Исход земной цивилизации. Апокалипсис (гет)

Ривка убедила себя в том, что перед встречей с Нинхурсаг нервничать не стоит. У нее есть воспоминания Инанны, и она так долго считала себя ею, что ни у кого не должно возникнуть никаких сомнений. Единственное «но» — Ривка также помнила события последних пяти тысяч лет и ей сложно было совмещать в себе Хатор, которой Инанна была в Древнем Египте, и Сехмет, которой она стала после смерти Думузи.

Она сменила два платья, заставив помучиться служанок, которые, хоть и не говорили вслух, но наверняка были удивлены тем, как долго царица выбирает наряд для простого чаепития. Впрочем, они могли счесть это ничем иным, кроме как царственной праздностью, тем более, царица уже опаздывала.

Мара ожидала ее возле дверей покоев, как и Сукхат — фрейлина, вернувшаяся с Земли. Мара одарила ее взглядом, в котором буквально пропечатывалось удивление. Слишком скромно она была одета даже для Инанны версии пятитысячелетней давности: оливкового цвета платье в пол с поясом на талии, закрытое декольте и минимум макияжа. Корона совсем не сочеталась с нарядом, в который не облачилась бы и фрейлина.

Ривка только слегка изогнула бровь, наблюдая скепсис Мары. И как Ривка, и как Инанна она не могла понять, откуда в девушке вся эта спесь. Их отношения не сложились еще в Нью-Бабили, но главное: как она смеет с таким нахальством смотреть на нее — царицу нибируанскую или же канцлера Анкийского Государства? Была ли причина в горячей итальянской крови, во вседозволенности, впитавшейся с молоком матери? Или там все же было что-то другое, так сильно испортившее ее характер? Вот Джек — другое дело, по Джеку было видно, что его роняли в детстве. Ривка нервно хихикнула в кулак, удивляясь своим нелепым мыслям, однако, вероятно, так было легче снять стресс, что преследовал ее уже десяток лет.

Провожатые не прокомментировали ее поведения, только Мара могла это сделать, но, конечно же, наедине.

Проходя сквозь анфиладу бесконечных холлов Сунгака, Ривка, наверное, впервые обратила внимание, что интерьер схож с тем, что она помнила по Малакату Древнего Египта и дворцу Вавилона: высокие своды, расписанные золотом колонны и практически зеркальный пол. Огромные помещения могли показаться немного пустыми, но знания подсказывали, что нибируанцы приверженцы гармонии минимализма. Невзирая на обилие золота, Сунгак не казался вычурным и пестрым — счастье, что нибируанцы не видели кричащие барокко и рококо. Если, конечно, только не посещали пентхаус Амадея Энгельса, любителя моды того времени. Царство ему небесное.

Нинхурсаг в беседке не было. Дамкина расположилась за стеклянным столом с толстыми золотыми ножками. На столе уже стояла полупустая чашка. Ривка немного удивилась, что чаепитие начали без нее. Дамкина также не отказала себе в удовольствии приложиться к шоколадному торту, трети которого как не бывало.

Как полагалось по этикету, стоя встречали царицу и женщины, поэтому Дамкина поднялась и с уважением склонила голову.

— Добро пожаловать, Ваше Величество, — произнесла она, соединив ладони на животе под пышным бюстом; в ее медных волосах задорно поблескивали камни изумрудной заколки в виде трилистника. — Рада, что вы почтили нас своим присутствием. Однако Нинхурсаг срочно отбыла в шуруппак из-за важного пациента, она приносит свои извинения.

Ривка едва скрыла чувство облегчения.

— Что ж, это отличный повод провести время в вашей компании. Дворец так велик, что нам не удавалось пересечься в последние дни. Рада приветствовать, Дамкина, в нашем скромном жилище, — с доброй иронией сказала Ривка и присела на отодвинутый слугой стул; только тогда опустилась следом и Дамкина. — А Ану присоединиться не захотел? — с мягкой улыбкой спросила она у слуги рядом.

Невзирая на то, что Ану сумел совершить переворот, убив царя и всю династию Алау, он стал, что называется хорошим стариком, и поэтому при его упоминании даже у Ривки в душе теплело.

— О, Ваше Величество, я провела в его компании некоторое время и успела понять, что он выйдет из своих покоев только когда по дворцу затопают маленькие ножки, — Дамкина оказалась достаточно прямолинейна. — Он мечтает о правнуках.

Улыбка едва не слетела с губ Ривки, но она сдержалась, оставив ее на месте.

— Или о пра-правнуках, — поддержала она, испытывая актерский талант Инанны на прочность, — если смотреть с моей стороны, ведь я замужем за собственным дядей.

«А еще за биологическим отцом», — услужливо подсказывало подсознание. Все нутро Ривки в момент перевернулось, ведь она не вспоминала об этом факте уже очень давно. По злой иронии и Александр был ей дядей, хоть и двоюродным.

