Исход земной цивилизации. Апокалипсис (гет)

Двери поезда открылись не сразу, словно машинист не мог решиться выпустить царицу на пустынную станцию. Сплошь отделанная стеклом, зеркалами и полированным камнем, станция казалась лабиринтом. На Инанну смотрело сразу несколько ее отражений. В иное время она бы просто залюбовалась собой, хотя вуаль, конечно, скрывала ее красоту, но сейчас… Инанне в каждом отражении виделась чужая, незнакомая женщина. Ребекка, ставшая ее проклятием.

— Все в порядке? — спросила Мара осторожно, когда царица остановилась возле одного из зеркал.

Инанна хотела было что-то сказать, но, бросив взгляд в отражение на Мару, на чьем лице искусным гримом располагались красные пятна, имитирующие проказу, она неожиданно закричала:

— Ложись!

Тотчас бесшумно над их головами мелькнул лазерный заряд, который, попав в зеркало, ушёл в сторону. Словно шальная пуля, луч стал метаться, хаотично отражаясь от зеркальных поверхностей, будто и не ища цели, пока не встретился со стенкой вагона, оставив в ней дыру с черными обуглившимися краями. Нападающий так и не появился в поле зрения, однако повторных выстрелов не последовало.

— Царица, лежать! — голос стража грохотом ворвался в уши.

— Я и так лежу, идиот! — воскликнула Инанна, вжимаясь в пол ниже.

Мара нависала над ней, защищая собственным телом; случись это раньше, она была бы рада, если бы Инанну убили. Но отныне, зная кто перед ней, Мара инстинктивно защищала даже не Ребекку МакГрегор, а важную персону анкийского сообщества — госпожу канцлера. Ребекка, как и Анкиа, уже давно стала надеждой для всего человечества и даже куда большей, чем ее муж.

Вдали послышались шорохи, вскрик и свист, рассекающей воздух стали. Неужели мечи? Инанна уловила в мельтешении отражений, то тут, то там, двоих в масках. Они дрались между собой, и оба явно были не стражниками.

— Опусти оружие, если не хочешь, чтобы кого-нибудь из нас зацепило! — рявкнула Инанна, когда нибируанец из ее телохранителей прицелился, намереваясь снять одну из целей. — Кто-то из них на нашей стороне!

В зеркальных колоннах мелькали тысячи теней и отражений, после ловкого взмаха мечом пластиковая светящаяся надпись с названием станции заискрила и часть ее отвалилась. Дерущиеся явно были мужчиной и женщиной, и в конечном итоге мужчина стал побеждать выносливостью.

Мгновение, и женщина лежит на полу, у ее горла меч, за маской не видно, напугана она или нет. Мужчина медлит, и это промедление может стоить ему жизни.

Ловко извернувшись, женщина скинула его с себя и, словно темная летучая мышь, понеслась во весь опор к выходу со станции. Стражник вновь направил оружие на неторопливо поднявшегося незнакомца. Тот оставил меч лежать на полу и отбросил бластер, подняв руки вверх.

— Ваше Величество, я на вашей стороне. Угроза миновала, — сказал он, но стража не опустила оружия, а Инанне потребовалось несколько секунд на приказ:

— Сними маску, и тогда я решу, стоит ли тебе верить, — в ее голосе чувствовалась власть.

Когда он занес ладонь к затылку, чтобы снять полностью скрывающую голову маску, один из стражников выступил вперед, защищая Инанну. Светлые волосы незнакомца, завязанные в хвост, растрепались. Инанна не сразу узнала его, так как видела единожды, да и то мельком. Но не успела она ничего сказать, как Мара, набросившись на одного из стражников, без труда сломала ему шею, словно та была сухой ветошью. Второй стражник растерялся всего на миг, но нибируанцу, спасшему царицу от нападения, хватило и этого, чтобы выхватить спрятанный под манжетой запястья нож и воткнуть ему в шею.

