Исход земной цивилизации. Апокалипсис (гет)

тсс Первый год от правления Нинурты. (2025 г. н.э)

Сирена завыла в Нью-Бабили, подняв на ноги всех, кто мирно спал. Яэль, запахнув халат, по-видимому, когда-то использовавшийся техничкой для уборки помещений, выбежала из комнаты. Мимо нее, сонные, но готовые к атаке, пронеслись анкийцы, на ходу застегивая курсантские куртки. Слышались щелчки снимаемых с предохранителей пистолетов. А потом все затихло, погас свет, и кто-то, толкнув Яэль обратно в комнату, сказал, чтобы она не выходила.

Все, что ей оставалось — это подчиниться и вернуться к бывшему мужу; от них, не имеющих военной подготовки, толку всё равно не будет. Джонатан усадил экс-супругу на кровать в комнате, выделенной им на двоих. Так они и остались сидеть вдвоем, вслушиваясь в звуки, доносившиеся снаружи. Невыносимая тягучая тишина, повисшая после того, как анкийцы покинули казармы, отдавалась звоном в ушах и угнетала.

Яэль и Джонатан всегда поддерживали дочь и никогда не лезли в политику, не задавая вопросов о её работе под началом Александра. Но сейчас они думали, что начать войну было серьезной ошибкой, невзирая на все Ривкины рассказы о возросшем анкийском флоте. Ее было не переубедить, да и нужно ли это было — она говорила так уверенно, что не оставалось сомнений в падении нибируанцев.

А теперь Ривки не стало. Ее родителям, друзьям и мужу приходилось скрываться от нибируанцев, превративших людей в рабов. Возможно, было бы лучше уйти из Нью-Бабили и стать рабами — угнетенной серой массой. По крайней мере, рабы не жили в постоянном страхе смерти, пусть и голодали. Как и любая крепость, Нью-Бабили, имея всего два выхода — через тоннель или Мертвое море, могла в любой момент стать смертельной ловушкой для своих обитателей

Запасы академии позволят им продержаться еще месяц, однако Александр обещал, что вскоре они покинут это место. Естественно, когда он придумает, как добраться до ближайшей секретной базы, которая, по его расчетам, находилась недалеко — в пустыне Негев, практически соседствуя с выдолбленным в скалах убежищем Олли Коскинена. Оставалось только решить, как покинуть Иерусалим незамеченными.

Послышались шаги, и Яэль вздрогнула. Включилось аварийное освещение, и в комнату вошла Дана.

— Ложная тревога, — сообщила она. — Взлетную полосу немного затопило, но ребята уже отправились на ее починку.

— У вас все в порядке? — в комнате возникла женщина, являющаяся настоящей матерью Бена; для Яэль все еще было невероятным то, что Ариэль, точно заколдованная, считала его своим сыном.

— Да, Ангела, спасибо, — отозвался Джонатан; признаться, он не совсем уютно чувствовал себя рядом с ней.

Следом за Новак в комнате появился отец Яэль, которому, как человеку почтенного возраста, выделили отдельную комнату, словно позволяя доживать свой век в комфорте. Дед совсем сдал, после гибели Ривки он мало выходил из своей комнаты, в которой, словно дань памяти фальшивой религии, расположилась атрибутика иудейской веры, привезённая из их дома в Бад-Тибира — менора, пятикнижие Торы и даже талит для молитвы. Исаак после Шив-а и Шлошим — семи и тридцати дней траура, продолжал соблюдать заветы Торы — не брил бороду, не носил кожаной обуви, которую заменили резиновые шлёпанцы. Он стал отращивать пейсы, погрузился в талмуды и отгородился от остальных, пытаясь сохранить кусочек веры в мире, где для веры более не было места. Скорбь по внучке сделала его сухим, болезненным стариком, едва передвигающим ноги. Яэль поднялась, чтобы усадить его, мнущегося в дверях, словно разучившегося говорить.

— Папа, тебе что-нибудь нужно?

