Коварство слизеринца и месть рыжей (гет)

Джинни устало сползла по стене во внутреннем дворике замка.

— И что же мне теперь делать?

Колин присел рядом с ней, приобняв рукой, так что Джинни положила голову ему на плечо.

— Ну, ты можешь рассказать мне всё с самого начала, пожалуй, с того самого момента, когда Драко решил, что влюблён в тебя. Не то, чтобы это не было очевидно, но никогда бы не подумал, что он способен без утайки поделиться информацией такого рода.

— Мне кажется, он вовсе не собирался этого говорить, — пояснила Джинни. — Это просто невольно вырвалось у него в самый неподходящий момент.

Колин вопросительно поднял брови.

— Мы ссорились.

— Как неромантично, — прокомментировал он ехидно. — В таком случае, ты была совершенно права, решив обнародовать ту колдографию. Я бы на твоём месте поступил также.

Джинни не разделяла его веселья.

— Ладно, я знаю, что ты этого не делала. Но Драко думает иначе, при этом продолжая настаивать, что любит тебя. Пусть он и свалял дурака, признавшись в этом при совершенно неподходящих обстоятельствах. Хотя, вполне возможно, что единственно возможный способ для Малфоя выразить свои чувства — это в пылу ссоры. — Колин криво улыбнулся, глядя на Джинни, но она в ответ лишь недовольно сверкнула глазами. — В таком случае, вы идеально подходите друг другу.

— Ты не помогаешь, — проворчала Джинни.

— Ну, честно говоря, Драко не единственный, чья репутация пострадала из-за твоего горячего желания сохранить всё в секрете.

— Я как раз хотела извиниться за это, — торопливо перебила Джинни с виноватой улыбкой.

— Не стоит. Как бы там ни было, я действительно украл твоего парня, — Колин подмигнул ей и неожиданно хихикнул из-за всей комичности сложившейся ситуации.

— Рона, кстати, это жутко взбесило. Хвала Мерлину, он слишком обрадовался появлению колдографии, чтобы попытаться выместить всё своё недовольство на тебе, но он поклялся, что свернет Блейзу шею за моё разбитое сердце, — Джинни закатила глаза, наглядно демонстрируя, как относится к гиперопеке со стороны брата. — Разумеется, если он Блейза хоть пальцем тронет, я его за это прокляну. И опять-таки, вполне возможно, я прокляну Рона ещё и потому, что он повёл себя как полный придурок.

Колин хмыкнул, но затем вздохнул и посмотрел Джинни прямо в глаза.

— А что насчёт Драко? Тебе нужно придумать, как помочь ему. Даже если он заявил, что ему плевать на обнародование колдографии, рано или поздно он придёт в себя, и тогда истерики не избежать. Вся школа говорит о нём, а ты же знаешь, как сильно он ненавидит быть объектом насмешек.

— Я знаю. Но самое смешное, что до того, как вся эта история с колдографией всплыла сегодня, я собиралась сказать Драко, что… — тут она поняла, что просто не может взять и озвучить свои мысли.

— Ты тоже его любишь, — закончил вместо неё Колин. Он произнёс эти слова так просто, что Джинни почувствовала себя глупо, ведь так и не смогла проговорить эти четыре слова вслух.

— Всего два месяца назад я считала его гнусным мерзавцем, заслуживающим всех немыслимых наказаний, которые только можно придумать, а теперь мы с ним встречаемся. Когда я рядом с ним, то чувствую, словно умом тронулась, потому что Драко пытается меня убедить, что это совершенно логично для нас быть вместе, когда здравый смысл во мне говорит, что для нас существует множество причин вообще не встречаться.

— Ох, Джин, — протянул Колин почти снисходительно. — Ты снова слишком много думаешь.

— У меня нет ни одной логически обоснованной причины чувствовать то, что я на самом деле к нему испытываю, — она снова ощутила себя в ловушке, всё тот же замкнутый круг: оспаривание собственных чувств в ответ на признание Драко. Джинни просто выводило из себя то, что её разум и её сердце никак не могли прийти к согласию. Но тут Колин, по своему обыкновению, нашёл её противоречивым эмоциям очень простое и очень понятное объяснение:

— Любовь не имеет ничего общего с логикой.

* * *

— Насколько плохо обстоят дела там, наверху? — спросил Драко у Блейза, вернувшегося в спальню мальчиков.