— Судьба — странная вещь, — глядя куда-то мимо Ривки, произнесла Дамкина. — А ведь когда-то вы могли стать мне невесткой. — Ривка не смогла скрыть удивления — это читалось в ее глазах. Дамкина сказала об этом так легко, словно Думузи умер не из-за Инанны. — Кто же знал, что мой старший сын способен на подобное из ревности, — взгляд Дамкины сделался осмысленным и обратился к той, что, можно сказать, отняла у нее двух сыновей. — Но вы не волнуйтесь, Ваше Величество, я уже давно смирилась с гибелью Думузи. Вас я ни в чем не виню. Ваша красота — великий дар. Мардук был влюблен и не отдавал себе отчет…

Ривка опешила. Дамкина говорила об этом слишком спокойно. Но разве есть у подобного горя срок давности? В стеклянную куполообразную крышу беседки стали врезаться крупные капли дождя и, собираясь в ручейки, стекали вниз. Эти капли были словно все выплаканные за тысячелетия слезы по ушедшему ребенку. Но что двигало Дамкиной сейчас? Зачем ворошить столь давнее прошлое, ведь это только принесет ей боль. Ривка приказала слугам отойти подальше и только тогда продолжила:

— При всем моем уважении к вашей потере, Дамкина, но Мардук никогда бы не причинил вреда Думузи намеренно. Это Думузи напал первым, и Мардук лишь пытался обезоружить его. Поверьте, это происходило на моих глазах…

О Великий Ану, зачем Дамкина заговорила об этом?

— Моя девочка, — забыв, что перед ней царица, чуть надломлено сказала Дамкина, — я знаю, что ты проявляешь уважение ко мне, и знаю, что ты хочешь помочь нашей семье. Однако тогда после гибели Думузи ты так рьяно обвиняла Мардука, что ни у кого не осталось сомнений в его вине. Более того, ведь Мардук и сам признал, что убил брата.

— Он был подавлен, ведь по его вине погиб младший брат. И я… я была убита горем, я не понимала, что происходит. Лишь спустя несколько дней туман спал, и я поняла, что Мардук невиновен… Но было уже поздно, его заточили в пирамиде, — Ривка вдруг поняла, что не нашла ни одного воспоминания о разговорах с Дамкиной на эту тему, и похоже это был первый за пять тысяч лет.

Дамкина только понимающе покачала головой, оставшись при своем мнении, которое, похоже вросло в нее и крепко там укоренилось. Ривке этого было недостаточно, ей, как супруге Мардука претило, что мать обвиняет его в убийстве, для нее было бы справедливостью доказать обратное, помирить их со старшим сыном.

— Послушайте, Мардук, конечно, бывал импульсивен, в особенности, когда дело касалось его семьи, но он бы никогда не причинил Думузи вреда намеренно! — Ривка не заметила, как стала повышать голос, совершенно не согласная с упрямой верой Дамкины. — Я тогда отказалась от Мардука, ведь мне пророчили Думузи. Ревностью озлоблен был именно Думузи. Мардук просто защищался!

— И именно поэтому ты держала его в своих казематах и мучила не так давно?.. Вы противоречите своим словам, Ваше Величество!

— Дамкина, я не прикоснулась к нему и пальцем! Он не заслужил того, что сделала с ним Гахги-Габгаз, он не заслужил заточения в пирамиде и уж тем более смерти! — воскликнула она в сердцах, и только сейчас за бешеным пульсом, с пеной у рта доказывая, что Мардук не средоточие зла, она поняла, что натворила.

Кожей Ривка почувствовала присутствие еще одной персоны. Обернувшись, она увидела Нинхурсаг, стоявшую в длинном плаще под зонтом. Неизвестные земной науке цветы — золотые крупные колокольчики, оплетающие колонны беседки, подрагивали от ветра, как и плечи Ривки, в момент осознавшей, что Нинхурсаг смотрит на нее с едва поджатыми губами, и в ее глазах отражается моментально вспыхнувшая злоба. Инанна, которую она создала, не должна была помнить подобного. Как давно Нинхурсаг здесь стоит, не смея вмешаться в ход столь занимательной беседы? Инанна не пытала Мардука, она защищала его тогда и защищает сейчас: в пылу попытки доказать свою правоту она рассказала слишком много. Даже она не умела так искусно врать. Это означало, что чувства ее могут быть до сих пор сильны.

— Его госпитализировали с гематомой, Ваше Величество, это вы называете: «не пытали»? Мало того, есть доказательства — видеозапись, как вы помните, — процедила Нинхурсаг каждое слово, желая знать больше о чудесном возвращении воспоминаний длинною в пять тысяч лет. — Вы переборщили с наказанием.

