Условие выхода (гет)

"Пламя пожирает..." карта Феникс, колода Симболон.

 

Малфой с раздражённым шелестом листал "Божественную комедию". Гермиона, стоя рядом с ним, оценивала обстановку. Оба молчали.

 

В это одичалое молчание они с Малфоем ударились после давешнего неудачного поцелуя. Молча шли вдоль сплошной каменной стены, пока Малфой, озверевший от усталости, не влепил в скалу невербальным заклинанием Bombarda, судя по результатам, Maxima. Образовалась довольно просторная выемка. Гермиона и Малфой слаженно и безмолвно уничтожили обломки, и принялись устраиваться на ночлег. Очистились от болотной грязи, повернувшись друг к другу спиной, как лягушка и жаба на одном и том же листе кувшинки. Переоделись, поужинали консервами, крекерами и водой, и забрались в спальные мешки. Проснувшись, собрались и зашагали к зиккурату — молча. Жемчужина лежала себе в ладанке, тихонько, как неодушевлённая, но доверия ей не было.

 

Когда выяснилось, что человечьим шагом до зиккурата добираться слишком долго, Малфой молча разделся и обратился единорогом. Вся компания влезла ему на спину, и через три часа неспешной рыси они достигли подножия гигантской пирамиды.

 

Вблизи пирамида представлялась литой, уходящей бесконечно в стороны и вверх, стеной из чёрного чугуна. Но это был обман зрения — стена эта была городской, значит, в ней обязаны были быть ворота, нужно было только их найти, войти внутрь и добыть очередную жемчужину.

 

Если идти вдоль стены, рано или поздно набредёшь на ворота. Только приблизиться к ним будет проблематично по причине широкого потока расплавленной лавы, медленно, с гулким шорохом ползущего у подножия чугунной стены. До него было около сотни ярдов, но жар был весьма ощутимым. Страшно было даже подумать о том, чтобы подойти поближе. Тут-то Малфой и полез в книгу, надо полагать, за дополнительными сведениями. Гермиона хотела было ему сказать, что в книге о лаве нет ни слова, как и о пустынной равнине между Стигийскими болотами и городом еретиков, а говорится там, что Данте и Вергилий доплыли до самых городских ворот в приснопамятной Флегиевой ладье. То есть, пустыня образовалась уже после посещения Данте. Экология, будь она неладна, и в Аду с нею проблемы.

 

Малфой громко захлопнул книгу и надменно уставился на лавовый поток, точно ожидая, что поток под его взглядом провалится сквозь землю — от стыда за своё существование. Но лава текла себе и текла.

 

Гермиона прищурилась. Красный свет слепил глаза, поэтому ни в чём нельзя было быть уверенным, но чудилось в движении потока нечто странное, мёртвой природе несвойственное. Не струение расплавленного камня, а волнообразные сокращения живых мышц. И контурный узор из ярко-алых полукружий на тёмно-красной поверхности…

 

Словно пелена упала с глаз, и вместо раскалённой реки легло у подножия чугунных стен тулово исполинского змея с огненной чешуёй. Час от часу не легче.

 

Малфой наконец разверз уста.

 

— Зря мы не прихватили крысу моего Лорда, — изрёк он, — змеи любят крыс. Он бы её принял в дар и пропустил нас.

— Такое чудовище эту крысу ноздрёй бы втянуло и не заметило, — пробормотала Гермиона,следя за игрой рубиновых огней в громадной чешуе.

— Думаешь, у него есть ноздри? — задумчиво спросил Малфой.

— Теоретически должны быть. Пока голову не найдём, не узнаем.

— Знать бы, в какой стороне голова…

— А не всё ли равно? Я думаю, голова там же, где хвост. Уроборос, знаешь? — пальцами правой руки она изобразила "пасть", вцепившуюся в "хвост" — пальцы левой руки.

— Я знаю, что такое уроборос, — высокомерно ответил Малфой, — и могу сказать, что, если это действительно он, и если его пасть действительно занята его же хвостом, то он нам не страшен.

 

…раскалённый воздух дрожит над рдяной чешуёй… и верно, ничего в этом нет страшного, они подойдут ближе, и волны красного жара обнимут их…

 

— Ну да?

