Исход земной цивилизации. Апокалипсис (гет)

Александр понимал, почему после встречи с Ребеккой его мысли возвращались во времена упадка Древнего Египта — именно этот момент стал переломным. Именно этот короткий промежуток времени извратил сознание Инанны, превратив ее из мягкой, добросердечной Хатор в сумасшедшую Сехмет, идущую по головам ради своей выгоды и мести. Для Александра всегда было болью осознавать, что только он один повинен в этих чудовищных метаморфозах, что именно он сломал ее.

Инанна стала другой, он вспомнил, как едва узнавал ее после столь долгой разлуки, как внезапно из милой, добродетельной девушки она превратилась в избалованную мужским вниманием женщину.

Он ясно помнил, как, обманувшись доброй улыбкой и мягким «дядя», он решил было, что чего-то не понял из того разговора с Нинуртой, когда она объявилась вместе с Думузи в Но-Амон всего через неделю. Пора было признаться самому себе: пригласив в Египет Думузи, который, видя в старшем брате поддержку, откликнулся очень быстро, Мардук подсознательно рассчитывал увидеться прежде всего с Инанной.

— Дядя, мы не виделись целых двадцать лет! — Инанна подошла и смело взяла его за плечи, чтобы оглядеть; ее глаза лучились теплом. — Ты, как я и ожидала, совсем не изменился, хотя, пожалуй, немного похудел. Много ли у тебя забот в Египте? Где же Сарпанит и Набу? Почему они не встречают нас у трапа?

— Инанна, милая, не осаждай Мардука вопросами, давайте сначала доберёмся до Малаката, — Думузи оказался рядом и положил ладонь ей на талию.

Лишь на миг в ее глазах, словно острый нож, мелькнуло недовольство, моментально сменившись новой улыбкой. Александр тогда не придал этому значения, он был слишком занят самобичеванием и внутренней борьбой. Он ведь так хотел обнять ее, и предательское сердце норовило выпрыгнуть из груди, поддавшись эмоциям.

— Сарпанит уже не садится на лошадь, а Набу помогает ей организовывать скромное торжество в честь вашего прибытия. Инанна, ты ведь не против лошадей? Или ты все также неуверенно сидишь в седле?

— Дядя, со времени, когда я последний раз садилась на лошадь, прошло несколько десятков лет. Но я готова попробовать, хотя царице Урука не пристало использовать что-то помимо паланкина. Что обо мне подумают люди?

— Что ты как и прежде близка к простому народу, Инанна, — напомнил Мардук, смиренно принимая ее завуалированное недовольство.

— Я снова увижу ту бобовую пасту? — Думузи с улыбкой обнял брата, позволив похлопать себя по спине.

— Из бобов можно сделать еще множество блюд, но пасту — несомненно, — поддел Мардук; из-за спины брата он глядел на Инанну в небесно-голубом платье, столь же прекрасную, как и прежде, и будто бы еще более желанную женщину во всей Вселенной.

Они достигли Малаката довольно быстро, так как вечерние улицы были свободны. Мардук затылком чувствовал на себе взгляд Инанны, но не смел оборачиваться. Все его нутро трепетало, он был одновременно счастлив видеть ее, и в то же время пристыжен собственной слабостью, ведь он так и не извинился за свой поступок, за то, что не попытался пойти против Энлиля и отдал ее другому мужчине. И с его стороны это не могло быть ничем иным, кроме как предательством. И, конечно же, Энлиль и Нинурта наверняка провели колоссальную воспитательно-идеологическую работу, убедив её в том, что было глупостью доверять такому, как он. Они были правы, ведь Мардук выбирал иные ценности, нежели любовь.

Инанна тепло поприветствовала Сарпанит, заключив ее в объятия, изволила ближе познакомиться с Хатшепсут, которая отнеслась к этому с радостью, а к самой царице Урука — с восхищением. Не было сомнений, что и она находила Инанну необычайно красивой.

После короткого ужина они расположились в зале для отдыха, слушая медленный темп гулких барабанов и лютни. Запах благовоний расслаблял и настраивал на радостный лад. Мардук с удивлением обнаружил, что от тревог на лице Думузи не осталось и следа. Его взгляд то и дело обращался к Инанне.

— Думузи, еще немного, и я решу, что разговор недельной давности мне привиделся, — рассудил Мардук, выдав свои мысли; они с Думузи сидели поодаль от остальных. — Мне казалось, что у тебя есть глубокие внутренние переживания из-за Инанны, но сейчас в твоих глазах отчетливо видится счастье.

