Плохой пенс (джен)

— Клеман? Вы не слышали? Или забыли, что любое слово старшего по званию — закон! И оно не обсуждается! Я, кажется, дал приказ готовить оборудование для разминирования вверенной нам территории. Что вы прилипли к американцам? Почему крутитесь около этих грузовиков? Вы забыли устав легиона?

— Простите, сэр, не прилип!.. И никак нет, сэр, не забыл! — Жак рапортовал четко, ясно, и никому в голову не пришло бы, что сердце у него заходилось от волнения, нервы дребезжали, а адреналин внутри клокотал похлеще лавы в кратере вулкана. Капрал Клеман не сводил глаз с лица командира, а сам горячо молил про себя всех известных ему богов, чтобы чертов сержант отвязался, чтобы оставил его в покое хотя бы за минуту перед тем самым мгновеньем «Х». Клеман знал, что когда Ника Хоупвелла взрывной волной отбросит прямо в огненный круг, счёт пойдет на секунды. Он, Жак Клеман, при этом должен быть полностью сосредоточен и не упустить миг, когда можно будет, не привлекая внимания мечущихся в панике людей, наколдовать «Глациус» и пройти сквозь пламя. Сержант Этьен Дельмас ещё что-то выговаривал ему, приказывал вернуться в расположение подразделения. Какое там... Капрал Клеман будто не слышал приказов, а на его лице застыло выражение непримиримой внутренней борьбы, когда любое возможное решение может оказаться неправильным и привести к чему угодно.

Он один знал, что через семь минут вокруг будет ад.

Он знал, что у него все получится, но это знание не успокаивало, напротив.

— Вы забываетесь, капрал! — рявкнул Дельмас. — За неподчинение приказу командира в условиях повышенной опасности и боевой обстановки...

Жак Клеман вздрогнул; игнорируя устав и субординацию, принял положение «вольно», после чего помассировал натертую очками переносицу и потёр лоб, будто мучительно раздумывал. Дельмас едва не подавился воздухом от такой наглости.

— Капрал! Что на вас нашло?! Перегрелись? Или выпили?

— Простите, сэр, у меня нет другого выхода.

Жак оглянулся вокруг и, убедившись, что никого из сослуживцев нет поблизости, расстегнул три пуговицы на рубашке и достал из-за пазухи...

— Это что еще за штука?.. — недоуменно пробормотал Дельмас, вытаращившись на странную, украшенную резьбой в виде паутинки палочку, очень похожую на барабанную.

Сейчас Жак рисковал сильнее, чем должен был рисковать через семь минут: Дельмас мог среагировать по-разному. Например, так, как когда-то Ник Хоупвелл — на палочку дуче Волдеморта.

И тогда — тогда бы, конечно, все получилось в любом случае, но неизвестно, как и какой ценой. Ник Хоупвелл не мог знать всего.

— Простите... — ещё раз совсем не по-военному пробормотал Клеман, в отчаянии поднимая палочку и одновременно почти с ужасом глядя на часы. — Я знаю, что это неправильно, и я, правда, не хотел этого... Но по-другому никак.

— Да что вы себе... — Дельмас уже собрался действовать, но не успел.

Иностранный легион проигрывал MI-5.

— Конфундус!

Дельмас пошатнулся, а глаза его забегали из стороны в сторону.

— Немедленно уводите всех своих подчиненных, кроме меня, как можно дальше отсюда. Выполняйте!

Чёрт! Жак Клеман сейчас ощущал себя Ником Хоупвеллом, которому было безумно противно за то, что он «вынудил» бывшего члена Ордена Феникса Джеймса Поттера докатиться до столь нечестных манипуляций с магглом, но раздумывать было некогда. Ещё в бытность Ником Жак твердо усвоил, что опасность должна быть устранена немедленно и любыми средствами. Да, Конфундус — не слишком правильная с этической точки зрения штука, но сейчас с её помощью удалось спасти минимум десяток жизней. А ещё Клеман помнил, что кроме Ника Хоупвелла пострадал ещё один парнишка, тоже американец. Ник запомнил его, когда лежал в госпитале с контузией: его тоже спас Джеймс Поттер. Правда, двадцатилетний Кайл Мур успел получить ожоги рук второй степени, но это мелочи, главное, остался жив.