Нинхурсаг подошла ближе — в беседку, а слуга с зонтом отступил. Ривка уже прокололась, сейчас ей не хватало только осуждающего взгляда Мары, но, хвала небесам, она стояла вне зоны слышимости беседки с Сукхат и остальной свитой. Кажется, Ривка совсем не знала, что делать дальше.

— Видеозапись была сфабрикована, вдовствующая царица, — внезапно спокойно сказала она. — Я говорила на суде чистейшую правду. Я не настолько жестока, чтобы делать из меня чудовище. Это все Ребекка МакГрегор — изворотливая дрянь, нас всех обставила, освободила мужа и подготовила восстание, последствия которого мы до сих пор расхлебываем!

Ривка демонстрировала злобу, намеренно дискредитируя себя настоящую, чтобы у Нинхурсаг не возникло и мысли, что она все вспомнила. Дамкина же сидела, не двигаясь, наблюдая за царицей, словно пыталась что-то понять. Кажется, Ривке даже удалось уловить ее эмоциональный фон — сожаление в каждом вздохе.

— Простите, что сказала обо всем открыто, Дамкина, — Ривка подарила той несмелую улыбку дрогнувшими уголками губ. — Вдовствующая царица, конечно, мое отношение к Мардуку, как к изменнику непоколебимо. После того как анкийцы варварски вторглись на Нибиру, мое милосердие закончилось. Я сама едва не погибла.

Но Нинхурсаг совсем не удовлетворилась ответом, она только присела на стул, почему-то вовсе не торопясь в шуруппак, и сложила руки на столе замком, внимательно глядя на невестку.

— Это, несомненно, радует, но я надеюсь, что вы впредь не будете бросаться подобными заявлениями. Особенно при моем сыне. Отныне вы царица и должны учиться контролировать эмоции, не позволяя им брать верх над собой. Вычеркните воспоминания о Мардуке из своей головы.

Нинхурсаг отчитывала царицу Нибиру прямо перед Дамкиной — женщиной, чей неверный сын навеки заслужил себе клеймо предателя. И она была права, Ривка не имела права говорить об этом. Как царица она не должна обнародовать свои грехи, особенно — учитывая свою репутацию. Память о ее ошибках пока не давала о себе знать, потому что нибируанцы смаковали слух об убийстве Нинуртой Энлиля. Но как только новость изживет себя, они начнут перемывать косточки Инанне. Однако пока Инанна добра с народом — в последнюю неделю все СМИ показывали ее, помогающую разгребать завалы разрушенных городов собственными руками. Лицо в пыли, неаккуратный хвост с выбивающимися прядками у висков, красная повязка волонтера со свастикой — знак солнца в буддийской и нибируанской культуре, эмблема Третьего Рейха… на плече девушки, половину жизни считавшей себя еврейкой. Какая насмешка. В новости также попали кадры, как она обедает с другими волонтерами за общим столом, словно простая нибируанка, и казалось, что Инанна близка с простым народом, а за кадром не стоит целый взвод охранников.

Чаепитие завершилось, когда косой дождь стал настолько сильным, что начал заливать пол беседки. Промозглый воздух заставлял ежиться от холода и одновременного желания вытереться полотенцем. Ривка была рада покинуть компанию, как она с иронией думала, двух своих свекровей. Ее сегодняшний прокол Нинхурсаг не забудет, и не ровен час, потребует объяснений. Стоило хорошенько подумать, подготовиться к разговору, который непременно состоится.

Проходя по террасе мимо восточных ворот Сунгака, Ривка услышала гомон, как будто вдали находился скандирующий стадион, где как раз забили решающий гол. Она поднялась на пару этажей выше по стеклянной винтовой лестнице и остановилась в пролете между третьим и четвертым этажами, чтобы через большое панорамное окно увидеть толпу за стеной. Отсюда крики слышались лучше, и Ривка только пораженно зажала ладонью рот.

— Отличная работа, Джек… — пробормотала она, зная, что подобный митинг, похожий на осаду дворца, помог организовать именно он.

Без труда найдя нибируанцев, что занимались опорочиванием имени царя, Ривка от имени влиятельной организации предложила им защиту и укрытие — анонимно, конечно. Их нашли слишком легко, и хорошо, что это была Ривка, а не нибируанская военная полиция или шпионы Нинурты. Подпольная организация быстро приняла протянутую руку помощи. После встречи с выжившими анкийцами Ривке даже казалось это более чем странным.

— Вас разыскивает отец, Ваше Величество, — сообщила Сукхат.

Ривка ответила не сразу, она молча слушала шум дождя, перекрываемый гомоном демонстрации возле дворца. Поежившись от постоянно гуляющего здесь сквозняка, она все так же молча, словно сама себе, кивнула.

— Скажи, что я буду ждать его в своих покоях, — Ривка только вздохнула, все еще переваривая последствия разговора с Нинхурсаг и твердолобой Дамкиной.