— Конечно, да. Перепрыгнуть мы через него как-нибудь перепрыгнем…

 

...и поднимут, и понесут, и они поплывут над светозарной чешуёй, дрожа и плавясь в стеклянистом мареве…

 

— Да ну?

— Конечно, ну. А вот если пасть у него свободна, и он захочет нас пожрать, тогда…

— Тогда — ой, — Гермиона меланхолически покивала. Она не отрывала взгляда от текущих слева направо алых сполохов.

— Конечно, ой!

 

Она смутно ощутила, как Малфой схватил её за плечи, развернул спиной к огненному аспиду и хорошенько встряхнул. Она почувствовала резкую боль во рту и возмущённо вскрикнула.

 

— Очнулась? — спросил он, — или надавать тебе пощёчин?

— Я сейчас сама тебе надаю пощёчин! Я из-за тебя язык прикусила!

— Это хорошо. В другой раз не будешь уставляться, куда не следует.

 

Гермиона задумалась и, не оборачиваясь, указала глазами себе за спину. Малфой кивнул.

 

— Чуть совсем не убаюкал, гад ползучий, — с ненавистью сказала Гермиона, после чего подозрительно спросила, — а на тебя почему не действует?

— Ещё как действует, просто я не смотрю прямо на него. И ты не смотри.На втором курсе, помнится мне, ты была намного осторожней, Грейнджер.

— Там был василиск, а здесь непонятно, кто.

— Тем более, надо быть осторожней. Мы приблизились к Нижнему Аду, — он помахал чёрной книгой, — и каждая ошибка может быть гибельной!

— Слизеринский пафос, — буркнула Гермиона.

— Гриффиндорская глупость! — он ещё раз тряхнул её, оттолкнул и отвернулся.

 

Им грозил новый приступ Одичалого Молчания, но Гермиона сделала над собой усилие. Подошла и ткнулась Малфою лбом в плечо.

 

— Извини, — сказала она. — Знаешь, так странно, что ты в чём-то взрослее меня. Я к этому не привыкла. Всегда была самой старшей, самой умной и самой…

— ...самой-самой, — закончил Малфой, потирая плечо, — и лоб у тебя самый твёрдый из всех, что меня бодали. Так что в следующий раз вкладывай в свои извинения немного меньше энтузиазма, ладно?

— Дур-рак!

— Вот и договорились, — он полез в книгу, — значит так. Предлагаю тебе не идти, а ехать. Разумеется, на мне. И настоятельно рекомендую сотворить Зеркальный Щит. Если этот уроборос ещё и василиск, то ему и не нужно будет нас есть. Достаточно будет посмотреть. А тут, — он ткнул пальцем в книгу, — ещё и Горгоной Медузою грозятся. И потому, Грейнджер — не смотри! Ни на этого чёртова змея, ни на эриний, буде они появятся.

— Ох, кончай меня лечить. Давай, правда, обращайся и поскакали.

— Захребетница, — проворчал Драко, и вдруг спохватился, — эй, а где наша свита?

 

Свита обнаружилась в двух ярдах левее, в очень нехорошем состоянии. Живоглот стоял столбиком, и в его остекленевших глазах отражалась огненная пульсация змеиного тела. На макушке кота лежала тусклая немерцающая искра. Гермиона, задохнувшись от ужаса, кинулась, схватила Глота в охапку, принялась тормошить — кот был как каменный. Демон, свалившийся с кошачьей головы, звякнул о грунт и остался лежать неподвижно.

 

— Пиздец нашей свите, — констатировал Малфой.

— Заткнись, тля белобрысая!! — заорала на него Гермиона и принялась лихорадочно рыться в сумочке. Белобрысая тля стояла над нею, как укор совести, и лила масло в огонь:

 

— Говорил я тебе в Лимбе, пойдём, наберём мандрагор, а ты…

— Не заткнёшься — убью!

— Опять угрозы, — проворчал Малфой и нацелил палочку на Живоглота:

 

— Enervate!