До ужина оставалось ещё полчаса, и Драко всерьёз подумывал запастись едой с кухни и не выходить из своей комнаты вплоть до наступления зимних каникул. Он уже устраивал короткую вылазку за пределы спальни, сразу же столкнувшись с группой первокурсников, которые оказались настолько глупыми, чтобы хихикать над ним в его присутствии. Только за сегодняшний день как минимум четверо студентов из-за него попали к мадам Помфри. Драко бросался Проклятием Слишком Длинного Языка направо и налево, хотя и старался изо всех сил ограничить количество жертв. Он и забыл, как сильно ненавидит быть объектом насмешек.

— Когда я назвал твой поступок социальным суицидом, я сильно преуменьшил масштаб катастрофы, — ответил Блейз. — Но у меня также имеются и хорошие новости.

— Неужели? — отозвался Драко без энтузиазма.

— Ага, вместо того, чтобы болтать обо мне и Колине, все перемывают косточки тебе и Крэббу.

Драко косо глянул на своего лучшего друга, нахмурившись в ответ на его «хорошие» новости.

— Я не говорил, что хорошие новости касаются тебя, — хмыкнул Блейз. Хоть ему и хотелось посочувствовать Драко, Забини не мог отделаться от мысли, что его друг собственными руками вырыл себе яму. — Кстати, из-за тебя Гойл жутко обиделся на Крэбба. Они ругаются целый день.

— Какая жалость, уверен, даже несмотря на то, что мне отвратительно это представлять, но Крэбб и Гойл поцелуются и помирятся довольно скоро. Снимок — подделка, и как только Грегори узнает об этом, всё будет в порядке, — проворчал Драко.

Блейз закусил нижнюю губу и, стараясь не смотреть Драко в глаза, пробормотал:

— Конечно.

Драко отчетливо понял, что Забини пытается от него что-то скрыть, но решил этим сейчас не заморачиваться, ведь у него и так было, чем занять голову. Когда он лихорадочно соображал, придумывая этот рискованный план, чтобы заставить Джинни понять свои настоящие чувства к нему, он не дал себе возможности остановиться хоть на минутку и подумать над тем, что может случиться, если он ошибётся. Даже когда Блейз предпринял слабую попытку ткнуть его носом в очевидную и совершенно неконтролируемую составляющую его плана, коей являлась Джинни Уизли, Драко не мог заставить себя представить другой вариант, развития событий, помимо позитивного исхода ситуации. А теперь ему оставалось только ждать. И единственное, что он мог делать во время ожидания, это думать. Он прокрутил бессчётное множество разнообразных сценариев «что если» в своей голове и наконец осознал, насколько непродуманным был его план.

Возможно ли, чтобы он совершенно неправильно оценил её чувства к нему? Что если Джинни удастся уловить в этой ситуации его скрытый мотив? Поймет ли она, что он был серьёзен? Что если она не захочет продолжать отношения с ним? Что если Джинни на самом деле не любит его?

Драко начинал сходить с ума от постоянного перебора многообразных вариантов исхода данной ситуации. Пытаясь решить для себя что хуже: сидеть в своей комнате, не в силах избавиться от навязчивых мыслей, или отправиться в Большой Зал, где ему придётся выслушивать многочисленным насмешкам в свой адрес, Драко решил, что всё же выберет последнее.

* * *

Большой Зал гудел, как улей, от разговоров и смеха, почти также, как и в любой другой ужин воскресенья. Джинни вошла в Большой Зал, зная наверняка, какую именно тему дня с таким воодушевлением обсуждает большая часть студентов, и с содроганием попыталась сосредоточится исключительно на необходимости поесть, отгородившись от несмолкающих вокруг разговоров. Её аппетит окончательно испарился, когда она проходила мимо Рона, уверяющего сидящих рядом третьекурсников, что он с самого начала знал, что Малфой — голубок.

— Ой, да ничего ты не знал, — раздраженно фыркнула Джинни, не веря собственным ушам.

— Таки да, — ответил Рон, едва взглянув на сестру, проходящую мимо. Он снова повернулся к благодарным слушателям и заявил: — Я всегда думал, что скорее Гойл в его вкусе.

