Осколок мира (гет)

Двое стояли друг против друга. Девушка «за двадцать» и девочка-подросток, попаданка, занесенная в этот мир волей варпа и былая хозяйка тела, желающая остаться человеком, и решившаяся принять Изменение...

Наверное, они могли бы поладить: обе были друг другу чем-то симпатичны. Но Силам за Гранью мира не нужно было мирное сосуществование. Им нужен был конфликт. И вот, пришелица в своих шутках перешла грань, отделяющую необидную насмешку от причинения настоящей боли, и обрела власть запереть хозяйку тела в тюрьме своего сознания. А та, в ответ, готовилась произнести черные слова проклятия всему сущему.

Двое стояли друг на против друга... враг против врага, готовясь сойтись в решительной схватке. Двое стояли. Миг этот все длился и длился. Мир раскачивался все сильнее, готовясь рухнуть.

Я попытался приподняться, и со стоном рухнул на кровать. Память вытворяла очень... странные шутки. Последнее, в чем я точно уверен, это то, что я выпил зелье, которое должно было привести меня в нормальную форму, чтобы произвести, наконец, впечатление на девушку, которая мне всегда нравилась. И пусть госпожа колдомедик предупреждала, что шансы обойтись без последствий — где-то один к сотне не в мою пользу, но я понадеялся на удачу, которая раз за разом выводила меня и из более опасных ситуаций.

На этот раз удача подвела. Побочные эффекты оказались... более чем впечатляющими. Проще говоря, по мозгам мне дало знатно.

Я поднял к глазам свою руку... сильную, мускулистую... но вполне подобающую для подростка, а не тот кошмар культуриста, который я наблюдал в своих бредовых видениях. Это надо же! На полном серьезе поверить, что меня разнесло до размеров Астартес... маленького, правда, и хилого, но в человеческие нормы явно не укладывающегося.

Стоп! Кто такие «Астартес»? Над памятью пришлось совершить насилие в извращенной форме, и тогда она выдала, что я вроде вычитал это слово в книге. Там же было и примерное описание внешности типичного комодесантника, пафосно превозмогающего своих врагов. Хм... Теперь понять бы: я действительно прочитал эту книгу, или это опять выверты сознания, захлестнутого побочными эффектами проклятого зелья?

Еще из туманного небытия всплыл образ Гермионы в мантии с символами Хаоса, и струя горящей крови, и... нет, ну уж это-то точно бред. Это зелье маггловским наркоторговцам сбывать — озолотиться можно. Это ж какой живописный приход у меня получился...

Мы с Гермионой тренировались в дуэльном искусстве, совмещая простые заклятья и ментальные удары. И, кажется, оба одновременно пропустили атаку спарринг-партнера. Меня вырубило, но я еще порадовался и испугался виду падающей Гермионы...

А потом я оказался в натуральном кошмаре. То, на чем я стол — было скорее порождением неумеренно абстрактной математики, чем чем-то реальным. «Двенадцатимерная гиперсфера»... И откуда у меня такие слова? Вот их-то я точно ни разу не слышал... Впрочем, это все мелочи. Более страшное заключалось в том, что на поверхности этой... гиперсферы, стояли две... девочки? Нет, девушки... если не женщины. По крайней мере одна из них была старше меня по крайней мере лет на пять, а другая... Другой была Гермиона. В последнее время я совсем перестал понимать ее. Она... она то целовала меня, повергая меня в состояние счастливой медузы, то обнималась с Блэком, получая от этого явное удовольствие, и игнорируя мои недовольные взгляды. Так что не слишком удивительно, что я увидел ее в таком виде... Кожистые крылья, заполненные бездонной тьмой с серебряными прожилками глаза, одежда из первозданного мрака... В общем, перед собой я увидел истинную демонессу, ужасную... и прекрасную.

Жуткие слова, которых я не понимал, но чувствовал, что они наполнены бесконечной ненавистью, срывались с губ Гермионы. Женщина пробовала прорваться к ней, пыталась что-то наколдовать, не замечая и не понимая, что находится на другой стоне замкнутой поверхности. Что же они не поделили настолько, что Гермиона решилась произнести ЭТО?!

— Гермиона! — Я рванулся к ней, игнорируя все выбрыки этого свихнувшегося мира... и почувствовал, как что-то тянет меня и к этой незнакомке. Усилием воли я преодолел это притяжение, вырываясь на нужную мне сторону. — Гермиона... что ты делаешь? И кто это с тобой? Почему...

— Ответов не будет. — Голос Гермионы звучал холодно и жестко. Даже когда она на третьем курсе ссорилась с Роном по поводу проклятой крысы, даже тогда ее голос не звучал ТАК. — Разве что... невежливо было бы не представить вас. Гарри, перед тобой — Кейт. Это ее ты, начиная с прошлого лета звал Гермионой.

Моя душа рухнула куда-то в глубину. Значит, это не Гермиона... Хотя... Надежда вспыхнула яростным светом, когда я задал вопрос и услышал ответ. Все-таки, Гермиона не была равнодушна ко мне. И ее заигрывания с Блэком, зажигавшие в глазах крестного видимые всем, кроме нее хищные огоньки, — это была эта самая Кейт...

Я рванулся вперед. Рванулся, чтобы обнять, успокоить, погасить эту страшную ненависть, но... Только теперь я заметил, что по разорванному запястью Гермионы на колдовские знаки течет ее кровь. И Чаша гнева оказалась переполнена, когда пересек Черту.

Мир вздрогнул и раздвоился.

Передо мной стоял... я? Но какой! Гигант с сияющей золотом кожей, со знаком аквиллы, вытатуированным на груди.... Он смотрел на меня... или на себя самого? С глубоким презрением.

— Ты! Ты выбрал это... это порождение варпа! Я отрекаюсь от тебя!

Золотой меч длиной в мой рост взлетел в багровые небеса. Но за моей спиной стояла истекающая кровью Гермиона и я не мог, не имел права отступить.

— Ты угрожаешь Гермионе. Ты не пройдешь! Я отрекаюсь от тебя!

Черный луч сорвался с моей ладони, и ударил в гиганта в тот самый миг, когда сияющий золотом меч пробил мое сердце. Отброшенный страшным ударом, я еще успел увидеть, как, через ужасную рану в золотой коже рвется наружу поток крови, успел заглянуть в глаза любимой...

— Гарри!

— Гермиона...

Мир погас.

...

Я потер грудь в том месте, куда пришелся удар золотого меча... Странно. Шрама не было. Впрочем, если бы он был — я бы точно не смог очнуться. С пробитым сердцем — не выживают. Так что все увиденное — точно бред. А слабость... слабость, наверное, это от зелья. Точно от зелья. Вот только... почему мне приходиться себя в этом убеждать? Почему чудовищный бред представляется мне более реальным, чем скрипящая кушетка и привычная, успокаивающая обстановка Больничного крыла Хогвартса?

— Гарри! — Голос крестного отвлек меня от бесплодных размышлений. Я оглянулся на него, и замер, пораженный: всю его левую щеку пересекали четыре отчетливые кровавые полосы.

— Сириус! Что с тобой?!

— Да вот, твоя подружка...

— Гермиона? Что с ней? — Беспокойство заставило меня вскочить... но я тут же покачнулся, и чуть было не рухнул обратно на кровать.

— А ты не помнишь? — Блэк криво усмехнулся.

— Нет. — Не рассказывать же крестному свои бредовые видения?!

— На тренировке вы с Гермионой долбанули друг друга ступефаями, и свалились. Я попытался привести вас в себя, но безуспешно. Нюниус попробовал влить в вас какие-то свои дурнопахнущие зелья, но тоже не преуспел... В общем, мы с

Нюнчиком доставили вас в Больничное крыло, где вы и находитесь второй день. А сегодня... Сегодня я попытался поправить одеяло твоей подружки, и получил вот это... — Сириус провел рукой по следам на своей щеке. — Кто ж знал, что у нее такие длинные и острые когти?

— Гермиона... Она пришла в себя?

— Как ни странно — нет. — В нашу беседу вплелся голос мадам Помфри. Она это сделала, не приходя в сознание. По крайней мере, так говорят все диагностические заклинания.

Я снова встал, и попытался куда-то идти. Меня немедленно повело, и внезапно взбрыкнувший пол чуть было не дал мне по лбу. К счастью, Сириус успел предотвратить столь... нежелательное развитие событий, подхватив меня.

— Гарри. Тебе надо лежать.

— НЕТ! — Я рванулся вперед. — Гермиона...

— У вас обоих сильнейшее магическое истощение. — Голос мадам Помфри не нес в себе даже следа жалости или сочувствия... и это, как ни странно, успокаивало. Вам действительно следовало бы лежать.... Но беспокойство окажет на процесс Вашего выздоровления намного худшее влияние, чем короткая прогулка. Мистер Блэк, проводите, пожалуйста, Вашего крестника к его однокласснице.

Гермиона лежала в соседней... наверное — ячейке Больничного крыла. К счастью, одета она была в самую обыкновенную больничную пижаму, такую же, как и та, что была на мне, а не в ту сияющую тьму, как в моих видениях. И крыльев у нее не было. Кожистых, черных, переливающихся серебряными нитями демонических крыльев. Глаза девушки были закрыты, так что я не мог их видеть, и оставалось только надеяться, что там — привычное медовое сияние, а не холодный блеск смертоносной тьмы... Вот только... Гермиона была бледна. Страшно бледна. И... мой взгляд скользнул на вытянутую на одеяле левую руку... Я взял ее за запястье, и аккуратно повернул внутренней стороной к себе. Нежную кожу пересекал истекающий багровым сиянием шрам. Точно такой же, как то, что она нанесла себе... там.

Миры расплывались перед глазами. Воспоминания о сотнях, если не тысячах вариантов вероятного прошлого вызывали тошноту. Я или не я лежала, увидев в зеркале золотой взгляд василиска? Я или не я бросала записку с именем в Кубок Огня? И чье это было имя? Кем было призвано пламя, уничтожившее дом моих родителей... вместе со всем остальным миром? Вихрь Всеизменяющегося всосал меня... и выплюнул... куда-то. Могу ли счесть то, где я сейчас нахожусь — реальностью? Или это очередная ипостась Нереальности?

Я вспоминала, как стираю память своим родителям, отправляя их в Австралию... как пытаю их круциатусом... и пронзительно зеленый луч Авада Кедавра тоже совмещается в моих воспоминаниях с лицом мамы. Как ее зовут? Джейн? Джоан? Джулия?

Гарри... Его я тоже предавала, принимая деньги Дамблдора за то, чтобы изображать искреннюю дружбу? НЕТ! Такого просто не может быть. И я исключила эту ветвь из возможных воспоминаний. Это — явно чья-то чужая иллюзия.

Боль кольцом сжимала левую руку. Мир не желал выстраиваться в сколько-нибудь стабильную конструкцию, которую я могла бы признать СВОЕЙ. Если былое складывалось в картинку, которую я готова была принять — Будущее становилось кошмаром, от которого я отшатывалась в ужасе... А если грядущее принимало приемлемые очертание — в прошлом и настоящем таилось такое... что я лучше увижу клинок атейма, по самую рукоять вогнанный в мое горло, чем признаю ЭТО — своим прошлым.

Холодно! Ползучий поток холода заставляет меня ощущать... дискомфорт. Чьи-то руки даруют тепло. Чьи? Я активирую сенс... и с трудом удерживаюсь от боевого клича. Тот, кто привлек к себе мое альтер эго, тот, кто вынудил меня обрушить мой прошлый мир в объятия Вечной Леди... С трудом удерживаюсь от мутации, способной отправить псину в страну Счастливой охоты. Он... Он может быть полезен. В лабиринте Десяти тысяч Будущих он мог как разрушить наши отношения с Гарри, так и укрепить их. Но... отвергать возможности из страха перед опасностью? Это — не мой путь. Однако... шрамы, оставленные благословенным керамитом так просто не затянуть даже перевертышу! Надеюсь, что это покажет псине, что она мне не нравится!

Снова холод... любопытство, способное привлечь внимание Архитектора Судеб, плачь по несбывшемуся, достойный Той-что-Жаждет...

— Мисс Грейнджер. Выпейте это.

В поднесенном Тенью бокале я чувствую улыбку Меняющего пути и волю Пастыря Обреченных, жажду Той-что-Жаждет и ярость Собирателя Черепов... Все это накладывается странным образом, не давая мне поймать сколько-нибудь доминирующую вероятность. Все — только возможно. Но... Я выпиваю то, что мне дают. Будь что будет! Тьма закрывает глаза прохладной ладонью...

— Гермиона... — Голос... ЕГО голос вырывает мня из мрачных видений. К сожалению, вместе с осознанием существования окружающей реальности — возвращается боль. Хочется отгрызть свою руку, только чтобы прекратить эту боль... — Вот, выпей!

Глоток. Горько-соленый вкус влаги жизни омывает мое горло, снимая и успокаивая боль Я... я стала вампиром? Осмысливаю все следствия из подобного выплеска Аутэ... и признаю, что это — возможный поток реальности. Прикидываю плюсы и минусы этого... Мне такая шутка Всеизменяющегося не нравится... но жить — можно. Особенно — если обратить и ЕГО тоже. Тогда... Но видения складываются в картинку того, как ОН выходит под лучи убийственного закатного Солнца, чтобы только отказаться от непрошенного дара. Вой сотрясает тишину... и только через несколько минут приходит осознание того, что это я вою в ужасе и боли.

— Тише, Гермиона. Тише. Это — просто лекарство. — Лекарство? Но я отчетливо ощущаю вкус... — Оно просто даст тебе Силу вместо потерянной. Ты не превратишься в Кровавую сестру.

Усилием воли заставляю себя откинуться на подушку (что это такое — «подушка»?), заставляя себя расслабить сведенные судорогой мышцы. Я... я должна верить ЕМУ. Не знаю, почему — но должна. Так будет правильно...

— Гарри?

Набор звуков, с трудом пропихнутых сквозь не подчиняющееся горло почему-то ассоциируется с тем, ради которого я сделала то, чего не должна была делать...

— Шшш, Гермиона. Я здесь. Я рядом. Только тише. Тише. А то проснется мадам Помфри и выгонит меня отсюда.

Тепло. Тепло и уверенность. Я — в безопасности. Покой...

— Герми. Ты можешь звать меня «Герми». Или...

— Гермиона, ты... ты же всегда... — Его голос выражает сомнения. Почему? Неужели я... я оттолкнула его? Неет! — Герми... родная...

Тепло снова окутывает меня... Может быть, ему не нравится такое сокращение? Тогда...

— Ты можешь звать меня как хочешь... Только ты...

Я проснулся. Что-то в окружающем мире было... не так. Такого быть не должно, но оно было. Я сел на кровати. К счастью, слабость, одолевавшая меня утром — уже прошла... или почти прошла. Прыгать до потолка — не тянуло, но сидеть уже можно было не шатаясь. Я оглянулся чтобы понять, что же именно меня так встревожило. Вспышкой озарения всплыло имя. Гермиона! Что с ней?

Не в силах совладать с тревогой, я двинулся туда, где лежала в магической коме моя подруга. Мадам Помфри еще днем сказала, что девушка продолжает терять силы, но когда я сказал ей про истекающий багровым сиянием шрам — мне немедленно прописали успокаивающее и зелье сна-без-сновидений. Но, похоже, последнее — не помогло.

Возле шторки, отгораживающей «палату», где лежала Гермиона, я заколебался. Парню вырваться ночью в спальню девушки, это... это, как минимум — невежливо. Однако, колебался я недолго. Тревога звала меня вперед.

Гермиона вышла из комы... хотя неизвестно, было ли это улучшением. Багровое сияние, которое раньше просто как бы вытекало из несуществующего шрама — теперь охватывало всю руку. Девушка вздрагивала, иногда с ее губ срывались непонятные слова. Похоже, что она — бредит...Взгляд скользит по одеялу, которым девушка зябко укрывается. Не нужно быть колдомедиком, чтобы понять, что ей плохо. Особенно тревожит меня то, что мадам Помфри не смогла не определить причину ее такого состояния, не, тем более — найти лекарства. Чем дольше я сидел рядом с постелью подруги, тем отчетливее понимал: она умирает. И если я, именно я — не найду способ остановить отток Силы, то не сможет никто. Ведь никто кроме меня просто не видит раны на руке Гермионы.

Тяжелые размышления вогнали меня в странное оцепенение. Перед глазами вставало воспоминание о том, чего я не видел и видеть не мог. Золотой меч, пробивший мое тело, разлетается осколками... и вместе с ним — разлетается весь мир. Гермиона подхватывает меня одной рукой, а другой — вцепляется в осколок мира. И мы летим сквозь полосы изменчивого сияния, через порывы разноцветного ветра, над видениями иных миров, как жутко-отвратительных, так и восхитительно прекрасных.

— Море душ. — Я произнес эти слова вслух, но что-то показалось мне в них неправильным. — Имматериум.— Повторил я. Странно. Вроде бы сказал то же самое, а прозвучало как-то по-другому.

Прозвучало... По-другому... Что-то в этой мысли дает нужную зацепку... Прозвучало... Но разве я сказал это по-английски?

— Высокий готик.

Мысль... она пришла откуда-то извне. И показалась очень правильной. Но... что такое «высокий готик»? А впрочем, какая разница. Я не об этом должен думать!

Как ни странно, решение нашлось не в воспоминаниях о выученных лечебных заклятьях и зельях (тут я вряд ли мог соревноваться с мадам Помфри, признавшей свое бессилие) а именно в сумбурных размышлениях об особенностях произношения высокого готика, его сходстве и различиях с английским. Вернее, решение пришло откуда-то извне. Его будто налили в мою голову.