Как только Дельмас, петляя из стороны в сторону, как подвыпивший, убрался, Жак спрятал палочку, застегнул каску и принялся внимательно осматриваться в поисках укрытия. Ник Хоупвелл не должен был его увидеть и запомнить. Ник Хоупвелл его не видел и не запомнил, говоря точнее.

А вот самому Жаку Клеману очень хотелось взглянуть на свою первую ипостась. Сейчас он не понимал, для чего ему после Фольклендов, закончившихся длительным лечением пулевого ранения колена, вздумалось подписать контракт с американцами. Сколько тогда в нём было дури и восторженной уверенности в непогрешимости всего, что он делал. Хорошо, что «навсегда» не бывает: через год эта уверенность пошатнется и даст трещину.

«О, черт! Черт! Это же он! Это же... я... Дьявол, точно, я тогда здорово хромал, колено после операции заживало хреново».

Жак Клеман, спрятавшись за первой попавшейся полуобвалившейся стеной, наблюдал за высоким симпатичным молодым человеком в форме американского морского пехотинца. Ник патрулировал вверенную ему территорию и должен был следить, чтобы никто из посторонних не болтался рядом с грузовиками, нагруженными боеприпасами. Глаза Жака, скрытые тонированными стёклами очков, напряженно всматривались в себя самого, верней, в того, кем он был когда-то, и при этом невольно выхватывали незначительные на первый взгляд детали в обстановке: как стоят грузовики, на каком расстоянии друг от друга, какие в них боеприпасы. Любая мелочь могла пригодиться.

Тут мимо грузовиков пробежал оборванный сопливый мальчишка арабской внешности примерно лет семи-восьми, секунду помедлил около грузовика, рядом с которым с другой стороны прохаживался Ник, затем что-то бросил под колёса (не видно, что... чертово зрение!), после чего дал дёру со всех ног. Жак заметил, что маленький араб кривился от боли: мелкий щебень и острые камни наверняка до крови резали босые пятки.

«Значит, этот шкет и устроил инферно... Ты болван, Николас... Да-да, болван... Проморгал ребенка. Сейчас этот грузовик рванет! — он взглянул на часы. Оставалось всего полминуты, может быть, меньше, погрешность примерно в десяток секунд Жак предусмотрел. — А от него — остальные! Нужно вспомнить, в какую сторону меня тогда унесло взрывной волной... Черт, вот дерьмо, беруши забыл! — он спешно полез в нагрудный карман. — Лишь бы успеть вставить! Хреново будет, если и меня контузит. Ещё и грёбаную каску расстегивать. А потом застегивать».

Успел Жак в самое последнее мгновенье. Расчет оказался удачно неверен: всё случилось на двадцать секунд позже. Видимо, часы Ника Хоупвелла, на которые ориентировался Жак, остановились не в момент взрыва, а спустя эти самые секунды.

Когда раздался взрыв, он видел всё происходящее, как в замедленной съёмке...

Страшной силы поток сжатого раскаленного воздуха едва не подхватил Жака из-за стены и не откинул назад. Впрочем, от стены ничего не осталось: она в мгновение превратилась в крошево, растерлась в пыль этой самой волной. Самого капрала Клемана уже в который раз спасла молниеносная реакция: он успел опередить взрывную волну на десятую долю секунды и упал на живот, подставив ладони под лицо: не хватало еще разбить очки и остаться слепым. Жак не слышал свиста осколков, грохота крупных обломков, но кожей ощущал их движение, верней, горячую, почти обжигающую траекторию.

Наконец, он решился поднять голову и обернуться.

Всё вокруг полыхало, и Жак не мог сообразить, где Ник, куда его отбросило. Единственная возможность спасти его и себя заодно — вспомнить всё. На это — три... ну, пять секунд — максимум.

Он поднялся на ноги и потряс головой: мозги на месте, очки не сломались, правда, здорово запылились и сразу же начали «коптиться» из-за густого едкого дыма, обволокшего всё вокруг.

«Дым — это очень кстати... Думай... Ник, думай... Куда ты улетел тогда?»