Он засмеялся вместе с третьекурсниками, и это вывело Джинни из себя ещё больше. Она старалась держать себя в руках весь день, сосредоточившись на попытках найти разумное решения для дилеммы Драко, но её терпение уже и так было на исходе из-за всех злобных подначек в сторону её парня. Джинни неожиданно совершенно чётко поняла, почему Драко проклял своих коллег по команде, когда те стали про неё распускать грязные сплетни после матча.

— Лучше замолчи, Рон, — предупредила она.

— Ой, Джин, не мешай мне веселиться, — но на этот раз Рон всё-таки заметил вспышку гнева в глазах сестры и понял, что не удастся так просто от неё отмахнуться. — Ладно, я знаю, ты по-прежнему расстроена тем, что Блейз испытывает к Колину, и я позабочусь об этом, как только поймаю подонка. Хорошо? Постарайся не быть такой до жути мрачной.

— Во-первых, Рональд, я буду мрачной, когда и насколько захочу . И, — Джинни вскочила на ноги, оперлась руками о стол и, скрежеща зубами, продолжила свою тираду: — Если ты ещё хоть раз попробуешь объяснить это женским циклом, пока я буду находиться в радиусе слышимости, то лишишься знаменитой репродуктивной способности Уизли. Во-вторых, если ты хотя бы косо посмотришь в сторону Блейза, то испытаешь на себе всю прелесть моего Летучемышиного сглаза, и, в-третьих, ты бы никогда не догадался, что кто-то является геем, даже если бы он укусил тебя за член.

Как только они начали ссориться, все другие разговоры в Большом Зале постепенно сошли на нет. Похоже, каждый горел желанием стать свидетелем словесной перепалки между братом и сестрой. Драко, в этот момент вошедшему в Большой зал, посчастливилось остаться незамеченным.

Рон ошеломлённо смотрел на сестру, пока его собственная злость не достигла критической точки.

— Можно подумать, ты так хорошо осведомлена в том, как вычислить гомика в радиусе трёх метров! Между прочим, именно двое твоих бывших оказались геями.

— Которые к тому же теперь встречаются друг с другом, — добавил кто-то со стороны слизеринского стола. — Совпадение? Не думаю! — волна смеха прокатилась по Большому Залу.

Джинни стиснула зубы и окинула взглядом слизеринцев. Она бы серьёзно рассмотрела возможность проклясть весь стол Слизерина, если бы за этим не наблюдало такое количество свидетелей. Джинни по-прежнему не замечала Драко, который решил пока держаться подальше от своих товарищей по факультету.

— В таком случае, вероятно, Лонгботтом и Корнер тоже тайные любовники, — выкрикнул кто-то со стороны стола Хаффлпаффа, провоцируя новую волну хохота.

— Эй, я отрицаю это! — прогундосил Майкл Корнер довольно громко, чтобы его услышали сидящие рядом.

— Я тоже! — добавил Невилл.

У Джинни отвисла челюсть из-за предположения, что ещё двое её бывших парней были перенесены в категорию по-всей-вероятности-гей. Её гнев на брата за то, что он приплёл это к разговору, лишь усилился от перехода окружающих к открытому обсуждению истории её отношений с парнями.

— Может, она переспала также и с Крэббом, и с Малфоем, — Панси Паркинсон поднялась со своего места, открыто насмехаясь над Джинни. — Эта Уизли собирается извести всю мужскую популяцию Слизерина одного за другим. Вам лучше быть начеку, парни, а то можете стать следующей жертвой, — Панси окинула предостерегающим взглядом стол своего факультета.

Драко заметил, как лицо Джинни с каждым словом всё сильнее краснело от гнева. Он никогда не задумывался над тем, насколько жестокой может оказаться цепочка сплетен. Он ожидал, что под вопросом окажется его репутация, но только вчера жертвой всего этого стала Джинни.

— Моя сестра никогда бы не стала встречаться, не то что спать, с кем-то настолько мерзким, как Малфой! — прокричал Рон, излучая крайнее отвращение из-за одного лишь предположения. — Если у кого-то и были сомнительные половые партнеры, то тебе стоит заглянуть в зеркало, которое наверняка висит у тебя над кроватью, Паркинсон!

Перед тем, как её брат закончил свою ремарку о Паркинсон, он оскорбил парня Джинни и поставил под сомнение её вкус в отношении парней. Это стало последней каплей.

