Малфой, наконец, заставил себя пошевелиться и, закрыв дверь, попытался избавиться от стоящей у него перед глазами картины совершенно голых Барти и… Либби. Не преуспев в этом, он быстро вернулся в гостиную, отыскал полупустую бутыль коньяка и залпом, кажется, даже и не вдохнув ни разу, допил её до последней капли. И, наконец, отключился, убеждая себя, что всё виденное было просто порождением его взбудораженной алкоголем фантазии.
И он практически убедил себя в этом, и, наверное, так бы и жил с этой успокаивающей уверенностью всю жизнь, однако реальность не оставила ему на это ни единого шанса.
Потому что через пару месяцев Либби, смущённо и радостно теребя краешек своей наволочки, подошла к нему и, низко кланяясь, сообщила, что ожидает маленького и, вероятно, к лету порадует господина пополнением. Люциус, мгновенно вычитавший срок зачатия (что тут было считать-то: беременность у эльфов длится полгода), посерел, закашлялся, а когда сумел, наконец, взять себя в руки, строго спросил:
- Кто отец?
И когда эльфийка начала крутить себе ушки и попыталась побиться головой о край его кресла, закрыл лицо руками и замер, пытаясь себе представить, что же такое у неё родится и, главное, что ему потом с ЭТИМ делать. Либби он отпустил – потому что ну а что ещё с нею делать, категорически запретив ей рассказывать о случившемся когда-либо и кому-либо, и, в частности, будущему… ребёнку.
А когда всё обдумал – нервно расхохотался, сообразив, что ведь у Краучей майорат, а это дитя, судя по всему, является первенцем Барти, а, следовательно, и наследником – а ещё что Либби, сколько он помнил, родилась не в их доме, а была куплена детёнышем, и матерью её была та самая… как её… да не важно, в общем, краучевская эльфийка, которая теперь, соответственно, может рассматриваться как тёща Барти-младшего. Икая от смеха, он представил себе, какой лет через… очень много, когда помрут оба Барти Крауча – какой изумительный сюрприз ждёт наследника. А эльф-то… ну хорошо, полуэльф – ведь так и будет принадлежать Малфоям.
Так что говорить он никому ничего не стал – лишь оставил на всякий случай письмо своим потомкам с описанием этой дикой истории – но ещё очень долго едва удерживался от непристойного совершенно хихиканья что при виде отца Крауча, что встречая на собраниях у Лорда его сынишку.
И единственное, о чём жалел Люциус – так это о том, что так никогда и не сумел позабыть то, что увидел тогда в той комнате.
Потому что сложно же забыть то, что всё время мелькает перед глазами.