 

Малфой испробовал ещё anapneo, и, покосившись на Гермиону, Imperio. Бесполезно. Живоглот оставался памятником самому себе. И демон так и не замерцал. Гермиона, тем временем вытряхнула из сумочки все имевшиеся склянки, хотя точно знала, что мандрагорового зелья там нет. По очень простой причине — оно начинает портиться через несколько часов после того, как настоится до готовности, и ничем этот чёртов процесс не остановить. Она села на землю среди всех этих бесполезных флаконов и натурально разрыдалась.

 

— Грейнджер, — услышала она. Ну, что ему надо?

 

Малфой прижимал к уху застывшее тело кота. Выглядел он при этом глупо, как любой великовозрастный балбес, тискающий мягкую игрушку. Только лицо у него было слишком серьёзное для балбеса.

 

— Он не окаменел. Сердцебиение есть и дыхание, хотя и замедленное. Это просто транс, магнетический транс.

— Гипнотический, — машинально поправила Гермиона, вставая. Вынула из рук Малфоя тяжёлое мохнатое тело и тоже принялась ощупывать его и прослушивать.

— Пожалуй, ты прав. Но что из этого следует?

— Хотя бы то, что мандрагора нам не понадобится.

— А что понадобится? Ты знаешь, как выводить из транса?

— Понятия не имею,— легко ответил Драко, — а, собственно, зачем? Засовывай его в сумку и пошли. И демона не забудь.

— Во-первых, не командуй. А во-вторых, как так — пошли?

— У меня такое чувство, что в виду этого, — он, не глядя, кивнул на змея, — мы всё равно им ничем не поможем.

 

Гермиона подобрала демона, спрятала его в рукав и сказала:

 

— Надо же им было так глупо влипнуть.

— Влипают всегда глупо, — наставительно сказал Малфой, — впрочем, кому это знать, как не тебе?

— Как не нам, — поправила Гермиона и раскрыла сумочку.

 

Малфой одобрительно проследил, как она аккуратно, в четыре приёма, протолкнула в сумку кота и заметил:

 

— По крайней мере в таком состоянии с ними намного меньше хлопот.

— А мне кажется, мы остались совсем без защиты.

— Ну-ну, Грейнджер, не драматизируй. Мы всё-таки маги. А ты у нас и вовсе героиня войны. Как-нибудь справимся.

— Дай попить.

 

Потребив водяной шарик, Гермиона вынула из сумочки солнечные очки, умножила их на два, одни напялила на себя, а другие протянула Малфою. Он взял очки, недоуменно посмотрел на собственное отражение в зеркальных стёклах, просветлел лицом от понимания и надел.

 

— Всё-таки, Грейнджер, твоя голова работает хорошо, — одобрительно сказал он, — только очень медленно.

 

Гермиона отвесила ему подзатыльник. Он поймал слетевшие очки, надел их, пригладил волосы, и с удовольствием шлёпнул Гермиону. Она замахнулась было в ответ, но он укоризненно вскричал:

 

— Где твоё обострённое чувство справедливости, Грейнджер? Мы квиты, между прочим!

 

Гермиона надулась. Малфой поглядел на змея, на бегущие слева направо алые сполохи и сказал.

 

— Направо.

— Налево, — тут же возразила Гермиона.

 

Малфой достал из кармана сикль, сказал: “Дракон — направо”, и подбросил. Выпала решка. Гермиона показала язык, и Малфой удовлетворённо кивнул.

 

— Теперь можно и налево, — сказал он и стал раздеваться.

 

По сумрачной долине неспешно рысил белый единорог в тёмных очках с зеркальным покрытием. Гермиона удлинила дужки и вплела их единорогу в гриву, чтобы очки не слетали. Такие же очки, только поменьше, были и на всаднице, но смотреть в упор на игру красных огней в змеиной чешуе Гермиона всё же остерегалась. Озиралась по сторонам, время от времени ощупывала демона в рукаве — не очнулся ли, поправляла себе и единорогу очки, и досадливо думала, что вредная скотина нарочно встряхивает её так, что переворачивается желудок. При этом означенная скотина явно и недвусмысленно пытается вдавиться хребтом ей в промежность, но тут уж спасают джинсы, современный эквивалент пояса целомудрия. То есть, не то, чтобы стопроцентно спасают… В конце концов Гермиона наклонилась вперёд, подняла длинное белое ухо и сказала в шерстистую глубину:

 

— Будь добр, определись, чего же тебе хочется — чтобы я кончила, или чтобы меня стошнило?