Она медленно шла по коридорам и холлам дворца, более не замечая ни слуг, как всегда мирно протирающих пыль с золотых поверхностей, ни шума дождя, бьющего в окна. Все ее мысли крутились вокруг неминуемой встречи с Нинхурсаг. Могла ли та догадываться, что отныне под личиной Инанны скрывается злейший враг нибируанцев? Учитывая, что воспоминания Инанны вернулись, Нинхурсаг могла заподозрить, что вернулись и ее собственные воспоминания. Еще Ривка думала о сегодняшнем прибытии Нинурты, который должен будет исполнить супружеский долг. Окончательно разобравшись в том, кем она является, и проведя эти две недели на Нибиру вдали от царя, она пришла к убеждению о невозможности таких отношений. И лишь при одной мысли об измене Александру сердце все сильнее болело. Ее любовь к нему стала прежней, прежней для Ребекки МакГрегор, а воспоминания Инанны отходили на второй план, словно давным-давно прочитанный роман. Инанна в ней растворялась, умирала, стираясь из истории двух планет. Какой бы стервой она не была, отделив эту личность, Ривка исполнилась к ней подлинного сожаления. Всю свою жизнь Инанна будто бы шла к черте гибели, чтобы спасти Мардука. И ее любовь к нему, претерпевшая множество страданий, все равно оставалась чистой, словно слеза.

Бедная Инанна, ее красота и впрямь была преступлением, и в первую очередь сгубила ее саму. Случайно взглянув в отражение зеркала, Ривка вдруг вспомнила, что носит ее лицо. Она вздрогнула, остановившись.

Зеркало в полный рост в коридоре, поддаваясь ее воображению, поплыло, отразив ее в черной военной форме канцлера с гладким хвостом волос. Прямая осанка, фуражка в руке, черные бархатные перчатки, как и у других офицеров высших чинов, и несколько наград на груди. Всплывший в голове образ вызвал тревогу и ностальгию. Сможет ли она стать прежней?

Оказавшись в своих покоях, Ривка вышла на балкон. Сегодняшний дождь то и дело привлекал ее, заставляя оказываться на свежем воздухе. Вид из окон королевских покоев открывался сказочный. Если восточный фасад здания смотрел на величественный и современный Экалати, то западный выходил на обрыв у реки Хамун, а за рекой — парк-лабиринт, оканчивающийся фонтаном. Далее — продолжение городского пейзажа, а за ним — бескрайние леса и у самого горизонта — горы, заснеженными шапками устремленные ввысь за облака. Сейчас горный хребет едва виднелся сквозь пелену дождя, терялись за ней и шпили небоскребов бизнес-центров.

— Ваше Величество, прибыл ваш отец, — донесся голос евнуха.

Син вошел в покои широким уверенным шагом: кожаные сапоги начищены до блеска, синий плащ и камзол с нашивкой Альянса сидят точно по фигуре — ни единой складки. И даже светлые волосы, зализанные назад, чрезмерно идеальны — волосинка к волосинке. Всегда собранный и серьезный, Син был полной противоположностью сводного брата.

Он вышел на балкон, присоединившись к задумчивой царице, и занял кресло рядом.

— Отец, что привело тебя на Нибиру? — спросила она, глядя на него, не знающего, что его дочь давно мертва.

— Инанна, я прибыл, как только стражник принес мне это письмо, — доставая сложенный клочок бумаги из внутреннего кармана, ответил он.

Глаза Ривки сверкнули.

— Разве ты не должен был сразу его уничтожить? — но в ее голосе не нашлось места осуждению за неосторожность; возможно, усталость навалилась из-за дождя.

— «Мне нужно то же, что и для Танашири, еще двоим. Твой птенец», — зачитал он вслух, прочитав подпись, которую оставила Ривка, зная, как называл Инанну в детстве Син. — Не хочешь мне объяснить, кому и зачем нужны новые уроборосы? Зачем кому-то поменять личность? — спросил он, соединив руки в замок.

— Ты прилетел на Нибиру, чтобы спросить меня о такой мелочи? — Ривка изобразила удивление. — Это всего лишь небольшая услуга.

— Инанна, царица не должна нарушать закон, — его голос стал сильнее.

— Я слышу это весь день: царица не должна делать это, царица не должна делать то, царица должна быть царицей, — передразнила она противным голосом. — Мне всего лишь нужны свои лица среди охраны и фрейлин, те, кому я могу доверять.

— И ради этого им нужны новые личности? Или ты думаешь, что я настолько слеп, что меня можно и обвести вокруг пальца?

— Я думала, ты — мой подданный и верен мне, — стала выпускать когти Ривка, как бы это сделала Инанна. — И иногда способен закрывать глаза на некоторые мои прихоти.