В отсвете пламени факелов волосы Думузи казались рыжим пожаром, хотя на дневном свете они будто слегка были присыпаны медной пылью.

— Мы назначили дату свадьбы, Мардук, и нет вести более благой, чем эта. Похоже, Инанна смягчается, она позволяет касаться себя в разумных пределах. Не знаю, что произошло, но за эту неделю ее будто бы подменили.

Мардук погрузился в мысли, анализируя его слова. Сейчас едва ли могло показаться, что она заинтересована в его бедном брате.

— И она призналась, что в ее жизни действительно была другая любовь, — тем временем продолжил Думузи; он украдкой бросил взгляд на Набу, решив, как и многие в своё время, что именно тот был объектом романтического интереса Инанны. — Однако боль от разлуки уже утихла. Она готова жить дальше и сказала, что постарается полюбить меня.

Уголки губ Мардука дернулись вверх, но это было вовсе не знаком поддержки наивного братца, лишь только горькой иронией, отдающей болью в сердце. Даже думая, что любовью ее был Набу, он привёз ее сюда — зачем?

— Что ж, тогда поднимаю тост за ваш союз, — Александр крепко запомнил ощущение, овладевшее им в тот момент — будто он сдался окончательно, отдав любимую женщину в руки младшего брата. — Пускай сама Вселенная благоволит вам обоим!

И похоже, он сказал это слишком громко, так как на тост обернулись Инанна и Сарпанит. Во взгляде его старой жены возникло осуждение, словно Мардук намеренно привлекал внимание Инанны, не в силах сдержать боль. Ему не осталось ничего, кроме как поднять бокал выше, салютовав всем присутствующим.

— Думузи сообщил радостную весть, — он посмотрел на брата, и тот кивком головы разрешил продолжить: — Весть о том, что они с Инанной вскоре станут законными супругами. И мы первые, кому выпала честь узнать об этом замечательном событии. Смею заметить, что мы ожидали приглашения на свадьбу довольно долго, дорогой брат. Однако, как говорится, всякому терпению положена своя награда. Поздравляю вас!

Все последовали его примеру и выпили до дна, только Инанна запоздало поняла, что от нее требуется тоже самое, так как слишком усердно сжимала в руках кубок с вином, явно рискуя смять несчастный сосуд из чеканной меди. Инанна несмело улыбнулась и, пройдя мимо присутствующих к жениху, нежно поцеловала его в щеку и улыбнулась, продемонстрировав всем свое счастье. Вот только этот обман был очевиден для тех, кто знал о ее связи с Мардуком.

Но только не самому Мардуку.

Любовь ослепляет, любовь заставляет делать неверные выводы, любовь заставляет ревновать… Вот и он совершенно потерялся, не понимая Инанну. Думузи сказал, что она излечилась от несчастной любви, и Мардук все более убеждался, что в этом есть доля правды.

Александр, вспоминая это, не мог понять, как он мог оказаться таким глупцом, не распознав тогда ее игры.

Сердце обливалось кровью при взгляде на счастливых брата и любимую, от которой его вынудили отказаться. Он оставался с виду спокойным, гостеприимным хозяином дома, хотя внутри все клокотало от гнева и безнадежности. Но он улыбался, словно благословлял ее к новой жизни, словно между ними никогда и ничего не было…

А сердце хранило воспоминания, как его заперли в покоях, и как он вырывался, пока уничтожали то, что он создавал годами — Вавилон, город, где культура и технологии слились в единое целое. Вавилон оказался хрупок, а падение башни он наблюдал из окна, находясь под домашним арестом. Ему позволили видеть, как рушится его прошлое и будущее… И как не пытался, Мардук не мог вырваться, лишь только осел на колени, наблюдая за самым большим своим крахом…

Когда его выпустили, все было кончено, Вавилон был повержен, а Инанну увезли в Эрех. После освобождения он не последовал за ней, понимая, чем грозит его неповиновение Египту и его земной семье.

— Благодарим за теплые слова, брат, — сказал Думузи, и Инанна согласно улыбнулась.

— Нам с Думузи выпала большая честь. Возможно, именно сейчас зарождается новая эра — эра примирения. Некогда разделившиеся две ветви Ану снова сольются воедино, унося все распри прочь. За единение! — добавила Инанна, а слуги, тем временем, уже вновь наполнили кубки.

— Великолепное стремление к объединению, дорогая Инанна, — заметила Сарпанит мягко, хотя Мардук был уверен, что этот брак не изменит ровным счетом ничего; оба были слишком далеки от трона.

