умелого шахматиста. Обряд соединения магии не позволял участникам ритуала принести вред друг другу, и если бы она хотела всей душой убить его, то собственная магия убила бы её саму.

Оказавшись в новом зале размера с Большой зал Хогвартса в окружении высочайших книжных полок, Афродита бессвязно бродила по узким закоулкам, пытаясь найти интересную книгу. В основном литература была по тёмной магии и родословной Слизерина. Нечаянно наткнувшись на новый узкий проход, она уверенно направилась вперёд, но чем ближе подходила, тем отчётливее ощущала порывы необычного ветра. В конце прохода показался новый зал, в центре которого на деревянном возвышении лежала огромная книга. Пальцы сжали кружева платья, ноги сами потянулись к книге; взглянув на обложку, она зажмурила глаза от ослепительного зелёного сияния, излучавшегося изображением змеи. Тряхнув головой, Афродита осторожно приоткрыла глаза, раскрывая таинственный фолиант. Страницы сами переворачивались, стоило едва поднести пальцы, будто книга была живой и хотела что-то ей показать. Слабо выдохнув, она провела рукой по бумаге, и страницы подхватил порыв ветра, открыв книгу на середине. Афродита смотрела на изображение красивой девушки, чьи глаза казались знакомыми: ярко-зелёные, заключённые в блестящий чёрный ободок горели пламенем, словно живые... Руки сжали дерево подставки, пока глаза лихорадочно бегали по строчкам.

«Графиня Изабелл Маргарет Веттори — италоанглийская ведьма и оракул, жившая около пяти ста лет назад. Её считают одной из самых могущественных ведьм за всю историю магии, а так же первой ведьмой, занимающейся тёмной магией.

По преданиям, во время её путешествия на родину своей матери — Англию, графиня встретила и полюбила Великого волшебника Салазара Слизерина (2), чья сила не уступала её. Вернувшись в Италию, графиня Изабелл Веттори изрекла пророчество, гласившее, что, когда соединяться две могущественные силы, она родит наследника роду Слизерин, сила которого будет намного превосходить родителей, сама стихия будет оберегать его.

Тайная организация, назвавшая себя «Veritas» считали неродившегося ребёнка угрозой как для волшебного мира, так и для мира магглов. Маггловская католическая церковь обвинила её в поклонении и преданности дьяволу и приговорила к сожжению на Великой Римской Инквизиции. На протяжении нескольких месяцев графиня скрывалась, но некто, назвавший себя «Охотник», сумел поймать её. По многочисленным догадкам «Охотник» был могущественным магом.

Графиню Изабелл Маргарет Веттори сожгли на глазах народа в центре города Флоренция, как предательницу католической веры и слугу Дьявола. В древних летописях сохранились записи, описавшие огонь, в котором горела Изабелл, что послужило гипотезам, что она сгорела в адском пламени, вызванным неизвестным волшебником.

Многие тёмные волшебники верят в последнее пророчество графини, произнесённое на смертном одре:

«Пусть сегодня я умру на ваших глазах, но сила моя возродиться в потомках моих через много лет, и ребёнку всё равно суждено будет родиться».

Некоторым источники утверждают, что после смерти возлюбленной Салазар Слизерин возненавидел всех магглов, потому что винил их в её смерти и, рассорившись с тремя Основателями школы магии и чародейства «Хогвартс», отправился на поиски «Охотника».

К сожалению, родословную семьи Веттори сложно отследить. Известно, что у неё был брат, вынужденный скрываться после смерти сестры».

Афродита не понимала смысл написанной истории, как и всего происходящего. Чуть ниже была расположена родословная графини Веттори, которая сохранилась после её смерти:

От имени её брата шли две линии к его дочерям: Виттория и Ангелина. От Ангелины и её мужа полоска вела к их сыну Александру Виланни, а далее следовал длинный список рода Виланни, потому что в роду рождались лишь мальчики, только в конце вновь показалось женское имя — Селия Виланни и золотая нить соединяла её с именем Эдварда Уэйнрайта... родословная резко обрывалась.

Ей уже и не нужна была историческая родословная, собранная сотнями магов в поисках Силы графини Изабелл, потому что она и так знала, кто бы шёл дальше — Анжелина Уэйнрайт — жена Чарльза Забини — её бабушка, живущая в Италии.

Ей стало дурно, жарко и плохо одновременно. Отшатнувшись от книги, она быстрым шагом покинула зал, следом библиотеку, добежала до своих покоев и рухнула на стул перед зеркалом. Так вот зачем нужно это замужество? Лорд верит в пророчество? Он наследник Слизерина, она потомок графини Изабелл, неужели он... хочет ребёнка? К горлу подкатил ком, вызывая рвоту от отвращения. Зачем ему ребёнок — Сила? Конечно, Тёмный Лорд только этого и жаждет, а ещё он боится смерти, и Афродита давно это поняла. Почему он не выбрал Флоренс, ведь её глаза точь-в-точь, как у Изабелл? Пристально вглядываясь в своё отражение, она пыталась отыскать схожие черты с графиней, но это глупо — та жила пятьсот лет назад, и тем более родственная нить, связывающая их, практически неуловима, спутанная и слабая! Лорд ошибся — в ней нет никакой могущественной силы, и вообще она никогда не родит ему наследника. Это её маленький секрет. Тогда, почти перед самой свадьбой, она нашла в семейной библиотеке древнее заклятье, отбирающую у девушек возможность рожать — раньше им пользовались французские куртизанки, а ей просто помогало не бояться.

Облегчённо выдохнув, она сорвала резинку с волос, позволяя плечам и спине утопать в белоснежных локонах, а в уголках карих глаз блестели слёзы. Она совсем одна, с разбитой душой, почти мёртвым сердцем, и только счастливые воспоминания из прошлой жизни помогали... существовать, ведь это не жизнь.

___________________

1 — Рафаэла — название сорта роз (отсылка к кулону)

2 — Автор изменила возраст Хогвартса/Основателей, чтобы выстроить сюжетную линию.

Кому интересно, можете прочитать значение имени Флоренс.

http://www.kakzovut.ru/names/florenciya.html