— Не смей говорить мне, что твоя милая маленькая сестрёнка — сама невинность, — прошипела Панси в ответ.

— Довольно! — крикнула Джинни, забравшись на стол Рейвенкло. Несколько преподавателей, вошедших в Большой зал во время этого представления, не спешили предпринимать какие-либо действия, чтобы прекратить препирательства. Джинни заметила, как Дамблдор сделал знак профессорам, давая понять, что они должны позволить разыгравшемуся спектаклю идти своим чередом. Джинни почувствовала, что просто обязана положить этому конец, а, значит, должна стать той, кто возмёт на себя ответственность сделать это.

Голоса в Большом Зале стихли в ответ на окрик Джинни, и все присутствующие повернули к ней головы.

— Очевидно, у окружающих сложилось ошибочное представление о моей личной жизни, и эти заблуждения необходимо развеять, — рявкнула она. — Но, поскольку мы все настолько открыты, чтобы публично обсуждать отношения и тому подобное, давайте убедимся, что все в курсе последней школьной сплетни, да? — Джинни почувствовала оправданную мстительность. — Насколько я знаю, Панси Паркинсон спала со всеми слизеринцами и тайно наслаждается тем, что является объектом воздыхания Миллисент Булстроуд.

— Это полнейшая чушь! — возмущённо воскликнула Паркинсон. Миллисент лишь озорно улыбнулась.

— А Симус встречается с Парвати, в надежде как-нибудь уговорить свою девушку устроить тройничок с ней и её сестрой, — продолжила Джинни.

Парвати ткнула парня локтем под рёбра, а потом скрестила свои руки на груди, демонстрируя крайнюю степень недовольства.

— Я никогда ничего подобного не говорил! — воскликнул Симус, громко ойкнув от боли.

— А ещё некоторые семикурсницы из Хаффлпаффа предлагали парням из Рейвенкло определённые услуги в обмен на ответы к экзаменам ЖАБА.

Волна гнева прокатилась со стороны хаффлпаффцев, настаивающих, что заявление Джинни было неправдой.

Она заговорила громче, чтобы перекричать их.

— А ещё поговаривают, что свидания с Мариэттой Эджком вызывают импотенцию. А Захария Смит притворяется девственником, чтобы уговорить девушек переспать с ним.

Джинни озвучивала каждую сплетню, которую ей когда-либо доводилось слышать, пока не осталось ни одного человека во всём Большом Зале, который бы в той или иной мере не был причастен к объекту или какой-то части сплетен. С каждым новым заявлением Джинни смешки в толпе становились всё тише, так как почти никто не остался полностью непричастным к озвученной неприятной информации.

Когда Джинни огласила весь список злословия, то заметила подавленные выражения на лицах окружающих. Она своими силами заставила каждого человека в помещении почувствовать себя паршиво. Её жалкая попытка отомстить на этот раз зашла слишком далеко.

Джинни заговорила снова, и её голос был смиренным и полным сожаления:

— Послушайте, я... Я не могу сказать, что и сама невиновна по сравнению со всеми остальными, находящимися здесь. Выглядит так, словно все мы одинаково ужасны, и, вероятно, нам следовало бы быть осторожнее в отношении того, что мы говорим о людях. Очевидно, далеко не всё, что вы слышали — правда... — Джинни осеклась.

Она опустила глаза в пол, чувствуя, что готова сгореть от стыда из-за того, что дала волю злости, однако оправдывая себя тем, что то же можно было сказать и о её однокурсниках. Когда ей на глаза попалась одна из выброшенных колдографий с участием Малфоя и Крэбба, Джинни поняла, что должна извиниться за своё поведение.

— Честно говоря, — продолжила она, — думаю, сейчас самое подходящее время, чтобы прояснить некоторые моменты.

Она заметила, что напряжение в комнате немного спало.

— Я хотела бы начать с признания в том, что насколько бы очаровательным ни был Блейз Забини, я никогда с ним не встречалась, соответственно он не изменял мне и не бросал меня. Колин Криви, единственный из моих бывших парней, кто оказался геем, — Джинни посмотрела поверх голов в сторону Майкла Корнера и добавила: — Насколько мне известно. — Она не смогла сдержать крошечную усмешку, тронувшую её губы, когда Майкл взглянул на неё в недоумении.