Он выбежал вместе со всеми, стараясь не дышать, чтобы не наглотаться дыма и пороховых газов. В искорёженном остове грузовика то и дело что-то искрило и взрывалось; наверное, это были снаряды или боеприпасы к автоматам или ручным пулеметам, но точно не гранаты и не мины, иначе всё было бы гораздо хуже. Звуков взрывов Жак не слышал. Он, мельком заметив, что пламя подбирается к следующему «Ошкошу», выбежал на то место, где за несколько секунд до этого прохаживался Ник, и в отчаянии начал крутиться на месте, пытаясь прикинуть траекторию отброшенного взрывом тела взрослого мужчины.

Жаку очень мешал страх за него и люди, в ужасе носившиеся туда-сюда, не понимающие, что стряслось, и кто виноват. Жак напомнил себе, что он спас Ника Хоупвелла, несмотря ни на что. Адреналин схлынул, уступив место логике и холодным рассуждениям.

«Где огонь вкруговую, там и он...»

Взгляд сразу же уперся в пару полуразвалившихся ящиков. Подбежав, Жак заметил, что в ящиках, оказывается, был... тротил.

«Срань какая, точно, как же я забыл!.. Повезло мне тогда, несказанно повезло!.. А если бы там были пули? Да они, взрываясь, превратили бы меня в дуршлаг... А тут... Ну, загорится тротил, но без детонатора не взорвется. А горит он... Правильно, ищем ровное желтое пламя. Тот огонь цыплячьего цвета был последним, что я запомнил... О! Вот... Точно!..»

Жак подбежал к груде ящиков, отнесенных взрывом метров на пятнадцать влево и образовавших нечто вроде атолла. Тротил отлично занялся и горел ровным высоким пламенем, за которым было прекрасно видно ноги в высоких берцах.

Жак оглянулся: никто не обращал на него внимания, все бегали, кричали, пытаясь выяснить, кого не хватает и кто пострадал.

— Хоупвелл! — крикнули сзади, и Жак невольно обернулся. — Ник! Он же рядом был!

— Хана ему! Ищите, парни, куски от него, чтобы было что папаше в Англию отослать!

«Суки!» — подумал Жак, доставая палочку. Хорошо еще, что она была гибкая и потому уцелела при взрыве.

— Глациус! — проговорил он сосредоточенно, направив палочку на огонь.

Удивительно, но жар сразу же как будто уменьшился в разы, а когда Жак проходил сквозь пламя, ощутил лишь легкое тёплое дуновение.

Ник лежал без сознания, заваленный полупустыми ящиками и тротиловыми пакетиками.

— Вингардиум Левиоса! — один ящик отброшен, затем второй... Черт, до чего же это здорово — мочь такое! Недаром Жак, тогда ещё Джеймс Поттер, представившийся Акерли Альбертом Косснером, по буквам записал каждое заклинание, тщательно зарисовал каждое движение палочкой. Тогда он раскрутил незадачливого кондуктора более чем на два десятка чар и уже потом, в легионе, тренировался по ночам украдкой до изнеможения.

Жлоб Акерли положил в карман почти восемьсот маггловских фунтов, но оно того стоило.

Первый же «Конфундус» Ник и отработал на нем и, кажется, у него получилось.

— Окулюс Репаро, — произнес напоследок Жак, заметив разбитые очки Ника.

Жаль, что «Мобилликорпус» применить было нельзя. «Придется волочь этого барана на себе. Это похлеще чем у Распе будет... Мюнхгаузен сам себя за волосы вытащил, а вот переть на себе самого себя — такое даже ему не довелось».

Снова Замораживающее заклинание, и вот уже сквозь закоптившиеся стекла очков Жак видел, как к нему бегут парни, бывшие когда-то его сослуживцами. Жак сунул палочку за пазуху. Вообще в последнее время он начал привыкать к этой деревяшке.

— Хоупвелл! Он жив?

— Жив! Только контужен здорово! В госпиталь его, ребята. Срочно!

Подоспели носилки; бесчувственного Ника положили на них и понесли в сторону медпункта.

— Где он был?

— Там, — Жак махнул рукой. — Отлетел вместе с ящиками с тротилом, его и завалило.