— Надеюсь, вы меня простите, но я бы хотела покинуть вас и немного отдохнуть. Сегодня я слишком рано встала, завершая дела в Уруке.

— Не нужно объяснений, дорогая, — Сарпанит нежно, по-матерински коснулась ее плеча, а затем проводила грустным взглядом.

Вскоре и остальные собравшиеся решили, что сегодня было слишком много вина и разговоров и стали потихоньку расходиться. Даже Думузи, изрядно захмелев, осознал, что день и вечер выдались слишком длинными и последовал примеру Инанны. Он, так как еще не был ей супругом, соблюдая приличия, не мог делить с ней одни покои и был удален от женской части дворца.

Мардук, оказавшись наедине со своими мыслями, был разочарован и подавлен. Инанна казалась счастливой, неужели она не заметила, какая глубокая тоска поселилась у него на сердце? Неужели она отринула прошлое и так легко отказалась от чувств, что так крепко связывали их вместе? Память Мардука была наполнена счастливыми воспоминаниями — ее смехом, ужимками, как мило морщился ее носик, когда она что-то замышляла. Как здорово было просыпаться вместе и предаваться неге утренних объятий, как ветер на берегу реки Ефрат змейно трепал ее волосы и ленты легкого платья, и как с улыбкой она подставляла лицо солнцу и разводила руки в стороны, словно обнимая весь этот мир, принадлежавший только им двоим…

Теперь ее нежность и свет были отданы другому мужчине. Его не слишком умному и недостойному такого великого дара брату.

Сердце ныло от нестерпимой мигрени, и в какой-то момент, до тошноты наслушавшись собственных мыслей, Мардук вскочил на ноги, не заметив, как от его порыва дрогнуло пламя в каменной чаше.

Александр знал, что тогда он совершил непоправимую ошибку, отправившись к Инанне и поддавшись импульсу. Его мысли занимало лишь одно — неужели она разлюбила его? И он будто бы на секунду забыл, что виною всему был лишь он один.

Выйдя из тайного хода в пролете у шуруппака, он отправился вверх по лестнице к покоям, где жила Инанна. Стража патрулировала коридоры, но не была приставлена к ней, как в прошлом, когда к ней имел наглость наведываться Нинурта. Мардук остался незамеченным. Он постучал в двери, не став будить слуг из соседней кельи, чтобы те сообщили о его визите. И когда изнутри донеслось властное: «войдите», он, не раздумывая ни секунды, потянул на себя ручку двери.

Инанна, увидев его, встрепенулась, словно потревоженная птица спорхнув с дивана, как с жерди. Бретель ее платья «коварно» сползла с плеча, и Мардук инстинктивно напрягся, сочтя это сигналом.

— Что ты забыл в моих покоях?! — ее голос приобрел строгость, даже ярость; Инанна поправила бретель.

И весь пыл, вся спесь, все стремление попасть к ней внезапно обратились в прах, он будто бы видел перед собой незнакомую женщину, не ту Инанну, которая смотрела на него с обожанием.

— Почему ты была с Нинуртой, когда я звонил ему? — спросил Мардук первое, что пришло на ум.

Она опешила, не принимая такой наглости.

— Даже не собираюсь отвечать. Это не твое дело, — при этом голос ее звучал странно-невозмутимо. — Уходи, и я сделаю вид, что не видела тебя.

Он сделал шаг вперед, но она не отшатнулась и не пошла навстречу — лишь только скривилась и сложила руки на груди.

— Инанна, я не видел тебя двадцать лет, и прости, я, конечно, не должен был врываться сюда, — тут же спасовавший перед ее равнодушием, Мардук пошел на попятную, хотя шел сюда, чтобы… А зачем он сюда шел? — Но видит Вселенная, я не забывал тебя ни на миг! Я мог бы радоваться, что ты смогла продолжить жить без меня, но не могу. Мне с трудом дается видеть тебя счастливой в объятиях моего брата… И тебе, наверное, не следовало приезжать.

Он глубоко выдохнул. Мардук, влюбленный мальчишка, совсем потерял гордость, так открыто сообщая о своих чувствах. Она только усмехнулась, а затем расхохоталась — наигранно, неприятно, причиняя боль.

— Ты смеешь говорить подобное? Как же низко ты пал, Мардук! Ты просто бросил меня, оставил одну! Ты даже не попытался отстоять наши чувства, а меня за несогласие с выбором мужа сослали в Эрех! — ее плечи задрожали от гнева, который, как не старалась, Инанна не могла сдержать.