 

Он фыркнул, выдернул ухо из её пальцев и пошёл ровнее. Гермиона получила передышку и осторожно посмотрела направо. Там обнаружились некоторые изменения.

 

Гладкая чугунная стена пошла высокими, идеально ровными уступами. И огненное туловище лежало на уступах, насколько хватало глаз, до самой далёкой вершины, и казалось снизу раскалённой до тускло-красного цвета проволокой, мрачной иллюминацией, очерчивающей контуры зиккурата.

 

— Тпру, — сказала Гермиона, но единорог уже и так стоял, и, надменно закинув рог, разглядывал пирамиду, очевидно, прикидывая высоту уступов.

 

— А ты уверен, что нам вверх? — спросила Гермиона, — может, пойдём низом, поищем ворота?

 

Единорог скосил из-под очков серебряный глаз, пожевал шерстяными губами и сказал:

 

— Бр-р-р.

— Да, пожалуй, ты прав, — согласилась Гермиона. — С чего я взяла, что ворота внизу?

 

Она тоже подняла голову и посмотрела на чугунные ступени. Футов девять высотой, ч-чёрт.

 

— Допрыгнешь?

— Бр-р-р! — гневно ответил единорог и показал клык.

— Ну ладно, ладно. Перестань бурчать, ты всё-таки единорог, а не верблюд. Поехали, раз решили.

— Бр-р-р-р!

— Перестань, кому сказала, ты меня всю заплевал. Ну, что не так? А-а-а…

 

Она произнесла Связывающее заклинание, и толстая верёвка примотала её к своенравному скакуну. Порылась в сумочке и извлекла упаковку таблеток от укачивания.

 

— Бр-р-р?

— Ты меня на равнине всю растряс, а здесь меня точно наизнанку вывернет, если не принять меры, — объяснила Гермиона и съела таблетку.

— Бр-р-р.

— Не-а, пешком не пойду, и не надейся. Сам спину подставил, никто тебе не неволил. Теперь вот вези!

 

Единорог закинул голову назад, пытаясь достать Гермиону рогом. Она схватила рог, потянула на себя белую голову и чмокнула в темя.

 

— Спасение моё, — сказала она, — чудо снежное, ангел-хранитель. Без тебя бы мне здесь конец пришёл.

 

Обалдевший от такого обращения единорог постоял несколько мгновений в весьма неудобной позе, потом осторожно высвободил рог из руки Гермионы, помотал головой, укоризненно фыркнул и пошёл к подножию первой ступени.

 

— Я к тебе не подлизываюсь, — говорила ему Гермиона, — не подслащиваю пилюлю. Я даже не вожу тебя за салом, что бы там ни думал по этому поводу. Я просто знаю, что ты — самое большое моё везение...

 

Она вдруг увидела, как грива единорога с правой стороны, откуда тянуло на них змеиным жаром, стала закручиваться колечками, и в то же мгновение тоже ощутила сильный жар правой щекой и услышала лёгкое потрескивание — у неё тоже горели волосы.

 

-Стой! — крикнула она, но единорог оказался умнее. Он отбежал от зиккурата ярдов на пятьдесят, и только тогда остановился.

 

Увлёкшись собственной болтовнёй, она и не заметила, что они слишком близко подобрались к огневой туше. У них нет выбора — подниматься надо по тем же ступеням, на которых разлёгся змей. Ну, и что делать? Не Водообразующим же его тушить — обварит паром до костей. Может, засыпать песком? Нет такого заклинания. Ах, демон, демон, нашёл время впадать в нирвану. Вот как здесь без него?

 

Она на всякий случай ощупала демона в рукаве, но он по-прежнему был неподвижен.

 

— Предложения? — спросила она единорога.

 

Он лёг на землю, поджав ноги. Гермиона убрала верёвки, спешилась и отвернулась. Через несколько секунд Малфой встал рядом с ней в позе длинного, тощего, голого Наполеона и неодобрительно воззрился на адского червя сквозь тёмные очки.