Быстрым движением я встал над стаканом, стоявшим на столике возле Гермионы. «Секо» аккуратно и почти безболезненно разрезало кожу, задев сосуд. Темная, багровая кровь плеснула в стакан. Как ни странно, смотреть, как моя собственная кровь наполняет стакан оказалось не трудным. Тем более, что заклинание заживления таких вот легких раз мы на своих «полутайных» занятиях заучили до полного автоматизма. Гораздо сложнее было представить себе, как волна ветра всех цветов радуги, пролетая через границы миров, смешивается с кровью, заставляя ее светиться ровным серебристым сиянием, а потом — удерживать это сияние, не давая ему растечься по палате, изменяя мир и оставляя меня со стаканом бесполезной соленой жидкости в руках. В этом мне не могли помочь ни привычные навыки, ни ритуалы, и даже верная помощница — палочка из остролиста с пером феникса — оказалась бессильна. Только я и Хаос.

Когда первая капля... назовем это — «зельем», коснулась губ девушки, она подалась вперед и начала жадно пить... но потом — оттолкнула мою руку, и взвыла от ужаса. Я прижал бьющуюся девушку к подушке. Ее надо было успокоить... и я заговорил. Я не понимал того, что говорю: слова приходили откуда-то издалека. Я улавливал что-то похожее на английский, но это был не английский. Готик... нет, это не было и готиком. Не высоким, не низким. Но, чтобы это не значило — оно подействовало. Гермиона успокоилась, и допила странное, и даже страшноватое лекарство.

А потом... потом она разрешила называть ее «Герми»! Это было... я замер в шоке неверия. Она всегда очень трепетно относилась к собственному имени, и требовала называть ее только полным именем. Кажется, этот момент колебания Гермиона приняла за недовольство, и разрешила называть ее так, как захочу. Я задумался. Может быть, это тоже было продолжение бреда, может быть, очнувшись, она не вспомнит об этом, но... Я давно хотел подобрать ей прозвище, такое, которое было бы только между нами. И вот — я получил разрешение сделать это. И вот давняя мечта стала реальностью. Я с улыбкой вспомнил свои давние потуги, перебор вариантов, одни из которых представлялись банальными, другие — уродливыми, третьи... о третьих — вообще лучше промолчать. Но вот последнее приключение дало основание для нового варианта, который до этой ночи даже не приходил мне в голову.

— Спи, Майни. Спи, моя грозная и прекрасная богиня. Спи и исцеляйся.

Успокоенная, девушка откинулась на подушку и действительно задремала. Багровый свет, ранее медленно разливавшийся все дальше и дальше — стал медленно отступать. Но я не мог заставить себя отойти от ее постели. Просто не мог. Хотя и с ужасом думал о том, что мне выскажут, когда застанут здесь утром...

А утром, когда первые лучи солнца, выглянувшего из-за башни Гриффиндора, высветили каштановые локоны, разметавшиеся по подушке, дверь палаты открылась и в к нам зашла... Мама?!!!

Я подошла к палате сына. К сожалению, я могла появиться только сегодня — Северус умышленно не сообщал мне ни о чем, давая возможность закончить серию опытов. Чуть не убила его за это! Но, судя по рассказу мадам Помфри — он был прав: Гарри потихоньку приходил в себя после этого происшествия, чем бы оно ни было.

Прошлый год дался мне... очень тяжело. Я чуть не удавила Дамблдора его собственной бородой, когда узнала, что Гарри придется, в нарушение всех объявленных правил, принимать участие в этом многоклятом Троемудром турнире... Собственно, от директора школы Северус, Блэк и Макгонагалл отдирали меня втроем, причем Сириус и Северус действовали совместно впервые за всю историю их взаимоотношений. Наверное, Северус был прав... Но до сих пор при виде этой седой бороды меня охватывает желание продемонстрировать, что муж не зря тратил время, обучая гордую гриффиндорку Непростительным заклятьям!

Да и новый учебный год начался не лучше. Нет, дементоров любимый (даже после стольких лет я могу называть его так!) перехватил еще на подходе к дому. И теперь в его лаборатории ждут своей очереди на исследование два весьма интересных кристалла. А Министерство до сих пор трясет от того скандала, который закатила я. Но белобородая сволочь не могла не нагадить и тут. «С воскрешением Сами-знаете-кого совиная почта стала ненадежна. Дорогая, ты же не хочешь подставить своих родителей под удар?». Джинни ты почему-то ни о чем таком не предупреждал! А Гарри, не дождавшись ни одного письма за целое лето — так и не смог простить этого Гермионе. Может быть, он и прав... но и девочку я тоже могу понять. А теперь... нет, совсем они не поссорились, но их отношения лишились той теплоты, которая раньше неизменно сквозила в письмах Гарри из школы, стоило только в них появиться имени Гермионы. А жаль. Мне кажется, что эта Обретенная была бы намного лучшей парой для Гарри, чем любая из той своры чистокровных ведьмочек, что закружилась вокруг него, стоило их отношениям с Гермионой охладеть.

Впрочем, хватит колебаться. Толкаю дверь и вхожу в нее. Даже если Гарри и спит — я просто посижу рядом. Не так уж часто у нас получается побыть вместе...

Гарри не спал. Он настолько не спал, что его вообще не было в палате. Паника охватила меня. Куда его понесло? Северус говорил, что вчера он даже сидел-то с трудом! Я попыталась успокоиться. Может быть, Гарри просто вышел... в туалет, например? И скоро вернется? Но простейшее заклятье Познания показало, что сына не было здесь почти всю ночь. К счастью, оно же показало следы, оставленные Гарри: его запах, его ауру... И я пошла по следу.

Далеко идти не пришлось: след вел в палату... Гермионы? Я вошла... и тут же отскочила назад. Передо мной грохнулся тяжелый и неуязвимый щит неизвестной природы. И, самое странное — его выставил Гарри. Он стоял, пошатываясь, иссиня-бледный. Но весь его вид говорил, что он готов скорее погибнуть на месте, но не пропустить врага к подруге. Наверное, так же выглядел Джеймс в ту проклятую ночь на пороге нашего дома... Вот только... почему он посчитал меня — врагом?

— Миссис Поттер. Снимите, пожалуйста, щиты... — Раздался с кровати слабый голос девочки. — После... после профессора Грюма, верить своим глазам было бы слишком... опрометчиво.

Требование было очень... странным. Но уместным. Я аккуратно опустила внешний круг щитов... И Гарри осторожно прикоснулся к моему сознанию. При этом я заметила, что он насторожен, и готов в любой момент отступить и закрыться... а Гермиона готова прикрывать его отход. Удивительно, но несмотря на ссору, дети действовали как сработавшаяся боевая связка, понимая друг друга на таком уровне, какой казался немыслимым для любой пары, кроме годами срабатывавшихся авроров или... или влюбленных? Они помирились?

Гари нащупал в моем сознании имя. Теперь он точно знал, кто перед ним... но продолжал исследование, стараясь отследить любые возможные нестыковки, способные выявить подделку. С одной стороны, недоверие сына отозвалось болью. А с другой — наполнило гордостью и уверенностью. Гордый, но доверчивый гриффиндорец, в котором я временами с ужасом отмечала те черты сходства с Джеймсом, которые совсем не хотела увидеть, куда-то пропал. Передо мной был очень опасный боец... особенно, учитывая, что его спину есть кому прикрывать.

Но вот Гарри убедился, что я — это я. Щит рухнул, рассыпавшись разноцветными брызгами, и впитался под кожу левой руки, превратившись в изящную татуировку, изображающую лазурного скарабея. Никогда такого не видела! Надо будет исследовать...

— Мама... мамочка!

Гарри кинулся ко мне, и я обняла его.

— Смотрю, ты помирился с Гермионой? — Гарри задумался... а потом уверенно произнес:

— Я люблю ее.

Девочка в кровати зарделась. Кажется, она только сейчас осознала... двусмысленность сложившейся ситуации.

— Прости, Гарри... я сделала многое... — Голос девочки срывался. Похоже, ей было очень плохо.

Гарри явно разрывался между нежеланием отрываться от меня... и необходимостью подойти к Гермионе. Я улыбнулась, и подтолкнула сына.

— Беги уж, герой...

«Пробежать» ему надо было буквально пару шагов, но сказать иначе я не могла. Дети взглянули друг другу в глаза... и перешли на легилеменцию, полностью открыв друг другу души. Я стояла в дверях и радовалась тому, что вижу.

Оторваться от девочки для Гарри было трудно. Да и мне не хотелось прерывать столь романтичный момент. Но увы... Не все, что мы хотим — можно получить.

— Гарри. Тебе не кажется, что стоило бы вернуться в свою палату? Если тебя застанут здесь — будет... нехорошо.

Сын заметался. С одной стороны, он явно признавал мою правоту. А с другой... В общем, чтобы прочесть его мысли — не нужно было быть Мастером Легилеменции, каковой статус я недавно смогла-таки подтвердить, несмотря на сопротивление замшелых ретроградов, уверенных, что такой уровень недоступен Обретенным, недоступен женщинам, и уж трижды недоступен магглорожденной женщине. Но когда двое из этих развалин не выдержали поединка со мной, а третий — получил картель от Северуса, где в качестве причины вызова значилось «оскорбление в форме саботажа и неисполнения должностных обязанностей», после чего вынужден был покинуть Круг Мастеров, заветное кольцо оказалось на моей руке. Так вот, о чтении мыслей. Гарри совершенно однозначно не хотелось покидать подругу, или, теперь стоит говорит — любимую? В общем, сын вполне обоснованно опасался за ее состояние. Так что я бросила на девочку диагностическое заклинание, замкнув его на Гарри. Теперь сын мог в любое время осведомиться о состоянии девочки. Конечно, это было определенной... невежливостью. Но я надеялась, что Гермиона меня простит.

— Майни?

Тихий шепот сына я уловила с большим трудом. Девочка молча кивнула, и меня охватил порыв ревности. Кто-то получил большее влияние на моего сына, чем я! Но я задавила этот неуместный порыв. Птенцам пришло время вылетать из гнезда.

Я подождала в коридоре, пока Гарри переодевался в своей палате. А когда он вышел — мы решили немного прогуляться. Кажется, у нас обоих накопились вопросы.

Утро уже полностью вступило в свои права, и коридоры Хогвартса заполнились школьниками. Так что идти нам приходилось почти что сквозь строй. И если мне взгляды окружающих уже давно не доставляли проблем, то Гарри ежился, и старался покинуть замок поскорее. Увы, но у нас не получилось. От толпы девушек в форме Рейвенкло отделилась смутно знакомая девочка. Кажется, дочь министерского чиновника. Как ее... Мариэтта Эджкомб, кажется?

— Гарри, говорят, что эта гр... — она подавилась, поняв, что рядом со мной произносить это слово... небезопасно. И не столько для нее, сколько для ее родителей, которые рисковали получить в лучшем случае — иск, а в худшем — картель. — ... эта Грейнджер покалечила тебя на тренировке? Она всегда была неуклюжей...

Гарри приостановился. Его глаза вспыхнули настоящей жаждой крови. Я уже приготовилась выбить из его руки палочку... но он даже не стал доставать ее. Левая рука моего сына вытянулась в сторону этой дуры, и на ней серебром полыхнул лазурный скарабей. Эджкомб смело и впечатало в стену, как будто ее долбанули тараном.

— Ещщее рхасс — на секунду мне показалось, что Гарри заговорил на серпенарго... но нет, по-английски, но с отчетливым шипением в голосе. — Ещще рхасс усслышшу...

Оставив невысказанную угрозу висеть в воздухе, над головами собравшихся, Гарри удивительно знакомым движением взмахнул полами мантии и полетел по коридору. Я же сочла нужным приостановиться.

— Те, кто сочтут действия Гарри неправомерными, могут прислать вызов. Адрес всем известен.

И я рванулась за сыном. Нам надо было очень серьезно поговорить. Кажется, Гарри считал так же, потому что, как только мы вышли за пределы антиаппарационного барьера, он повернулся ко мне.

— Мама... расскажи мне, что все-таки произошло тогда, в ночь на Хеллоуин 1981 года?

— Ну что ж... Раз ты достаточно взрослый, чтобы задать вопрос — ты достаточно взрослый и для того, чтобы получить ответ. Слушай же...

...

Когда тебе было где-то полгода, Дамблдор предупредил нас, что Темный лорд...

...

— «Темный лорд»? Мама, но так его называли...

— Гарри, твой отчим слишком долго пробыл среди Внутреннего круга, чтобы не нахвататься ИХ привычек... а вслед за ним и я говорю так же. По крайней мере, это лучше звучит, чем «Тот-кого-нельзя-называть»... Не так неуклюже. Но мы обсуждаем Северуса, или слушаем историю?

— Продолжай, мама, я слушаю.

...

... так вот... Дамблдор предупредил нас с Джеймсом об опасности, и мы решили спрятаться... Спрятаться! Как будто гордые гриффиндорцы вообще знали, что это такое: «прятаться». Мы же просто переехали из Лондона в Годрикову Лощину, накрыли наш дом Фиделиусом, и решили, что этого достаточно. Думаю, Темному лорду хватило нескольких минут, чтобы нанести на карту Англии десяток точек, одной из которых была и Годрикова впадина. Шпионы лорда взяли эти точки под постоянное наблюдение, так что вычислить, какое из этих мест чаще посещают наши однокурсники — было просто делом времени.

Нет, это подумать только... — мама схватилась за голову, переживая ошибки молодости — прячась от Темного лорда, мы принимали гостей! На то, чтобы сообразить, что аппарировать в дом, скрытый Фиделиусом нельзя, а перемещения по каминной сети могли отследить сторонники Лорда в министерстве — нас хватило... Но вот что лучше — вовсе прекратить общение со внешним миром... этого мы не поняли. Так что друзья аппарировали к границе Фиделиуса, а то и прилетали на метлах, а затем — просто проходили его, потому что знали адрес. Ясное дело, что так долго продолжаться не могло. Питеру не повезло первым — его схватили, как только он вышел из перемещения. Вряд ли его долго «уговаривали» показать Лорду наш дом... Впрочем, попадись им Блэк — он бы, конечно, сопротивлялся дольше... но вот результат был бы тем же самым.

В тот вечер мы только-только уложили тебя спать. Я руками готовила ужин на первом этаже, а Джеймс развлекался со своим снитчем, и любовался звездами с веранды. Моя палочка лежала у нас в спальне. Дул легкий ветерок, живая изгородь потихоньку шелестела листьями, и ничего не предвещало беды.

Фиделис рухнул внезапно, и на самом пороге нашего дома оказался высокий мужчина в черном плаще, правда без характерной серебряной маски. Впрочем, ему она и так была не нужна: его многие знали в лицо, а скрываться он не собирался.

— Мне нужно увидеть вашего сына. — Сказал Темный лорд. Честно говоря, я ожидала услышать страшный шепот, или грохочущий рев, или... да мало ли в сказках и фильмах «злодейских» голосов... Но голос Темного лорда... это был просто приятный низкий голос. Вот только... когда он говорил — хотелось слушать его... слушать — и соглашаться. Но твой отец... он сумел преодолеть наваждение.

— Беги, Лили! — Крикнул Джеймс, и я побежала, а он метнул в Темного лорда первое заклинание.

...

— То есть... именно папа первым начал бой?

— Да, Гарри... и я до сих пор не знаю: был ли он прав...

— Как это? — Сказать, что я сильно удивился — значило почти промолчать.

— Слушай дальше.

...

Я побежала... Я уже говорила, что моя палочка лежала в нашей спальне... но я кинулась в твою комнату: там мы всегда держали мантию-невидимку... «На всякий случай», как смеялся твой папа. Вот только я не знала, что Джеймс... что он отдал мантию Дамблдору, для исследований, и, не желая семейного скандала, ничего не сказал мне.

Я еще искала мантию, проклиная свою дырявую голову, не способную запомнить, куда кладу такие важные вещи, когда в комнату вошел Темный лорд. Он шагал тяжело, его плащ был обожжен и порезан в нескольких местах, но не заметно было, чтобы он сколько-нибудь серьезно пострадал.

-Твой муж был слишком силен, чтобы выжить. — Бросил он, и двинулся к твоей кроватке.

Мир померк перед моими глазами. Я ударилась в истерику. Помнится, я просила его убить себя, но оставить тебя в живых...

...

— Я помню, мама. Ты кричала «Нет, только не Гарри! Убей лучше меня...»

— Ты помнишь?

— Да, мама... Каждый раз при встрече с дементорами... — Мама посмотрела на меня очень удивленно, и понял, что в чем-то прокололся, и что с меня тоже потребуют обстоятельный рассказ. Но пока что она решила продолжать.

...

Да, так все и было. Я кричала... Видимо, Темному лорду надоели мои крики, и он невербально метнул в меня какое-то заклятье... Оно было похоже по своему действию на Петрификус... вот только несколько лучших колдомедиков несколько часов пытались распутать его... так и не смогли, и я оставалась неподвижна, пока заклятье не спало само.

Я могла только смотреть... Как я не сошла с ума, наблюдая, как Смерть движется к твоей кроватке — не знаю...

— Так вот ты какой... «тот, у кого хватит сил, чтобы одолеть Темного лорда»?

Он хмыкнул, и протянул к тебе свою руку... Я попыталась зажмуриться... но не смогла даже этого. Ты закричал. Я забилась, пытаясь преодолеть заклятье... Бесполезно.

— Что ж. — Вновь зазвучал голос Лорда. — Чтобы изменить судьбу — надо принять ее. Вырасти сильным, юный Гарри, и мы еще обязательно встретимся.