— Инанна, меня заперли и не давали видеть тебя! Я лишь только наблюдал за разрушениями, которые принесло в Вавилон войско Нинурты! — он перешел на крик, забыв, что их могут услышать. — Я не мог выбраться оттуда! Единственный путь — через окно, но было слишком высоко… Я бы переломал себе ноги, и точно бы далеко не убежал.

— Лучше бы ты и вовсе умер! — она бросилась в слезы, и он, испытав такое привычное желание защитить, подошел к ней и схватил в капкан рук. — И я говорю не о том, что ты не попытался выбраться, а о том, что ты не искал встреч со мной все эти двадцать лет, а я ждала… Я ждала тебя, Мардук!

Она стала вырываться, бить его по груди, изо рта ее доносилось шипение, сравнимое с змеиным. Инанна сейчас ненавидела его всей душой и в то же время стремилась к нему, изо всех сил сдерживая желание опустить руки и позволить себе раствориться в его тёплых объятиях. Эти чувства невозможно было описать, но оба ощущали их одинаково остро. Любовь и горечь обиды вспыхнули с новой силой, словно и не было этих лет.

Он был подавлен все эти годы и, преследуемый чувством вины, сам понимал, что не имел права на эти объятия. И он не мог ничего изменить, так как все еще был скован тревогой за судьбу семьи.

Она перестала дергаться, но, точно окаменелая, напряжённо замерла в его руках, тяжело дыша. Инанна не обняла его в ответ, она не могла переступить через обиду, и в конечном итоге ему пришлось разомкнуть объятия и отступить, признав поражение.

— Ты эгоист и подлец, — сказала она, а слезы высохли на ее щеках так же внезапно, как и появились. — У тебя нет никакого права прикасаться ко мне. Сейчас ты хуже Нинурты, — каждое ее слово оставляло в его сердце кровоточащие раны.

— Тогда зачем ты приехала? — спросил он, ведь Инанна могла найти повод отправить Думузи одного.

— Думузи не захотел оставлять меня с Нинуртой. Его ревность переходит все границы.

— Мне казалось, что его ревность обоснована, — брови Мардука взлетели вверх, Инанна же вернулась к невозмутимости.

— Ты снова лезешь в то, что тебя не касается. Не замечала за тобой безумия, но, кажется, что ты сошел с ума, Мардук. У тебя более нет прав на меня. Мы отныне чужие, давай забудем о том, что когда-то между нами была связь.

— Это была не просто связь, Инанна, и ты это знаешь, — собрав гнев в кулак, Мардук постарался успокоиться; она была абсолютно права, но его сердце болело слишком долго, и он не был согласен просто так отпустить ее.

— Я выхожу замуж за твоего брата, и этого не изменить, как не изменить того, что ты не пытался вернуть меня. Твои моральные принципы и желание защитить Набу и Сарпанит сделали за тебя выбор. Нам более не о чем разговаривать.

— Я все еще люблю тебя, Инанна, как любишь меня и ты, — упрямо говорил он. — Я бы не…

Но не успел он договорить и обернуться на звук стремительных шагов от двери, как на затылок ему обрушился удар. Инанна закричала, Мардук лишь на секунду почувствовал головокружение и боль, прежде чем ринуться в бой, пытаясь скрутить и успокоить внезапно ворвавшегося в покои Инанны Думузи.

— Как ты мог, Мардук? — брызжа слюной, Думузи вновь пытался его ударить. — Я открыл тебе свое сердце, а ты так подло воткнул в него нож! Как я мог не понять этого сразу? Любовник Инанны! Это все время был ты!

Думузи, беспорядочно размахивая кулаками, в ярости своей был слабым противником, и Мардук не желал причинять ему боль, лишь только уклонялся от ударов.

— Думузи, успокойся, я все объясню! — пытался он воззвать к его разуму.

Но точно растревоженный молодой лев, Думузи вновь и вновь нападал.

— Думузи, прекрати это! Все в прошлом, теперь я твоя! — заламывая руки, в бессилии закричала Инанна, когда тот схватил нож для фруктов со стола.

Он не слушал ее причитаний, разрезая воздух лезвием перед лицом соперника. Его безумие вырвалось наружу, все его переживания оказались правдой. Нергал и Тот жалели младшего брата, не рассказывая о том, что происходило между его невестой и Мардуком, и незнание, непонимание превратили его в безумца.

— Думузи, брось нож, насилие не сможет ничего решить! — пытался успокоить его Мардук.