— Нет, дорогая, — он посмотрел на нее с какой-то блаженной улыбкой, однако Яэль все равно налила ему стакан воды. — Уж пора зажигать свечи, сегодня ведь шабат, — раздался его тихий голос, и дед, не заняв предложенного места, скрылся за дверью.

Присутствующие проводили его взглядами, полными сожаления. Яэль села обратно на кровать и отпила воды, налитой для отца. В глазах ее застыли слезы, но присутствующие не заметили их в полумраке аварийного освещения.

— Яэль, с ним все будет в порядке, — заверила Дана, понимая, что мать Ривки снова держит все в себе. — Мы за ним наблюдаем.

— Пойду, узнаю, что там с тоннелем, — сообщила молчаливая Ангела, не в силах выдерживать атмосферу скорби, наполнившей комнату.

— Спасибо за мятный чай, что вы принесли из Иерусалима, Ангела, — Яэль несмело улыбнулась, на что та только кивнула покидая комнату.

Закрыв дверь, Ангела выдохнула, понимая, как тяжело людям среди анкийцев. Семья Ребекки МакГрегор была подавлена, а дед и вовсе потихоньку сходил с ума. Ангела бы выпроводила их из академии, как лишний балласт, невзирая на помощь Яэль на кухне и даже в шуруппаке, где её медицинское образование пришлось весьма кстати. Джонатан же был совсем бесполезен — вольный художник, он никогда не держал в руках молоток и отвертку. Но в нынешнем мире не было места искусству.

— Они в порядке? — Александр появился из-за угла, тоже, вероятно, решив проведать родителей почившей жены.

Перед Ангелой возникла главная причина пребывания здесь семьи МакГрегор.

— Да, — коротко ответила она, не глядя ему в глаза, словно опасаясь чего-то.

— Ангела, посмотри на меня, — приказал он, и она подчинилась; взгляд ее холодный, как лед, был подобен острому кинжалу. — А у тебя? У тебя все хорошо?

Она вздрогнула, не ожидая подобного участия, и заглянула в его глаза за очками без диоптрий — так Александр считал, что меньше выделяется среди остальных. В очках и потертых джинсах, в мятой рубашке — таким она знала его несколько десятков лет назад.

— Почему вы спрашиваете, мой господин?

— Не надо делать это мне назло, Ангела, обращайся ко мне также, как до того, как узнала, что я нибируанец.

— И господин этого мира, — невозмутимо добавила она, отчего-то злясь.

— Более он мне не принадлежит, — напомнил он. — Почему ты злишься на меня? Мне кажется, эта злоба не связана с проигрышем в битве.

— В войне, — поправила она.

— Война не проиграна, покуда жив хоть один воин, готовый продолжать борьбу.

— У нас ничего нет, мы просто выживаем. Без армии, без средств. Нас совсем мало, оружия в академии недостаточно…

Александр нахмурился, не веря в то, что слышит.

— Никогда мне не казалось, что ты можешь сдаться. Кто угодно, но только не ты, Ангела, — он как-то тоскливо улыбнулся и пошел в сторону комнаты родителей Ребекки, так и не услышав ответа на свой вопрос.

— Александр, — окликнула она, прежде чем он открыл дверь, — нам нужно уходить из академии, нас скоро обнаружат. Может, воспользоваться подземными тоннелями под Иерусалимом, чтобы дойти до Негев?

— Да, более ждать нельзя, — согласился он, однако двери не открыл.

Внезапно взгляд Александра упал на коммуникатор, лицо его накрыла тень тревоги. Быстрым шагом он направился в сторону лифтов.

— В тоннеле посторонние, — коротко сообщил он Ангеле, и та поравнялась с ним на пути в командный центр, оборудованный в бывшем деканате…

* * *

— Доброе утро, Ваше Величество, как вам спалось? — фрейлина из числа свиты Инанны нажала на кнопку пульта, и тяжелые светонепроницаемые портьеры разъехались в стороны, пустив в королевские покои свет солнца. — Через час у вас завтрак с визирем Кеем и вашим отцом.