 

— Может быть, заморозим его? — предложил он.

— Ты когда-нибудь пробовал замораживать что-нибудь по частям? — спросила Гермиона.

— Не пробовал, потому что не было повода. А сейчас повод есть.

— Не получится. Целиком мы его не заморозим, а маленькие участки будут мгновенно разогреваться вновь. Как бы он вообще не взорвался от такого обращения.

— Тебе его жалко?

— Опять ты дурака валяешь. Мне жалко нас. Сгорим во цвете лет.

— Сгорим, — бездумно повторил Малфой. — Сгорим?

 

После паузы Гермиона сказала:

 

— Глупа я.

— Не огорчайся, — утешил Малфой, — ты ведь всего-навсего маггла.

— Я — маггла, — согласилась Гермиона, — а ты маг. И?

— И тоже глуп. Маг-дурак. А умные не полезли бы в Ад за злобным школьным учителем. То есть, в данном случае, лжеучителем и еретиком. Кстати, Грейнджер, а почему, собственно, он еретик? Или, хотя бы, почему он лжеучитель? Чего такого ложного в зельеварении?

— В зельеварении, враг мой, ложно всё. Неужели ты забыл? “Я постараюсь научить вас, как околдовать разум и обмануть чувства. Я расскажу вам, как разлить по бутылкам известность, как заваривать славу и даже как закупорить смерть….”

— Во-первых, мало ли что он плёл первокурсникам. А во-вторых, это ведь далеко не всё. Зелья лечебные, зелья укрепляющие, наконец, сыворотка правды, вашей, господа гриффиндорцы, любимой правды — это тоже он!

— Но нам он говорил не об этом, а о мороке и обмане, о власти, которую даёт обман.

— Но это правда. Эй, Грейнджер, разве ты не знаешь, что обман даёт власть?

— Давай не будем спорить о философских и нравственных категориях. Всё равно я права. Знаешь, почему?

— И почему?

— Потому что он попал туда. — Гермиона обвиняющим жестом указала на зиккурат.

 

Малфой некоторое время смотрел на неё сверху вниз и, наконец, изрёк.

 

— Железная логика. И ведь не поспоришь.

— И не нужно спорить. Скакать надо.

— Ну, Мерлин нам в помощь?

— С богом!

 

И снова они скакали к зиккурату, и мертвящий жар всё усиливался. И когда терпеть стало невозможно, Гермиона подняла палочку:

 

— Glaciari!

 

Неяркое белое сияние окружило всадницу и скакуна. Опаляющий жар стал тёплым ветерком, к тому же опять откуда-то потянуло запахом расплавленного асфальта. Это навевало бы южное, летнее, романтическое настроение, если бы не нужно было прыгать по этим чёртовым ступеням.

 

Единорог притормозил у подножия пирамиды, сжался и взвился вверх. Гермиона зажмурилась, вцепилась в гриву. Хорошо, конечно, что Малфой заставил её привязаться, замечательно, что она захватила с собой таблетки от укачивания, и просто прекрасно, что змеев жар им более не опасен — но чёрт возьми, как же страшно — сердце падает...

 

Единорог перелетал с уступа на уступ. Малфой и в этой ипостаси своей был костист и жилист, твёрдые, как доска, мышцы работали с механической размеренностью, и Гермиона, поймав ритм скачки, почувствовала себя уверенней. Она приоткрыла глаза. С правой стороны светил красным светом змей, слева всё углублялся, с каждым рывком становился всё темнее, обрыв. До вершины ещё очень далеко.

 

А справа, там, где змей, опять перемены. Ровная огненная река вдруг пошла завиваться кольцами, а внутри колец торчали то ли холмы огненные, то ли пламенные столбы. То ли просто высокие костры — при такой выматывающей скачке и не разглядишь. Запахи. Жареного мяса.

 

Гермиона почувствовала тошноту.

 

И звуки доносятся — сквозь гул огня невнятные, но ясно, что крики и вопли. Потому, что это Ад.

 

Единорога некстати охватил азарт исследователя. Форсировав очередной уступ, он свернул вправо и подскакал к одному из огненных колец.