Инанна импульсивно подалась вперед и схватила его за руку, но Думузи отбросил невесту на пол. Мардуку хватило всего секунды, чтобы податься вперед и схватить его за плечо. Нож полоснул по груди Мардука, окропив ближайшую стену веером алых брызг. На светлой ткани схенти быстро расплывалось кровавое пятно, однако он не заметил этого, пытаясь скрутить младшего брата и обезоружить. И в какой-то момент, схватив его вновь, Мардук вдруг увидел как расширились от ужаса глаза Думузи, и он, ослабев, стал оседать на пол. Не понимая, что произошло, Мардук не успел его подхватить, лишь с застывшим сердцем увидел, как из груди брата торчит рукоять ножа.

— О, Великий Ану, что же ты наделал! — Инанна, едва успев встать, бросилась к нему. — Стража! — завопила она, и только тогда обратила внимание, как рука Думузи, изо рта которого с бульканьем стала вытекать кровь, коснулась ее скулы.

Он хрипел, не мог вздохнуть, и в его взгляде со смесью ужаса и боли внезапно отразилась несвоевременная любовь. Наконец, его рука ослабла и упала, и в тот же момент сердце его перестало биться…

Мардук стоял в оцепенении глядя на тело брата. Он умер в считанные секунды — мальчишка, не справившийся со своей ревностью. Глупец, поддавшийся ярости и напоровшийся на нож, с которым напал на старшего брата.

— Думузи, нет… — только выдохнула Инанна, беспорядочно касаясь его лица, плеч, шеи; она затрясла его, словно это могло вернуть жизнь в мертвое тело. — Очнись! — словно не осознавая, что произошло, Инанна все еще хранила надежду, позабыв, что находится здесь не одна.

И когда она поняла, что слишком поздно, то завыла, опустив голову на его плечо, не в силах понять, как такое могло произойти. А Мардук смотрел на тело брата, не шевелясь. Все произошло слишком быстро, он не мог осознать, что только что убил младшего брата, любимого сына Дамкины…

* * *

Александр помнил каждый момент того ужасного вечера, случайная смерть Думузи обросла множеством слухов. И семейный совет вынес приговор отнюдь не в его пользу. Он стал убийцей, а убийство царских потомков карается смертью. Смягчающим обстоятельством могло бы стать признание этого убийства убийством из самозащиты, но он не стал бороться. Мардука ждало заточение в пирамиде без еды и воды — медленная и мучительная смерть от голода и обезвоживания.

Он, уверовав в то, что все произошло по его вине, принял свою участь. Инанна свидетельствовала против него. Она видела лишь то, что хотела видеть — что Мардук жестоко заколол брата. Ненависть в ее глазах не давала повода думать, что она могла счесть это случайностью.

Александр помнил, как едва не умер, заточенный в пирамиде, и что спасла его из заточения Сарпанит, пробравшаяся туда по тайному ходу. Он до сих пор не знал, откуда ей было известно об этом ходе. Александр не мог выбраться сам, так как дверь открывалась с другой стороны. И когда он, измученный тридцатью днями заточения, пал к ее ногам, Сарпанит лишь мягко обняла его, напоив водой.

Ему пришлось бежать с континента, и помогли ему в этом нибируанцы, некогда верные ему в Вавилоне. Однако сейчас и тогда, изможденный заточением, он все еще не знал, кто на самом деле стоял за его освобождением, ведь у Сарпанит не было никаких связей с нибируанцами. Опираясь на трость — ноги едва держали его, — он поднялся на трап крохотного шаттла, и там потерял сознание, очнувшись в далеких землях, ныне носящих имя Южная Америка. Его не преследовали, не искали, и лишь позднее он узнал, что Энлиль смилостивился над ним, позволив изгнанию стать наказанием…

Александр смотрел на Бена уже какое-то время, утонув в своих мыслях. Он понимал, что Инанна тогда пошла против него из мести. Она не любила Думузи, хотя, несомненно, была опечалена его гибелью, и теперь, помешавшись, единственной своей целью видела месть, даже зная, что Мардук может умереть. Когда его решено было запереть в пирамиде она только усмехнулась… А взгляд ее сделался жестоким и безумным.

— Александр? — спросил Бен, так как тот находил его точкой опоры для взгляда вот уже несколько минут.

— Задумался, — коротко ответил Александр, и в тот же момент на его коммуникатор пришло сообщение, что в бункер прибыла Марианна Ринальди.

Она вошла в переговорную, и все, кто знал ее, были несказанно удивлены ее непривычно дерганому виду. Мара приняла из рук Даны стакан воды и присела на стул, случайно наступив на ногу Бену и не заметив этого.

— Мой господин, неужели это правда может быть Ребекка МакГрегор? — спросила она, и остальные поняли, что Ребекка, должно быть, сама рассказала, а может, и показала данные на флешке.