Направив палочку на одну из злополучных колдографий, Джинни левитировала её из-под лавки, где та валялась, и наградила Гарри почти извиняющимся взглядом. Но когда она посмотрела на Рона, то ощутила прилив уверенности в том, что собиралась сказать. Рон слишком много раз задел её сегодня за живое, и Джинни солгала бы, не признав, что даже немного радовалась из-за того, что брат будет разочарован, если не впадёт в глубокую депрессию из-за её следующей фразы.

Джинни взяла колдографию и подняла так, чтобы все видели.

— Этот снимок — подделка. Мы с Колином сделали его в качестве шутки, и он попал не в те руки. Я... Я никогда не хотела... — голос застрял в горле, так как эмоции переполняли её. Тяжесть всех её ошибок навалилась на Джинни, как тонна камней. Она сделала паузу в попытке вернуть себе самообладание. — Я никогда не хотела, чтобы кто-то пострадал из-за моих действий. Поэтому я хотела бы публично и искренне извиниться перед Винсентом Крэббом и Драко Малфоем за любые... любые неприятности, которые я могла этим спровоцировать. — Говоря это, Джинни игнорировала разочарованные вздохи и сфокусировалась на осматривании толпы в поисках тех двоих, кому были адресованы её извинения. И хотя она не смогла найти Драко в море лиц, но заметила Крэбба, который улыбался ей всепрощающей улыбкой, в то время как Гойл с облегчением стискивал его в объятиях. Не было никаких сомнений в том, что Крэбб и Гойл принадлежат только друг другу, и Джинни была счастлива (хотя и испытала лёгкое отвращение), что смогла помирить их друг с другом.

Чувствуя странное вдохновение, Джинни решила, что ей как можно скорее следует найти Драко и сказать ему, какой упрямой идиоткой она была. Она собиралась попросить прощения за свою глупость и малодушие и сделать всё, что потребуется, чтобы доказать ему, что она всецело заинтересована в их отношениях, даже несмотря на таинственность, окутывающую его жизнь. Но как только Джинни двинулась вперёд, чтобы сделать это, Рон решил выразить своё недовольство.

— Ох, Джин, и зачем ты решила продолжить и разрушить всё веселье? Это ведь всего лишь Малфой!

Джинни повернула голову в его сторону и глянула на брата таким убийственным взглядом, что Рон непроизвольно сделал шаг назад, попытавшись избежать губительной силы гнева, сквозящего в глазах сестры. Он немедленно пожалел о том, что вообще открыл свой рот, и был практически уверен, что Джинни собирается его проклясть, так что выхватил палочку и приготовился защищаться. Он видел этот её взгляд прежде, и ничем хорошим для человека, которому он предназначался, это никогда не заканчивалось.

Было несколько степеней гнева Джинни, которые Рон не рискнул бы приводить в действие, включая и ту, в которой Джинни считала необходимым применить палочку, но такое случалось редко, и она должна была быть зла не только на словах, чтобы достичь этой стадии. Он вдруг обнаружил, что появилась ещё одна степень ярости сёстры, выше злости проклятий. Было заметно, что Джинни не собирается доставать свою палочку, но Рон скорее предпочёл бы страдать от одного из её Проклятий Нашествия Пауков, вместо того, чтобы стать свидетелем предпринятого ею взамен поступка.

Глядя снизу вверх на своего брата, Джинни заметила отблеск платиновых волос, когда Драко простиснулся в первый ряд толпы студентов. Отводя взгляд от брата, Джинни соскочила со стола, схватила Малфоя за его зелёный галстук и потащила за собой на так называемую трибуну. Драко был слишком поражён, чтобы предпринять хоть малейшую попытку воспротивится её действиям, и просто позволил поставить себя рядом с ней. Заметив нового компаньона Джинни на столе, студенты прервали свои разговоры и принялись шушукаться между собой.

— На тот случай, если кому-нибудь необходимо доказательство моих слов о том, что снимок — подделка, я решила предоставить вам ещё одно подтверждение, показывающее, что Драко не гей. — Она обратила горящий взор на своего брата, произнося эти слова так, словно пыталась впечатать их напрямую в его мозг, чтобы он никогда больше не говорил о Драко Малфое, что тот голубок, гомик или заднеприводный. Убедившись, что Рон со своего места увидит всю картину целиком, Джинни повернулась к Драко и поцеловала его прямо в губы.