Инанна не шелохнулась, глядя на то, как, захлебываясь кровью, стражник осел на пол. Она гневно смотрела на Мару и нового знакомого, отчего-то не боясь, что следующей может стать она.

— Это были самые преданные стражники моего отца! — воскликнула она с досадой, но отнюдь не испугавшись вида чьей-то смерти. — Мара, зачем? А ты, — прорычла в сторону мужчины, — объясни что здесь происходит, и кто была та женщина!

— После необдуманного побега из Бад-Тибира вы еще можете спрашивать об этом, Ваше Величество? — не остался в долгу он, а затем спокойно присел на корточки, чтобы вытереть окровавленный нож об одежду мертвого стража. — Как вы могли пренебречь собственной безопасностью и прибыть в Тель-Авив в сопровождении жалких двух телохранителей и фрейлины? Мара, иди проведай обстановку снаружи. Здесь находиться нам не стоит. Скоро сюда прибудет подкрепление от царя.

Мара, бросив на него недовольный взгляд, однако, поспешила к выходу, исполняя приказ.

Инанна, словно обиженный ребенок, сложила руки на груди, требуя ответов. Она с презрением смотрела на нибируанца, так похожего на Эльгиса Лахмаанара. Харука недавно сказала, что озвучивать предположение о подобном сходстве не стоит.

— Сейчас же объясни мне, как ты, сын рода Ишидсур, связан с Александром?!

На лице мужчины проступило удивление.

— Александром? — в голосе не слышалось узнавания. — Ах да, земное имя Мардука, — протянул он, но затем, нагло схватив Инанну под руку, потащил ее к выходу со станции. — Этот разговор лучше отложить до более подходящего места.

Инанна пыталась вырваться, но крепкий нибируанец будто и не замечал этого.

— Ты отпустил женщину, пытавшуюся меня убить. Думаешь, я не поняла этого? Как мне тебе верить? Кто она?

Он неожиданно остановился, и Инанна едва не запуталась в подоле длинной юбки.

— Та, чьего отца Ваше Величество изволило убить на Дне поминания предков! — рявкнул он строго. — Та, что отныне целью своей жизни ставит месть за гибель любимого отца. Вы своими необдуманными действиями сделали из крепкого союзника злейшего врага.

— Се… Сешмуна? — Инанна не успела обомлеть, когда ее вновь поволокли вверх по неработающему эскалатору. — Как она посмела? Откуда она…

— Вы думали никто не заметил, что на самом деле произошло? Ваше необдуманное и радикальное решение остудить жажду власти клана Лахмаанар создало вам огромную проблему.

Инанна запыхалась, следуя за нибируанцем, имени которого она даже не знала, хотя, учитывая тесноту их сотрудничества, могла бы и поинтересоваться. Но с Ишидсурами имел дело только Нинурта.

Вскоре показался дневной свет. Небо над городом заволокло грозовыми тучами, обрушивающимися громом на пустынные улицы незнакомого района. Они вышли из гаража, коим снаружи оказалась станция. Ничем не примечательная побуревшая от времени дверь, казалось, не может скрывать за собой современный метрополитен.

— Комендантский час, нам лучше поскорее убраться отсюда, — отрапортовала показавшаяся из-за поворота Мара. — Стражники снуют по соседней улице, везде камеры.

— Камеры — не проблема, — сказала Инанна сосредоточившись; словно паутину, она чувствовала окутавшую город сеть видеонаблюдения, и она уже знала, что делать, словно всегда была увлечена компьютерной наукой; эти знания достались ей вместе с памятью Ребекки МакГрегор — весьма ценное приобретение. — Твое имя?

— Шеду, Ваше Величество, — бросил нибируанец коротко, и в голосе его промелькнула тень удивления. — Идем.

Шеду развернул трехмерную карту в коммуникаторе и повел их на запад. Инанну преследовало ощущение, что ей знакомы эти места. Заброшенный торговый центр, в витринах — грудой сваленные друг на друга трупы манекенов без одежды. Покосившийся и навсегда потухший светофор, знакомая опустевшая пекарня поодаль. В голове промелькнуло название — Дизенгофф, и Инанна нашла подтверждение догадке, увидев несколько сохранившихся букв на фасаде торгового центра. Отныне она владела до этого неизвестными ей земными языками — теми, что знала Ребекка МакГрегор.

