#гет #фантастические_твари #праздничное #ненаписанное

Ковальски в темно-красном костюме Санты крался по длинной деревянной лестнице, крепко сжимая конец перекинутого через плечо увесистого мешка и настороженно прислушиваясь на каждом пролете.
Дверь открыла Куинни в невесомой очень женской штучке вместо одежды. Сложно сказать, отчего сердце забилось чаще — от вида голой кожи или же того, что оставалось символически прикрыто. 
— О, милый, ты же совсем замерз! Присаживайся, я сейчас приготовлю грога.
Якоб смущенно откашлялся и прошел в комнату, теребя в руках мешок с подарками.
— Я тут кое-что принес... — он упал в подлетевшее кресло, тут же плавно опустившееся вместе с ним перед камином.
— Держи, милый! — она протянула стакан с ослепительной улыбкой и опустилась прямо к нему на колени. В своей гладкой, блестящей и очень короткой штучке.
— Спасибо, — Якоб машинально его принял, не в силах оторвать взгляд от самой потрясающей женщины в мире, которая сейчас ерзала, устраиваясь поудобнее прямо на...
Из наклонившегося стакана тонкой струйкой лился горячий грог.
— Так что, я заслужила свой большоооой подарок, дедушка? — жарким шепотом спросила Куинни. — Я была очень хорошей девочкой в этом году!
Она наклонила голову, и светлые локоны скользнули по щеке Якоба. Он глубоко втянул сладкий, изумительный аромат свежей сдобной булочки и расплылся в улыбке. В правой руке у него был стакан, левая держала увесистый мешок (впрочем, тяжести он сейчас совершенно не замечал), и более всего Якоб жалел только об отсутствии третьей, которой можно было бы придержать за талию устроившуюся у него на коленях, но совершенно недосягаемую для рук волшебницу (иначе не скажешь, и дело совершенно не в магии, просто обыкновенная женщина не может быть настолько прекрасна).
— Хорошей девочкой? — переспросил он, чувствуя, как от невинной фразы кровь приливает куда не следует. Шуба Санты была довольно толстой, но полы разъехались, и Куинни легко могла ощутить лишнее прямо этим вот гладким, белым, нежным бедром, которое сейчас так сладко давило на то самое. Мысль, что он — пусть через ткань — но касается ее вот так, без рук, одним лишь мужским достоинством, совершенно сбила дыхание.
Куинни поерзала снова, и от плавного неторопливого движения прекрасного женского тела, этих бедер и (пресвятые угодники!) зада прямо по члену, тот налился до боли и поднялся вбок, стесненный бельем и штанами. Якоб запрокинул голову, шумно выдохнул, зажмурился и снова широко открыл глаза, глядя прямо в очаровательное, немного кокетливое личико.
— Оооочень хорошей девочкой, дедушка, — шепнула Куинни и лукаво улыбнулась. — А хорошие девочки любят такие большие подарки.