Моментально сообразив, что происходит, Рон отвёл глаза и прикрыл рот рукой, чтобы его не стошнило прямо на пол.

Драко же напротив решил вовсю воспользоваться ситуацией, не позволив Джинни отстраниться так быстро, как она собиралась изначально. Он обвил руками её талию и сполна наслаждался великолепным моментом их первого публичного поцелуя. Ещё больше радости ему принесли шокированные вздохи аудитории, и Драко уже собрался переместить руки чуть ниже, на попку Джинни, чтобы слегка сжать её и привести публику в ещё больший шок, однако благоразумно решил, что в этот ответственный для него момент всё же лучше вести себя благопристойно. Малфой выпустил свою девушку из объятий и наградил окружающих своей фирменной ухмылкой.

Джинни тоже улыбнулась, довольная собой, и соскочила со стола на пол, оставив своего парня одного, чтобы соратники по Слизерину могли выразить ему своё уважение в его звёздный час. Джинни покинула Большой Зал как раз в тот момент, когда Панси взобралась на стол в попытке последовать примеру Джинни и развенчать сплетни, относящиеся к её персоне. Но, поскольку все студенты горячо обсуждали поцелуй, свидетелями которого только что стали, вышло так, что Панси сотрясала воздух понапрасну.

* * *

— Это просто нелепость какая-то! — Блейз раздражённо взмахнул руками, традиционно с повышенным драматизмом появившись в Башне. Он только что вернулся с последней отработки, которую ему назначили после сцены, устроенной им на матче по квиддичу.

Колин оторвал взгляд от домашней работы и улыбнулся. Блейз повторял одну и ту же жалобу каждый день со дня матча, но Колина это по-прежнему забавляло, так что он дал возможность своему парню в который раз выпустить пар.

— Неужели остались ещё хоть какие-то сомнения в моей ориентации, когда я выразил свои чувства к тебе перед всей грёбаной школой? Неужели у кого-то могло сложиться впечатление, что я был неоднозначен в этом? Честное слово, — он рассерженно присел рядом с Колином, нахмурив брови и скрестив руки на груди. — Это признание перед публикой оказалось совсем не таким эффективным, как я ожидал!

— Обычно так и бывает, — отозвался Колин сочувствующе.

— Я даже морально подготовил себя к тому, что стану изгоем. Но это! — он покачал головой. — Ты должен был предупредить меня, знаешь ли.

Колин подавил смешок.

— Если бы я знал, что ты собираешься сделать на том матче, я бы определённо попытался.

— Ты хоть представляешь, как много раз мне пришлось повторять Амброзии Амонти, не считая толпы других девушек, что я совершенно уверен в том, что я гей, и ничто: ни заклинание, ни зелье, ни секс с «подходящей» девушкой — не смогут этого изменить! — он остервенело вздохнул. — Всё, что понадобилось сделать Драко, так это один раз поцеловать Джинни на глазах у переполненного Большого Зала во время ужина, и все сомнения о его сексуальной ориентации тут же исчезли.

— Похоже, ты не слышал этих диких предположений, циркулирующих по школе, о том что Джинни — предводительница подпольной группы геев-проституток, а Драко — её главный клиент.

— Серьёзно? Я ни разу ничего подобного не слышал.

— Ну, единственная, кто не устаёт повторять это, — Панси Паркинсон, рассказывающая подобные басни первокурсникам в библиотеке, и, вполне вероятно, они слишком опасаются Драко, чтобы хотя бы подумать о том, чтобы повторить нечто подобное ещё где-то, но я нахожу это довольно занятным. Ты можешь поверить, что Джинни до сих пор не призналась, что является девушкой Драко?

Блейз наконец-то улыбнулся.

— Вчера после отработки кто-то подошёл к ней и напрямую спросил об этом. Всё, что она сделала в ответ, так это улыбнулась одной из своих маленьких ехидных улыбок и, пожав плечами, ушла, оставив окружающих гадать, что же это могло значить. Джинни тот ещё кадр. После всех этих пустых разговоров в Большом Зале об обнародовании правды и выставлении вещей, как они есть, она не провоцирует ничего большего, кроме возникновения новой волны сплетен. Это сводит Драко с ума.