— Как ты так быстро оказался здесь, Шеду? — не покидало Инанну чувство тревоги.

— На вашу удачу у меня были дела в штабе Ито, и я был ближайшим, кто мог откликнуться на сообщение Мары.

— И с каких это пор у тебя, Мара, прямая связь с повстанцами? — Инанна ощущала, что ее дурят буквально на каждом шагу.

— Ваша защита теперь моя основная задача, это приказ господина, — не без раздражения бросила Мара; она рывком оторвала край длинного платья, чтобы было удобнее идти. — Нас подберут на Хаяркон, там есть подземный тоннель, уходящий вглубь страны. Стоит поторопиться, пока нас не заметили.

Мара резко замерла и вытянула вбок руку, остановив спутников. С соседней улицы слышались голоса. Патруль переговаривался по рации.

— Наша удача, что эта часть города практически опустела после бомбежки, — продолжила шепотом она, когда стражники исчезли.

В подтверждение ее словам впереди оказались разрушенные здания, где-то оставались несущие стены, но за выбитыми окнами виднелось небо и завалы.

Им приходилось перелезать через груды камней, Инанна со смесью тоски и разочарования заметила запылившийся порванный выцветший флаг цветов радуги, висящий на краю покосившегося балкона. Впереди, сливаясь с черно-синим грозовым горизонтом, виднелось море. В такую погоду оно казалось даже светлее, и потому создавалось впечатление, что верх стал низом, а низ верхом. Волны, словно кашалоты хвостами, били по берегу. Вода доплёскивала практически до променада и затягивалась обратно в море.

И вновь Инанна ощутила странное беспокойство и тоску при виде разрушений, что принесла в земной мир последняя битва анкийцев и нибируанцев.

— Царица, куда вы? Не выходите на открытое пространство, — предостерегла Мара, когда они, прислушиваясь к каждому шороху, уже шли по некогда наполненной гулом моторов и разговорами пешеходов улице Хаяркон.

— Они смогут быть только через полчаса, — сообщил Шеду. — Нам следует где-нибудь спрятаться.

— Я знаю, куда пойти, — неожиданно сказала Инанна и устремилась вперед, вновь наплевав на собственную безопасность.

Вдали за отелями Шератон и Херодс, в котором на верхних этажах, словно птица с раненым крылом, застрял подбитый истребитель, виднелась крыша круглого одноэтажного здания. Оно и девять лет назад не отличалось чистотой и новизной, но сейчас выглядело и вовсе плачевно. От стеклянного фасада осталась лишь третья часть. На площади вокруг росли деревья и кусты, и теперь они заполонили практически все пространство. Городские власти до прихода нибируанцев не успели провести старую площадь в порядок.

— Куда вы нас ведете, Ваше Величество? — спросил Шеду.

Инанна возликовала, увидев, что здание справа от бывшего стрип-клуба, к которому она целенаправленно шла, осталось нетронутым бомбежкой. Конечно, от панорамного окна с видом на море ничего не осталось, однако квартирный дом был цел. С каким-то щенячьим восторгом и ощущением ностальгии, Инанна, подобрав длинную юбку, взлетела по лестнице вверх на четвертый, последний этаж. Дверь оказалась распахнута, не было сомнений, что мародеры уже давно избавили это место от ценных вещей.