Инанна проморгалась и потерла глаза, сладко потянувшись.

— Есин, думала, что став царицей, я буду сама выбирать распорядок дня и когда мне просыпаться, — она улыбнулась миловидной девушке — младшей сестре мужа Эрешкигаль.

— Мы все на вас рассчитываем. На вас лежит великая ответственность по восстановлению городов, — напомнила Есин и поднесла царице халат. — Вам уже подготовили ванну.

Инанна поднялась и просунула руки в халат, запахнув его поверх тонкой сорочки.

— Что после завтрака?

— Вдовствующая царица наняла для вас учителя по экономике и политологии, она также настаивает и на уроках королевского этикета.

— Но я жила во дворце почти триста лет, я знаю, как себя вести.

— Однако не в качестве царицы, — подметила Есин и, открыв дверь в ванную, впустила в покои аромат сандала и апельсина. — Вдовствующая царица хочет быть уверена, что вы постигните все тонкости управления Нибиру.

— Этим занимается мой муж, я всего лишь помогаю ему с восстановлением города.

В целом, жизнь во дворце была Инанне по вкусу, вот уже месяц она не видела Нинурту, но он должен был прилететь сегодня вечером и остаться на несколько дней, чтобы решить кое-какие дела и исполнить супружеский долг. Инанна пыталась морально подготовиться к этой неотъемлемой части королевской жизни, но у нее всякий раз сводило челюсти, стоило вспомнить, как грубо Нинурта с ней обращался. Он дал ей месяц, чтобы привести мысли в порядок. И этот месяц подошел к концу.

Пока служанка сооружала на ее голове прическу, Инанна задумчиво глядела в свое отражение. Волосы отросли почти до плеч, и через каких-то пять-шесть месяцев они вновь обретут привычную длину, и ее снова будут называть золотоволосой. Дело было в бликах рыжины под ярким светом звезд, отчего порой казалось, будто волосы ее сияют золотом.

Инанна посмотрела на корону в руках фрейлины.

— Сегодня я ее не надену, она сильно стесняет мои движения.

— Но, царица, в Сунгаке вы обязаны ее носить. Это традиция.

— Мне казалось, в сокровищнице были небольшие диадемы.

— Они предназначены для принцесс.

— Значит, пора менять традиции, — Инанна встала с кресла и отправилась на выход, оставив Есин в некоем замешательстве.

В окружении слуг она пришла в назначенный час к завтраку, и мужчины, ожидавшие ее, встали, подождав, пока Инанна займет место.

— Доброе утро, — поприветствовала она, и только тогда присели Син и советник Кей — седой старик, пришедший на эту должность еще во времена правления Ану.

— Доброе утро, Ваше Величество, — практически синхронно сказали оба.

Они приступили к завтраку, обсуждая текущие дела, и чем глубже вникала Инанна, тем мрачнее становилась, понимая финансовые проблемы Нибиру, претерпевшей за пятьдесят лет две войны.

— …Возможно, стоит рассмотреть вариант сокращения финансирования строительных работ. К примеру, отложить восстановление памятников истории до лучших времен. Нам точно сейчас не до внешнего облика.

— Но, царица, наш народ не должен забывать своих предков.

— Если вы говорите о памятнике Алау, то я против. Он был кровожадным царем, и его фигура у фонтана в центре города только устрашает. А аллею славы ветви Ану можно восстановить и позднее. Главное, отстроить заново жилые дома и провести электричество. Наш народ не должен страдать из-за того, что мы недооценили проклятых анкийцев. Из-за их нападения нас будто откинуло в каменный век!

Инанна знала об анкийцах не слишком много, однако Нинхурсаг постаралась сделать так, чтобы она не выглядела неосведомленной. Прежняя царица провела с ней множество бесед, вводя в курс дел, ведь никто, кроме нее, Ито и Нинурты не знал о потери памяти.

— Царь идет! — раздался голос евнуха, и двустворчатые двери распахнулись, впуская правителя Нибиру.