Темный лорд начал творить какое-то чудовищное заклятье. Я не смогла распознать хотя бы общих принципов, на которых оно было построено... Но в нем звучала холодная ненависть, и страшная боевая ярость... и огромная усталость превыше той, что дано было ощутить человеку. А когда он закончил... вспышка ослепила меня. Сам понимаешь, закрыть глаза у меня не получилось, проморгаться — тоже. Но когда я вновь смогла видеть — в комнате был только потрепанный и прожженный плащ, и палочка, в которой позже опознали известную всей Магической Британии палочку Темного лорда. А сам Лорд исчез.

Первым возле нашего дома оказался твой, тогда еще — будущий отчим... Я все еще была скована заклятьем Лорда, так что ему безо всякой поддержки пришлось сначала отправлять восвояси Хагрида, пришедшего «забрать юного Гарри по приказу Великого Дамблдора», а потом — договариваться с аврорами, которых вроде бы никто не вызывал. Как же Северус смеялся, рассказывая о том, какие лица были у авроров, когда он показал им свои абсолютно чистые предплечья, без следа Метки... Кстати, многие из тех, кого считали видными Пожирателями — так же отвертелись от претензий Министерства, доказав отсутствие у себя Меток. В результате все решили, что кто-то из Пожирателей качественно варил Оборотное зелье...

Заклятье на мне распалось к утру. Северус, убедившись, что со мной все в порядке — ушел куда-то по своим делам. Авроры установили обновленную систему охранных чар — и тоже отправились нести службу... А примерно через пол дня, презрев все охранные и сигнальные чары к нам в дом заглянула Беллатриса Блэк.

...

— Ну, хоть не Лестрейндж... — Буркнул я.

— Да, нам всем несказанно повезло, что сам Темный лорд взял на себя труд расстроить эту помолвку. Трикси и так сложно назвать вполне адекватной... Но во что она превратилась бы в руках невменяемого садиста, которого ненавидели и желали прикончить даже многие из последователей Темного лорда...

...

Так вот... у Беллатрикс тогда была страшная репутация... я так перепугалась, что вместо того, чтобы схватится за палочку — предложила ей чаю. А она — согласилась. И вот так, за чаем. Она мило поиронизировала, что некоторые тайны так же опасно раскрыть, как и хранить... Для Трикси это была вершина дипломатичности и иносказания, но понять ее неправильно — все равно было невозможно. Так что с тех самых пор я в первый раз рассказываю эту историю...

...

— А дальше? — Спросил я удивленно.

...

Что было дальше — все знают. С исчезновением Лорда распалась и его организация. Многие из числа сильнейших его последователей — просто вернулись к мирной жизни, доказав отсутствие у них клейма... Другие — начали метаться, как курица с отрубленной головой, совершая бессмысленные злодейства. Раньше Лорд крепко держал их в кулаке, но теперь кулак разжался... От одной из таких банд пострадали родители Невилла. Третьи же... третьи схватились между собой за право занять трон... которого уже не было, и перебили друг друга в этих бессмысленных схватках, а выжившие — попались в руки аврорам, и сейчас находятся в Азкабане. Так и закончилась война Темного лорда. И все считают, что закончил ее ты, Гарри, Мальчик-который-выжил, герой Магической Британии... И только я, а теперь и ты — знаем, что на самом деле закончил ее сам Темный лорд.

...

Некоторое время мы стояли молча. А потом я высказал пришедшую мне в голову мысль...

— Знаешь, мама, наверное, папа правильно поступил, когда не сказал тебе про мантию...

— Да, сынок. Наверное — правильно. Ведь если бы я знала, что мантии там нет — я могла бы тоже схватиться за палочку... И кто знает, не оказалась бы и я «слишком сильна, чтобы выжить». Но теперь твоя очередь рассказывать. Что с тобой все-таки стряслось?

Задавая такой, в сущности, простой вопрос, я никак не рассчитывала на такую реакцию... Гарри покачнулся, и схватился за голову.

— Мама... я... я, наверное... — Видно было, что сыну тяжело говорить то, что он хочет сказать. Но я молчала. Сейчас попытка подбодрить могла обернуться сущим издевательством. — Я, кажется, схожу с ума. Мама. Ты отведешь меня в Мунго? — Через силу я улыбнулась.

— Зачем в Мунго? Или ты забыл — я поиграла кольцом Мастера Ментала — что твоя мама — сама вполне квалифицированный легилемент?

— Этим утром я был уверен, что моя мама погибла, защищая меня от Темного лорда...

Сказано это было с такой уверенностью, что я вздрогнула.

— А с кем же ты жил все эти годы? — Я улыбнулась, надеясь, что Гарри скажет, что он пошутил... но не веря в такую возможность.

— С тетей Петуньей и дядей Верноном.

Я вздрогнула, представив себе этот кошмар. Вздорная, взбалмошная юная ведьмочка, почти не осознающая собственную Силу наворотила достаточно, чтобы отношения с сестрой были испорчены навсегда, и робкие и неуверенные попытки примирится — не дали результата. А уж если бы она оказалась вынуждена жить под одной крышей с тем, на кого не может даже взглянуть, не вздрогнув от ужаса... Людям свойственно ненавидеть то, чего они бояться... и бояться того, что ненавидят.

— Но почему — с Петуньей? Мы же с твоим отцом четко указали в завещании... — Я вздрогнула, поняв, чьими трудами такой вариант вполне мог оказаться реализован. Подняв взгляд, я посмотрела в глаза Гарри и твердо спросила его: — Что сталось с Сириусом?

— Его обвинили в том, что он предал вас. Если он что-то и пытался возразить, то слушать его не стали.

То, что произошло со мной после этих простых слов, сложно было описать глаголом «вздрогнула». Ужас проник в меня, когда я поняла, чем могло закончится такое обвинение для вздорного и безалаберного Сириуса. И хотя мы с ним рассорились еще тогда, когда я, только завершив положенный траур — «выскочила за Нюнчика», но такой судьбы я ему точно не желала.

Обратившись к ментальной дисциплине, я сумела взять себя в руки. Сейчас не время было тешить собственные кошмары. Мой сын нуждался в помощи.

— Позволь, я посмотрю сама... — Я сказала это, аккуратно касаясь внешней поверхности щитов Гарри.

— Хорошо.

Щиты... нет, не рухнули. Они ИЗМЕНИЛИСЬ, открывая проход только для меня. И я двинулась внутрь. Проходя защитные порядки Гарри, я вздрагивала. Уже за одни только эти щиты Круг Менталистов обязан был бы присвоить моему сыну статус старшего ученика. Впрочем, учитывая его фамилию — эти старые пни могли бы и на подмастерье расщедрится. Помнят, сволочи... Вот только Гарри никогда не интересовался ни окклюменцией, ни легилеменцией... и боюсь, тут — явственно чувствуется влияние Сириуса, желавшего направить мальчика по той же дороге, по которой прошел и его отец: полеты, трансфигурация, чары... Все, что замечательно и эффектно... но далеко не столь эффективно в бою как соответствующий набор зелий и власть менталиста над своим и чужим сознанием.

Впрочем, праздные мысли пора было оставить в стороне. Просочившись по созданной Гарри для меня тропе среди ловушек, загадок и тумана неопределенности — я погрузилась в память сына.

Вначале я просматривала ее быстро: я так понятно было, что счастливого детства у ребенка, оставшегося без родителей на попечении ненавидящей его тетки — не предполагается. Внимательно я стала смотреть после того, как увидела, как Гермиона «случайно» поскользнувшись на Рождественском балу — поцеловала Гарри. То есть, как, «случайно»... Мальчик, может, и мог в это поверить, хотя и он сомневался. Я же четко видела, что Гермиона сделала это умышленно. И, особенно меня поразило то, что за несколько мгновений до этого рисунок движений девочки резко изменился. Как будто перед Гарри оказался совсем другой человек.

С этого момента я стала просматривать воспоминания Гарри очень тщательно, обращая особое внимание на изменения Гермионы... но последнее воспоминание погрузило меня в шок: две девушки встают друг против друга, обвиняя и признавая обвинения, раздвоившийся Гарри, наносящий смертельный удар самому себе, и стремительный полет через ветра Великого океана в обнимку с любимой...

Теперь я понимала, откуда взялась так поразившая и напугавшая меня реакция Гарри. Поняла я и то, откуда у него знания. Которых он не мог получить не в этом мире, не в том: касание варпа не проходит бесследно: это известно любому менталисту, хоть краем сознания хотя бы раз коснувшегося Эфира. Но столь же аксиоматичным являлось утверждение, что такое касание — крайне опасно...

Что ж. каким бы Гарри не был, но все равно это — мой сын, и я только что в этом убедилась, и пусть его мать — «другая я», но это ничего не меняет...

Однако я все-таки постаралась отыскать и воспоминания того Гарри, который был со мной все эти годы... И нашла их. Произошло отнюдь не подавление или замещение. Две личности, две души гармонично слились в одну, и даже наметить линию раздела/слияния было уже невозможно. Что ж. Тем лучше. Значит, я буду помогать своему сыну и защищать его.... А так же порадуюсь за то, что он нашел-таки свою настоящую любовь. И мне остается только надеяться, что в этом чувстве я не потеряю сына, но приобрету дочь...

После разговора с мамой я двинулся обратно, в палату Гермионы. Хотя заклинание и сообщало мне, что с девочкой все в порядке, но странное чувство, поселившееся во мне после полета сквозь варп, неумолимо говорило мне, что время уже на исходе. Так что я уже почти бежал, когда в коридоре мне встретился Рон. Одна часть моего сознания воспринимала его как близкого друга, а другая... другая испытывала весьма смешанные чувства, проистекающие из воспоминания о том, как именно эта чистокровно-светлая семья относилась к магглорожденной, вышедшей за темного мага. В большинстве случаев это не мешало нам дружить, но иногда... иногда Ронникинс выдавал такое, что его хотелось убить на месте.

Вот и сейчас... правда Рон еще даже не начал говорить, но само его появление было удивительно неуместно.

— Гарри... — потупился рыжий. — Говорят, Гермиона пришла в себя?

— Не совсем. Ей еще очень плохо.

— А ты? — Заинтересовался Рон, но Гарри чувствовал, что интерес этот... неискренний.

— А я, как видишь, — получше. Уже погулять выпускают. Но ненадолго. Так что мне уже пора возвращаться. А то мадам Помфри...

— Хорошо, хорошо. Передавай Гермионе привет!

И Рон умчался по коридору. Вот только с его уходом — чувство ограниченности-во-времени стало почти непереносимым. Так что в палату девушки я почти вбежал.

Когда я увидел бледную девочку, без сил откинувшуюся на подушке, у меня сжалось сердце. Надо было срочно найти более... действенный способ подпитывать ее, чем поить кровью: а если мне придется отлучиться? Но, размышляя об этом, я уже разрезал свою руку и капал кровью на губы девочки: в таком состоянии она просто не смогла бы взять стакан и выпить его. Вливание Силы помогло: щеки Гермионы порозовели, дыхание выровнялось...

Но это все равно было не более, чем паллиативом. Нужно было более... кардинальное решение. И я снова резанул свою руку, и провел ей в воздухе, читая вслух наговор, бывший Древним еще в те дни, когда сыны Дану воевали с Фоморами. Рана зажила почти мгновенно, а успевшие пролиться капельки крови образовали ровное кольцо. Сила текла рекой... но текла она не из меня, а откуда-то издалека... и в то же время источник ее был близок, как ничто другое. Висящие в воздухе капли крови поменяли цвет и начали светиться серебром, а потом — слились в кольцо. Я выдохнул: полдела было сделано. Оставалось самое сложное...

Я сел на кровать Гермионы, держа в руках медленно остывающее кольцо. Интуиция, которой я раньше как-то не отличался, вопила о надвигающихся неприятностях. Гермиона не приходила в себя, и мне оставалось только ждать. Ждать неведомо чего.

Пару раз в палату заглядывала мадам Помфри, но, ничего не говоря, только качала головой и скрывалась за дверью палаты. Ожидание становилось невыносимым.

Ощущение надвигающейся Силы дало знать о приближении Дамблдора. Только... в отличие от обеих прошлых жизней, я не испытал облегчения от возможности рассказать о своих проблемах Великому и Мудрому. Мама успела рассказать, что запрет писать, едва не приведший прошлого меня к разрыву с Гермионой — исходил именно от Дамблдора. Предположить, что он просто не понимал, что делает — не поднималась рука. А значит — он хотел именно того, что чуть было не случилось... и что непременно произошло бы, если бы не два осколка погибшего мира. На мне повисла бы Джинни... а Гермиона — досталась бы Рону. «Плата за верную службу»... Рыжее семейство и вправду многое сделало для Великого Белого. А значит — теперь можно было ожидать нового удара. Если интрига не сработала — можно ведь использовать более тонкую и хитрую интригу... или зелья... или заклятья. Впрочем, у меня была идея как нейтрализовать многое из того, что может придумать старый кукловод... Вот только... согласится ли Гермиона? Майни... Я с улыбкой вспомнил, что она разрешила себя так называть...

К счастью, Майни пришла в себя прямо перед тем, как в палату вошел Дамблдор. Не знаю, что бы я делал, продлись ее беспамятство хоть немного дольше: будить девочку прибегая к магии крови на глазах Великого Белого было бы не слишком разумно. Но она успела.

— Гарри, мальчик мой... — Начал свою речь директор.

— О, господин директор... как хорошо, что Вы зашли. Вы ведь — председатель Визенгамота? Так?

— Да, мой мальчик. Я действительно председательствую в Визенгамоте.

— Замечательно. Тогда... — Я глубоко вдохнул. У меня не было возможности согласовать следующий шаг с девочкой... Оставалось только надеяться... — Гермиона Джин Грейнджер... Я прошу тебя разделить мою жизнь, сколько бы ее не осталось.

И протянул девушке серебряное кольцо, созданное из собственной крови и силы варпа. Все повисло на волоске. Дамблдор уже начал что-то говорить... когда Майни схватила кольцо с моей руки и надела на палец. Я как-то даже не сомневался, что оно подойдет идеально.

— Моя жизнь — в твоих руках. — Произнесла девушка.

Принятия предложения в такой форме я даже не ожидал... Но зато теперь я мог подпитывать любимую, независимо от разделявшего нас расстояния, и всегда буду знать: что с ней. Это было... головокружительно. Меня захлестнула волна счастья...

— И что это такое? — Ворвался в это сияние голос директора.

— Помолвка. — Улыбнулся я. И Вы, как представитель власти — ее засвидетельсвтовали.

— А мнением родителей вы двое поинтересоваться не забыли?

— Я точно знаю, что мама — не против. И надеюсь, что она сумеет уговорить отчима. — Последние слова вызвали изумление у Гермионы. Ну да, я же не успел рассказать ей о моем новом семейном положении...

— Не понадобится. — Раздался от дверей хорошо знакомый голос. — Раз уж эта невыносимая всезнайка обладает талантом заставлять учиться даже такого гриффиндорского обалдуя, как ты — наверное, в ней есть что-то хорошее. — Снейп, как всегда, подошел совершенно неслышно. И даже отблеск его Силы не дал мне знать о его присутствии. Я уже собирался высказать ему все, что думаю о словах «невыносимая всезнайка»... когда зельевар продолжил. — А если вы двое объясните мне, почему было необходимо столь... поспешное заключение помолвки в столь... юном возрасте — я даже буду аргументировать вашу точку зрения перед старшим поколением семейства Грейнджер.

А вот за это я был готов простить Снейпу что угодно... хотя «невыносимая всезнайка» помещалась в это «что угодно» с большим трудом и изрядным скрипом.

— Для этого надо, чтобы мадам Помфри осмотрела Гермиону. А потом, на основании ее выводов я попробую объяснить...

— Хорошо.

Снейп молча развернулся и ушел, оставив директора грозно сверкать на нас глазами.

Судя по эмоциональному фону, директору наш с Гарри шаг крайне не понравился. Та часть моей личности, что считала прошлое этого мира своим — отчаянно хотела верить директору, верить в то, что он поймет и одобрит нас... вот только то, что рассказывала мне Аналитик... Одна история Полога Отчаяния — стоит многого... Так что имело смысл приготовиться к борьбе. Тем более, что воспоминания о том, как мы чуть не расстались с Гарри из-за «рекомендации» не писать ему на каникулах... Разнонаправленные эмоции пробовали на прочность мою новую личность, пытаясь разорвать недавно обретенное единство. Но для обеих частей путеводной звездой было чувство к Гарри...

— Так. Все выйдите отсюда. — Вот и появилась мадам Помфри. — Помолвка там, или похороны, а я должна провести обследование пациентки.

Школьный колдомедик пытала меня больше часа. Иногда... да что там — почти всегда мне хотелось чтобы мой Гарри... Как же это замечательно звучит: «мой жених Гарри»... Чтобы он был рядом и держал меня за руку... Но увы. Все попытки Гарри остаться со мной — мадам Помфри проигнорировала. И только благодаря кольцу, подаренному женихом, я чувствовала его присутствие за дверью палаты. И обида охватывала меня при мысли о том, что мне оказалось нечем ответить на столь бесценный дар: у меня нет сил для того, чтобы повторить Великое Заклятье... Да и те, что есть — получены, главным образом, от Гарри...

Когда мадам Помфри завершила свои манипуляции, она улыбнулась мне...

— Мисс Гренджер. Поздравляю Вас с тем, какого замечательно жениха Вы сегодня обрели.

У меня хватило сил только на то, чтобы слабо улыбнуться. Неужели так будет всегда? Неужели я стану обузой для Гарри? Наверное, лучше бы мне...

— Даже не думай так! — Гарри ворвался в палату, как только из нее вышла мадам Помфри. — Майни, родная... Только ты — источник Силы и Воли, что толкает меня вперед. Без тебя...

Я с трудом села на больничной кровати, и с трудом обняла любимого... Слабость все еще пожирала все мои силы... Но теперь у меня была надежда...

Впрочем, долго посидеть вдвоем нам не дали. Дверь палаты открылась, и вошла... мама?