Инанна замерла, увидев старый запылившийся диван. Ближайшие к окну подушки были в осколках стекла. Дверь опустевшего холодильника оказалась открыта, потолок пересекали бурые разводы лопнувшей водопроводной трубы. Облупившаяся краска лоскутами лежала возле плинтусов. Но это был дом, ее дом, дом Ребекки — такой чужой и изменившийся, но родной, отчего на сердце заскребла боль. Инанна, сморгнув слезу, прошла на смежную кухню и, открыв ящик под мойкой с удивлением обнаружила нетронутую мародерами бутылку джина. Внутри нее моментально потеплело. Оставалось только удивляться, как память вытаскивает на поверхность подобные мелочи. Продолжая сопротивляться знанию о том, что она является Ребеккой МакГрегор, Инанна все больше понимала, что разум ее постепенно приходит к осознанию неизбежного. И хотя она все еще хранила теплые чувства к Нинурте, который после ее чудесного воскрешения стал ближе, чем кто-либо другой, она также понимала, что Нибиру более не может называться ее домом, а царская семья — родной.

Стерев с бутылки слой пыли, Инанна достала единственную сохранившуюся кружку из шкафа с посудой. Протерев ее тканью юбки, она, не предложив остальным, налила себе джина и, сорвав с лица вуаль, выпила до дна — безо льда, без лимона и тоника. Джин обжег горло, но тут же подействовал расслабляюще.

— Что это за место? — спросил Шеду, оглядев холодильник, на двери которого висело две фотографии; на одном из снимков была запечатлена пара улыбающихся молодых людей в солнечных очках, а также стояла дата — 5 июня 2016 года. — Неужели это… Никогда не видел бывшего канцлера Земли воочию, однако могу сказать, что сходство просто поразительное! Это ее квартира?

Инанна взглянула на снимок, узнав в парне, которого она обнимала, Бена Новака. Кажется, те дни были для нее счастливыми. Она вдруг впервые поняла, что сочла эти воспоминания собственными. Возможно, обстановка знакомой квартиры влияла на нее подобным образом, а быть может, смирение, с каким в последние дни воспринимались врывающиеся в сознание обрывки прошлого Ребекки.

— А Мардук не сказал? — Инанна обратила взгляд на Мару, но та не подала ни единого предупреждающего сигнала; прислонившись к столешнице, Инанна плеснула себе еще джина, но затем, помедлив, протянула кружку новому знакомому, только сейчас обнаружив скол на донышке. — А у тебя не возникло вопроса, почему он так отчаянно защищает царицу нибируанскую и супругу своего заклятого врага? — она усмехнулась и выпила, так как гость проигнорировал протянутую кружку. — Именно сейчас тебе выпал шанс воочию встретиться с бывшим канцлером Земли. Я не Инанна, меня зовут Ребекка МакГрегор, и я жена Мардука, — Инанне были свойственны пафос и театральность, и она вложила в последнюю фразу весь свой актерский потенциал, не хватало только исполнить шутовской поклон, вот только отчего на душе вдруг стало так мерзко?

Шеду молча смотрел на Инанну — без вуали на ее лице виднелись красные пятна, обещающие вскоре превратиться в нарывы. Но это ничуть не портило ее красоты, достаточно было немного пудры, чтобы скрыть недостаток. Убрав за ухо выбившиеся из хвоста волосы, Шеду не выказал ни единого намека на удивление.

— Теперь все становится на свои места. Однако в то же время путается все больше, — он смотрел в ее покрасневшие от первого хмеля глаза. — Каким образом вы стали царицей Нибиру, Ребекка? Не думаю, что Нинурта бы смог терпеть подле себя жену ненавистного кузена, учитывая их натянутые отношения.

Это было впервые, когда кто-то, кроме Александра, принесшего подобную весть, назвал ее Ребеккой. И это имя впервые не прозвучало чужеродно, неприятно.

— Это очень долгая история, мой друг, — донесся от двери знакомый голос.

Инанна выглянула из-за холодильника в прихожую, и сердце ее пропустило удар. В дверях стоял Мардук, и вид его в этой квартире вновь вызвал у нее волну теплой ностальгии. Казалось, так было всегда. И сегодня он пришел сюда, словно в их общий дом.

— Мардук… — неуверенно произнесла она, но, сделав шаг, замерла в нерешительности, ведь все еще не могла считать себя той, кого он в действительности любил.