Все встали, чтобы приветствовать его.

— Почему ты не в короне? — вместо приветствия бросил Нинурта, который, едва сойдя с шаттла, уже успел надеть свою и сменить летный костюм на царскую одежду.

— Я думала, что вы прилетите к вечеру, мой царь, — Инанна коротко поклонилась, проигнорировав его вопрос.

Она взглянула на отца, чьи кулаки оказались едва заметно напряжены. Похоже, Инанна не прогадала, понимая, что ему не слишком понравилось идея выдать замуж за сводного брата любимую дочурку. Надо будет аккуратно расспросить об этом позднее.

— Экмес, вели слугам принести столовые приборы для царя, — приказала Инанна стоявшей поодаль служанке, низко поклонившейся царю.

Нинурта присел на свободный стул, не став сгонять супругу с места во главе стола.

— Матушка сказала, что сейчас вы в поиске средств на отстройку городов.

— Царица предложила повременить с восстановлением памятников культурного и исторического наследия и сделать упор на жилые дома, — ввел его в курс разговора Син.

Нинурта выдержал паузу, глядя на нее, снова едва сдерживающуюся, чтобы не отвести встречный взгляд.

— Мы не можем лишить столицу подобающего облика. Экалати — символ силы и власти. Если город перестанет быть похож сам на себя, то народ в полной мере ощутит ту финансовую яму, в которую мы попали.

— У казны огромный долг перед кланами Ишидсур и Лахмаанар, — напомнил Син, отложив вилку и вытерев руки о салфетку. — Мы должны чем-то поступиться, чтобы они не тянули руки к трону.

— Осторожнее со словами, брат, — понизив голос, сказал Нинурта; у Инанны пропал аппетит от одного только его присутствия. — Как только мы наладим перевозку лесов с Земли, проблема жилья для населения будет решена.

— Дерево? — удивилась Инанна. — Дерево недолговечно. Вы думаете, жители не заметят, что вы отказались от их комфорта ради восстановления памятников культуры? Разве это разумно?

— Инанна, это временное жилье позволит нам отсрочить постройку нормальных домов, я не отхожу от основного плана.

— Эта временная мера может вызвать недовольство среди населения.

— Значит, их стоит убедить в том, что это делается для всеобщего блага, — упрямо гнул он свою линию, не замечая очевидного.

— Именно поэтому на площади четырех королей появится ваш памятник и будет он в разы больше остальных? Вы уже и так царь, и памятник не добавит вам величия, а только настроит нибируанцев против вас, — Инанна не сдержала сарказма, потому что и впрямь не понимала, как можно быть таким слепым к страданиям народа.

— Каждый царь, восходя на престол, ставит там памятник, и это нерушимая традиция.

— При всем моем уважении, мой царь, — неожиданно решил вступить советник, — царица права, это расточительство, которое может поднять среди ваших подданных волнения.

— Возможно, нам стоит применять дерево в государственных постройках, но жилые дома должны делаться из хороших материалов, — согласился и Син.

— Отец дело говорит. А давайте сделаем деревянным ваш памятник? — безобидно сыронизировала она, даже улыбнувшись, хотя, Нинурта точно знал, раньше бы она вложила в подобную фразу весь сарказм, на который была способна.

— Инанна, сейчас не время для шуток, — он подарил ей улыбку, намекающую, чтобы она заткнулась.

— А кто сказал, что я шучу?

Нинурта помрачнел. С каждым днем казна пустела, и из нее рекой утекали ниры, оставляя корону в долгах. В отстройку городов вложились все его кузены, братья и племянники, чтобы получить власть на Земле. Но были еще финансовые магнаты, от которых поступало основное финансирование, и их руки все крепче затягивали петлю на короне. Царствие Энлиля было недолгим и расточительным. И из-за этого теперь страдал Нинурта, ранее и отдаленно не представляя, в какую долговую яму сел его отец. Финансовые вливания в казну от кланов Ишидсур и Лахмаанар развязало им руки. Они наживались на кризисе, с дозволения царя обходя многие законы. Именно их продукция заполнила рынок, убрав конкурентов — отели, моллы, автомобили, фармацевтическая продукция — все это находилось теперь в их руках, чтобы они закрывали глаза на долги царской семьи.