Вот значит как... Когда я лежала, парализованная василиском — «магглам нельзя находиться на территории Хогвартса». А как случилось что-то неугодное планам директора — и лазейка тут же нашлась?! Вот теперь моя личность достигла, наконец, гармионичного слияния... в недоверии и нелюбви к директору.

— Гермиона! Доченька! — Мама сразу кинулась ко мне. Я сделала попытку сесть прямо... и Гарри немедленно поддержал меня. И именно эту способность понимать меня без слов я очень в нем ценила! — Что с тобой случилось?

Теперь я, наконец-то, хотя бы отчасти поняла, как видит мир леди Аметист, в своем шестерном единстве. И хотя «меня» было только двое, но все-таки видение проблемы сразу с двух сторон — дало мне ключ к решению: «правду рассказывать родителям еще рано... если вообще стоит».

— Я... я поранилась на тренировке. Наверное... наверное, сочетать ментальную и обычную магию — было для меня... рановато.

— Гермиона...

Мама кинулась ко мне... и обняла меня. Усидеть мне помогло только то, что Гарри среагировал вовремя, и устроился позади меня, создав моей спине надежную опору.

— Таак... — Произнес папа, появляясь в палате. — А что это за бредовая история с помолвкой?

— И ничего она не бредовая! — Вскинулся за моей спиной Гарри.

— Как это не бредовая?! Гермионе еще только шестнадцать лет. Она — несовершеннолетняя.

— Папа! — Взвилась уже я. — Когда Гарри предложил мне разделить с ним его жизнь — он не шутил ни одним словом. Он действительно делится со мной своей жизнью. Если бы не он... если бы не он — я бы уже была... там.

Я задохнулась. Истина улыбнулась мне кривой лживой усмешкой. Ложь облекла плечи тяжелым, уютным плащом. Я и сама уже потерялась: сколько правды и лжи в том, что я говорю... Но главным сейчас было — не дать папе произнести страшные слова «я запрещаю»... а остальное... мелочи и детали можно будет утрясти и позже.

— И девочка права. — Я удивилась, получив поддержку с той стороны, откуда ее совершенно не ждала. Мадам Помфри вступила в разговор резко и бесцеремонно — Скажу настолько прямо, насколько это позволительно для медика: Гермиона умирала. Она просто стремительно теряла силы. И я попросила бы вас не нервировать девочку, угрожая тому, что удерживает ее в этом мире.

— Что... что с ней случилось? — Взволнованно спросила мама.

— Не знаю. Но когда ее принесли ко мне — она теряла силы, и не могла выйти из комы. Все мои усилия не дали никакого результата, и я уже готовилась писать вам извещение о смерти вашей дочери...

— Что?! — Папа резко побледнел.

— К счастью, сейчас состояние девочки — тяжелое, но стабильное. Ее жизни ничто не угрожает. Но, боюсь, что в ее случае слова «они жили... и умерли в один день» — это не красивая сказка, а страшная реальность.

— ... — Мама и папа промолчали, но это не было уютным домашним молчанием. Скорее — шоком.

— Ну что ж. — Гарри улыбнулся, и я даже спиной почувствовала его улыбку. — Значит, придется озаботится способом жить вечно. Раз уж я заполучил тебя в свои руки... — и он притянул меня покрепче к себе, показывая, как именно меня «заполучил» — то отпускать тебя куда бы то ни было, пусть даже и в гости к Вечной леди — я не намерен.

Я подходил к Больничному крылу, чтобы выслушать результаты обследования, проведенного мадам Помфри, и объяснения Гарри, когда услышал из-за двери голоса старших Грейнджеров.

Вот значит как... Господин директор решил не давать мне возможности аргументировать позицию Гарри, а вызвал родителей его невесты прямо в школу. Похоже, он надеялся, что дети не сумеют объясниться, и помолвка будет расторгнута? Любопытно. Очень любопытно. И я внимательно прислушался к разговору, доносившемуся из владений колдомедика.

Хм... Вот, значит оно как. Гарри предложил разделить его жизнь? Это действительно серьезно. И теперь попытка разорвать помолвку — станет покушением на убийство девочки. Да... Тут, пожалуй, дети сделали директора всухую.

Я прислонился к стене и задумался. Крепко задумался. Мои отношения с приемным сыном сложно было назвать «сердечными»: слишком уж большое влияние на него оказывал Сириус Блэк, не в добрый час спасенный Лили от Азкабана. Впрочем, меня от посещения этого приморского курорта тоже в итоге спасла она, так что мне грех жаловаться. Конечно, Метки у меня не нашли... но Крауч давил с такой силой, напирая на «общеизвестную еще со школы вражду с Поттером» и «многочисленные свидетельские показания о том, что обвиняемый регулярно появлялся на приемах, которые устраивал Тот-кого-нельзя-называть», что меня вполне могли осудить. И даже прекращение полномочий Крауча после того, как его собственный сын попался в маске и с Меткой — вполне могло не спасти меня, не выступи Лили с разгромной речью. После нее былые школьные «друзья» миссис Поттер попытались заткнуть своей подруге рот, и чуть ли не заявить о ее невменяемости... но дело было сделано, и Визенгамот полным составом признал, что доказательств моей вины в чем бы то ни было — недостаточно. А ведь к тому времени мы уже начали занятия ментальной магией, и у Лили несколько раз получилось прорваться через мои оборонительные порядки и вырвать у меня некоторые воспоминания о ходе войны и моем в ней личном участии.

Возможно, причиной этого стали посиделки с Беллой? У Трикси тоже были проблемы, и паладины Света топили ее куда старательнее, чем меня. Да и доказательств против «правой руки Того-кого-нельзя-называть» набралось побольше, чем против «молодого, но подающего надежды зельевара». Однако за свою дочь горой встало многочисленное, богатое и влиятельное семейство Блэк, и те ее действия, которые удалось доказать — оказались «превышением необходимой самозащиты», либо «незначительными нарушениями дуэльного кодекса». Так что, как не скрипели зубами сторонники Света, но все, чего им удалось добиться — это выплаты кланом Блэк немаленькой виры. Впрочем... как сказать — «немаленькой»... Для меня она оказалась бы «неподъемной», а для Блэков — всего лишь «неприятной».

Трикси... Я до сих пор не могу без содрогания вспомнить тот вечер перед Хеллоуином 81-го года, когда ты появилась в моем доме.

...

По лица Беллатрикс Блэк всегда было сложно прочитать что бы то ни было. Она всегда была «Твердокаменная Блэк». Даже убивая, она сохраняла спокойное, даже равнодушное выражение лица. Тем большим потрясением для меня было увидеть ее такой: с размазанной косметикой и поседевшей прядью надо лбом.

— Леди Беллатрикс?

— А... это ты, Северус. Значит — добралась. Да провались оно все....

И Трикси выдала такую тираду, что у меня чуть не повяли уши. Нет, точным следованием этикету Белла Блэк и раньше отнюдь не славилась, но и до такой похабной матерщины — отнюдь не опускалась.

— Что случилось? — Встревожено спросил я.

— Темный лорд приказал передать, что у него для тебя есть важное поручение.

— Просил передать? — Это тоже было необычно. Чаще наш сюзерен отдавал приказы лично.

— Да. Сегодня он отправится... то есть уже отправился к Поттерам.

Я выхватил палочку. Честно говоря, в тот момент я и сам не знал, что именно собираюсь с ней делать... так что ничего удивительного нет в том, что Петрификус от Беллы настиг меня раньше, чем я успел что-либо наколдовать.

— Вот и отлично. По крайней мере, я буду уверена, что ты меня выслушаешь. — Произнесла Палач Лорда. — Так вот. Он уже у Поттеров. Петтигрю сдал ему твоего «приятеля». — Сарказм из последнего слова не «сочился», он просто хлестал под напором. — Так что «Фиделиус», на который они так положились — больше не помеха для нашего господина. И, в связи с этим, Лорд поручает тебе очень важное задание. — Только Петрификус помешал мне высказать, где я видел такие поручения и что с ними делал. — Не дергайся. Тебе понравится. Так вот... Ты должен будешь отправиться в Годрикову лощину через... — Белла взглянула на часы. — Через двадцать минут. Твоя задача — защищать мелкого Поттера любой ценой, и не дать разлучить его с матерью. Понятно? Ах да... ты же не можешь ответить... Фините Инкантатем!

Даже после отмены заклятья я некоторое время лежал, не в силах пошевелиться, в попытках осознать сказанное Беллой.

— Защищать «мелкого Поттера»? Но ведь... Пророчество...

— Вот и я не понимаю. — Горько усмехнулась Белла. — Лорд сказал, что ему «необходимо избавиться от осколка души», а для этого «придется умереть». Ты понимаешь? Он отправился умирать. Он... Он... А мне приказал — выжить. Любой ценой. Ты понимаешь?!

И Трикси, Стальная Блэк разрыдалась.

Взрослые ушли, оставив нас с Майни наедине. Я попытался уложить невесту, объясняя это тем, что ей надо отдохнуть.

— Нет, Гарри. — Тихо шепнула в ответ Гермиона. — Я и так уже належалась. И еще лежать мне... Лучше давай посидим... так.

И мы сидели. Я даже дышать старался через раз, чтобы не сбить момента. Та, кого я даже в мыслях боялся назвать своей, уютно устроилась в моих объятиях. Мы молчали, и я мог только надеяться, что моей Майни сейчас так же хорошо, как и мне.

Постепенно я начал замечать, что Гермиона дрожит. Постепенно дрожь усиливалась.

— Майни. Родная. Что с тобой? — Лицо девушки осветилось улыбкой, но дрожь отнюдь не унялась

— Я боюсь. — Только теперь я понял, что за тень мелькала на дне любимых глаз.

— Чего? Расскажи мне — и будем бояться вместе. — Неуклюже попытался пошутить я.

— В том-то все и дело... Я боюсь, что рассказав тебе то, что я должна рассказать — я стану не нужна тебе, и ты отшатнешься от того чудовища, в которое я превратилась.

Я крепко-крепко прижал девушку к себе, стараясь успокоить ее страхи. И она заговорила. Я ожидал многого... но чтобы так... Пришельцы и демоны, чудовищные изменения варпа, и воля сущностей, чья мощь превышает мыслимые пределы... Миры, распадающиеся во прах... И все это — только чтобы быть со мной!

Майни оглянулась на меня. В ее медовых глазах я увидел страх. Она... она боится, что ее рассказ оттолкнет меня? Не в этой жизни! И я крепко-крепко прижал ее к себе.

— Моя! Не отпущу.

— Привет, ребята! — В палату, весело сияя своей блондинистой прической и светлой сущностью, просочилась Луна Лавгуд.

— Здравствуй, Луна! — Ответили мы хором, переглянулись и радостно улыбнулись друг другу.

Некоторое время мы весело болтали со светловолосой ни о чем. Вообще говоря, Луна должна была в это время быть на занятиях, но на прямой вопрос об этом, девочка махнула рукой, и заявила «а я и так сегодняшние темы знаю». То есть, Луна просто прогуляла.

Как ни странно, Гермиона практически не отреагировала на столь чудовищное, с ее точки зрения, заявление. Видимо, Майни еще далеко не настолько пришла в себя, как старалась показать. Да и физическое ее состояние оставляло желать много лучшего. Хотя большую часть времени Гермиона сидела прямо, но иногда силы оставляли ее, и тогда она с облегчением опиралась на меня. Впрочем, сидеть за спиной любимой и крепко обнимать ее — доставляло мне несказанное удовольствие.

— Мисс Лавгуд. — В палате появилась мадам Помфри с большим подносом. — В обедаете в Большом зале. Соизвольте проследовать. — Временами в нашем школьном колдомедике проявлялось весьма... странное чувство юмора.

Луна кивнула, отчего ее редисочные сережки весело закачались.

— Гарри. Гермиона. Я рада, что вы — вместе. А то я уже боялась, что этого никогда не случится!

И рейвенкловка весело упрыгала по коридору.

После обеда нас заявился проведать Рон. Честно говоря, он пришел даже немного раньше, чем «после обеда». А конкретнее — заявился как раз тогда, когда я кормил Майни десертом, удерживая перед ее лицом пирожное, от которого девушка аккуратно откусывала небольшие кусочки.

Когда наш друг вошел, Майны застыла на мгновение, и напряглась... но потом решительно выхватила у меня последний кусочек пирожного зубками, прожевала, и решительно облизала мои пальцы. Я замер в шоке. Рон, впрочем, тоже.

— Ммм... Вкусно! — Мурлыкнула девушка, откидываясь назад, и устраиваясь поудобнее у меня на груди.

— Гарри! Гермиона! Что это вы делаете?! — Возопил Рон.

— А что? Не видно? — Лица Майни я в этот момент не видел, но почему-то знал, что по ее губам скользит жесткая усмешка. — Мой жених кормит меня очень вкусным десертом.

— Но... но... — Рон запинался, не в силах произнести ни слова. — Но так нельзя! Нам обещали, что Гермиона сможет снять... — Рыжий резко заткнулся, но я понял несколько больше, чем он хотел сказать. Ведь стараниями моей Майни я еще до падения мира успел просмотреть книгу о родовых проклятьях.

— Вот значит как... — Задумчиво протянула Майни. — Значит, я «должна» была родить от тебя ребенка, сняв с семьи Уизли клеймо «предателей крови»... Интересный план.

Зная, что Гермиона — очень ответственная, я испугался, что перспектива снятия проклятья с целой семьи может показаться ей... правильной, я покрепче прижал девушку к себе. При этом мои руки скользнули по ее плоскому животику в вверх, пока не уперлись во что-то, чего касаться определенно не стоило. Я замер, обдумывая некоторые тонкости ношения отдельных деталей нижнего белья... а конкретнее — офонарел, поняв, что лифчик на Майни отсутствует. Если совсем честно, то я ожидал, что прямо сейчас получу по морде за такие фокусы... Но вместо этого моей щеки коснулись нежные губы, а в ушесх тихим громом прошелестел почти неслышный шепот:

— Мог бы и не останавливаться.

Рон стоял в дверях с таким видом, как будто только что хватанул изрядную порцию бодроперцового зелья. Он тяжело дышал, глядя на то, как мы старательно «не замечаем» его состояния. Мне как-то сразу стало понятно, что повторение истории четвертого курса — не за горами.

— Вот значит как... Вы... Вы... Предатели! Я к вам... а вы... а я... а Джинни... И ноги вашей больше не будет в Норе! — По мере произнесения этой малосвязной, но при этом достаточно понятной фразы голос Рона повышался, и под конец — достиг уровня, сравнимого с воплем раненого мамонта. — Я все маме расскажу!

— Рассказывай. — Безразличным тоном бросила Майни. — Если ты хотел выстроить со мной какие-то отношения, то этим стоило заниматься, а не тискаться по всем углам со своей Лав-Лав. Вот пусть она с тебя проклятье и снимает... если сможет, разумеется.

Рон вылетел из палаты, кажется даже — оставляя за собой светящийся след.

Гермиона обернулась, и прижалась ко мне так, что я прочувствовал каждый изгиб ее тела. В карих глазах застыла какая-то тоска.

— Знаешь... наверное, я действительно могла... Какая же я...

Не дав девушке договорить, я заткнул ей рот поцелуем, и только оторвавшись от таких родных и сладких губ, ответил ей:

— Не могла. Ты — моя и я тебя люблю.

— И я тебя... — Мы замерли, глядя друг другу в глаза. — Жаль только, что с Уизли поссорились. Мне нравилось гостить в Норе. Как думаешь, это он серьезно?

— Боюсь, что да. — Раздался голос от двери. Оппа! Оказывается, за своими чувствами мы пропустили приход Джинни. — Наша мама всегда настаивала на том, чтобы мы завели с вами отношения. Рон — с тобой, Гермиона, а я... В общем, мне с детства рассказывали о Мальчике-который-Выжил, о том, какой он храбрый, добрый и умный... А уже после василиска... — Джинни всхлипнула. — Но если он правда будет счастлив с тобой...

Девочка, казалось, была готова расплакаться, а я чувствовал себя виноватым... хотя и не понимал в чем именно.

— Джинни, садись. — Строго сказала Майни, и указала ей место рядом с собой. — Ты — наш друг, и останешься другом, пока желаешь этого.

— Конечно, хочу... — Рыженькая снова всхлипнула, и уселась туда, куда показывала Майни. — Но... боюсь, что мама... что мама, когда узнает — пришлет Громовещатель...

— Ну и что? — Удивилась моя невеста. — Твоя мама — это твоя мама, а ты — это ты.

— Правда?! — Лицо Джинни осветилось надеждой.

— Конечно, правда. — Гермиона потрепала рыжие волосы.

— Спасибо. Ой... — Вздрогнула Джинни, посмотрев на настенные часы. — Мне... мне пора бежать...

— Беги. А то еще Филчу попадешься. Или Снейпу. И не забудь домашнюю работу сделать! — Строго напутствовала убегающую девочку Майни.

— Конечно, сделаю! — Бросила Джинни, скрываясь за дверью.

После ее ухода мы некоторое время помолчали. Потом Майни подняла глаза.

— Гарри... боюсь... боюсь, нам самим не разобраться. Нужна помощь.

— И кого мы о ней попросим? Дамблдора — не предлагать. Его совета ты уже послушалась.

— Точно. — Мягко улыбнулась девушка. — Ты мне доверяешь?!

— Да. — Это был единственный возможный ответ.

— Тогда...

Майни вывела пальцем в воздухе какой-то символ, оставшийся висеть между нами даже тогда, когда она снова сложила руки. Внезапно вспышка ослепила меня, а когда я проморгался — оказалось, что мы с Майни сидим на лесной поляне, через которую проходила страшная трещина. Из нее пышущим жаром рвался на поверхность огонь глубин.

— Что это? — Удивился я.