 

В центре огненного кольца поднимался столб. Столб горел. И привязанный к столбу человек горел тоже. Только человек ещё и кричал...

 

Гермиона рефлекторно выхватила палочку.

 

— Glacius! Aquamenti!

 

Человек горел и кричал.

 

Гермиона уничтожила верёвки, спрыгнула наземь и бросилась в огонь. Она схватила горящего человека за руки, за плечи, за торс, но её руки проходили насквозь.

 

Ничего нельзя было сделать.

 

Живая рука Драко Малфоя вытащила Гермиону из пламени за плечо.

 

— Грейнджер. Послушай, Грейнджер. Это не декан. Нам нужно найти декана. Этому человеку ничем не поможешь. Нам нужно идти искать декана, Грейнджер. Пойдём.

— А когда мы его найдём? Что мы сможем сделать?

— Не знаю. Увидим. Пойдём, Грейнджер.

 

И вдруг Гермиона всем телом ощутила зов, там, впереди, и мгновенно очнулась от шока. И сейчас же жемчужина ожила, толкнулась в грудь сквозь ткань ладанки. Гермиона вскрикнула:

 

— Скорей!

 

Малфой обернулся, и Гермиона взлетела ему на спину. Чёрт с ней, с верёвкой, вперёд!

 

— Скачи! Скорее! Давай!!

 

Зверь завизжал леденящим визгом, и взлетел на очередной уступ, и понёсся к следующему, и так же бешено визжала Гермиона, почти стоя на его спине.

 

Горящий столб. И высокая чёрная неподвижная тень в огне. Ни звука, кроме треска огня.

 

— Северус!

 

Чёрное лицо запрокинуто. Сжаты зубы. Смрад горелой плоти, но плоти нет, и ничего нельзя сделать.

 

— Помоги…

— Как?

— Дай… сгореть…

— Что?

— Ты слышала, Грейнджер, — подал голос Малфой, о котором она совсем забыла.

— Он горит. Уже горит. Что я могу сделать?

— Помоги ему сгореть.Совсем. Дотла.

— Нет. Я не могу.

 

У Малфоя под сухой кожей лица проступили всё мускулы. Точным, как бросок змеи, движением, он выхватил у Гермионы палочку, а самоё Гермиону буквально отшвырнул. Нацелил палочку на чёрного Снейпа.

 

-Incendio!

 

У Гермионы вырвался вопль.

 

— Зря орёшь, Грейнджер, — выговорил Малфой, с трудом разжав зубы.

 

Верно, зря. Пламя заклинания моментально исчезло, поглощённое адским огнём.

 

— Дай мне палочку, — сказала Гермиона. — Дай её мне. Не бойся. С тобой я потом разберусь.

 

Малфой учтиво, рукояткой вперёд, протянул ей палочку. Его рука дрожала.

 

И рука Гермионы дрожала, и кончик палочки ходил ходуном. Но когда ледяная ладонь Малфоя легла поверх ладони Гермионы и тоже сжала палочку, стало возможно нацелить её.

 

Гермиона проглотила комок в горле.

 

Повинуясь двум рукам, палочка описала небольшую окружность и совершила выпад:

 

— Lumos Solem!

 

Солнечный луч ударил из палочки, пронзил багровое пламя, охватил Снейпа. И тогда Снейп закричал.

 

Гермиона рванулась к нему, но в неё вцепился Драко. Прижал ей руки к бокам, обхватил вокруг, как стальным обручем. Она била его ногами, куда могла достать, он упал вместе с ней, навалился, придавил к земле. И всё повторял, задыхаясь: “Дай ему сгореть, пусть сгорит…”

 

А когда он сгорел, Малфой выпустил её, и она бросилась в адский огонь, не осознавая, что защитное заклинание Морозного Пламени иссякает. Что чёрный пепел, в который она зарылась по локоть, ища жемчужину, обжигает ей руки и колени, что занялись мантия и волосы, и ссохлись от жара башмаки. И только когда жемчужина оказалась у неё в руке, она, вскочив, поняла, что не знает, куда бежать, кругом был багровый огонь. И она закричала:

 

— Драко!

 

Руки Малфоя протянулись к ней и выволокли её из пламени. И стало темно.