— Я хочу съездить в Сахгалат, народу нужно участие царицы, и потом, глава клана Лахмаанар прислал приглашение на прием в честь своего пятисоттысячелетия… Мог бы и не праздновать в столь тяжелые времена, — задумчиво проговорила Инанна, назвав город, которому досталось больше всего. — Нибируанцы там ждут нашей помощи, они живут во временных жилищах или на улицах. Они потеряли все, и им нужна поддержка царской семьи.

— Вот об этом я и говорю, Инанна, — сказал Нинурта. — Первая партия древесины отправится именно туда. И это и впрямь хорошая идея оказать поддержку народу.

Нинурта покинул дворец после завтрака, отправившись в северную столицу — Цухал, чтобы обсудить с губернатором, какую помощь он может оказать, ведь Цухал практически не пострадал. Инанна, к вечеру выбившись из сил из-за постоянных переговоров и учебы, будто бы забыла о том, что скоро муж навестит ее. Вернувшись в свою спальню, она обнаружила множество подготовленных к ее ночи с царем свечей, а воздух был наполнен тонким ароматом роз, букет которых обнаружился на туалетном столике в спальне. Слуги застелили постель черным шелком и подвесили над кроватью оберег — янтарную подвеску с пчелой внутри, по древнему поверью помогающую женщине забеременеть. Конечно же, это была всего лишь безделушка, но нибируанцы свято чтили свои обряды. И даже в эпоху технологий сохранили все то, что было утрачено людьми на Земле в последние столетия.

Инанна неожиданно поперхнулась воздухом и, пошатнувшись, осела на пол.

— Царица, с вами все в порядке? Что случилось? — Сукхат, вторая фрейлина-мулатка, бросилась поднимать госпожу на ноги.

Инанна села на кровати, судорожно надавив на виски пальцами. Ее руки похолодели от внезапных воспоминаний о Земле. Она неожиданно для себя поняла, что помнит что-то такое удивительное, настолько отличающееся от традиций нибируанцев… Но нить воспоминаний оборвалась так же быстро, как и появилась. Единственное, что вынесла из внезапного всплеска Инанна — это то, что люди были совершенно другими. Она не могла этого объяснить. Она это просто знала.

— Царица, я должна позвать вдовствующую царицу или дворцового лекаря?

— Нет, все в порядке, я просто ужасно устала.

— Связано ли это с предстоящим визитом царя? — внимательная Сукхат, конечно же, заметила, как царицу трясет лишь от одного взгляда на мужа.

— Лишнее говоришь, — бросила Инанна, не глядя на нее. — Подготовь тот черный комплект, что царь привез мне с Земли.

— Да, Ваше Величество, — фрейлина с поклоном отошла и скрылась в гардеробной, оставив ее наедине с собой.

Инанна легла на подушки и закрыла глаза. Она все еще помнила то странное тепло от всплеска предыдущих воспоминаний о Мардуке. Воспоминания ее обрывались, приходили во снах, казались чередой бессвязных картинок и лишь изредка могли дать странные ощущения — яркие вспышки эмоций, кажущиеся несуразными. И это невероятное тепло по отношению к Мардуку пугало, но воспоминания все же восстанавливались — медленно, мало-помалу она все дальше продвигалась, желая поскорее раскрыть для себя их загадку. Нинхурсаг пичкала ее лекарствами для стимуляции работы мозга, однако вместо обещанных воспоминаний Инанна, напротив, перестала ощущать даже эмоции. Лекарства угнетали их.

Она не была дурой, но и бросаться с обвинениями на мать Нинурты не могла. Инанна продолжала делать вид, что принимает таблетки, но, конечно же, не делала этого. Когда Сукхат вернулась из гардеробной, неся в руках коробку белья с незнакомой надписью, Инанна попросила ее выйти, намереваясь переодеться самостоятельно.