— Ты скажи мне, Мара, — произнес Александр, сложив ладони у губ; с виду он был сосредоточен, хотя внутри бушевало любопытство вперемешку с волнением. — Что ты видела?

— Мой господин… — только несмело произнесла она, но затем, набрав в легкие побольше воздуха, ответила: — На той флешке был ужаснейший эксперимент, сама возможность которого до сих пор вызывает у меня сомнения. Царица не до конца верит тому, что видела, однако и не отрицает, что подобное возможно. Она давно подозревала, что Нинхурсаг и Ито что-то замыслили. Сейчас, когда все карты открылись, она ужасно напугана. Она просила передать, что Нинурта собирается отправить ее на Нибиру после вашего вторжения в царские покои.

— Я же говорил, что ты поторопился, сын, — сказал Энки, но в голосе его не было осуждения, лишь только очередное предостережение.

— Напротив, это подтолкнет ее к решению присоединиться к нам, — ответил Александр невозмутимо.

— Это все еще Инанна, — напомнила Мара. — Вернее, она думает, что она Инанна, мыслит как Инанна… Она поведала мне о том, что произошло с вашим младшим братом, — Мара бросила робкий взгляд на Энки, ведь время наверняка не стерло горькой потери. — Она помнит, как в сердце ее стала зарождаться жестокость. Однако вместе с воспоминаниями о тех временах в ее разум стали потихоньку просачиваться воспоминания и о настоящем. Она помнит, как познакомилась с вами, господин, — она выдержала паузу, — это случилось в Эйлате, верно? Еще до того, как она попала в наш мир…

Александр сдержанно кивнул, поймав на себе недобрый взгляд Бена, который, в отличие от остальных знал об их отношениях многим больше, нежели другие.

— …Однако эти воспоминания приносят ей физическую боль. Выходя на поверхность, они доводят ее до обморока, — продолжила Мара.

— Что она думает о присоединении к нам?

— Однозначно, она еще не готова, как не готова и пойти против своего мужа, — Мара не заметила, как крылья носа Александра затрепетали от гнева, ведь, конечно же, настоящим мужем Ребекки был он, а не его треклятый кузен. — Она считает нибируанцев своей семьей, а вы для нее лишь воспоминание юности. Воспоминания Ребекки МакГрегор для нее не более чем набор странных, никак не связанных с ней образов…

* * *

Нинурта пребывал в ярости. Даже под страхом смерти люди отказывались работать. Не все, конечно, но большинство, кто ещё хранил остатки своей глупой веры в единого Бога, просто не вышли на заводы, фабрики и в поля. Словно никто не боялся голода. В багровых реках на самом деле не было и капли крови — то был краситель с привкусом железа, который так легко обманул всех вокруг. Но было там и одно важное вещество — яд для нибируанцев, безопасный для тех, в чьих жилах сохранялся человеческий ген. И люди, и анкийцы, возможно, с чьей-то помощью, быстро осознали это, сочтя случившееся божьим промыслом. Казни египетские — слышалось со всех сторон. И заглушить глас толпы было не так-то просто.

— Мардук сошел с ума! Это же приведет к гибели всего человечества! — рычал Нинурта на собрании глав Альянсов. — Люди умрут от голода! Скот умирает, урожай затопило, чего он пытается добиться?

Син, прибыв на Землю, молчаливо глядел на очистившийся после нашествия саранчи Бад-Тибира. Он, как и другие нибируанцы, стал частым гостем шуруппака. Хватало всего одних суток, чтобы кожа нибируанцев покрывалась язвами и нарывами, каждое утро они посещали лечебные модули, чтобы привести себя в порядок, но уже к вечеру кожа начинала саднить. Конечно же, анкийцев и людей эта проказа миновала.

Нинхурсаг и Ито вот уже неделю пытались побороть неизвестный вирус, но пока все попытки были тщетны, а лечебные модули вызывали лишь кратковременную ремиссию.

— Люди берут в руки палки и с ними идут на нас, — заметил Нергал, его кожа была покрыта нарывами сильнее, чем у остальных; казалось, его совсем не заботит внешний облик. — Мардук нажал на основной рычаг их сознания — религию. Мой царь, это уже повлекло за собой множество беспорядков. В ходе нападений погибли сотни нибируанцев по всему Западному Альянсу.