Син улыбнулся, глядя не нее исподлобья. Игра еще не закончилась, и он, несомненно, хотел сказать нечто важное, до этого, по-видимому, что-то разведывая. И хотя он был мягким и добрым отцом, образованным мужчиной, чья честь не вызывала сомнений, не стоило не брать его в расчёт. Он все еще был нибируанцем из царской семьи, которого стоило опасаться.

— Моя дорогая Инанна, ты иногда бываешь наивна. Я начал задавать вопросы, потому что я знаю, что твоя фрейлина Танашири — анкийская пилотесса с Лахму, которой чудом удалось выжить.

Ривка не ожидала этого, все ее высокомерие и царственная расслабленность мигом спали. Ей стоило больших трудов взять себя в руки и не показывать волнения.

— Какой вздор, — спокойно прокомментировала она, незаметно сжав подлокотник крепче. — Стала бы я держать подле себя анкийку.

Син немного помедлил, взвешивая каждое свое последующее слово.

— Насколько я успел заметить, ты отдалила от себя остальных фрейлин, приблизив ее к себе, а теперь требуешь чипировать уроборосами еще двоих. Кто они? Агенты Мардука?

— Как ты смеешь произносить это имя? — возмутилась она, вперив в него тяжелый взгляд. — Ты, меня, царицу нибируанскую, обвиняешь в сговоре с анкийцами?

— Моя любимая дочь, кому, как ни мне известно, какая из тебя хорошая актриса? Со столь невинным лицом ты можешь убедить кого угодно, но, поверь, я уже знаю достоверно, что Танашири — никто иная, как Мариана Ринальди, и она точно не нибируанка. И по моим сведениям она бы никогда не встала на сторону нибируанцев, ведь мы убили ее семью во время зачистки после битвы.

Ривка замерла, ей только и оставалось, что удивиться, ведь Мара никогда об этом не упоминала. Син успел считать эмоции и сделать некие выводы.

— Ты не настолько глупа, чтобы позволять анкийке затуманивать себе разум, — тем временем продолжил он, — а это может означать лишь, что вы действуете заодно, — рассудил Син, и вряд ли его можно было упрекнуть в отсутствии логики. — Но неужели ты, достигнув предельной высоты, хочешь прыгнуть в пропасть и разбиться? Твои чувства к моему кузену — великая несправедливость и глупость!

Стоило показать гнев, ведь Син лез куда не следовало. Довольно самонадеянно, учитывая, что она уже являлась не просто его дочерью.

— Его уже давно нет в моем сердце. Отныне у меня есть супруг, и это царь. Ты прав, сам подумай, зачем, забравшись так высоко, совершать необдуманные поступки? Выше чина для женщины нет.

Син, присытившись разговором и ложью, в которую ни за что бы не поверил, встал с кресла, намереваясь поставить ультиматум:

— Я должен улететь на три дня из столицы, у вас есть время обдумать ответ, Ваше Величество. Я рассчитываю, что вы проявите доверие к своему отцу.

Он вежливо поклонился и вышел с балкона. Сину было позволено неформальное общение, и теперь Ривка об этом жалела. У нее было три дня, чтобы придумать достойное объяснение, или же придется принимать крайние меры. Невзирая на то, что Син был ей симпатичен, и в ее воспоминаниях еще сохранялись отголоски любви Инанны к отцу, ее дело было важнее. Бен и Джек пока еще чудом избегали проверок, однако долго это продолжаться не могло. И если уроборосы достать не получится, то им лучше убраться с Нибиру как можно скорее.

Сегодняшний день превратился в череду изматывающих встреч, и каждая из них оканчивалась новым поводом для беспокойства. А впереди была еще одна. Всего через пару часов Нинурта появится на пороге покоев или же вызовет ее к себе. Это означало, что у Ривки было всего около получаса на то, чтобы подумать в одиночестве, что делать с Нинхурсаг и Сином, затем служанки наполнят ванну с маслами и начнут подготовку ко встрече с царем. А ведь древние обычаи предписывали даже определенное платье и украшения, в котором царица должна встречать царя. Но, хвала вселенной, эта часть обычая до сегодняшних дней не дожила. К платью шли очень тяжелые украшения и неудобный парик, который переплетался с собственными волосами.

* * *

Глядя куда-то мимо Мары, которой подобало руководить процессом, Ривка позволяла натирать свою кожу маслами. Приглушенный свет и лепестки пионов в огромной каменной ванне, запахи сандала, апельсина и еще чего-то терпкого, заставляли мысли разбегаться, тело и разум поддавались расслаблению. Взгляд блуждал по разным сосудам, расставленным в художественном беспорядке у бортика ванной. Свет свечей на полу проходил сквозь разноцветное стекло, отбрасывая цветные блики на стены из светлого известняка.