Черное кружевное белье казалось совсем невесомым и мягким. В комплекте также были и чулки на подвязках — Нинурта, похоже, разбирался в таких вещах. Инанна, не понимая, зачем наряжается для него, вскрыла секретер, выудив оттуда бутылку бренди. Она нанесла темный макияж и прикрепила к волосам заколку в виде черного цветка, но затем сняла ее, зачем-то надев корону.

Нинурта вошел, обнаружив ее сидящей напротив зеркала с короной на голове. Прохлада вечернего ветра, врывающегося в распахнутые настежь двери балкона, была нипочем почти обнаженной девушке, но все же было заметно, что руки ее покрылись гусиной кожей.

— Мой царь, я думала, вы придете раньше, — проговорила она и попыталась улыбнуться, выпятив грудь вперед, томно глядя на него из отражения.

— Ты все-таки решила надеть корону, — усмехнулся он, сняв куртку и бросив ее на спинку свободного стула.

Инанна встала, но не обернулась к нему, словно демонстрируя прелести открывшегося сзади вида. Вряд ли подобное поведение супруги удивило бы еще несколько месяцев назад, однако сейчас это была другая женщина — женщина, которая боялась его как огня. Она встала и вытянулась на мысочках, демонстрируя красоту, которой щедро одарила ее природа. Но Нинурту трудно было ошеломить, ведь он знал любой изгиб ее тела, и знал, на что она была способна в постели. Инанна воистину была лучшей в мастерстве соблазнения мужчин — настолько же талантливой, насколько сумасшедшей. Однако сейчас в ней сидело дитя, которое он обидел в прошлом, и, признаться, сейчас она была еще опаснее, потому что Нинурта не знал, чего от нее ждать. Он подошел вплотную, стараясь отогнать от себя непрошеное чувство опасности, и по-хозяйски прижал ее к себе, обхватив бедра.

— Похоже, твои вкусы совсем не изменились, — глаза Инанны потемнели от осознания, что все повторялось вновь, только теперь Нинурта имел полное право обладать ею.

— В твоем голосе звучит усмешка, — он заключил ее грудь в ладони и прикоснулся губами к открытой шее.

— Расскажи мне, как я стала твоей царицей, неужели я была настолько жадной до власти, что готова была переступить через неприязнь? Между нами ведь никогда не было чувств, — констатировала она. — Есть некоторые воспоминания, которые сбивают меня с толку…

— Сегодня ты хочешь говорить о воспоминаниях, Инанна? Или попросту заговариваешь мне зубы? — его голос понизился, сделавшись чуть угрожающим. — Отбрось мысли, я обещал дать тебе месяц, и он закончился.

Она развернулась и присела на туалетный столик, раздвинув ноги, не собираясь отступать.

— Сложно принять то, что не помнишь. Но есть и то, что не дает мне покоя. И я надеюсь, что ты дашь мне ответ. Скажи мне, Нинурта, неужели я путалась с Мардуком?..

Он, сняв безрукавку, замер на месте, пытаясь понять, издевается ли она. Но нет, в серых глазах не было ни намека на ехидство, только лишь желание узнать ответ.

— Кто рассказал тебе об этом?.. — мрачно спросил он.

Инанна только покачала головой. В этом совершенно развратном комплекте белья она выглядела искусительницей, и она не отталкивала его, как месяц назад. Инанна была напугана потерей воспоминаний и собирала их обрывками эмоций.

— Я вспоминаю постепенно, но это слишком долгий процесс. Невзирая на то, что я едва ли могу вспомнить что-то хорошее, кроме того, что Мардук постоянно ругал меня за неподобающее поведение, у меня странное ощущение тепла из-за памяти о нем… Значит, я не ошибаюсь.

— Инанна, сейчас не самое лучшее время для подобных воспоминаний и разговоров, — с трудом сохраняя спокойствие, проговорил он, подцепив бретели ее лифа пальцами и потянув их вниз с плеч.