— Инанна? — произнес он, хотя наверняка хотел назвать имя горячо любимой жены.

И это почему-то обидело ее, словно нож в сердце, она так и не сделала шага навстречу.

— Шеду, Мара, оставьте нас ненадолго, пожалуйста, — не в приказном тоне, словно друзей, попросил он, понимая, что лишние уши здесь ни к чему.

Шеду, конечно же, переполняли вопросы, но, понимая, что возлюбленным нужно время наедине, оба вышли из квартиры и закрыли дверь.

— Нинурта будет искать меня, — зачем-то сообщила Инанна, не зная, что сказать.

Несколько метров между ними казались непреодолимой пропастью, как и молчание, повисшее после последней реплики.

— Ты все еще считаешь себя ею… — заключил Александр, зная, что надо двигаться дальше и как-то продолжить этот разговор.

— Я запуталась, — коротко ответила она и, не в силах более выдерживать его взгляд, плеснула себе еще джина, словно алкоголь мог помочь заглушить очевидное чувство неловкости.

— И тем не менее, ты почему-то пришла сюда, Инанна, в эту квартиру.

— Я не могу этого объяснить. Но я знаю здесь каждую улицу, а в квартире… — она потянулась к верхней полке и извлекла оттуда заначку в виде пыльной запечатанной пачки вога. — Подобные мелочи.

— Всегда осуждал Ребекку за курение, — отделив две ее сущности, Александр говорил о жене в третьем лице.

— Она курила довольно редко, — также в третьем лице сказала Инанна. — У нее было мало пагубных привычек.

— Пристрастие к джину и редкие перекуры… — заметил он, покосившись на кружку в ее руках.

— Единственное, что сохранилось из старых запасов, — она понурила голову, словно пристыженная невольным пьянством. — Скажи мне, как в моем сознании могут уживаться воспоминания двух душ?

Инанна понимала, что подобная фраза могла звучать только из уст Ребекки, так как нибируанцы не применяли к себе подобного определения — душа. Вернее, они использовали это, воспитывая в древних людях веру в загробную жизнь.

Взгляд Александра смягчился, ведь он тоже понял это.

— Кто ты сейчас? Инанна или Ребекка? — спросил он, все еще опасаясь подойти ближе.

— Я не знаю, Александр, — ответила она спустя паузу. — Мне становится все труднее определить, какие воспоминания нужно считать настоящими. Я помню, как обнимала тебя в Вавилоне всякий раз, когда ты казался мне уставшим, я помню, как ты предпочел мне Набу и Сарпанит… — на этих словах взгляд ее на миг ожесточился. — Но также я с теплом вспоминаю тот вечер в грузинском ресторане перед моим первым полетом на Лахму. Как ты целовал меня, и я дрожала от зимнего холода Иерусалима. Я люблю тебя, кем бы я не была, Александр, но боюсь, даже если когда-нибудь воспоминания Ребекки заставят меня ощутить себя ею, то во мне все равно будет жить и Инанна. И те последние тысячи лет после нашего расставания показывают мне, во что я превратилась… Какой жестокой я стала.

— Твоя жестокость надумана, Инанна. Ведь именно ты помогла Сарпанит вытащить меня из пирамиды, — неожиданно произнес он, еще не зная так ли это на самом деле.

Ее глаза сказали ему всю правду. Инанна никогда не причиняла ему вреда. Она стала жестокой с другими. Даже заточение в ее казематах несколько лет назад едва ли можно было назвать наказанием. Это была защита от окружающего мира.

— Я знаю, что ты меня опасаешься. Что даже будучи уверенным, что я Ребекка, ты знаешь, кем я себя помню. Но, Мардук, — снова назвала она его настоящим именем, — я отдала за тебя свою жизнь… — Инанна не заметила, как заплакала, и что за слезами перестала видеть его. — И что все эти тысячелетия вдали от тебя, даже уверенная, что ты погиб, я ни на секунду не переставала любить тебя! Я — Инанна, и я не могу изменить того, что сотворили со мной Ито и Нинхурсаг, и… Тебе придется принять меня той, кем я являюсь сейчас или же больше никогда не появляйся передо мной.