— Ваше Величество, царь приземлился, — в присутствии других, Мара говорила вежливо; ткнув на коммуникатор, она свернула трехмерное сообщение.

Расслабленная Ривка, чьи глаза уже были закрыты, а затылок возлежал на удобной подушке, сказала:

— Вы закончили?

— Ваше Величество, осталось высушить и уложить волосы. Одежда уже подготовлена.

Ривка встала, абсолютно обнаженная, она смотрела на себя в зеркало, пока ее укутывали в полотенце и осторожно вытирали.

— Оставьте нас, — приказала Ривка, глядя на Мару, в глазах которой читался вопрос.

Как только дверь в ванную закрылась, и служанки покинули покои, Ривка заговорила:

— Ты не сказала мне, что потеряла близких. Мне казалось, что ты стремилась в Италию, к семье, когда Инанна отпустила тебя…

Мара ничем не выдала своего удивления, она только хмыкнула.

— Вам об этом знать не обязательно, и потом, в конечном итоге, Инанна, точнее, вы вернули меня обратно, — сообщила она недовольно, скрывая за равнодушием то, что ей было некуда возвращаться.

— Мара, я соболезную.

— Не стоит, уже ничего не изменить. Главное, не сворачивайте с пути. Анкийцы верят в вас, а людям нужна свобода, — продолжила она спокойно; Мара всегда казалась черствой, и она не позволила бы никому влезть к себе в душу.

— Ты никогда не позволишь мне приблизиться, верно? Я не сильно-то тебе нравлюсь, — мягко сказала Ривка. — С самой Нью-Бабили.

Мара сложила руки на груди и встала из кресла, с которого, словно капитан, командовала подготовкой царицы к визиту царя.

— Дело вовсе не в том, что нравится мне, а в том, что правильно, — пояснила она, не желая поднимать личные темы. — И хотя я тоже, как и те анкийцы, разочарована в исходе последней битвы, у меня все еще есть надежда. В отличие от них, я вижу наши возможности. А значит, буду идти вперёд. И сделаю все возможное, чтобы поддержать вас.

Ривка отнюдь не удовлетворилась ответом и в очередной раз поняла, что приходится Маре не по вкусу. Но Мара хотя бы была честна c ней.

— Мара, если не получится добыть чипы для Бена и Джека, боюсь, им придется покинуть Нибиру. И тогда ты останешься одна.

— Син начал задавать вопросы? — без тени удивления спросила она. — Что ж, этого следовало ожидать. Но меня больше волнует то, о чем шепчутся служанки вдовствующей царицы. Если верить слухам, то среди ваших служанок есть шпион Нинхурсаг.

— Об этом я догадывалась, — Ривка подошла к туалетному столику, чтобы посмотреть на свою кожу, которая, благодаря снадобьям, словно светилась изнутри; Нинурта не заслуживал таких приготовлений.

Ривка вдруг хихикнула, вспомнив, как изрисовала тело забавными пошлыми картинками и проклятиями на иврите, когда Нинурта сделал ее наложницей. Воспоминания, вспыхивающие у нее в голове, уже не приносили болезненных ощущений. Ровно через полчаса она уже была готова. Ее волосы, благодаря витаминам, лосьонам и специальным процедурам отросшие уже ниже лопаток, рассыпались волнами по плечами, укрытым невесомой прозрачной тканью длинного кружевного халата. Бордовый цвет — цвет страсти, цвет, любимый Нинуртой. Ривка не нервничала, ведь всяко он не был ей чужим, но ей все же было неуютно, и чем дольше она ожидала в своих покоях, украшенных слугами множеством свечей, тем больше в ее голове зарождалось сомнений.

— Его Величество входит! — провозгласил из-за двери евнух, и двери распахнулись, чтобы впустить в покои Нинурту.

Его алый плащ поймал порыв ветра и взметнулся ввысь с хлопком. Царица встречала его у накрытого стола с бокалом в руке. Скользкая ткань халата сползла, обнажив плечо, мягко отражающее свет свечей. Ее кожа, изгибы, длинные босые ноги, сложенные одна на другую — все это могло взволновать любого мужчину. Нинурта не был исключением, и он ценил по достоинству то, что держал в своих руках — женщину, являющуюся мечтой любого мужчины — прекрасную царицу нибируанскую. В ее глазах сейчас горела такая неподдельная жажда, что у никого бы не осталось сомнений в ее чувствах. Однако с течением лет Нинурта уже давно понял, насколько хороша ее актерская игра, и в искусстве соблазнения ей не было равных. Как и в искусстве пудрить мозги.