— Это? Мой внутренний мир. Я жила тут, когда Она была наверху. — Я как-то сразу понял, о чем говорит Майни, и мне стало немного нехорошо. Нет, поляна была уютная... но эта трещина... Да и провести тут целый год... — Вот только этого... — Майни махнула рукой в сторону Огня глубин — здесь раньше не было... А теперь — есть.

— Есть — так есть. — Улыбнулся я любимой. — Но кого ты собиралась позвать на помощь?

— Сейчас. Подожди немного...

Майни начала танцевать на поляне, выплетая каждым движением почти не видимую паутину Силы. Но вот она замерла, подняв левую руку к небесам, и произнесла вербальную формулу... Самую странную, из всех, чо мне доводилось слышать, и удивительно не подходящую к обстоятельствам:

— Время — застыло!

Я шла по коридору в совершенно убитом состоянии. Мечта моего детства только что распалась сияющими, больно ранящими душу осколками. И винить в этом приходилось только себя. Мне же… нет, нам с Роном все буквально выложили на блюдечке, и все равно мы умудрились все испортить. Дура. Я — дура непроходимая. Захотелось мне, видите ли, подразнить Гарри за то, что он столько времени не обращал на меня внимания, увиваясь вокруг Гермионы… Вот и додразнилась. Могла бы и понять, что их ссора не продлиться долго… А теперь… Теперь шансов вернуться к прежнему, шансов стать миссис Поттер — уже нет. Совсем. Только мой тупой братец мог подумать, что его угрозы что-нибудь изменят. Да появись перед ними сейчас Тот-кого-нельзя-называть, и пообещай раздать по мешку золота каждому магглорожденному и удалиться в монастырь, если они расстанутся — получит Аваду в лоб и этим все и закончится.

Да, конечно, перед Гарри и Гермионой я постаралась изобразить, что у меня все хорошо, и что мне вполне достаточно быть их другом… но врать самой себе у меня очень плохо получается. Мне… мне этого совершенно недостаточно. Я ведь помню все… даже то, чего помнить не должна. То, до чего так и не докопались следователи аврората со всем из веритасериумом и штатными легилементами… иначе, боюсь, у меня не получилось бы так легко отделаться после второго курса…

Я помню огромную пещеру, которую открывала шипением. Помню, как Гарри шипел на огромного змея. И зеленый луч Авада Кедвавра, срывающийся с палочки Снейпа, и ударяющий в дневник с черной обложкой. И даже слова Ужаса Подземелий, слова, слишком тихие для того, чтобы их услышал Гарри: «простите, мой Лорд, но таков был Ваш приказ…»

Как получилось, что до этого никто не докопался — я не понимаю… но и предпринимать что бы то ни было по этому поводу я не намерена. Пытаться шантажировать Снейпа?! Есть и менее болезненные способы самоубийства. К тому же, есть у меня смутные подозрения, что это не я такая замечательная: все помню, и никто об этом не догадывается, а кто-то по этому поводу старательно поработал. И я даже догадываюсь, кто бы это мог быть, благо, вариантов не так уж много.

Но все-таки, Снейп появился там позже… пусть и считается, что его вовсе не было в Тайной комнате. А до тех пор… Гарри, герой, Мальчик-который-выжил — спустился в страшные подземелья ради почти незнакомой девочки… И мое сердце наполнилось надеждой. Надеждой, которая только что рухнула.

За всеми этими размышлениями я и не заметила, как добралась до портрета Полной Дамы, благо время уже близилось к отбою, и в коридорах было практически пусто.

— Ну, что же Вы, милочка… — обратилась ко мне страж общежития Гриффиндора. — Говорите пароль и проходите.

Честно говоря, я на некоторое время заколебалась, задумавшись о том, надо ли мне туда… Ведь там — Рон, и он наверняка успел раструбить всем о нашей феерической неудаче и пожаловаться на мнимую неверность друзей всем, кому только можно, так что меня сейчас встретят взгляды… от сочувствующих до насмешливых. Все-таки, Гарри Поттер есть Гарри Поттер, Мальчик-который-Выжил, и даже в тяжелые для него времена многие девушки повторяли распространяемые о нем слухи скорее из соображений «зелен виноград». А тут я, столь близко подобравшаяся к желанной цели… и столь жестоко обломавшаяся. В глубине души я отлично понимала, что и сама с удовольствием приняла бы участие в травле неудачливой претендентки… просто потому, что это показалось бы мне забавным… Но все-таки, я собралась с силами и вошла, гордо закинув голову.

В своих предположениях я оказалась права. Ронникинс сосредоточенно жаловался на «предателей» близнецам, не обращая внимания на то, что послушать о нашей неудаче собрался практически весь факультет, не исключая и старост.

— И этот… этот Поттер… кормит ее с рук пирожным… а она… она ему еще и пальцы облизывает! Предатели… Я… я маме написал! Я же хотел… а она… она должна была…

Видно было, что повторяет он эту историю уже не первый раз, но вот слушателям она как-то не надоедает… Ну что же… Кажется, пора вмешаться.

— Ронникинс, а ну-ка, расскажи мне, когда это Гермиона успела нам задолжать? — Делаю шаг от двери, и сразу же становлюсь центром всеобщего внимания.

— Но она же… она… мы… клеймо… — Рон запинается, не в силах выдавить из себя даже пары связанных слов. Близнецы же посмотрели на меня очень заинтересованно. Странно, что они не прервали излияния Ронникинса, позволив ему позорить себя и семью.

— Клеймо предателей крови — наше семейное достояние со времен прапрадедушки Йонаса Уизли. Но причем тут Гермиона? — Стараюсь не показать на лице тех эмоций, которые я сейчас испытываю… но, подозреваю, что получается плохо.

— Ну как же… Она же… — Начинает заикаться Рон, и я снова его перебиваю.

— Она — Обретенная, и действительно могла бы помочь… Но «могла бы» — не значит «обязана»! А тебе стоило поухаживать за ней, а не пускать слюни на Флер и крутить роман с Лавандой. Да и я… — Я махнула рукой, и попыталась подняться в спальню девочек, чувствуя, что мы с Роном наговорили много лишнего. Но путь мне заступают близнецы.

— Сестренка, нам нужно поговорить.

— Очень нужно. — На лицах Фреда и Джорджа нет привычных улыбок… более того — выражение их лиц просто пугает.

— Хорошо. — Киваю я и позволяю близнецам вытащить себя за дверь, хотя сигнал отбоя уже прозвучал.

Братья протащили меня по коридору и буквально закинули в один из пустых по ночному времени классов.

— Сестренка, Ронникинс тут рассказал

— много интересного. — Даже их манера подхватывать фразу друг за другом кажется мне угрожающей. — Нам послышалось, что

— Дамблдор запретил

— Гермионе писать Гарри именно — Лица братьев медленно темнеют.

— чтобы рассорить их и свести с

— вами. Так

— ли это? — К сожалению, я могла дать на этот вопрос только один ответ… И как бы я была счастлива, сказать, что не знаю…

— Да. Это так. Я подслушала разговор директора с мамой. Обретенная должна была стать платой нашей семье за поддержку его курса. Да. — Я разрыдалась. — Я — дура и сволочь. Я порадовалась этому. Порадовалась! А ведь знала… я знала…

Рука того из близнецов, что стоит справа передо мной взлетает… и я сжимаюсь, ожидая удара. Но вместо этого, меня погладили по голове и дернули за прядку над ухом.

— Мы рады, что ты

— поняла. Мы тоже натворили

— многое. Слишком многое, чтобы

— обвинять. Да и ты — наша

— сестра. Но постарайся не

— повторять ошибок.

— Я тоже рад, мисс Уизли. — В нашу беседу вмешался тот, чье присутствие при ней никак не предполагалось. Дезиллюминационные чары плавно стекли с черной мантии, и Ужас Подземелий предстал перед нами во всей красе. — Надеюсь, что вы втроем не окончательно лишены мозгов, и способны осознать, что любые действия, способствующие разрыву заключенной помолвки, я посчитаю поводом для объявления кровной мести. В то, что это способен осознать Рональд Биллиус Уизли я очень и очень сомневаюсь, но все-таки, постарайтесь донести и до него эту простую истину. А пока… По два балла с каждого за прогулку после отбоя.

Снейп исполнил свой любимый трюк с мантией, и исчез за дверью. А мы остались стоять в глубоком шоке. Чтобы Снейп, застав троих гриффиндорцев после отбоя — снял с них всего лишь шесть баллов? Где это видано? Да он же с пасынка в таких ситуациях баллы десятками снимал. Вот что это было?!

Мы с Майни сидели на скамейке во обширном внутреннем дворе замка. Сегодня — первый день, когда любимой разрешили покинуть больничное крыло, и мы решили воспользоваться случаем, и подставить свои лица тусклому зимнему солнышку Шотландии. Не знаю, о чем думала Майни, но я вспоминал встречу в ее душе…

* * *

На призыв Майни откликнулись почти немедленно. Я с некоторым трудом заметил дрожь нереальности, пропускающей гостью, как перед нами появилась… Гермиона?

— Привет, Авантюристка!

— Привет, Герми. — Ярко улыбнулась пришедшая. Она прищурилась, и неторопливо обошла вокруг нас. — Знаешь, теперь я буду называть тебя Демиона. Просто, чтобы отличать от нас-остальных.

— Хорошо. — Ответила моя Гермиона и зашептала мне на ухо. — А Майни я буду только для тебя, ладно?

От этого шепота я расплылся в довольной улыбке, и чуть было не растекся в счастливую лужицу.

— Авантюристка, думаю, Гарри тебе представлять не надо. Гарри, перед тобой — Авантюристка, один из потоков сознания Гермионы Грейнджер другого мира, приспешницы, вассала…

— и возлюбленной — Хитро улыбнулась представляемая.

— И возлюбленной жуткого демона, претендента на титул Темного лорда, Ксеноса Мориона. Кстати, а почему ты одна? Я, признаться, думала, что вы придете минимум втроем. Ведь вы — Аргел Тал? — Оглушенный таким представлением, я мог только ошалело хлопать глазами.

— Время застыло

Время застыло, мгновение станет

Проклятьем потомков навек

Мы жаждем крови, наше знание больше,

Чем может вместить человек…*

/*Прим. автора: HMKids «Аргел Тал»*/

— Что… — Мой язык заплетался, и я не смог даже внятно сформулировать вопрос.

— Пожалуйста… — Тонкие руки любимой обвились вокруг моей шеи. — Пожалуйста, прими и эту истину мироздания: не все таково, каким кажется. Хорошо? — Я смог только молча кивнуть.

С некоторым трудом я смог оглянуться. Авантюристка стояла неподалеку и с улыбкой на губах наблюдала за нами. Только сейчас я заметил на ее одежде огненное око Изменяющего пути в восьмилучевой звезде. Что ж, раз уж я принял этот путь — то не мне возмущаться тем, что его же принял и кто-то еще… Я же теперь… как там сказал мой золотой двойник — «отродье Хаоса, нерожденная тварь»? Так что я только молча поклонился Авантюристке… хотя и не смог протолкнуть сквозь зубы стандартно-вежливого «очень приятно».

— Гарри… — Зашептала мне на ухо Майни. — Они очень помогли мне. Приняли, спасли, научили… многому. Только благодаря им я сумела… вернуться, когда чуть было не оказалась сброшена с кругов существования…

Осознав, какой опасности подверглась любимая, я схватил ее в охапку и крепко прижал к себе, утонув в медовых глазах, а потом повернулся к гостье и глубоко ей поклонился.

— Кто бы вы ни были — я безмерно благодарен вам.

— Не стоит. — Откликнулась «один из потоков мышления соратницы претендента на титул Темного лорда». — Кем бы мы были, если бы не поддержали сестренку?

— Я все равно очень вам благодарна. — Откликнулась Майни. — А все-таки, почему ты одна?

— Так получилось. — Усмехнулась Авантюристка. — Рабыня и Пай-девочка вообще таких фокусов, как переходы через варп не любят. А оставить их без присмотра… Ну их на фиг, такие эксперименты… при всем моем авантюризме. Вот за ними Воительница приглядывать и осталась. Джульетта… Джульетта виснет на Мори, и дергать их — не полезно для здоровья. А Ученая… Ученая нашла для себя загадку, и отвлекать ее — пожалуй, как бы не опаснее. Морион хоть смотрит, прежде чем бить. А Ученая — она как-то лихо навострилась проклинать на звук. И промахивается — крайне редко. — Гостья задумчиво почесала левое плечо. — А у вас что тут за проблема?

— Я… — Начала Майни, но я вместо описания проблемы словами — просто поднял ее руку со шрамом, которого не могла разглядеть ни она сама, ни мадам Помфри.

— Вот.

— Мда… — Авантюристка задумчиво рассматривала руку Майни. — Любопытно. Я, пожалуй, ничем не помогу… Но ради такого — можно и Ученую потревожить. Она, конечно, поначалу проклянет, на чем свет стоит… но потом обязательно снимет проклятье, и даже извинится… может быть.

* * *

Воспоминание прервала встряска, спровоцированная интуицией. Скарабей на моей левой руке глотнул моей крови и развернулся в щит, а палочка, оказавшись в правой — совершила давным-давно отработанный жест.

— Петрификус тоталус!

Заклятье полного окаменения накрыло цель… каковой оказалась дамочка в розовой кофте и с палочкой в руке.

— Профессор Амбридж… — Ахнула Майни.

— Поттер! Что это Вы вытворяете?! — Грозно спросил отчим, выдвигаясь из-за угла. — Почему Вы атаковали профессора?

— Потому что профессор собиралась атаковать меня.

Я твердо посмотрел в глаза отчиму… и почувствовал, как он проникает в мое сознание. Аккуратно приоткрыв путь для него, я показал ему самое последние воспоминание: тревога, ощущение угрозы, прикрылся щитом, атаковал.

— Фините инкантатем. — Палочка Ужаса Подземелий твердо указала на профессора Защиты от Темных искусств.

— Поттер! — Закричала, поднимаясь, носительница розовой кофточки. — Что Вы себе позволяете! Я…

— Профессор Амбридж. — В голосе отчима искренняя забота неплохо маскировала глубокую насмешку. — Не стоит устраивать скандала на виду у учеников. Поттер, Грейнджер. Пройдемте со мной. Думаю, нам будет удобнее обсудить случившееся в кабинете директора.

Кабинет директора встретил нас прохладой. Феникс привычно курлыкал на своем насесте. Директор столь же привычно взирал на нас со своего трона.

— Что у вас случилось? — спросил Дамблдор, сопроводив этот вопрос добрым и понимающим взглядом через очки-половинки.

— Преподаватель Амбридж напала на моего пасынка, и пыталась наслать на него какое-то заклинание. — Долорес замерла на месте. Не думала, что Ужас Подземелий будет защищать гриффиндорца? А про то, что, несмотря на все наши с Гарри разногласия — он мой сын, пусть и приемный — ты забыла? Ну-ну… — В то время, как «мы не используем заклинаний для наказания учеников».

Влетевшая в кабинет Минерва замерла на пороге, услышав, как я цитирую ее саму, а потом — ехидно улыбнулась. Несмотря на наши разногласия и соперничество Домов, в неприязни к мадам Амбридж мы были едины.

— Он… Он лжет! — задыхаясь возопила преподаватель ЗоТИ.

— Лжет? — «удивился» я, сделав вид, что вопль относится не ко мне, а к Гарри, — Мастеру легилименту? Я благодарен Вам за столь высокую оценку моего приемного сына, но уверяю Вас, его уровень еще не настолько высок.

— Что?! Да я… Да вы… — «профессор» Амбридж задыхалась и не могла произнести ни слова. Похоже, говоря, что «он лжет», она имела в виду не столько Гарри, сколько меня.

— Стоп! — директор приподнялся. — Все — успокойтесь. Я выслушаю обе стороны. Мадам Амбридж, слушаю Вас.

— Сегодня я вышла во двор школы, и увидела, как эти двое злостно нарушают Декрет об образовании, запрещающий мальчикам находиться ближе, чем в 40 см от девочек. И я попыталась привлечь их внимание…

— То есть, — ухмыльнулся я, — увидев, как Поттер обнимает свою невесту, Вы попытались применить к ним атакующее заклинание, не учитывая рекомендаций школьного колдомедика, и, тем самым, создали опасную ситуацию, угрожающую их здоровью и жизни. И Гарри вполне правомерно дал Вам отпор, — Макгонагалл просто наслаждалась моей речью. Слышать, как Северс Снейп защищает перед директором двух гриффиндорцев — для нее это было прекрасно и удивительно.

— Что!? Да я всего лишь… — попыталась возразить Амбридж, но тут вмешалась декн Гриффиндора, до сего момента молча наслаждавшаяся сложившейся ситуацией.

— Мой коллега абсолютно прав, — начала Минерва. — Мы не используем заклинаний для наказания детей. Более того, Вам следовало бы внимательнее отнестись к рекомендациям мадам Помфри: она не зря Мастер Медик, ее звание более чем заслуженно. Если она говорит, что внешнее вмешательство в ауры этих учеников будет опасно по крайней мере в течение двух месяцев — ей следует доверять. И если она сообщает, что тактильный контакт облегчит магическое взаимодействие этих двоих и позволит девочке быстрее восстановить силы — это следует принять во внимание. А не игнорировать, как Вы это обычно делаете.

— Но он напал на меня! — взвилась Амбридж. — Его следует наказать. И за нарушение Декрета…

— Право мага защищать свою жизнь и здоровье может отрицать только Визенгамот своим судебным решением, но никак не школьные власти, — вмешиваюсь я. — Так что Декрет об образовании не может относиться к мистеру Поттеру и мисс Грейнджер по крайней мере до тех пор, пока мадам Помфри не признает, что они полностью здоровы… — а это произойдет, зная нашего колдомедика, никак не ранее, чем к концу года, — да и после отрицать право жениха обнимать невесту… Традиции, — Дамблдор передернулся, но постарался скрыть это от присутствующих, — и обычаи нашего общества такого не допускают. «Вмешательство во внутренние дела Дома», постановление Визенгамота от 12 июля 1625 года.