Инанна мрачно смотрела на мужа, как и на других присутствующих, беда не обошла стороной и её. Как только на лице начинали проступать красные пятна, она пряталась за вуалью. Ее целью перед отправкой на Нибиру было уговорить отца поддержать изъятие денег из оборота, хотя она была в корне с этим не согласна. И пока ей удалось продержаться на Земле еще две недели в надежде, что Нинурта передумает. С каждым днем ее привычный мир рушился, с каждым новым чужеродным, болезненным воспоминанием она получала все больше информации о Ребекке МакГрегор и Александре. Инанна уже помнила то, как Нинурта сделал Ребекку своей наложницей, но также она помнила, как она считала, настоящую себя — Инанну, державшую Мардука в подземельях до битвы с анкийцами.

Пробелов в памяти становилось все меньше, и ее ужасало то, что она, будучи обманутой любимым далекие пять тысяч лет назад, превратилась в чудовище. Ловко используя свою красоту и невинный взгляд, она изгоняла родственников из их земель. Сначала ей досталась долина Инда, а затем и весь Шумер. Она шла по головам, завоевывая все большее доверие Энлиля, к тому времени ставшего царем, и он благоволил внучке не меньше, чем Нинурте. Тот ревновал и даже однажды попытался убить ее, но изворотливая и хитрая Инанна всегда выходила сухой из воды. Тогда Нинурта перестал видеть в ней женщину, лишь только соперницу. А она издевательски хохотала, совращая его жестами, очевидными сигналами и весьма раскованными нарядами.

Инанна едва ли могла понять, сколько еще раз ее мнение о нем изменится, но она хранила молчание, прикидываясь покорной женой. И хотя нибируанцы все еще оставались ее семьёй, Инанна, не замечая того, уже начинала смотреть на них иначе — со стороны, извне…

После окончания собрания Нинурта отправил ей на коммуникатор просьбу задержаться и поговорить с отцом, вместо того чтобы заняться своим внешним видом. Она проследовала в выделенный Сину кабинет в магистрате и, не дожидаясь приглашения, села в кресло напротив отца. Он с почтением встречал ее, чуть склонив голову, и только после ее кивка смиренно сел, словно позабыл, что царица нибируанская — его нежная дочь.

— Отец, думаю, тебе известна причина моего прихода сюда, — сказала она и не ожидая другого.

— Царь хочет, чтобы его царица склонила меня на его сторону в отмене денежных средств. И все же я не понимаю, зачем ему это, ведь его слово все равно решающее.

— Тебе прекрасно известно, что Нинурта хочет единодушного решения, и это похвально — мудрое решение царя.

— И при этом он присылает вас, моя царица, принуждать меня, — Син коснулся мочки уха — его излюбленный жест, обозначавший задумчивость.

— Ты можешь звать меня Инанной покуда мы наедине, — не в первый раз сказала она.

— Наш мудрый царь в условиях нынешней ситуации не может понять, что это натянет и без того хрупкие отношения с этим миром. Люди уже не те, что прежде. Они разумны, и не обязательно откидывать их во времена Месопотамии. Можно попробовать договориться о сотрудничестве и платить им нормальное жалование, создав подобие мира, в котором они жили до нашего возвращения.

Инанна поправила вуаль, удержавшись от того, чтобы приняться расчесывать зудящие щеки.

— Отец, ты всегда был милосерден к людям, хотя никогда и не любил их.

— Я не согласен с травлей. В нынешнем мире люди не готовы добровольно следовать за нибируанцами, больше нет Эреха, а мы больше не боги, мы — захватчики. Это голос разума, дорогая дочь, ведь ты знаешь, что я всегда недолюбливал творение Энки и Нинхурсаг. Но не стоит их винить, ведь на то был указ Ану. Людям хоть и отведен короткий срок, но их мышление развивается также быстро, как растут и стареют они сами. И не пытайся говорить об обратном, ведь я давно заметил, что ты разделяешь эту точку зрения. Прекрати это, если не хочешь запачкать кровью свое чудесное платье, — по-отцовски строго сказал Син.

Инанна с трудом оторвалась от упоённого расчёсывания плеча и сложила руки на коленях

— Я согласна лишь с тем, что радикальные меры вводить слишком рано. После битвы люди повержены, но не сломлены, они все еще верят в воцарение мира на Земле. Учитывая последние события, они идут даже не за своей бессмысленной верой, а за знанием, что на их стороне Мардук. И Нинурта, и остальные понимают, что Мардук таким весьма умным способом явил себя миру и скоро начнет действовать. У них вновь появилась надежда на избавление. Поверь, Нинурта не столь глуп, чтобы предпринимать опрометчивые шаги, не имея на то оснований. Казна пуста, и жалование, о котором ты говоришь, людям мы предоставить не можем.