— Ничего необычного, как по мне, — фыркнул Колин. Он почти с самого начал знал, как много эти двое значат друг для друга. — Конечно, Джинни не будет и открыто это отрицать. Мне кажется, ей приносит слишком много удовольствия двусмысленность ситуации в целом.

— Не упоминать проблему, должно быть, намного проще, ведь ничего не говорить куда легче, чем придумывать подходящие объяснения, — добавил Блейз. — Как считаешь, это применимо и к моей ситуации? Если я просто перестану говорить и позволю людям обсуждать мои предпочтения между собой?

Колин захлопнул учебник и искоса взглянул на Забини.

— Должно сработать. В любом случае, разговоры слишком переоценивают.

— Согласен, — Блейз уловил тонкий намёк и хитро улыбнулся Колину, а потом наклонился к нему, чтобы продемонстрировать, насколько сильно переоценивают разговоры.

* * *

Джинни обнаружила, что вполне довольна своим новым правилом не говорить почти ничего, когда дело касается Драко Малфоя. Решение молча уходить и оставлять людей в недоумении гадать, что же её молчание могло означать, делало жизнь Джинни куда менее сложной. После инцидента в Большом Зале Драко решил, что у них всё хорошо и не затаил никакой обиды на неё за обнародование снимка. На самом деле, Драко никогда напрямую не упоминал об этом случае.

Рон тоже не горел желанием обсуждать произошедшее, хотя Джинни была уверена, что тому есть совершенно другое объяснение. Гермиона решила, что это была вынужденная мера, чтобы прекратить весь поток глупых сплетен, циркулирующих по замку. Конечно, она сочла поступок Джинни немного экстремальным, но предположила, что это поможет студентам понять всю серьёзность сказанного. Грейнджер тоже никак не прокомментировала поцелуй Джинни и Драко, но сделала это скорее ради Рона.

Единственным из её друзей, кто всё-таки рискнул спросить о Малфое, оказался Гарри. Он озвучил свой вопрос тем же вечером, когда они двое оказались последними студентами, засидевшимися так поздно в гостиной.

— Хм-м-м, — Джинни не сразу уловила всю суть вопроса Гарри, поскольку была погружена в подготовку к СОВ.

— Я сказал, что ты, скорее всего, встречаешься с ним, не так ли? — это звучало совсем не как вопрос.

— Я поцеловала его на виду у всех неожиданно для себя. Я просто хотела, чтобы до Рона дошло, что он ошибался, — это было правдой. По большей части. Но опять же, это был хорошо продуманный и заранее подготовленный ответ, который Джинни озвучивала всем желающим расспросить её поподробнее о произошедшем.

— Я в курсе, — заметил Гарри, слегка раздражённый тем, что она попыталась отделаться от него стандартной фразой. — Если не хочешь говорить мне, ладно. Я просто хотел сказать, что я уверен в том, что вы двое всё же встречаетесь.

— Погоди, что? — Джинни удивило то, что Гарри оказался настолько прямолинейным.

Он запустил руку в свои растрёпанные волосы и поправил очки.

— Я считаю, что всё нормально, — сказал он, а потом быстро добавил: — Не то чтобы тебе требовалось моё разрешение. Но я просто хочу сказать, что попытаюсь не доставать Малфоя слишком сильно у тебя на глазах. И пусть он не особо достоин тебя, я уверен, что ты нашла в нём что-то хорошее, иначе он бы незамедлительно оказался в больничном крыле, страдая от всех мыслимых и немыслимых заклинаний, которыми ты бы прокляла его.

Джинни улыбнулась, это были одни из самых приятных слов, которые Гарри когда-либо ей говорил. Хотя ей всё равно было довольно сложно признаться ему в этом.

— И исходя из чего конкретно ты решил, что мы с ним встречаемся?

— Ну, не считая того факта, что он совершенно точно дал понять, что без ума от тебя, а ты не считаешь это опасным и носишь на шее его кольцо на цепочке?

Джинни неосознанно прикоснулась к тому месту на шее, где обычно находилось кольцо, и убедилась в том, что оно по-прежнему надёжно спрятано под мантией, как и большую часть времени.

