7 июля в 13:17 к ориджиналу Белый песок и гроза над чердаком
|
|
Анитра
Здравствуйте, дорогой читатель! Всегда приятно встретить дотошного любителя стихов. Даже несмотря на последующее объяснение, я тут упорно вижу увечного воина (скорее всего, пехотинца), покинувшего службу после ранения, и приехавшего его навестить друга-моряка. Автор знал, что эта ассоциация появится, но костыль возник в середине повествования, и объяснение не захотело складываться в более ранние строки. Хотя, пожалуй, в этом что-то есть — перекликается с концовкой и мечтами из ранних строк одновременно.Почему-то здесь, да ещё и после упоминания военной журналистики, у читателя произошёл резкий временной скачок. Если атмосфера предыдущих эпизодов существовала словно вне времени, но со слабым намёком на середину ХХ века, то тут возникли ассоциации с трагической современностью. Увы, это неизбежно, однако автор ориентировался — неожиданно — на Гидеона Спиллета, а это ещё середина XIX века.Вообще, в этих стихах собралось весьма эклектичное сочетание. Детство — это Энид Блайтон, Клайв Льюис, Жюль Верн. Юность — исторические романы. А вот взрослые сами становятся героями — тем же Гидеоном Спиллетом, но в условиях бомбардировок Лондона в сорок втором. Он, строго говоря, не военный журналист, а самый обычный, просто война пришла к нему домой. Автор любит романтизированный образ Англии начала XX века, с её Пуаро и вереском, его и рисовал. Но трагическая современность тоже слышна — просто потому, что её невозможно игнорировать. На этом месте поэма начинает напоминать рифмованное переложение чьего-то личного дневника или скорее даже мемуаров, написанных на склоне лет. Весьма символично. У автора с ноября лежали 32 первые строки. Когда захотелось продолжить, поставилась именно такая задача: нарисовать мемуары. Оставшиеся 88 строк — история, сложившаяся сама собой из тяжёлого слога Каверина и прочитанных за последние месяц статей о героях прошлого, которые, возможно, тоже читали Жюля Верна.Спасибо Вам за подробный разбор! 1 |