— Там же огонь стеной. Как ты прошел сквозь него?

— Будем считать, что мои предки поклонялись саламандрам, — устало буркнул Жак, потирая лоб.

— Ты же легионер, — изумленно пробормотал командир Ника, не понявший шутки. — Откуда тут взялся? И говоришь по-английски так, словно... Ты что, англичанин? Шотландец?

— Неважно, кто я. Главное, взялся.

— Как тебя хоть звать-то?

Жак уже давно знал, какой ответ даст.

— Поттер. Джеймс Поттер. Я англичанин.

— Ты ж салага совсем!.. — изумился командир. — И уже капрал?

Слева послышались жуткие вопли боли и ужаса и ор одного из пехотинцев:

— Парни! Помогите кто-нибудь! Тут Мур!.. Ему сейчас трындец придет! Он, бедняга, заживо жарится!

— Простите, сэр, я должен помочь! — Жак ринулся туда, где раздавался полный муки крик.

Хорошо, что на торчащую из-за пазухи палочку командир, изумленный и счастливый тем, что обошлось фактически без потерь, не обратил внимания. А если бы обратил... Ну, что ж, был бы ещё один Конфундус.

«Нужно спешить... Скоро рванет еще один грузовик. Потом еще... Это только начало».

Будучи Ником, он никогда не задумывался, как выглядел со стороны. Сейчас он понимал, что все эти парни — просто мясо. Фарш для чьих-то политических игр, начинка для чьих-то сейфов.

— Отойдите!

Это совсем не МИ-6, они просто хотят жить. Жак понимал это и этим пользовался.

Он не мог достать палочку, на нее обратили бы внимание. Бедный парень орал, когда Жак подбегал, но потом затих. Потерял сознание, понял Жак, чуть вытащил палочку, сжав изо всех сил, и прошептал одними губами:

— Глациус.

Проверять, получилось или нет, уже не было времени. Жак просто знал — получилось.

Кто только не вспомнился: и Будда, и Иисус, и Аллах и даже — чушь какая! — Мерлин с Морганой, коих то и дело поминали — а быть может, и не поминали — обитатели и посетители коттеджа Поттеров в далекой Годриковой впадине. Это место стало точкой отсчета: именно оттуда начался очередной виток странного, необъяснимого с точки зрения науки и здравого смысла существования Николаса Хоупвелла в теле волшебника Джеймса Поттера, принявшего в Иностранном французском легионе имя Жака Клемана. Да, это было лишь существование, но рано или поздно все миссии, возложенные высшими силами на Ника, будут выполнены, и тогда он будет свободен! Тогда, наконец-то, можно начинать жить! Только до благословенного освобождения от всех долгов прошлого пока далеко! Восемь лет!.. Ещё восемь долгих лет ему предстояло мотаться по всему земному шару, участвовать в боевых операциях, находиться в постоянной боевой готовности. Ещё восемь лет его семьёй будут лишь товарищи по легиону и командиры, а все бонусы — это служба, приказы, а еще — кровь, смерть, потери... Этого и в прежней жизни было сколько угодно, но Джеймс Поттер ощущал всё гораздо острее, чем Ник Хоупвелл. Может быть потому, что Джеймсу Поттеру, верней, Жаку Клеману и лет было больше, несмотря на более молодой календарный возраст, и испытания ему выпали более суровые.

А всё началось с того самого рейса Лос-Анжелес-Бостон. И с лангольеров — пожирателей времени. Они уничтожают его абсолютно безвозвратно, но он стал исключением. Ему выпала возможность прожить лишние девять лет. Кто знает, какая участь постигла тех, кто не спал во время первого перехода. Исчезли они без следа или тоже, как и он, должны были выполнить какие-то миссии в других мирах?

Душой Ник уже начал принимать тот факт, что он теперь не Николас Хоупвелл. И даже не Джеймс Поттер. Он — просто мессия во времени, уроборос, кусающий свой хвост, замыкающий события на себе.

— Жив! — раздались крики. — Живой! В госпиталь, ребята! Да займется кто-нибудь уже этими чертовыми машинами?

Ник, верней, Жак, воспользовавшись всеобщим замешательством, ухмыльнулся, покачав головой, и пошел к своим.