— Я замечал его пару раз во время тренировок по квиддичу. Не беспокойся, Рон никогда бы не обратил внимания на что-то вроде этого. Честно говоря, когда ты действительно не желаешь что-то видеть, то довольно просто оставаться слепым к подобным вещам. Думаю, он сумел стереть из памяти весь инцидент в Большом Зале. Хотя он по-прежнему не решается отзываться о Малфое в негативном ключе, так как подсознательно догадывается, что это грозит ему чем-то неприятным, если он всё же рискнёт что-то сказать. Ты слишком явно предупредила его об этом. — закончил Гарри, улыбнувшись.

Джинни не смогла удержаться, чтобы не захихикать.

* * *

Драко гордился собой за успешную организацию одного из своих величайших тактических ходов. Меньше чем за двенадцать часов он практически уничтожил свою собственную скандальную колдографию и снова вернулся на вершину мира, а также был восстановлен в правах Слизеринского Принца. Он не заслужил такого уж восхищения, поскольку это не были его успешные манипуляции для получения доказательств, обеливших его имя, это была полностью заслуга Джинни. Позже он осознал, что мог бы страдать от общественного отторжения куда дольше, если бы не последовательность удачных совпадений, которые оказались ему на руку. Тем не менее, Драко не мог отказать себе в удовольствии насладиться собственным триумфом.

Но по-прежнему главная его цель состояла не в возвращении своей репутации. Всё это было предпринято только из-за Джинни. Она поцеловала его на виду у всей школы, и Драко искренне верил, что это очевидное доказательство их отношений, которые она таким образом сделала достоянием общественности. Он радовался своему звёздному часу и даже подумать не мог, что всё было не совсем так радужно, как он предполагал. Однако Джинни заявила, что никогда не делала никаких объявлений по поводу статуса их отношений, и всё, о чём говорили люди после инцидента, базировалось только на их собственных домыслах. Она рассмеялась, когда Драко принялся возмущённо доказывать, что люди выдвинули верные предположения.

— И что же ты будешь делать, если я просто стану ходить вокруг и говорить всем, что мы пара? — спросил он.

— Тогда ты разрушишь всё веселье, и я стану отрицать твои слова, — ответила Джинни, игриво улыбаясь.

— Мне никогда не удастся переиграть тебя, правда?

— Ты в довольно выигрышном положении сейчас, — заметила она. — Так что тебе определённо стоит считать себя везунчиком.

— Я и так считаю, — отозвался он откровенно. Джинни засмеялась.

— Я имела ввиду, что, должно быть, действительно люблю тебя.

Драко вмиг стал серьёзным. Она, наконец, разобралась в своих чувствах, и на мгновение Малфой растерялся, не в силах подобрать подходящих слов. Какая-то его часть желала немедленно приняться скакать вокруг, крича: «Я так и знал!», а другая — сжать её в объятиях и целовать долго и страстно, потому что просто сказать тоже самое в ответ казалось недостаточным проявлением чувств. Взглянув ей в глаза, Драко понял, что на самом деле не обязан ничего говорить, чтобы убедиться в её чувствах к нему. Он улыбнулся Джинни одной из своих редких, искренних улыбок.

— И почему же ты решила, что, должно быть, действительно любишь меня?

— Я соврала практически всем, кого знаю, чтобы сохранить твою драгоценную репутацию.

Её слова огорошили Драко.

— О чём ты говоришь?

В глазах Джинни сверкнуло озорство.

— Если бы я могла так легко подделать колдографию, неужели ты думаешь, я бы ждала так долго, чтобы сделать её?

Лицо Драко шокировано перекосилось.

— Не может быть, чтобы я на самом деле...

— Думаю, ты можешь продолжать верить в это, — Джинни пожала плечами. — И если ты будешь вести себя как хороший мальчик и не пытаться убедить окружающих в том, что мы с тобой тайно встречаемся, то я никогда не упомяну об этом вновь. И я даже не буду злиться на тебя из-за того, что ты позволил всему Слизерину поверить, что тебе удалось манипулировать мной, чтобы я спасла твою задницу.

Обманутый привлекательной рыжей ведьмой, Драко понял, что он не может сделать ничего другого, кроме как восхититься её коварством. И хотя он не позволил себе поверить в то, что она сказала насчёт колдографии, он решил как можно скорее забыть о том, что она вообще упоминала снимок. Чтобы выкинуть это из головы, Драко воскресил в памяти другое, куда более приятное воспоминание, которое включало прикосновение его губ к её губам в чулане для мётел, где никто не мог их обнаружить.