— Но никто не рассказывает мне о том, что происходило… — опустошенно сказала она и неожиданно обняла себя за плечи. — Словно происходило что-то из ряда вон выходящее…

— Сначала ты видела во мне угрозу, а теперь спасительную нить воспоминаний? — елейно спросил Нинурта. — Инанна, у тебя есть долг, разговор этот может подождать до завтрашнего утра.

Она посмотрела на него, едва скрывая неприязнь, скривившись от одного только его вида, словно у нее под носом устроили возню навозные мухи. Но потом Инанна будто бы расслабилась, что выглядело еще более неестественно.

— По крайней мере я получила ответ на свой вопрос, — она дотронулась до обнаженной груди Нинурты, покрытой редкой растительностью, пытаясь направить ощущения в нужное русло.

Пальцы ее были несмелыми и чуть подрагивали, но отнюдь не от желания. Нинурта никогда прежде не испытывал неудобств из-за того, что боится спугнуть женщину, тем более Инанну. Сейчас же она выглядела хрупкой, испуганной. Корона, весьма подходящая к комплекту белья, отнюдь не делала ее царицей. Ее долг в продолжении рода — именно то, чего она так боялась, и Нинурта неожиданно ощутил чуждые, непривычные эмоции — чувство вины. Он стал одной из первопричин чудовищных метаморфоз ее сознания. Возможно, именно Нинурта своими руками подтолкнул ее к кузену, вынудил вспыхнуть те чувства, появившиеся при странном стечении обстоятельств. Мардук, как настоящий мужчина, встал на ее защиту, превратился для нее в героя — героя, в которого Инанна влюбилась без оглядки.

Сложно было представить то, что она не помнила даже этого, но зато она вспоминала треклятые чувства к Мардуку. Стоило ли ждать проблем? Стоило ли рассказывать ей, что она сама творила, когда их отношения разладились? Нинурта не знал всей истории, но он знал одно — по решению царя Инанна должна была достаться младшему брату Мардука — Думузи… И Нинурта сам приложил к этому руку.

— Может, не будешь стоять, как истукан? — она поднялась со стола и, сняв корону, небрежно бросила ее в бархатную коробку.

Пытаясь вести себя раскованней, она будто и впрямь на миг стала той Инанной, которой была последние тысячи лет, но то был лишь фасад. Потянув супруга за руку в сторону спальни, она скрыла от себя самой всепоглощающее чувство страха перед его прикосновениями. Инанна всегда казалась умнее своих лет, и даже сейчас она нашла в себе силы перестать кукситься, понимая, что это всего лишь секс, который поможет ей зачать наследника.

Она усадила его на кровать, а сама села сверху, обхватив его оголенный торс в кольцо ног. Ее поцелуи в висок, спускающиеся ниже, казались совсем невинными, но набирали страсть, приближаясь к губам. Она довольно резко подняла его за подбородок и впилась в его губы поцелуем, в котором была заключена великая безысходность.

И когда Нинурта крепче сжал ее бедра, теснее прижав к себе, она даже подавила легкий вздох, откинув голову назад. Черный кружевной лиф был отброшен на пол. Нинхурсаг и Ито провели потрясающую работу над ней, на которой после того происшествия не осталось ни одного живого места. Теперь ее кожа казалась еще более прекрасной и, наверное, неестественно сияющей в мягком свете свечей. Ни одного изъяна, ни одного упоминания о том, что с ней случилось…

Инанна толкнула Нинурту, и когда он расслабленно лег, позволив ей взять дело в свои руки, ему на миг показалось, что это совсем другая женщина. Он не знал Инанну такой — нежной и кроткой, но в то же время страстной и настойчивой. Она всегда вела себя иначе — доводила до исступления своей жестокостью, кричала, желая боли. Но сейчас все было иначе… Она только лишь ласкала его, тихо постанывая, целовала, хотя он этого не ждал. Не помня себя прежней, она стала обычной девушкой, податливой и мягкой. Наложницы всегда старались удовлетворить своего господина, они и впрямь были воспитаны в поклонении ему и вели себя соответственно. Он будто бы забыл о том, какими могут быть незнакомки, по собственному желанию оказавшиеся в его постели и будто бы на миг забыл, как эта «незнакомка» его ненавидит.