— Что?! — взвилась Амбридж. — Какая помолвка?! Они — несовершеннолетние!!!

— В исключительных случаях, — начал цитировать я, — с согласия родителей или законных представителей, брак может быть заключен…

— Все равно, они еще школьники, и не могут…

— Вы сомневаетесь в законности помолвки моего сына?! — горгулья на входе просто отпрыгнула с дороги Лили. — Дуэль! Немедленно!

Ну вот, наконец-то… Патронус, отправленный мной по дороге к кабинету директора, все-таки нашел Лили, и передал мое сообщение.

— Лили, девочка моя, — поднялся со своего трона директор, — дуэль — это устаревший способ решения конфликтов, и применять его…

— …в наш просвещенный век колесования вполне уместно, — жестко закончила Лили. Молодец она у меня! — Раз уж некоторые мелкие чиновники, получив крохи власти — чувствуют себя всемогущими — следует пояснить им истинный расклад сил в мире.

— Это предрассудки чистокровных... — начал директор.

— Статус крови не имеет сейчас никакого значения, — прервала его Лили. — Это лишь между мной и этой женщиной, которая посмела оскорбить меня, моего сына и моего мужа.

— Мелкая чиновница… крохи власти… — ошеломленно прошептала Амбридж. — Да ты знаешь кто я?! Я — личный помощник Министра…

— Круг не дает пощады. Круг не помнит родства. Круг не знает титулов… — я вспомнил, как под такой вот речитатив Лили буквально размазала по дуэльному полю Эйвери. Все-таки Трикси хорошо ее натаскала! Зато после этого чистокровные приняли ее как свою… Да и когда я объявил о возрождении рода Принц — это не вызвало никаких вопросов. «По праву крови и Силы». Желающих оспорить это право как-то не нашлось

— …нет! Я отказываюсь драться с этой сумасшедшей! — Амбридж аж визжит.

— Еще и оскорбление. Еще слово и я даже виры не приму! — Лили усмехается, глядя на это ничтожество и поигрывая палочкой.

— Стоп, стоп! — Дамблдор добро сверкает очками-половинками. — Давайте не будем горячиться. Наверное, мы сможем найти некий компромисс…

— Который заведомо не устроит обе стороны, — снова прерывает директора Лили, и я встаю за ее плечом, давая понять, что во всем поддержу свою жену. — В прошлом году Министерство поставило моего сына в гибельные условия, нарушив все правила, установленные самим министерством. И в этом опять министерские чиновники пытаются нарушить законы и отбросить традиции нашего общества. Это — нетерпимо! Как регент рода Поттер и опекун наследника, я поставлю перед Визенгамотом вопрос о вотуме недоверия министру!

Амбридж аж позеленела. Кажется, до нее дошло, какие последствия может иметь ее выходка. Ведь Гарри — не безродный сирота, выросший в чулане под лестницей у ненавидящих его родственников. Он — наследник рода Поттер, древнего и благородного, и у него есть не только имя Мальчика-который-выжил, но и влиятельные родственники, которые не постесняются это самое имя использовать.

— Лили, а ведь ты была такой доброй девочкой, — покачал головой Дамблдор.

— Была, — согласилась Лили. — И в результате у меня погиб муж, преданный лучшим другом, истинным, между прочим, гриффиндорцем, а сын год за годом с трудом выживает в «самом безопасном месте Британии». Я не потерплю, чтобы это продолжалось. Если такое отношение к моему сыну и его невесте будет сохранятся — я переведу их в Шармбатон.

— Миссис Принц, — Дамблдора встряхнуло, но заметить это мог бы только тот, кто долгое время знал его, — Вы, конечно, можете забрать своего сына из Хогвартса… Но вот в отношении мисс Грейнджер у Вас нет таких полномочий.

— Зато я смогу поговорить с ее родителями, — Лили усмехнулась. — Насколько я знаю, девочка настолько не хотела покидать Хогвартс, что скрыла от них историю с троллем и сильно занизила опасность встречи с василиском, не говоря уже таком в высшей степени компетентном и совершенно безопасном преподавателе, как меченный Пожиратель, — я скривился. Никто в свите Лорда не называл себя Пожирателем Смерти. Это было название, придуманное для нас прессой. Но сейчас оно было, увы, уместно. Для себя же мы были и остаемся Вальпургиевыми рыцарями. — …Бартемиус Крауч-младший, единственный маг, которому удалось сбежать из Азкабана, и которого прямо в окрестностях школы ловили, но так и не смогли поймать дементоры…

— Чего Вы хотите, миссис Принц? — Дамблдор снял свои очки и протер их. Насколько я успел узнать директора, это означало, что он очень зол.

— Любые наказания, наложенные этой … женщиной, — пауза в речи Лили была крайне красноречива, — на моего сына и его невесту — должны быть согласованы со мной, или, в мое отсутствие — с моим мужем, — я усмехнулся. Хотя наши отношения с Гарри нельзя было назвать безоблачными, слишком уж он был похож на Джеймса, но эта …, эта … накажет его или мисс Грейнджер разве что после того, как откроются Полые Холмы, даже если она поймает его за руку при попытке пронести в школу дракона.

— Но… миссис Принц, — директор снова нацепил очки, — Вы же понимаете, что я не могу отдать такого распоряжения. Оно уронит авторитет преподавателя!

— Авторитет преподавателя, издающего декреты, вроде приснопамятного декрета о сорока сантиметрах — уронить уже невозможно. Ему уже ничто не повредит. Нечему вредить, — мне пришлось обнять Лили за плечи, иначе она могла кинуться на этот розовый ужас, и прямо здесь проверить — получатся ли из нее два Голубых Ужаса, или нет. — И это мое последнее слово!

В большом зале я устало привалилась к Гарри. Все-таки силы я восстанавливала еще очень медленно. Правда, мадам Помфри после детального обследования, заявила, что мне следует не сидеть сиднем в больничном крыле, а совершать прогулки, и непременно — в обществе жениха. По мнению колдомедика это должно было помочь выздоровлению. Но давались мне эти прогулки все еще нелегко. Хотя Гарри всячески поддерживал меня, щедро делясь Силой, но тело и душа просто не выдерживали. Сила текла через меня, как через решето, и мне приходилось часто отдыхать. Да и доводить своего жениха до магического истощения как-то не хотелось. Так что, как мне не хотелось продолжать прогулку — пришлось вернуться в Большой зал, чтобы поесть, а потом, увы, придется возвращаться в Больничное крыло.

Правда, явились мы несколько рано: обед еще не начинался, хотя ученики постепенно и начинали стекаться в святая святых Хогвартса. Так что, уютно устроившись рядом с Гарри, и стараясь не сильно наваливаться на него, я погрузилась в размышления о том, что я знала в погибшем мире, но о чем не задумывалась... а так же о том, что я узнала только здесь, поговорив с миссис Принц... или, правильнее — «леди Принц»?

Легко представить себе, как толпа тех, кого причисляют к низшим слоям общества, несется с кличем «а ля лантернэ!»*. Но вот аристократия, какая бы она не была — военная, финансовая или же номенклатурная, как правило, оказывалась хранителем стабильности и носителем консервативных ценностей. И это понятно: если у тебя есть все, то любые перемены — оказываются «шагом вниз», а терять ой как «есть чего».

/*Прим. автора: «на фонарь!» (фр.) — призыв вешать аристократов во времена Великой Французской революции*/

Но вот восстание Волдеморта выпирает из этой теории, как гвоздь из сиденья. Восстали именно чистокровные маги. Родовитые. Могущественные. Богатые. Чего им не хватало? Что сподвигло коварных, но по-своему мудрых глав древних родов направить своих наследников самозванному Лорду, как рассказала мне Авантюристка — нищему полукровке? Не знали? Как же! Многие из них учились с Томом Риддлом в одно время, и наверняка были с ним знакомы более чем хорошо.

Раньше я считала, что главы родов как-то подозрительно вовремя умерли, оставив наследников, попавших в «нехорошую компанию», без мудрого руководства... Но увы, гипотеза оказалась несостоятельна: Вальпурга Блэк, фанатичная сторонница Волдеморта, умерла, дожив до известия о его исчезновении... Впрочем, в том мире что пал, Сириус тоже говорил, что «мама умерла, узнав, что меня отправили в Азкабан». Да и Абраксас Малфой умер никак не позднее 80-81 года, то есть — в самом конце войны, и Люциус Малфой отнюдь не был «денежным мешком», поставлявшим средства для организации. Он сам в то время был наследником под жесткой и изрядной неласковой рукой главы рода. Так что денег его вполне хватало на «хорошо поесть», «красиво одеться» и даже «устроить неплохую пирушку», но отнюдь не достаточно для того, чтобы финансировать террористическую организацию, налево и направо подкупать чиновников и обеспечить раскол в Визенгамоте... А значит, за Темным лордом стояли фигуры, более чем солидные как в финансовом, так и в политическом смысле. Но зачем им это?!

Я спросила об этом у мамы Гарри, и она рассказала мне историю, которая, мягко говоря, повергла нас с Гарри в шок, причем — совсем не легкий.

Старые рода, ранее цепко удерживавшие власть, к концу XIX века приблизились-таки к черте, за которой стремление сохранить чистоту крови — привело к вырождению. Их начали сменять нувориши. Но вот беда — если в маггловском мире наука, особенно прикладная, была уделом низших классов и выскочек, предпочитавших «внести свой вклад в Историю», прославиться и получить деньги от тех, кто эти деньги мог дать, для чего — радостно публиковали свои открытия, в мире волшебников магия была достоянием аристократии. Аристократии крови. А если учесть, что, опять-таки, в отличие от результатов научных изысканий, находки магические вполне могли быть «привязаны» к роду, а проводившие эти изыскания часто предпочитали длительное преимущество для рода — яркой славе для себя, то становится понятно, что старые рода, даже теряя политическую власть — оставались владельцами более чем впечатляющих секретов, которыми, какая жалость, не собирались делиться с властителями новыми. И тогда нувориши позаимствовали у магглов идею «положительной дискриминации». Многие заклятья, ритуалы и артефакты, составляющие силу уходящих родов, были объявлены «темными и запретными», по принципу «так не доставайся же ты никому!» Под лозунги о «всеобщем равенстве», о «непритеснении магглорожденных» чистокровных магов довели до того, что они решили: «нововведения задевают их жизненные интересы», в чем были не так уж не правы. По крайней мере, ритуалы, способные бороться с драконьей оспой — были отнесены к «темной магии», на том основании, что это были ритуалы магии крови... хоть и базировались, в принципе, на тех же основаниях, что и маггловская «вакцинация», покончившая с оспой обыкновенной. И вот в магическом мире вспыхнула первая за два века эпидемия драконьей оспы, которая раньше сдерживалась регулярно проводимыми ритуалами. И наиболее подвержены ей оказались именно старые чистокровные рода.

Мятеж оказался прогнозируемой, но совершенно неожиданной реакцией. Как говорил Антонин Долохов (его слова Беллатрикс передала Лили, а та — мне), «песец подкрался незаметно, хоть виден был издалека». Хотя при чем здесь полярная лиса — я совершенно не понимаю. И, подобно гоблинским восстаниям, подавленным, но приведшим к монополизации гоблинами рынка банковских услуг, мятеж Волдеморта окончился поражением более чем условно. Потери Министерства были настолько велики, что даже после исчезновения лидера чистокровных, властям пришлось пойти на уступки. В частности — все сделали вид, что верят в объяснение «действовал под Империо», чтобы хоть как-то вернуть к мирной жизни активных террористов. Поверить в это сильно помог тот факт, что у большинства известных и высокородных «Пожирателей Смерти» Метки не нашли. Знак Власти Темного лорда был обнаружен менее чем у десятка наиболее неадекватных последователей, вроде тех же братьев Лестрейнджей и Крауча-младшего, которые в итоге и загремели в Азкабан дружным строем. Список запретных ритуалов и артефактов Министерству пришлось сильно урезать. В частности, из почти двух сотен заклинаний, под запретом остались только три общеизвестных Непростительных. Так же легализованными оказались «все заклинания и ритуалы магии Крови медицинской направленности». Это помогло справиться с эпидемией. А еще «умеренные», угрожая перейти на сторону повстанцев, протащили восстановление дуэльного права. Нувориши, заседавшие в Визенгамоте, согласились, считая, что такая «небольшая уступка» не повлияет на их доходы, зато позволит аристократам крови сохранить лицо... Нда. Зря это они…

Скажи мне, гордый человек,

где город Гондолин?..

«Всплыв» из размышлений, я услышала, как Гарри негромко, но и, не считаясь с чьим бы то ни было нежеланием его слушать, напевает песенку явно крамольного, «темного» содержания. Впрочем, хотя он и не являлся профессиональным певцом, но голос и слух у Гарри явно присутствовали. Так что послушать пение было приятно, даже отвлекаясь от того факта, что это пел мой Гарри, а значит я бы признала его пение райскими звуками, даже если бы у остальных от него уши в трубочку сворачивались. К тому же, я лично помогала жениху с переводом. Хотя русского я не знаю, и лишь догадываюсь, откуда его знает Гарри, но привести полученный женихом подстрочник к более-менее поэтическому виду стоило многих трудов.

Иди же, глупый человек,

В свой «тайный» Гондолин

Где ночью двери отопрет

Предатель нам один…

Привлеченный песней, а, может быть, и просто желая поговорить с Гарри, к нам двинулся Дамблдор. Я пихнула жениха локтем в бок… но тот спокойно допел припев.

А не Гондолин ли это?

В прошлом — Гондолин!*

/*Прим. автора: Канцлер Ги «Гондолин»*/

— Гарри, мальчик мой… — директор добродушно блеснул очками. Гарри в ответ зыркнул с плохо скрываемым раздражением. Подозреваю, что он хотел спеть что-нибудь еще более крамольное. Вроде «Имя мне — Хелкар…» или даже «Прощай, Просперо…», — а ты, оказывается, хорошо поешь! Раньше ты таким не увлекался…

— Раньше я стеснялся, — буркнул в ответ Гарри. — Мама поет намного лучше.

— А теперь? — заинтересовался Дамблдор.

— А теперь есть та, кто не будет сравнивать мое пение с чьим бы то ни было, будь он хоть самим Карузо.

Я мурлыкнула, и подтверждающе потерлась головой о плечо Гарри. Директор улыбнулся еще более добродушно.

— Я рад за тебя, — звезды на мантии блеснули золотом. — Но, тем не менее, нам нужно поговорить о некоторых важных вещах… Так что не будешь ли ты так любезен, что завтра перед занятиями зайдешь ко мне в кабинет? По утрам я люблю мятные тянучки.

Гарри протестующе дернулся. Еще бы. Если он зайдет к директору «перед занятиями», то до занятий — наверняка не успеет попасть ко мне… Правда, Гарри тут же расслабился. Кажется, я поняла, что он подумал… Впрочем, наверное он прав. Нафиг первую пару Истории магии. Учебник ему и я смогу почитать, а профессор Биннс больше ничего и не делает.

Я ожидала, что директор выразит если не «возмущение», то, по крайней мере, «некоторое неудовольствие» выбором песни… Но Дамблдор повернулся, и так же величественно уплыл на свое место за столом преподавателей.

Мне пришлось прилагать серьезные усилия, чтобы моя челюсть не пробила пол. Впрочем… Похоже, я нашла объяснение того, почему даже после окончательной гибели Волдеморта в сопредельных мирах почти ничего не меняется, как рассказывала мне Авантюристка… Если уже даже «магглолюбец и сторонник равноправия» Дамблдор не знает о маггловской культуре практически НИЧЕГО!

Очередная прогулка с Майни привела нас на берег Черного озера. Через глубокие, Снейпу по грудь сугробы трактором модели «Хагрид» мощностью в одну полувеликанскую силу были пробиты прямые дорожки, по которым и прогуливались парочки, старательно державшиеся друг от друга на расстоянии в те самые декретные 40 см.

Я же развернул над поверхностью снега привезенную из дома отчимом подстилку, зачарованную на левитацию и согревание, и уже на подстилке устроились мы с Майни.

Замерзшее озеро и черные деревья Запретного леса с белыми снежными шапками создавали очень контрастную, но крайне притягательную картину. Не говоря уже о том, что я мог бы любоваться почти любым пейзажем, если делать это предстояло не одному, а с Майни. Моей Майни.

— М-р-р… — сказала Майни, положив голову мне на плечо.

И я вспомнил Герминэко, какой она была после ошибки с волосом в Оборотном на втором курсе. Положив правую руку на бедро девушки, левой я почесал ее за ушком. Майни удивленно посмотрела на меня, но возражать не стала… и замурлыкала погромче.

— Гарри! — раздался голос Сириуса Блэка.

После знакомства с коготками Демионы, Сириус исчез с горизонта. Насколько я понял, он старался подлечить пострадавшее лицо. Получилось у него… не очень. Четыре четкие полосы так и остались там же, где их нанесли керамитовые когти, только уже в виде не кровавых разрезов, а темных шрамов. Справиться с ранами, нанесенными благословенным кермитом не смогла даже волшебная медицина.

— Привет! — Блэк плюхнулся слева от нас и попытался обнять Гермиону. Честно говоря, я даже не могу сказать, кто из нас снял контроль с того конца висящей подстилки, но это было сделано, и Сириус покатился в сугроб.

— Привет, Сириус! — «ласково» улыбнулся я. — Не стоит хвататься за мою невесту. Садись лучше… — подстилка затвердела, и мы с Майни сметились на ее конец, оставив справа от меня побольше места, — …сюда.

