Нет этой реакции – считайте, и человека нет, останется книжная картонка. Ее ли вы любите, девушки? Вам ведь самим хочется, чтобы вашему кумиру не было окончательно чуждо нечто человеческое.

Сам я с этого взрыва чувственности поначалу совершенно ошалел, и первой моей реакцией было тоже закричать – «Не верю!». Но хреновый из меня Станиславский. Во-первых, потому что… верю. И на месте героя, наверное, тоже взорвался бы от соблазна. Во-вторых потому что за этим внезапным триумфом жизненного естества следует сцена у окна. Та самая, где наш герой пил «холод правой ладонью, плотно прижатой к стеклу». Образ Лили – по-прежнему на страже нравственности профессора, и с ума сводит, и с катушек спрыгнуть не дает… Что-то вы еще будете делать с этим, дорогая миссис Мэри?

Далее перед нами снова разворачивается ретроспектива – открытие секрета свободного полета, с ее безупречной логикой, канонным подходом и … очень человеческим образом Волдеморта до окончательного преображения при возвращении в бренный мир. Да, тролль побери, Лорд, которого описывала автор оригинала, ​ мог и кинуть ученика с горы, как тряпку, и стоять с руками в карманах, и слегка издевательски советы потом давать, когда убедился, что секрет разгадан. Сцена, к тому же, отвечает на вопрос, который сама Роулинг оставила за страницами своих книг - почему умение летать без метлы столь редко в мире волшебников. ​ А как сочно, не побоюсь этого слова – вкусно – описан сам момент полета! Эйфория летуна порождает эйфорию у читателей. Аж самому захотелось попробовать.​ (Жаль, что мой персонаж для этого, пожалуй, трусоват, и, как говорил один знакомый ролевик, «не читали хоббиты Толкиена»…). И как беспомощно выглядит попытка Тома слегка обесценить достижение Северуса: «Неплохо… Для семнадцатилетнего оболтуса, позволяющего себе не считаться со Статутом Секретности».

В следующей сцене мне до дрожи нравится решительная, уверенная в себе Мэри. «Я справлюсь и так!» - вот он, духовный рост персонажа, верной женщины, еще недавно чуть ли не физически ​ ​ задыхавшейся от жалости: «Ему же больно!». Здоровое сострадание, объективное восприятие реальности без самонакрутки и ненужных гипербол – признак будущего ее успеха и как женщины, и как лекаря. Почему-то не сомневаюсь, что Северус это оценит.

И вот – эпизод с пижамой… За шоковой терапией первого вставания он уже не кажется чем-то неожиданным, и все равно шокирует. ​ Это, господа, настоящая литература, на самом деле редкая в мире фанфикшн. Посмотрите, как буквально каждая мелочь играет на стремительное развитие сюжета, как точно и емко подобраны слова, характеризующие состояние героев. И как деликатно, без малейшего намека на стандартные приемы литературной эротики, выписана интимная сторона сцены. Наверное, именно в таких словах – простых, честных и ярких – надо рассказывать о плотской стороне любви романтичным подросткам.

Да герои и ведут себя, как подростки – несмотря на то, что Мэри была замужем, а Северус, по версии наших соавторов, имел единичный опыт случайной связи «в глухой темноте запертой комнаты злосчастного Лестрейндж-мэнора, со слепой развратницей». ​ ​ И это взаимное открытие друг друга логично приводит к ретроспективе сцены из «Дуры» в школьном коридоре – на сей раз с совершенно иным финалом. Как тут не припомнить канонное изменение памяти Слагхорна в шестой части, которое старый учитель сам на себя наложил от стыда. Снейпу теперь – только теперь! – тоже становится стыдно за брошенное когда-то в адрес Мэри грязное слово, и в этом – снова ​ вполне канонная трактовка развития характера героя. Да, подчеркну, именно развития, а не скатывания в махровый ООС.