Он оказался напротив в долю секунды, чтобы заключить ее трясущиеся ладони в свои, что поцеловать в щеку, лоб, коснуться ее скул пальцами и наконец заключить в крепкие объятия. Он так скучал по женщине, которую любил всем сердцем. Он скучал по Ребекке и более не намеревался совершать ошибок, которые совершил с Инанной. Он пытался понять, как в одном теле, как она это назвала, могло ужиться две души.

И Александру пришлось отпустить страх, недоверие и предрассудки, ведь Инанна, Ребекка была права, ему придется либо принять ее, либо отпустить. После всей боли, что он причинил ей, он едва ли вообще мог винить ее в чем-то.

— Сколько раз, прикрываясь жестокостью ты спасала меня? — спросил он, будто только сейчас осознав, что все, что она творила, было лишь маской несогласия с решениями царской семьи.

— Столько же раз, сколько раз я притворилась безумной, Мардук! И мне приходилось притворяться верной Энлилю и посылать стражей на твою защиту. Ты понятия не имеешь, сколько раз они пытались тебя убить! И даже когда я вернулась на Землю после четырехтысячелетнего отсутствия, я и не думала убивать тебя, я просто хотела побыть рядом с тобой… Даже прикинулась Ребеккой, — завыла она, шмыгая носом куда-то в складки его одежды, но затем, чуть отстранившись и оттолкнув его, Инанна буквально закричала, что было опасно, учитывая, где они находились. — Мне пришлось поставить на колени всю Землю, весь Инд и Шумер, чтобы ты смог вернуться из западных земель! Но ты был слишком поглощен враждой с Нинуртой, чтобы заметить это. Я ненавидела тебя за то, что ты забыл меня, за то, что ты не видел, какой сильной я стала, и все было только ради одного тебя! — кулаки ее стали сжиматься в гневе, выплескивая все накопленное за тысячелетия. — А потом Нергал и Нинурта уничтожили все живое на континенте и сочли тебя погибшим в Содоме и Гомморе. И ты вновь оставил меня одну среди всех этих жадных до власти подонков! — лицо Инанны пылало, она совсем не думала о том, что сказала уже достаточно и пора взять себя в руки и остановиться. — А когда я вернулась на Землю, я обнаружила, что ты женат на женщине с моим лицом, на той, кого я возненавидела всей душой с первой секунды! Ох, как я была зла, как разочарована и обижена! Как ты мог так поступить со мной в который раз?!.. И я вновь спасла тебя от голода и заточения в тюрьме… О, Великий Ану, зачем же я сделала это?.. Ты… Ты даже не понял этого, сочтя извращением…

Она более не смогла сказать ни слова, горло сдавило, но слезы, напротив, высохли. И ей отнюдь не стало легче, все тяжелые воспоминания, связанные с эгоизмом Мардука навалились на нее с новой силой…

— …И, черт… возьми, — невольно проикала она довольно земную фразу, не заметив, как перешла на иврит. — Теперь ты говоришь… мне, что я та, кого ненавижу всей душой! Ты не имеешь права ненавидеть меня, Инанну… Поэтому, тебе придется принять меня, да… Именно такой, какая я есть сейчас и вымаливать прощение за все свои ошибки! — взвизгнула она на последней фразе.

Александр стоял, словно громом пораженный. Нинурта всегда был прав, именно он сделал ее такой, он сделал ее монстром, и именно из-за его ошибок сознание ее перевернулось. Александр никогда не думал, насколько сильно был виноват перед ней, и в злобе своей обвинял ее во всех своих грехах. Но она не сломалась, Инанна стала сильной, сильной настолько, что во многом превзошла даже Нинурту, превратив страсть того в ненависть и зависть. Воистину только ей дано было стать царицей Нибиру, и Энлиль не ошибся, выбрав ее женою своего сына.