— Моя царица… Инанна, — протянул Син, — деньги постепенно обесцениваются, так не проще ли подождать, когда необходимость в них пройдет сама собой?

— Боюсь, что Нинурта мыслит иначе. Отмена денежных единиц сделает людей более зависимыми от нас, от еды и воды. Это логичный шаг, хотя — не могу отрицать — весьма несвоевременный, — задумчиво ответила она, глядя на закатное солнце Бад-Тибира.

— Ты словно отговариваешь меня, — усмехнулся Син; его серые глаза, точно такие же, как и у дочери, потеплели.

— Я вступаю в диалог.

— Нинурта хочет, чтобы я остался на Земле. Но я слышал, что ты в скором времени отбываешь на Нибиру. Мне казалось, ты хочешь задержаться, — перевел он тему. — Что тебя здесь держит? Земля очень опасна, ведь здесь твоя жизнь под угрозой.

— Я не из тех блаженных цариц, наслаждающихся управлением двора. И мне не слишком нравится, что Нинурта собирается держать меня вдали от политики, — совершенно открыто ответила она, вновь нацелившись на раскрасневшуюся кожу руки, однако строгий взгляд отца остановил ее. — Я управляла Индой и Шумером еще будучи девицей без титулов, но статус царицы почему-то, напротив, отдалил меня от власти.

— Ты — мать всей расы, и тебе нужно в первую очередь родить Нинурте наследника, — напомнил Син. — И не одного, ведь ты знаешь, как хрупка жизнь царских детей.

Конечно же, она знала, скольких детей Ану унесла чья-то вражда, оставившая в живых лишь Энки и Энлиля.

— Я не пытаюсь убежать от своих основных обязанностей, и чем я ближе к Нинурте, тем выше шанс забеременеть. Надеюсь, что Ито и Нинхурсаг удастся избавить нибируанцев от проказы. Еще неизвестно, как на организм может подействовать антивирус. Нибируанцы не подвержены болезням, и то, что удалось сделать Мардуку, — она указала пальцем на свою руку, — хранит в себе несомненную опасность. Посему то, что сейчас я не ношу под сердцем ребенка, даже благо, — Инанна взглянула на небо с удивлением — в летнее время было странно видеть грозовые облака в этом районе Земли, да и они никогда не клубились подобно дыму при пожаре, а размеренно затягивали все небо. — Похоже, сюда добрались ливни…

…Оставив отца, она сбросила короткое сообщение Нинурте, что переговоры об отмене денежных средств в самом разгаре, и чаша весов постепенно склоняется в нужную сторону. Впервые за всю её сознательную жизнь на Земле — не считая воспоминаний, все еще будто бы не имеющих к ней никакого отношения — Инанна захотела посмотреть, как живут обычные люди. Но Бад-Тибира не давал полного представления о землянах, ведь здесь обитали только анкийцы.

Приказав охране следовать к ближайшей станции, Инанна замыслила отправиться подземным поездом до ближайшего человеческого города. Тель-Авив — это название казалось не просто знакомым, но родным, и оно грело сердце. Инанна взяла с собой лишь двух стражей, остальные даже не подозревали куда она направляется, потому что ожидали, что на станции «Башня Нинурты» ее должны встретить другие.

Инанна подошла к приемнику связи с машинистом и запросила нужный ей путь.

— Но, Ваше Величество, поезд не может изменить траекторию, ведь это на какое-то время парализует сообщение между пунктами других поездов.

— Это приказ царицы, анкиец, или тебе не жалко головы? — холодно спросила она, взглянув на сопровождающую ее Мару.

— Не слишком мудрое решение, — прокомментировала Мара, единственная фрейлина, которую Инанна брала с собой; остальные отныне были предоставлены сами себе за ненадобностью. — Я видела, во что превратился Тель-Авив, там не на что смотреть.

Инанна вдруг застыла, глядя в одну точку. Ее решение казалось спонтанным, однако отчего-то она решила, что ей следует посетить именно этот город.

— Я думаю, что там я смогу найти ответы на интересующие меня вопросы, Танашири, — ответила она, хотя вряд ли в ее голове был хоть какой-то план. — Это место связано с моими воспоминаниями, — Инанна взглянула на молчаливого охранника и уточнила тише: — С моими новыми воспоминаниями.

— Господин бы не одобрил подобный риск. Вам грозит опасность как от нибируанцев, так и от людей. С вашего позволения, я обеспечу нам защиту, — совсем тихо сказала Мара, намереваясь связаться вовсе не с нибируанской стражей…