— Выходка, достойная Мародера! — воскликнул Блэк, выбираясь из сугроба.

Раньше я (причем — в обеих ипостасях), был бы очень рад такому признанию. С тех пор многое изменилось.

Сириус снова подошел к нам, но садиться не стал.

— Гарри. Нам надо поговорить!

— Говори, — предложил я, снова указывая ему на свободный конец висящей в воздухе подстилки.

— Наедине, — твердо сказал Сириус.

— Я не хочу бросать без присмотра мою драгоценную невесту, — отрицательно покачал головой я. — К тому же, все, о чем мы будем говорить — я расскажу ей.

— М-р-р… — сказала Майни, положив свою ладошку на мою правую руку. Я же позволил себе помечтать о том, как мы будем вот так же вот сидеть поздней весной, когда на Майни не будет теплых колготок и зимней мантии, но только легкая юбка и блузка.

— Вот именно о «невесте» нам и надо поговорить, — жестко сказал Сириус.

— Говори, — повторил я.

— Гарри, ты же понимаешь, что эта детская выходка не может иметь серьезных последствий? — спросил Сириус.

— Почему это? — в один голос спросили мы.

— По политическим соображениям! — ответил Блэк. — Гарри не просто «мальчик-подросток», он — Мальчик-который-Выжил. Это накладывает определенные политические обязательства. Ты должен поддерживать сторону Света в ее противостоянии с Тьмой…

Я буквально чувствовал кожей ту бурю ярости, что охватила Майни.

Багровый свет

Среди песков

Кровавая река…

Мир пел песню смерти. Кровь застучала в висках, а поле зрения затягивало красным. Ситуацию надо было срочно спасать, пока здесь не оказался дополнительный труп, совершенно лишний на данном этапе.

— Политические соображения диктует мне регент моего рода, моя мать, Лилиана, леди Принц, — жестко сказал я. — И с ее стороны не было никаких возражений.

— Леди Принц? — удивился Сириус. — Ты сам-то слышишь, что сказал? Снейп… Твоя мать спасла его от Азкабана…

— Так же, как и тебя, — вклинился я, заставив Сириуса сморщиться.

— Нюниус взял слишком большую власть над ней, — сказал он. — Неужели ты этого не видишь?

Раньше я мог и обрадоваться тому, что Снейпа называют так… Но это было ДО полета сквозь яростно кипящий Хаос. До того, как Северус Принц выступил в поддержку нашей помолвки, а Сириус Блэк встал против…

— Не вижу, — жестко ответил я. — Они любят друг друга и прислушиваются к мнению друг друга. По-моему, так и должна жить настоящая семья.

— Раньше ты так не считал, — выдохнул Блэк.

— Это было раньше, — воткнул я в него немигающий взгляд.

— Но Гарри! Ты не понимаешь! Уизли — большая семья. И если Свет потеряет ее…

— «Что он Гекубе? Что ему Гекуба?» — процитировал я.

— Ты о чем это? — насторожился Блэк.

— Свет обеспечил мне как минимум четыре встречи с волшебником, которого большинство магов Британии боятся настолько, что не могут произнести его имени. В школе я как минимум два раза подвергался обструкции. Меня называли гадом, предателем, мошенником, наследником Слизерина, обвиняли в нападениях на школьников и нарушениях правил Турнира… Чем я так задолжал Свету, что он столь сурово взыскивает долги?

— Гарри, — рыкнул Сириус, — если Тот-кого-нельзя-называть придет к власти, — его приспешники убьют и тебя, и Гермиону!

— Свет пытается убить Гермиону прямо сейчас, — ответил я. — Или это лично ты пытаешься убить девушку, которая ни разу не предала меня?

— Ты не прав, Гарри, — вмешалась Гермиона. — Я поверила лидеру Света, и не стала писать тебе на прошедших каникулах. Это — предательство.

— Ключевые слова: «поверила Дамблдору». Так что — запишем и этот эпизод на счет Сил света и Всеобщего Блага. Кстати, Сириус, не напомнишь мне: кто там действовал ради этого самого «Всеобщего Блага»? И какое строение стало символом его правления?

— О каком «убийстве» ты говоришь? — удивился Сириус, проигнорировав мой намек. — Я всего лишь пытаюсь тебя убедить в том, что твоя помолвка — необдуманный и несвоевременный поступок…

— С точки зрения Света — может быть, — ответил я. — Но для выживания моей невесты — вполне обдуманный и крайне своевременный. Я и так чуть не потерял ее.

Сириус задумался, и решил зайти с козырей.

— Джеймс был бы очень разочарован тобой…

— Может быть, — покачал головой я. — Папа поверил Свету и его лидеру — и погиб. Я поверил Свету и его лидеру — несколько раз чуть не погиб и оказался в шаге от того, чтобы потерять то, что дороже жизни. Так что не знаю, как Джеймс, а я тобой сильно разочарован.

Не желая продолжать разговор, я встал, и помог подняться Майни, которая подчеркнуто не смотрела в сторону Блэка. Сириус продолжил сидеть, явно показывая, что хочет еще поговорить… Ну что ж. Взмах руки, и подстилка исчезает в магически расширенном чехле. Вот так вот, Сириус. Свою надо носить.

— Итак, — полыхающий алым взгляд Темного лорда вонзился в Эйвери. — Вы все-таки собрались, мои верные последователи. Я внимательно слушаю вас. Что случилось с нашим миром, пока я был, скажем так… недееспособен?

— Полукровки и грязнокровки, ведомые Дамблдором — захватили власть! — выкрикнул Уильям Керроу, бастард этого славного рода, старшие представители которого ныне наслаждались «курортом Северного моря». Впрочем, Билл — личность настолько «приятная во всех отношениях», что его дочери Флора и Гестия предпочитали общаться с ним на как можно большем расстоянии, во время учебного года не вылезая из Хогвартса даже в Хогсмит, а на каникулы — окунаясь в вихрь детских приемов и вечеринок, в чем встречали понимание и помощь всех, знавших об их ситуации. — Те, кто представлялся Вашими верными последователями — предали Вас! К примеру, я точно знаю, что полукровка Снейп, беззаконно присвоивший славное имя Дома Принц, несколько раз препятствовал Вашему возвращению!

— Любопытно! — я усмехнулся под маской, которую дружок Билли так опрометчиво снял, надеясь, что Темный лорд запомнит верного вассала. Это он зря. Очень зря.

— Вот как… — прошипел Лорд. — Мой скользкий друг, — прошипел он, предусмотрительно не задерживая взгляда на фигуре Малфоя, скрывшего свою приметную серебряную шевелюру в глубоком капюшоне. — Что скажешь ты?

— Ваше финансовое положение весьма стабильно, — разумеется, хитрый змей Люциус использовал «перенос голоса», и его слова звучали оттуда, где в данный момент никого не было. Это было не столько защитой от Лорда, сколько продолжением и развитием наших традиций тех времен, когда относительно мирная политическая борьба перешла в фазу кровавых столкновений и террора. И тогда и сейчас на наших собраниях присутствует слишком много случайных людей, которым отведена роль пушечного мяса. — Министерству удалось конфисковать лишь очень небольшую часть наших активов, в основном ту, которая находилась в ведении братьев Лестрейнджей.

— И это хорошо, — кивнул Лорд. — Было бы странно, если бы победившему Министерству не удалось получить совсем ничего.

— Остальная часть, — продолжал доклад Люциус, — приносит стабильный доход от пяти до семи процентов годовых, так что потери — полностью компенсированы, а общая сумма — практически удвоилась.

— Как от тебя и ожидалось, мой скользкий друг, — улыбнулся Лорд, причем от этой улыбки многие содрогнулись. — Еще будучи наследником своего рода, ты умел управлять нашими финансами так, чтобы получать стабильный и надежный доход.

— Политика? — приказал он Люциусу продолжать доклад.

— Фадж ожидаемо не поверил известию о Вашем возвращении, — ответил Малфой. — Так что между ним и Дамблдором сейчас имеется некоторое… недопонимание, и позиции Дамблдора в Визенгамоте ослаблены.

— Ослаблены?! — возмутился Керроу. — Да его выгнали и из Визенгамота, и из Международной конфедерации магов! Его позиции не «ослаблены», а «потеряны»!!! Самое время дожать его! — Идиот.

— Восстановление дуэльного права, — продолжал свой доклад Люциус, не обращая внимания на неорганизованные выкрики с места, — пошатнуло позиции чиновной номенклатуры и нуворишей. Несколько дуэлей с участием Неистовой Беллатрикс и леди Принц заставили чиновников пересмотреть некоторые представления относительно собственной неуязвимости. Так что в этой области ситуация достаточно благоприятна. Правда, из-за этого пока что не удается протолкнуть некоторые законы, с которыми не должны связывать нас: выдвинувший их сильно рискует, так что пока не найдена договоренность о сумме, способной компенсировать этот риск.

— Ожидаемо, — кивнул Лорд. — Но продолжайте работать. Отдел Тайн?

— После того, как они вычислили Руквуда, Отдел не предпринимал активных действий, и у нас пока что нет сколько-нибудь достоверной информации оттуда.

— Хогвартс? — поинтересовался Лорд.

Ответ требуется от меня. Что ж. Нужные заклинания уже наложены. Можно говорить.

— Министр роет под Дамблдора с упорством фокстерьера и мощью парового экскаватора. Вот только на текущий момент у его эмиссара получилось разве что сплотить учащихся и преподавателей в ненависти к себе. Даже традиционный раскол Гриффиндора и Слизерина стихает перед этим накалом чувств.

— Вот как? — заинтересовался Лорд. — Присмотри, чтобы этого эмиссара там не пришибли ненароком. Нашему делу нужны молодые таланты.

— Сделаю, — ответил я.

— Да как можно верить этому предателю?! — возмутился Билл, но снова был заткнут.

— Что там Избранный? — задал Лорд ожидаемый вопрос. — Говорят, он там у вас чуть не убился?

— Гарри Поттер и его подруга получили во время внешкольных занятий тяжелые травмы, природа которых так и осталась неясна школьному колдомедику. Специалисты из Мунго в известность поставлены не были.

— Каково их состояние сейчас? — заинтересовался Лорд.

— Состояние девочки — стабильно тяжелое. Жизнь Поттера — вне опасности.

— Так… — задумался Великий магистр Вальпургиевых рыцарей. — Подбрось эмиссару министерства идею запретить эти дополнительные занятия, пользуясь травмой Национального Героя, мальчика-который-Выжил. Думаю, это придаст его образу необходимую законченность.

— Боюсь, что в настоящее время я не являюсь доверенным лицом мисс Долорес Амбридж, — ответил я.

— И, тем не менее, постарайся, — бросил мне Лорд. — Сам знаешь, прямой путь — не всегда самый короткий. Еще… в ближайшее время я предприму некоторые действия, способные заставить Дамблдора задуматься об обучении Героя окклюменции. Твоя задача — сделать все, чтобы учителем оказался не сам Дамблдор, а ты. Что делать, когда добьешься успеха — ты знаешь.

— Конечно, мой Лорд, — согласился я.

— И не забывай о дополнительных уроках «для своих». Дуэльное право дает множество возможностей тому, кто знает, как им воспользоваться.

Я молча кивнул, зная, что Лорд отлично видит меня, несмотря на маску.

— Хорошо… Ситуация мне понятна. Теперь задания. В Отделе тайн хранится некое пророчество обо мне и этом мальчишке, Поттере. Я знаю лишь отрывок из него, но должен знать полностью. Добудьте мне запись пророчества, и я вознагражу Верного, который доставит мне его.

— Да, господин, — дружным выдохом отозвались мы.

— Все свободны, — под легкий шелест мантий собравшиеся двинулись к выходу. — Уильям и сегодняшние докладчики, задержитесь.

Когда последние из уходящих покинула зал, и двери за ними закрылись, Билл засветился от радости.

— Господин! Вы же накажете…

— Да, кстати, о наказаниях, — проговорил Темный лорд. — Авада кедавра! Люциус. Северус, — продолжил Лорд, перетекая из кошмара серпентолога в тот облик, который был привычен для нас по старым временам. — Позаботьтесь, чтобы у девочек не было проблем с получением наследства.

Вместо ожидаемого вопиллера, Молли Уизли соизволила прибыть в школу лично. Поводом для ее появления послужил очередной «тролль», неустанными трудами заработанный младшим из ее сыновей на трансфигурации. Впрочем, митинг-накачка получился удивительно короткий и тихий… И по его окончании Молли повернулась от Рона, демонстративно усаживавшегося за дальний конец стола, к нам. Джинни, сидевшая слева от Гермионы, на самом краю, напряглась. Кажется, ничего хорошего от этого визита своей мамы в Хогвартс она не ждала.

— Гарри, Гермиона, — тепло улыбнулась нам Молли. Впрочем, ее дочь расслабляться не спешила, а значит, и нам этого делать не следовало, — что за слухи ходят о вашей помолвке?

— Это не слухи, — твердо сказал я. — Позвольте представить Вам мою невесту, Гермиону-пока-еще-Грейнджер.

Я обнял девушку за плечо, и она благодарно мурлыкнула.

— Но… — матриарх семейства Уизли «удивленно» и даже «растерянно» улыбнулась, — …почему?

— По медицинским показаниям, — твердо ответила Гермиона.

Я задохнулся. Можно было спокойно ставить галеон против кната, что практически все, кто это услышал — поймут неправильно!

— Гермиона… — я попытался объяснить, исправить ошибку, возникшую из-за не совсем правильного подбора слов. Но Майни прикрыла мне рот ладошкой.

— Гарри, — улыбнулась она так, что я онемел на месте. Так бы сидел и любовался. И если для этого надо молчать — буду молчать. — …не надо рассказывать всем вокруг подробности нашей непростой совместной жизни!

Так она это нарочно, что ли? Чтобы проверить это, я притянул девушку к себе, обнимая ее покрепче, и положил руку ей на колено. Вместо немного ожидаемого возмущения, Майни слегка покраснела, но прижалась ко мне, изобразив губами поцелуй.

— А я писал тебе, что они — предатели! — крикнул со своего места Рон.

— Ронникинс — дурак! — отозвалась со своего места Джинни, отчего Рона перекосило. — и Гарри, ни Гермиона нам ничего не обещали! Так что и предать нас они просто не могли. А вот ты, братец, мог… и предал. И даже не один раз. Думаешь, я не выяснила… — Джинни задохнулась, и с трудом удержалась от того, чтобы зажать себе рот руками. Любопытно… Это что же такое нарыла Джинни о своем братце?

— Уж не тебе, влюбленной дурехе, не сумевшей захомутать парня, об этом говорить! — грозно вызверился Рон. Впрочем, напугать Джинни он не смог. Только обидеть. Мне живо вспомнилось «она заучка и у нее нет друзей», и я, убрав руку с коленки Гермионы, провел кончиками пальцев по ее щеке. — Сама-то — семью предала! Ты же знаешь… — дальше Рон открывал и закрывал рот, но из него не доносилось ни звука. Я удивленно посмотрел на палочку в руках Молли, которая только что бросила в своего сына Силенцио.

— Да, я дура! — в истерике крикнула Джинни. — И «влюбленная», и просто «дура»! А еще я Гарри жизнь должна! Жизнь, понимаешь! А, впрочем, что ты можешь понять?! У тебя же эмоциональный диапазон, как у чайной ложки! Но это не значит, что и у всех…

Теперь материнское Силенцио досталось и Джинни.

— Дети, дети! — вскричала она. — Не ссорьтесь! Как бы то ни было, Гарри и Гермиона — наши друзья, и мы будем рады увидеть их в нашей Норе на рождественских каникулах!

Я застыл. Признаться, я бы предпочел все рождественские каникулы провести с Майни… Но Рон все-таки мой первый друг… или, может быть, уже «был другом»? Или он вернется, как тогда, в прошлом году, после первого Испытания?

— Боюсь, — улыбнулась Гермиона, — что на рождественских каникулах я повезу Гарри знакомиться с моей семьей!

— А я тебя — со своей, — улыбнулся я. — С отчимом… то есть — профессором Сн… Принцем — ты уже знакома. А вот с мамой вам лучше познакомиться поближе. Приедешь?

— Конечно, Гарри, — улыбнулась мне Гермиона. — Я обязательно приеду к тебе в гости, а ты — ко мне, так?

— Обязательно!

Наблюдавшая этот разговор Молли вздохнула… и созвала свое семейство:

— Рон, Джинни, Фред, Джордж. Идем. Нам нужно поговорить. Очень серьезно поговорить!

Мы уже собирались пойти в башню Гриффиндора, когда к нам подошел отчим.

— Гарри, мисс Грейнджер, — взгляд отчима давил почти физически. — Нам тоже надо поговорить. Очень серьезно поговорить.

Разумеется, варианта «отказаться» предусмотрено не было. Так что мы согласились. И пошли в подземелья, где гнездился Дом Изумрудного мага во главе со своим деканом.

В покоях профессора зельеварения я испытал острое чувство раздвоения. С одной стороны, я совершенно точно никогда не был в сердце владений Слизерина, а с другой… с другой — я проводил здесь долгие вечера, выслушивая давно надоевшие нотации отчима… но и здесь же со мной сидела мама…

— Итак, — произнес отчим, ныряя куда-то в глубины стола, — надеюсь, вы поняли, что означает визит госпожи Молли Уизли?

Мы с Гермионой переглянулись, и отрицательно покачали головами. Признаться, от приезда матриарха Уизли мы ожидали скандала, истерики… но не того, что было. И вопрос «что бы это значило?» — крутился у нас в головах, но не находил себе ответа.