— Эльгис Лахмаанар с моей подачи помог Энки обмануть навигацию Нибиру… Я позволила вам вторгнуться на Нибиру… — сказала Инанна, вновь открывая все новые и новые свои поступки. — Я с самого начала знала, что вы начнете битву. И я, сумасшедшая, специально надела костюм канцлера, в конечном итоге надеясь заменить Ребекку рядом с тобой… Я хотела бросить всю Вселенную к твоим ногам… Но все пошло не так… — она едва ли соображала, что только что открыла все свои коварные планы, и что доселе скрытые воспоминания возвращались с новой силой. — Бионики Ито не должны были покинуть Лахму! Я умерла, защищая тебя… Я помню последний миг своей жизни, Александр… Там, за порогом нет ничего… Ни воспоминаний, ни темноты, ничего! И в нашей вражде нет смысла…

Она несла уже абсолютную чушь. Инанна выдохлась, не понимала, что происходит, но продолжала злиться на него за слепоту и эгоизм. Александр вновь не решался подойти к ней, думая, что в таком состоянии она способна даже убить его. Он был раздавлен всеми этими признаниями, разочарован в себе и вряд ли могли бы найтись слова, способные отразить всю полноту его чувств.

Она смотрела на него своими большими серыми глазами, столь же прекрасная, как и прежде, израненная его безразличием женщина, любить которую он не имел права. Александр смог лишь опуститься перед ней на колени и склонить голову, не зная, как просить прощения за все, что он натворил. Инанна стала для него прообразом зла и сумасшествия, и он никогда не думал, что это лишь фасад. И пускай она не помнила части своей жизни, но она не выглядела сумасшедшей. Александр теперь не знал, как к ней относиться. Две его любимых в разные времена женщины слились в единое целое. И теперь ему придется держать ответ перед той, третьей, что образовалась взамен Ребекки и Инанны, той, что знала все о его нынешней и прошлой жизни и делала свои выводы. Она, словно судья всех его ошибок, уже не шла вслед за слепой любовью и всепрощением, она взвешивала и понимала, что вина лежала только лишь на нем одном…

— Прости… — с трудом выдавил он, стоя перед ней с открытой душой, словно только сейчас на него навалилось осознание всех ее слез и его ошибок. — Прости меня за все, что я сделал. Я был слеп и равнодушен к твоей боли, Инанна. Прости меня, Ребекка, что я втянул тебя в свою жизнь…

Сейчас он ронял слезы, признавая вину, и эти слезы были самыми сокровенными и настоящими. Впервые за все время он отбросил прочь мысли, переживания и эгоизм, о котором даже не подозревал. Он был открыт перед ней, чист и светел, словно дитя, только появившееся на свет.

— Увы… — горько коротко прозвучало в ответ; Инанна смогла продолжить не сразу, равно как и не смогла простить его, чьим словам не было веры. — Люцифер, — отчего-то вспомнила она прообраз Сатаны, с коим связывали его люди, — твое зло в том, что ты не можешь осознать своих ошибок в полной мере…

Она даже не понимала, что в ней говорили обе ее личности. Все еще считая себя Инанной, она продолжала использовать слова, которые были более свойственны Ребекке. То, что сделали с ней Ито и Нинхурсаг имело ужасающие последствия. Александр совершал множество ошибок и с Ребеккой, и теперь женщина перед ним знала о каждой. Убеждая молить о прощении она в конечном итоге не могла простить его, как бы не старалась.

Ненависть к Инанне куда-то испарилась, она растаяла под гнетом всех ее признаний и открыла ему прежнюю нежную девушку, которую он против воли родственников осмелился полюбить пять с половиной тысяч лет назад. Его амбиции и эгоизм не сломали, а возвысили ее. Теперь Инанна стала нибируанской царицей, пускай и в планах ее было совсем другое.