Когда она поднялась, чтобы протянуть ему бокал и коснуться его лица ладонью, у Нинурты привычно захватило дыхание. Ею невозможно было пресытиться, и Нинурта не стал отвлекаться на ужин, подготовленный для них слугами, и даже на вино. Он только увлек ее за собой ближе к кровати. Сейчас, находясь здесь, он не понимал, как мог обратить внимание на Сешмуну — не менее коварную женщину, но и отдаленно не такую привлекательную и сексуальную…

* * *

Спустя пару дней Нинурта все еще был на Нибиру, Нинхурсаг пока затаилась, так как наверняка не хотела случайно раскрыть перед сыном все карты. Это было затишье перед бурей, и Ривка едва справлялась с нервами. Но еще большей встряской для нее стала новость о поимке выживших анкийцев в Сахгалате, и она прекрасно понимала, чем это грозит.

— Их нужно освободить, — постукивая по столу пальцами, она смотрела на Бена и Джека. — Сейчас их перевозят в Экалати. На борту двадцать стражей и экипаж, на военном зиккурате их встретит примерно столько же, — она открыла в коммуникаторе трехмерную карту зиккурата. — Здесь, — она положила на стол две крошечные флешки — трехмерные проекции одного из водителей и конвоира для ваших голограммеров. Вы должны их заменить.

— Ривка, это самоубийство, — прямолинейно заявил Бен. — Даже если нам удастся заменить их, конвой слишком велик, нас быстро раскроют.

— Это улица в обход города, по которой их повезут, — тем временем продолжала Ривка; игнорируя его слова она сменила карту зиккурата на карту города, где красной линией был выделен маршрут. — Здесь — разводной мост через реку Хамун. Я взломала систему управления городскими мостами, и нам удастся отсечь конвой от автобуса с заключенными. Далее, здесь, — она указала на мерцающую точку за мостом, — подземная парковка, а под ней — сеть городских бункеров. Я смогу провести анкийцев через все электронные замки и отсечь стражу. У вас будет около двадцати минут, чтобы помочь им бежать, пока стража будет ковыряться с замками. Но важно чтобы анкийцы не держались группой. У них будет шанс, только если они рассредоточатся по подземельям. Конечно, кого-то могут поймать, но, по моим просчетам, большая часть сможет выбраться. Видеонаблюдение за бункерами тоже в моих руках, — она с уверенностью копалась в коммуникаторе, открывая то те, то иные окна с кодами замков и записями видеокамер; Ривка все продумала до мелочей, но только было одно но…

Джек и Бен посмотрели друг на друга, Ривка, должно быть, впервые увидела на лице Джека тень эмоций — это было сожаление.

— Канцлер, мы не можем выполнить приказ, — сказал он уверенно, а карие глаза его приобрели привычную холодность. — У нас приказ защищать вас, а также был приказ помочь вам обратить анкийцев на свою сторону. Так как изначальный план потерпел фиаско, мы не можем рисковать своими жизнями и оставить вас без защиты.

Глаза Ривки сузились, она подозревала нечто подобное, тем более, ее план, вроде бы продуманный до мелочей, все равно во многом зависел от удачи.

— Это ваши соотечественники, они сражались за нас на Нибиру! И они встанут на нашу сторону, если мы поможем им бежать! Это часть изначального плана.

Мара вышла вперед, встав перед мужчинами, и склонилась над столом, упершись в столешницу ладонями.

— Это безумный план, Джек говорит правильно, нам нельзя рисковать. Спросите меня, выжившую из того отряда: даже я понимаю, что ваша жизнь важнее, и что если Джека и Бена поймают, менталисты могут наткнуться в их головах на весьма интересные сведения о фальшивой нибируанской царице. Ребекка, не впадайте в крайности. Вы снова хотите поставить себя под удар. Сейчас вас подозревают Син и Нинхурсаг, — на этих словах Бен и Джек снова переглянулись, им об этом не было известно, — давайте уже перестанем совершать глупые ошибки. Ваша жизнь и безопасность в приоритете…

— Мара, а если бы ты была среди них? Ты выживала вместе с ними!

— Они от вас отвернулись, они напали на вас! — гнула свое Мара, и Ривка понимала, что она права на все сто процентов, но бездействовать было негуманно. — И они сами себе вырыли могилу.

— Ты же прекрасно знаешь, что это Брюнер! Этот странный тип извратил их сознание, у них просто опустились руки, им сложно довериться мне. А после спасения у них не останется иного выбора.

— Приказ Александра не обсуждается, — неожиданно ледяным голосом отрезал Бен, активировав голограммер, и его карие глаза вмиг стали пронзительно голубыми, а шевелюра — рыжей. — Нам нужно вернуться на пост. Джек, идем.