Инанна не позволила быть сзади, сохраняя визуальный контакт, и Нинурта вспомнил, как когда-то он брал её точно племенную кобылу, не заботясь о ее чувствах. Кажется, тогда он попросту обезумел от желания обладать ею — самой красивой женщиной Земли и Нибиру, в разные времена олицетворявшей богинь красоты, плодородия и любви.

Нинурта крепко прижал ее к себе в последнем глухом стоне. Дыша, как загнанный зверь, он знал, что в такие моменты его сердце отбивает такой бешеный ритм, что Инанна наверняка чувствует это. Лежа под ним, она, напротив, будто бы не дыша, замерла. А потом Инанна просто поднялась и, захватив халат, вышла на балкон, выудив из секретера в гостиной бутылку бренди.

Во время действа Нинурта бы ни за что не подумал, что может быть ей противен настолько, что первой мыслью после после секса у нее будет напиться. Он ведь не был бесчувственным и, несомненно, знал, как доставить женщине удовольствие. Однако женщины не покидали его постель первыми, обычно уходил он.

Нинурта настолько устал, что отпустил все мысли, погрузившись в сон без сновидений, а когда проснулся, она была рядом, спала на краю кровати, отвернувшись и стараясь не касаться своего царя. Глядя на ее растрепанную макушку, он внезапно вспомнил о Ребекке, застреленной его рукой. Спасая мужа, она пошла на смерть, не дрогнув и не испугавшись. И как бы Нинурта ни старался игнорировать чувства, но ему было, несомненно, жаль эту девушку. Ребекка была сильной и верной своим идеалам, она подняла восстание, собрав анкийский флот за какие-то семь лет прямо у него под носом. Ужасное ощущение того, что женщина, лежащая с ним в одной постели, была теперь похожа на нее не только внешне, но и внутренне, обращало равнодушие к Инанне в нечто новое и незнакомое. Эта Инанна, как говорила Нинхурсаг, была солнцем Египта, а Ребекка — солнцем, освещающим всю Землю...

...Инанна повернулась к нему, почувствовав взгляд — ну, конечно же, она не спала. Как вообще можно уснуть в постели с врагом? Именно так считало ее сердце, хотя разум говорил об обратном. В конце концов, пересилив себя, она смогла заняться любовью со своим мужем вопреки ненависти, и это не оказалось чем-то отвратительным. Нинурта не был груб, как и обещал, напротив, в его прикосновениях даже была нежность — вероятно, невзирая на свое царственное положение, он отказался от подлости взять ее против ее воли. Неужели за эти пять тысяч лет их отношения изменились настолько, что и он перестал быть чудовищем? И Инанна сделала неожиданное, пытаясь понять, что же в самом деле происходило между ними за эти пять тысяч лет — она прильнула к нему и он распахнул объятия, повинуясь моменту.

— Теперь ты мне расскажешь о том, что действительно происходило пять тысяч лет назад? — спросила она, устроив на его груди голову.

— Нет, — коротко ответил он, не собираясь ничего объяснять. — Это не стоит твоего внимания. А теперь спи…

Нинурта услышал только как она недовольно выдохнула в ответ, но, повиновавшись, затихла, не став осыпать его вопросами. Он знал, что первым делом с утра навестит Нинхурсаг, чтобы сообщить о том, что Инанна начинает вспоминать то, что не нужно, и попросить о том, чтобы мать с этим что-то сделала… Нинурту не сильно волновал вопрос о том, вспомнит ли она Мардука или свое сумасшествие, хотя, несомненно, такая Инанна была ему более приятна и понятна. Она не должна была вспомнить, кто на самом деле убил Энлиля. Лишние свидетели ни к чему…