Хроники о последнем Искажающем (джен)

ИНТЕРЛЮДИЯ I.

На самом деле всё началось не с падения стен, в течение более чем трёх веков удерживающих Искажающего — последнего из тех, кого знающие люди и нелюди боялись наравне с Низвергнутым-во-Тьму. Злой бич своего племени, этот Искажающий был предан и заточён туда теми, кто некогда радовался его рождению.

О нет, это событие было лишь незначительным толчком к следующему: лорд Дайрен Ноэль свободен, и вот уже, впервые за три сотни лет, по дорогам вновь скачет Призрачный отряд Безымянного.

Он не лишён его, своего имени, но затерявшееся в опутавшей его и его товарищей — Маркуса, Ардэна, Сэла, Хейстена, немного странновато Поля, не утратившего даже в плену своей гордости и высокомерия Тига, и лихого рыжего Соя, — паутине, нет возможности вновь обрести его.

Но и это — лишь прелюдия, слишком незначительны эти события, и не они послужили началом этой истории. И даже ни пропавшие Боги, ни кровавые войны, охватившие мир после их ухода.

Нет, всё это — всего лишь ступеньки, по которым спустятся, либо же — поднимутся по им одним предназначенному зову те, что некогда покинули свой дом ради чего-то, что было им куда дороже созданного ими Мира.

И тогда Боги наконец-то вернутся домой.

ГЛАВА 1

КАК СНИСХОДИТ ОТКРОВЕНИЕ

Народ ликует — в небо летят цветы и шляпы, а крики с пожеланиями долгого царствования новому Настоятелю столицы Запада просто оглушают, громом раскатываясь над переполненной площадью.

Простой люд верит или просто надеется на лучшее — ничего иного им не остаётся. Так было всегда: поначалу правление нового Настоятеля и впрямь было справедливым и щедрым, и люди искренне благословляли его и желали всяческих благ, а потом в Настоятеле, как и в каждом получившем почти неограниченную власть человеке, брала верх жажда ещё большей власти и золота.

Так было и с предыдущим правителем города, благополучно скончавшимся в своей постели от старости (или же от не обнаруженного врачами яда в его крови), но сейчас люди снова верили и надеялись.

Вострубили трубы и крики смолкли — на время, чтобы потом уже с удвоенной силой приветствовать благословенного на правление Настоятеля.

Площадь замерла, во все глаза глядя на пока ещё пустой балкон. Церемония началась, но увидеть её не было позволено ни глазам простых крестьян, ни аристократам, ни даже — тем более— ждущим аудиенции в отдалённой части дворца представителям эльфийского леса. Война давно окончена, победители определены, а проигравшим место в трущобах среди крыс, но даже те, кому известно о заключённом много лет назад союзе, не уверены, что у людей будет шанс на победу в случае новой войны, и потому — делегация уже ждёт, чтобы заключить новый союз взамен старого.

Изнутри дворец поражает великолепием даже больше чем снаружи.

Колонны, вдоль которых неторопливо — соответствуя статусу, движется процессия, блестят позолотой, отражая свет заходящего солнца и теряясь в высоких потолках.

Зал огромен, и чёрно-белый путь, по которому не раз уже шагали те, кто через считанные мгновения после этого становились Настоятелями, заканчивается лишь у самого трона. Высокого и неудобного. Люди не помнят, а вечноживущие эльфы не допущены в открывающуюся лишь в день коронации залу, иначе, пожелай они того, сколь многое они могли бы поведать людям. Трон — высокий и неудобный, высеченный из единого куска гранита — дань тому забытому времени, когда люди ещё не утратили и не отказались от веры в старых богов и не придумали себе нового.

Короткоживущие люди слабы, и хоть они и не любят чужую жалость, именно своим состраданием и милосердием снискал их любовь ими же порожденный Несущий Свет. И, наверное, лишь нелюди да демоны Носферату, помнящие ещё прежние времена, иногда задумываются о том, почему имя единственного Бога людей столь созвучно с именем того, кого некогда почитали как Дьявола.

Глубокий старик в богатых одеждах торопится, бодро шагая по чёрно-белому шахматному полю — у него мало времени, чтобы успеть всё: слишком много лет ушло на то, чтобы дойти до того, кем он сейчас должен был, наконец-то, стать.

Времени нет совсем. Высший Инквизитор идёт вперёд, и сердце его стучит так, что кажется, это не звук шагов эхом отдаётся от стен, а рвущееся прочь из старческой груди слабое сердце рвёт барабанные перепонки.

Каждый шаг словно год, пройдено уже двадцать и ещё столько же осталось впереди. Никогда ещё годы жизни не мчались мимо него столь быстротечно.

Каменный трон — главная цель всей его жизни — холодит спину даже сквозь меховую накидку. Плавные песнопения ласкают слух. А потом всё рушится. Всему приходит конец, и мечты умирают. От невидимого глазу подземного толчка содрогаются стены и пол, сбивая с ног испуганных священнослужителей.

Ещё не успевший принять своё новое имя Алексай II молчит, скрюченными пальцами вцепившись в подлокотники трона и молясь, чтобы Несущий Свет уберёг своего земного ставленника.

Милосердный бог не отвечает, а алый ковёр вздыбливается и трещит, когда пол под ними начинает медленно расходиться в стороны. По высоким колоннам разбегаются к потолку тонкие ниточки трещин, и чем выше они убегают, тем шире становятся зазоры в камне.