Он стоял на коленях с опущенной головой и ее молчание стало еще тяжелее, нежели попытки обвинить его и оправдать себя. Вне сомнений, и она совершила много зла, но теперь это зло казалось оправданным и более не выглядело столь ужасающим. Отпустив свою ненависть, Мардук уже и не мог вспомнить, за что так яростно ненавидел ее всего несколько минут назад.

Ее рука легла ему на макушку, пальцы деревянно захватили волосы, царапая ногтями кожу, но затем расслабились, и прикосновения стали мягче. Она чуть склонилась, захватив его подбородок, и потянула вверх, вынуждая встать. Ее глаза были красны, но более не отражали всепоглощающей ярости.

Они стояли друг напротив друга в немом разговоре взглядов, в тугом молчании; Александр ждал от нее первого шага, ведь не имел права сделать его сам. Он не заслуживал прощения, но стремился к нему, стремился к ней, кем бы сейчас она не являлась. Отпустив ненависть к Инанне, он вдруг осознал, что никогда не переставал любить ее, и нашел утешение в Ребекке, смог полюбить другую только потому, что она была так на нее похожа.

Ладони Инанны лежали на его плечах, укрытых металлическими латами защитного костюма, казалось, в напряжении она может погнуть пластины, словно тонкую алюминиевую ложку. И когда Инанна подалась вперед, чтобы обнять его, сердце Мардука на миг остановилось, он почувствовал новый прилив вины за то, что она вновь простила его. Спустя долгие тысячелетия вражды она снова простила его и приняла в теплые объятия.

— Я больше никогда не отпущу твоей руки, Инанна, — сказал он шепотом, словно потерял голос; его руки крепко сомкнулись на ее спине. — Кем бы ты не была сейчас, я буду любить тебя, ведь я поклялся на нашей свадьбе.

Он поднес их руки к лицу, и в этот момент загорелись два непохожих друг на друга знака — уджат на ладони Мардука, и красный грифон, символ Нинурты на тыльной стороне ее ладони.

— Какая бессмысленная ложь, — он коснулся поцелуем кожи, где алым огнем светился отнюдь не его знак, и внезапно что-то начало происходить.

Инанна смотрела во все глаза, как линии грифона становятся блеклыми и взамен них кожу начинает охватывать новое сияние — око Ра прорисовывалось белым, чуть голубоватым свечением, открывая очевидную истину.

— Ты моя законная жена, как мы когда-то мечтали, — Мардук вновь коснулся губами теперь уже своего символа.

Инанна несмело улыбнулась и, почувствовав всплеск энергии, неожиданно отшатнулась, увидев, как перед глазами замелькали картины прошлого. Память Ребекки МакГрегор вспыхнула в сознании — все самые счастливые моменты вместе: как Александр, не сумевший побороть страсти, появился в ее комнате в Нью-Бабили, его нежные объятия на Лахму после разлуки в несколько месяцев. Его счастливое лицо, когда он давал клятву верности во время брачного ритуала.

И впервые за всё время, когда память Ребекки стала настигать ее, Инанна и впрямь почувствовала себя ею. Виною тому была пробуждающая энергия уджата и всепоглощающая любовь, которую она сдерживала все последние месяцы. Любовь исцеляла разум, соединяя его в единое целое, возвращая все на свои места. Словно сработал некий переключатель, и воспоминания, принадлежавшие Инанне, неожиданно отошли на задний план, вырывая из плена сознания ту, кем она являлась на самом деле.

— Что ты сделал?.. — голос ее дрогнул, ноги подкосились, и Александру пришлось удержать ее от падения.

— Что случилось? — спросил он, чувствуя ее дрожь.

— Александр… — она несмело улыбнулась, почувствовав невероятное тепло от звука этого имени.

Глаза его расширились в удивлении и моментальном осознании того, что произошло.

— Ребекка… — утвердительно произнес он, соприкоснувшись с ней лбами. — Это ты…

Она улыбнулась и прикрыла глаза, продолжая дрожать, но при этом чувствуя, как все тревоги отпускают. Она потянулась за поцелуем первой, не способная справиться с чувствами.

— Я вернулась…