Они оставили ее в ужасном осознании безысходности. Кроме Мары, Джека и Бена у Ривки здесь никого не было, и разбрасываться их жизнями действительно было бы ошибкой. Тем более, она хотела послать на опасное задание Бена, своего лучшего друга. План, который Ривка обдумывала сутки, убедил ее, что с ними ничего не случится, но сейчас настигла волна ужаса, что она едва не отправила их на верную гибель. Кажется, Ривка ломалась, ей было тяжело осознать что тридцать анкийцев будут жестоко казнены на главной площади Экалати-Ири. Показательная мера, по словам Нинурты, должна будет пробудить в нибируанцах дух патриотизма, и они перестанут поливать царя грязью, вспомнив, кто на самом деле довел их до такой жизни.

Нинурта озверел, он, словно варвар древних времен собирался насадить их головы на пики. Так поступал кровожадный царь Алау, свергнутый Ану. Ану потерпел множество неудач на пути к трону, почти вся его семья — братья и родители были точно так же казнены, а их головы еще месяц гнили, словно трофеи на площади… Но именно это придало Ану сил идти до конца. Но не в этом случае… Нинурта совершает ошибку. Это только напугает нибируанцев, но отнюдь не добавит им патриотизма.

* * *

Главная площадь Экалати с гигантской статуей Нинурты была заполнена нибируанцами, вышедшими лицезреть последние минуты жизни пленников. В изножье статуи стояла трибуна, на которой восседали царь с царицей, а также их родственники и свита. Невзирая на количество нибируанцев, присутствующих на кровавом спектакле, над площадью разлилась тягучая и мрачная тишина. Небеса налились свинцовыми тучами, и на город опустился редкий холодный туман, заставивший царскую семью облачиться практически в зимние одежды. Черный меховой воротник Нинурты скрывал хмурые складки в уголках губ. Темные одежды разбавляла лишь серебряная застежка мантии в виде грифона. Ривка куталась в свою мантию, но вовсе не от холода, она пыталась спрятать дрожь и страх, обуявший ее в тот момент, когда на деревянную платформу, построенную над фонтаном, вывели пленников. Их было всего пятнадцать, значило ли это, что остальным удалось скрыться? А скольких расстреляли на месте?

— Почему моя царица так бледна? — Нинурта положил ладонь на ее замерзшие пальцы, усыпанные перстнями; его улыбка была несвоевременно ласковой и внимательной.

— Не люблю подобные зрелища, — с искренним отвращением ответила Ривка. — Не понимаю, почему мой царь выбрал столь примитивный вид казни, — сказала она, глядя на пять гильотин на платформе перед пленниками.

Брюнер, крайний справа, смотрел прямо на нее — первый в очереди на казнь. Ривка сглотнула.

— Эй, убийца отца! — крикнул он, обратив острый взгляд на Нинурту; ладонь того больно сжала пальцы Ривки. — Скоро тебе конец! — его смех раздался над площадью, но тут же стих, так как Брюнер получил под дых от ближайшего стражника.

— Убийца! — подхватил кто-то из нибируанской толпы, а за ним еще двое.

Брюнер скрючился, отплевываясь кровью. Ривка видела, как он улыбается, как он продолжает смеяться, и от этого нечто склизкое перевернулось у нее внутри. Этот анкиец был безумен. А перед чертой смерти и вовсе мог совершить нечто ужасное. И это нечто могло раскрыть Ривку. Остальные пленники едва ли выглядели испуганными. Пятнадцать анкийцев стояли прямо, готовые к смерти… Кем сейчас она была для них? Крупинкой надежды для родственников оставшихся на Земле или Лахму, или горьким напоминанием о проигранной войне?

— Ты никогда не узнаешь, насколько близко подобрался твой враг, — Брюнер вновь обратил внимание на царскую чету; Ривка точно знала, что он смотрит на нее.

И тут она почувствовала звоночек тревоги. Син наблюдал за ней. Находившийся чуть пониже на трибуне, он переводил взгляд с Брюннера на Ривку, и интуиция начинала потихоньку сходить с ума. Подозрения в глазах отца Инанны становились все более очевидными. Но Брюнер лишь только озвучил угрозы, но не собирался сдавать ее. Это означало, что все же он надеялся на лучшую участь для своего народа, как и другие его соотечественники, готовые к казни в эту самую минуту.

— На гильотину его, — Нинурта лениво махнул рукой, игнорируя речь сумасшедшего анкийца.

Смех вновь заполнил площадь, Брюнера поставили на колени, насильно опустили его голову в специальную выемку и зафиксировали. Ривка вновь почувствовала дрожь.

— Цареубийца, Мардук придет за тобой! — поддержали другие анкийцы. — Цареубийца!

Ривка только отвела взгляд, услышав свист, с которым огромное лезвие рассекает воздух. И она отворачивалась вновь и вновь, слыша, как отсекаются головы ее соплеменников. Она позволила всем им умереть, а Александр вновь поставил ее жизнь выше остальных. А мертвая голова Брюнера будто смотрела на нее с края платформы — не то осуждающе, не то с надеждой. Воображение Ривки сыграло с ней злую шутку.