«Сами небеса отказываются признать его!» — набатом звучит в ушах эхо отчаянного крика одного из инквизиторов, скрытых от глаз сыплющейся с потолка каменной крошкой.

Наверное, это правда, и боги гневаются на него, оказавшегося недостойным того, чтобы стать новым Настоятелем города, — проносится в голове страшная, богохульная мысль. Есть лишь один истинный Бог, а он посмел просить о милости и снисхождении всех, чьи имена только сумел вспомнить.

Не откликнулся ни один.

Истинные причины куда проще, но и они заставляют содрогаться город до самого основания. Но дрожит не Кинт Западный — один из четырёх городов-столиц людей. Дрожит под лёгкой поступью вернувшегося домой одного из основателей Квиндин’ин-Сор, Город-утративших-надежду. И сейчас вновь её обрётший.

Церемониальная башня рушится, складывается как карточный домик, проседая под собственной тяжестью. «Будьте милостивы!» — молит, ни к кому по сути не обращаясь, седой от страха и пыли Инквизитор.

С запруженной испуганными людьми площади не видно ничего — в воздухе стоит плотный слой пыли, а крики гибнущих в башне инквизиторов не слышно из-за непрекращающегося грохота рушащихся опорных колонн.

Самая страшная трагедия в истории Кинта Западного со времени его основания, а вот в истории Квин’дин-ин-Сора были события куда более страшные.

Квин’дин-ин-Сор оживает, также как некогда люди, стирая всякое напоминание о живущем в нём городе людей. Не возносятся к небу высокие шпили сказочно-красивых дворцов, не вырастают в мгновение ока вечнозелёные парки и аллеи — их никогда и не было в созданном накануне Войны городе-крепости.

Город, впитавший в себя отчаяние и кровь своих создателей, всего лишь выполняет их последнюю волю. Страшный, живой город, с вырванным сердцем.

Скрип булыжников заглушает крики, а земля скоро впитает пролившуюся на неё кровь, не оставив и следа. Достойный ответ. Достойная месть.

Но гибнут здесь только люди. Роскошные апартаменты, в которых дожидалась Настоятеля немногочисленных делегация из эльфийского леса, к тому времени как ожившие стены сошлись, уже были пусты.

Четверо эльфов, стройных и светловолосых как и все Светлые, смотрят на агонизирующий город из рощи — за закрытыми — никому не войти и не выйти — воротами. Они знают, что происходит в том месте, что они столь своевременно покинули, прислушавшись к давно ни с кем не разговаривавшему тихому голосу. Разве мог Город-утративших-надежду погубить тех, кто некогда ходил по его мирным улицам?..

Отчего-то, несмотря на ярую, передавшуюся от дедов и прадедов ненависть, на картинах человеческих художников Светлые Перворожденные всегда предстают отстранёнными и возвышенными, но сейчас, в этот миг, на лишённых возраста вечно юных лицах нет спокойствия, они искажены радостным торжеством. И никогда ещё на лице эльфа не читалась столь сильная жажда крови. Поэтому, когда стена расходится в стороны, порождая новые ворота, все четверо склоняют головы перед пробудившим Квин’дин-ин-Сор от долгого сна Искажающим.

Тот бездействует, медлит, будто и в само деле считает, что у обычных эльфов есть хоть какие-то шансы перед ним. Они не говорят друг с другом — лишь поклон, лишь безмолвная благодарность: эльфы не так уж и молоды, и помнят те дни, когда дым от костров людей взлетал к небесам, пока эльфы под покровом ночи уходили по одним им ведомым тропам, оставляя позади обречённых умирать вместо них соратников. Почему тогда ещё лорд Дайрен Ноэль ушёл вместе с ними теперь знает только он сам — не то знание, которым охотно делятся с другими.

Чёрные, тусклые после длительного заточения волосы. Узкое бесстрастное лицо, на котором нет ни следа тех эмоций, что только что испытывали его собратья по крови. Будто это не он, а кто-то другой ещё несколько дней назад дерзил и насмехался над явившимся в его камеру незваным гостем-инквизитором. Тонкие нервные губы, по которым когда-то с такой нежностью скользили огрубевшие от постоянных тренировок пальцы, крепко сжаты. Серые глаза, в которых — сталь, смотрят остро, и в них не прочесть приговоры.

Встреча врагов почти как встреча друзей.

Когда Дайрен Ноэль уходит, за его спиной остаётся оживший и затаившийся на время город, и четыре мёртвых тела среди деревьев.

…

Проходит немало времени, прежде чем спадёт тугая пелена пыли, пепла и извести, хоть немного спадёт и станет возможным дышать. К тому времени весь город будет уже пуст — ни следа, ни одного напоминания о многотысячной толпе на центральной площади внезапно опустевшего города.

Ложь, потому что спустя несколько часов, надсадно кашляя и не отнимая руки от бьющегося — живой, живой! — в груди сердца — всё ещё продолжая восседать на даже не поцарапанном каменном троне, очнётся Алексай II, последний Настоятель Кинта Западного.

Посреди разрушенной до основания башни он один останется в живых, не подозревая, что молитвы его были услышаны, и трон древних богов отвёл от него беду, послушно исполнив чужую волю.