— Хорошо, — вздохнул отчим. — То есть, конечно, ничего хорошего… но, по крайней мере, вы способны признать, что чего-то не понимаете, — он внимательно посмотрел на нас, и мне захотелось поежиться, а Майни взялась за мою руку. — Поясню. Если вы двое не хотите однажды утром проснуться в объятиях младших Уизли, совершенно не представляя, как это получилось…

— Но ведь Джинни… — начал я, но был прерван отчимом.

— Мисс Джиневра Уизли будет понимать ничуть не больше вашего. Не после сегодняшнего демарша… Вот про мистера Рональда Уизли — я такого не скажу…

Я непроизвольно представил себе Гермиону — с Роном… и сквозняк, никогда не утихающий в подземельях Слизерина начал медленно окрашиваться в багрянец и пурпур*. Узор, лишенный всякой симметрии или же повторяемости, но при этом — удивительно гармоничный, вспыхивал в моих глазах острой, разящей сталью.

/*Прим. автора: красный и фиолетовый… Акши и Шаиш, если это что-то говорит. А если нет — то «Либер Хаотика» вам в помощь*/

В себя я пришел оттого, что осознал: Майни целует меня, сидя у меня на коленях. Алый ветер не утрачивал своей яркости, а вот фиолетовый — стал постепенно вытесняться зеленым… но отнюдь не исчез полностью.

— Так вот, — усмехнулся отчим, причем Майни отнюдь не попыталась подняться у меня с колен, или прервать поцелуй. — Я вижу, что такого развития событий вы не хотите. И чтобы избежать этого, вам следует каждое утро выпивать по глотку этого, этого, и…, наверное, да… еще вот этого.

Отчим выставил на стол три фиала, один вид которого чуть не заставил меня схватиться за горло, пережидая приступ тошноты.

— А как-нибудь по-другому — нельзя? — поинтересовалась Майни.

— Можно, — улыбкой отчима по-прежнему можно вызвать приступ медвежьей болезни у акромантула. — Окклюменция позволяет взять под контроль свое сознание… в том числе — и нейтрализуя большинство зелий. И тогда вам придется пить только вот это… — отчим выставил на стол четвертый фиал, выглядевший гораздо аппетитнее, чем первые три, — …чтобы предупредить отравление самыми… неприятными зельями.

— Мы будем заниматься, — вздохнул я, ощутив вспышку радости от Майни. Чтобы она — да отказалась от дополнительных занятий? Миры могут рушиться и возникать, как им угодно, но любопытство Гермионы — пребудет вовеки.

— Хорошо, — кивнул отчим, радостно улыбнувшись. Половина моего сознания подкинула мне воспоминание о том, как я несколько раз отказывался заниматься с отчимом ментальными дисциплинами, убежденный доводами Сириуса о том, что «Снейпу…» — он никогда не называл отчима Принцем, — «…нельзя доверять. И уж тем более нельзя доверять ему копаться в своих мозгах». И даже мама не сумела убедить меня в обратном. Сейчас же я сам готов был просить отчима об уроках. — Значит, с завтрашнего дня у вас — дополнительные занятия по зельям каждый вечер, после обеда, — мы кивнули. — И еще… — отчим отвел взгляд… — Я, как учитель и представитель администрации школы, не имею права дать вам такой совет… Но как отчим… — чтобы гордый глава рода Принц — смутился? Да не может такого быть! — В общем, постарайтесь скрепить вашу помолвку чем-то более существенным, нежели заклятья!

Постепенно приближался конец зимы. На рождественских каникулах Гарри, как и обещал повез Гермиону «как следует» знакомиться со своей семьей, и сам съездил в Кроули, где познакомился с ее родителями. Времени и желания погостить в Норе у них естественным образом не осталось.

Еще до отправки на каникулы, Гарри и Гермиона, хотя и не могли принимать участия в занятиях Армии Дамблдора, но стали их посещать, приглядываясь к занимающимся из кресел, которые стали появляться у стены тренировочного зала, предоставляемого нам магией замка, и оттуда комментировать действия занимающихся, временами — давая нам неплохие советы и пояснения. А после занятий они выпроваживали участников Армии, и оставались в Выручай-комнате «по своим делам».

Братец, обуянный ревностью, каждый раз под любым предлогом старался остаться с ними, и проконтролировать нравственность поведения своих, теперь уже совершенно очевидно, бывших друзей. Те на обострение не шли, так что Рону доставались разве что сцены того, как Гарри и Гермиона сидят вдвоем в одном кресле и листают толстенный том, перебрасываясь между собой малопонятными фразами.

Однажды и я, мучимая ревностью, которую безрезультатно пыталась заглушить, и любопытством, запинала в темный уголок своей души всякую деликатность, и последовала примеру братца. Как он и рассказывал, Гарри и Гермиона устроились у камина и принялись читать толстенную книгу. Я подкралась к ним, и заглянула Гарри через плечо. Тенно хейка банзай! От текста на японском книгу отличало только то, что напечатана она была знакомыми латинскими буквами. Но вот складываться в сколько-нибудь понятные слова эти знакомые буквы решительно отказывались. Ничуть не прибавляли понимания и иллюстрации, имеющиеся в книге. У меня осталось стойкое впечатление, что получены эти иллюстрации были путем плескания чернилами на координатную сетку.

— Что это такое? — удивилась я.

В ответ Гарри просто прикрыл книгу, пальцем удерживая страницу, на которой они с Гермионой остановились, и продемонстрировал мне надпись, выполненную золотым тиснением по темной коже обложки: «Теория Хаоса».

Мне оставалось только пожать плечами и отойти. Изучение столь опасной и близкой к страшной Тьме стихии меня никогда не привлекало. С другой стороны, понятно было, что при неизбежном в их будущем столкновении с Темным лордом, ограничиваться только общедоступными заклинаниями из школьного курса Защиты от Темных сил — означало заранее обрекать себя и весь Волшебный мир на поражение. Мне же оставалось только надеяться, что если ребята вычитают в этом толстом томе что-то интересное и применимое — они не преминут показать это «что-то» остальным участникам Армии Дамблдора.

Признаться, было совершенно очевидно, что присутствие моего братца, который старался не выпускать парочку из поля своего зрения, этой самой парочке откровенно мешает. Но в течение какого-то времени ничего с этим поделать у Гарри и Гермионы не получалось. Мой братец с поистине носорожьим упрямством игнорировал намеки на то, что неплохо бы и оставить жениха и невесту наедине. Боюсь, что делал он это даже не столько из симпатии к Гермионе, сколько по приказу матушки.

Увы мне, но я никак не могла вырвать из груди радости от наблюдения за этими маневрами. Да, было совершенно очевидно, что наш поезд ушел, и что разорвать связь Гарри и Гермионы не получится. Но я все равно тихо страдала от ревности и радовалась тому, что побыть наедине они могут разве что на дополнительных занятиях по зельям, куда братца нельзя было затащить даже на аркане. Да, конечно, это была глупая ревность и жестокая радость, но я никак не могла с собой справиться.

К сожалению, очевидно было, что подобная ситуация не продлится долго. И Гарри или же Гермиона найдут способ избавиться от докучливого присутствия Рона, как бы он этому не сопротивлялся. Так оно и получилось.

Уж не знаю, как ребята уговорили Невилла, но однажды на уроке зелий, прямо перед очередным собранием Армии Дамблдора, котел Лонгботтома взорвался и отправил оказавшегося неподалеку Рона в больничное крыло на всю ночь.

Разумеется, отчим Гарри привычно наорал на Невилла, поставил ему «тролль» за урок и снял с полсотни баллов с Гриффиндора… Но вот тот факт, что сам Невилл отделался прожженной мантией, и удивительно спокойно воспринял разнос, должен был дать мне понять, что что-то тут не так. Должен был. Но увы, не дал. Точнее — я не пожелала прислушаться к голосу интуиции. Да и как тут прислушаешься к этому по определению негромкому голосу, когда Луна со всей мощью бешенного феррумпента тащит тебя за собой, ухитряясь щебетать сразу в оба уха?

Так что, на следующее утро, наконец-то отпущенный из больничного крыла Рон встретил нашу парочку в коридоре. При этом Гермиона шла, немного демонстративно прихрамывая и чуточку шире чем положено расставляла ноги при ходьбе.

Впрочем, смысл сего представления от Ронникинса ускользнул совершенно… По крайней мере — ускользал, пока ему все не разъяснила Лаванда. После полученных объяснений Рон взвыл, как отправляющийся Хогвартс-экспресс, и кинулся к Гарри… Впрочем, ничего, кроме демонстративно-тотального недоумения «Кто ты такой, чтобы требовать у нас объяснений?!» Рон так и не добился.

Вечером же того же дня ко мне, сидевшей в библиотеке и тупо рассматривающей знакомые буквы в дополнительной литературе по трансфигурации, но мыслями пребывающей где угодно, только не там, где это нужно было бы для выполнения домашнего задания, подошел Невилл.

— Джинни… я… ты… — начал он, смущенно потупившись. Я заинтересованно посмотрела на него. Нет, по легкому покраснению и обще-смущенному виду было понятно, что именно он хочет у меня спросить… Но все-таки я как-то не могла заставить себя поверить, что Невилл решится… — Я… — Невилл снова запнулся, но затем решительно собрался с духом и выпалил на одном дыхании: — Джиннидавайбудемвстречаться!

— Итак, — Темный лорд удобно строился прямо в воздухе, разо-… то есть, распустив очередное собрание Вальпургиевых рыцарей, — …дело движется, — он извлек из небытия чашку горячего, дымящегося чая, и отхлебнул из нее. Фадж с Дамблдором делают все, что только можно для падения министерства. Люциус, мой скользкий друг, что там с маггловским премьер-министром?

— Корона не возражает против смены министра… и роспуска Визенгамота, — отозвался старший Малфой, медузой растекаясь по дивану. Видеть этого мага, всегда жестко закованного в оковы этикета, в таком состоянии мне доводилось крайне редко, и, в основном, во времена войны.

— Чем же занят Фадж? — криво усмехнулся лорд.

— Бодается с Дамблдором, пытаясь доказать Великому Белому, что Вы, мой лорд, не воскресали, потому что воскреснуть не могли. Ведь «всем известно, что Тот-кого-нельзя-называть», — Люциус ухмыльнулся, использовав этот глупый эвфемизм, — погиб на Хеллоуин одна тысяча девятьсот восемьдесят первого года, побежденный героем-младенцем.

— Известно, — кивнул «погибший». — И это хорошо. Люциус, мой скользкий друг, ты можешь добраться до некоторых личностей, обретающихся сейчас на «курорте Северного моря»?

— Обеспечить побег оттуда — не в моих силах, Повелитель, — покачал белобрысой головой Люциус.

— Обеспечивать побег — не надо. Надо устроить, чтобы братья Лестрейнджи оттуда не вышли. Никогда.

— Повелитель? — удивился Малфой.

— Дело в том, что, когда мы победим, некоторые наши друзья соратники останутся таковыми… а некоторые — не останутся, — пояснил Темный лорд. — По разным причинам. И вот центром кристаллизации тех, кто соратниками не останутся — как раз и будут братья Лестрейнджи… Если доживут. Ну, и Беллу стоит порадовать.

— Стоит, — кивнул я. — Но ведь это еще не все?

— Не все, — кивнул Лорд. — Когда они умрут, мы, через Скитер и других, поднимем шумиху о «бездушном министерстве, беззаконно расправляющемся с беззащитными заключенными в обход решения Визенгамота». Тут и убийство Барти пойдет в строку — ведь его приговорили к пожизненному, а не к Поцелую. И никаким судом он не был обвинен в побеге, следовательно — невиновен. Теперь же… расскажите мне, что было, пока меня с вами не было?

Тут в основном говорил я. Кое-что я видел сам, кое-что — извлек из сознания пасынка… Иногда слов мне не хватало, и я призывал Омут памяти, сгружая воспоминания туда. Признаюсь, что годы обучения пасынка в «самом безопасном месте Британии — школе Хогвартс», дались мне не легко. И рассматривая в сознании мальчишки ночной поход в Запретный лес или горящего Квирелла — я едва не поседел. А уж что творили в школе безумные воплощения Лорда, поднятые из небытия якорями, содержавшимися в дневнике и амулете Слизерина, которые мне пришлось упокаивать лично… Как вспомню — так вздрогну.

— Значит, — задумчиво протянул лорд Волдеморт, — все прошло так, как я и думал… Первые воплощения были безумны — до тех пор, пока не были уничтожены два осколка моей души, оказавшиеся в распоряжении Дамблдора. И, когда это произошло, мне удалось вернуть рассудок. А значит, диадема еще не найдена… Полагаю, слухи о проклятии на должности преподавателя ЗоТИ — так и не стихли?

— Никоим образом, Повелитель, — склонился я. — И я по-прежнему демонстрирую желание занять эту должность, как Вы и приказывали.

— А Дамблдор тебя туда не пускает, считая, что таким образом ты пытаешься покинуть Хогвартс? — уточнил Лорд.

— Похоже, что да, — ответил я. — Признаться, в этом он не далек от истины. С преподаванием у меня… сложности. Объясняешь этим дебилам очевидные вещи, а не тебя смотрят круглыми глазами, и ни малейшего проблеска мысли. Спросишь: «кому что не понятно?» — молчат. Всем все ясно. А потом — встанут к котлам и давай чудесить…

— Потерпи, — покачал головой Лорд. — Немного осталось.

— Да, господин, — поднял голову Люциус, — а Вы не расскажете нам: что, собственно, произошло на тот Хеллоуин у Поттеров?

— Почему бы и нет? — пожал плечами Лорд. — Только начать придется не с Хеллоуина. Начало было сильно раньше, тогда, когда молодой и радостный студент Хогвартса Том Риддл после долгих поисков открыл, наконец-таки, Тайную комнату Салазара Слизерина, — я вздрогнул, — Да-да, ту самую. И договорился с василиском, что там обитал. Василиск хотел прогуляться, а молодой придурок не нашел ничего лучшего, чем повести его тем же путем, каким шел сам. И вышли они в том самом женском туалете, где в одной из кабинок плакала Бетси Миртл*…

/*Прим. автора: Элизабет Уоррен Миртл. «Бетси» — один из вариантов деминутива (уменьшительно-ласкательной формы) от Элизабет. Так же, как «Гарри» — от «Генри»*/

— Миртл… — протянул Люциус. — Плакса Миртл?

— Именно она, — кивнул Лорд. — Тогда-то она и умерла, выскочив из своей кабинки прямо под взгляд василиска. Признаться, я тогда совершенно потерял голову. Только и хватило соображения на то, чтобы приказать василиску вернуться в Тайную комнату и закрыть проход. Это сейчас я просто закинул бы труп в Тайную комнату… и сообщил, что студентка Элизабет давно собиралась совершить побег из-за расстроенных чувств в связи с разбитым сердцем, или издевательствами товарок, или… в общем, причина нашлась бы. И пусть искали бы по всему Запретному лесу…

— Да уж, — покачал головой Люциус. — И даже если бы не нашли ничего… Звери Темнолесья способны сожрать малолетку, не оставив даже костей.

— Так вот… — продолжил Лорд. — Молодой и глупый Томми, пребывая в расстроенных чувствах, записал свои размышления о произошедшем в дневник… А потом, поняв, что наделал, стал думать, как защитить свои откровения. Вообще-то, сейчас я понимаю, что самым простым и логичным выходом было бы уничтожить дневник. Но тогда… тому мальчишке он казался слишком важным. И я решил заклясть дневник, чтобы прочитать его мог только я сам. Разумеется, уже тогда я был достаточно умен, чтобы осознавать: любые чары ученического уровня будут развеяны Дамблдором, не говоря уже о директора Диппете, без особых проблем. И тогда я решил создать Стража. Того, кто быдет защищать мой дневник и мои мысли. Разумеется, слизеринец не мог доверить столь «важную» миссию никому. И сделал Стражем самого себя… Как же глуп я тогда был… хотя и считал себя немеряно умным.

— А дальше? — заинтересовался я, поняв, что Лорд говорит о том самом дневнике, с которым Гарри сражался в Тайной комнате.

— Дальше… Дневник оказался в руках у Дамблдора. Уже тогда, имея влияние на директора, он был практически всемогущ в школе, и мой дневник, затронутый «темной магией», был конфискован. А когда началась война… Я только тогда осознал опасность того, что часть моей души — в руках моего врага. Контагион. Закон взаимодействия. Сущности, бывшие частью целого — остаются частями целого, даже будучи разделены, и через любую из частей можно воздействовать на целое. Я постепенно сходил с ума. И только с помощью Трикси я смог осознать совершаемые ошибки и положение, в котором оказался. И тогда я решил пойти по пути Предателя.

— Принести себя в жертву? — произнес я, вспомнив саги.

— Принести себя в жертву самому себе, — подтвердил и дополнил мою догадку Лорд, достав откуда-то из небытия ожерелье из двадцати четырех персиковых косточек. — Дело было лишь за алтарем. И тогда я подумал, что, вместо того, чтобы противостоять Пророчеству — лучше исполнить его. В качестве алтаря был Избран юный герой Магического мира, Предсказанный Избранный, «тот, кто принесет равновесие в Силу», — признаться, последнего я не понял, но задавать вопросов не стал, продолжая слушать откровения Лорда. — Как выяснилось впоследствии, все было даже хуже, чем я ожидал: в руках Дамблдора был не один, а два куска моей души… И он потратил оба, пытаясь моими руками справиться с Избранным. Судя по всему, он принял отпечаток моей магии на мальчишке не то за признак Избранности, не то даже за крестраж… или за оба сразу. И теперь будет всячески подстраивать ситуации и ход событий так, чтобы я убил его… И я славно посмеюсь в конце… Но все-таки… Северус, Люциус… Постарайтесь придумать, как известить мальчишку о Пророчестве. А еще лучше — ознакомить с полным текстом. Ол хайль Британия!