Когда твое имя крайне известно в узких научных кругах — ты имеешь лишний повод для гордости.

Но, к сожалению, долго упиваться своей известностью никогда не получается, поскольку у широкой общественности к тебе вечно вагон и маленькая тележка вопросов, работа требует постоянного внимания, а друзья — будто нарочно, и причем абсолютно все, как на подбор — разъехались в разные стороны!

И теперь тебя не отпускают мысли о счетах, документах, обязательствах — и необходимости периодически проверять свое рабочее место. Хорошо, что хотя бы иногда обстоятельства сами вырывают тебя из круга этих однообразных и навязчивых мыслей…

Суббота, 20 ноября 1999 года.

Ровно в 13:40 утра, как по расписанию, скромную квартиру под номером 78, находившуюся по адресу Талса-Стрит, 97 — огласили громкие и весьма неприятные стоны.

А причиной таковых было похмелье, мучившее доктора биологических наук Ника Татопулоса, который определенно испытывал сейчас далеко не самые приятные ощущения в своей жизни.

Если говорить совсем без прикрас, то его голова болела так, словно ей таранили стены, а во рту уже успело зародиться ощущение столпа пламени — не хуже, чем у мифического дракона или вполне реального Годзиллы.

Причина подобного состояния была довольно проста: вчерашний научный семинар и особенно последующий банкет, хоть и позволили уважаемому ученому, так сказать, «выйти в люди» — но определенно навредили его нервным клеткам и здоровью.

Особенно здоровью его печени.

А ведь начиналось все вполне хорошо и даже почти прилично…

Его доклад по теме изучения воздействий радиации на различных живых существ (особенно на кольчатых червей) был весьма хорошо оценен, причем такими светилами биологии, как: Джонатан Тумз, Уильям Торрес, Уилсон Роксон и Айзек Линбург — специалистами, известными всему научному сообществу.

Поговаривали даже о появлении его имени на табличке в зале славы (как говорили — правда, в шутку — «между Дарвином и Павловым»), что грело душу молодого ученого.

Впрочем, вопрос о дальнейшей деятельности на ниве науки в университетах отпадал сам по себе: как бы ни желал доктор Татопулос мирового признания именно в качестве ученого, он прекрасно осознавал, что тогда ему придется кардинально изменить свою жизнь (в который уже раз).

А это значит — бросить все, чем он уже почти два года занимается.

Главный же вопрос был в том, из кого эта команда состояла…

И вопреки, в принципе, верной мысли, что подобными делами должен заведовать целый институт — его рабочая группа была пусть маленькой, но зато на редкость сплоченной, а самое главное — она с успехом справлялась со своей задачей.

Хотя, если Крейвен — как химик и кибернетик, вкупе с Элси Чампман — мастером этологии и палеонтологии, были самыми «правильными» членами команды, то вот Рэнди Эрнандес на роль ученого не тянул от слова «совсем».

Впрочем, его хакерские навыки и чувство юмора с живым и деятельным умом не раз выручали команду. Однако, его вечные выходки с Найджелом (роботом Крейвена) порой надоедали всем до чертиков.

Наличие же в группе агента французской разведки, Моник Дюпре — со стороны вообще могло показаться верхом алогичности, ведь за этим неизбежно бы последовал вопрос: «А зачем, собственно, команде ученых понадобилась мастер шпионажа и боевых искусств?»

Ровно затем же (пусть и в меньшей степени), зачем им всем был нужен шестой, самый необычный член команды — а именно Годзилла.

Скажи кто пару лет назад Нику, что он станет «счастливым» обладателем подчиняющегося ему (за счет импринтинга) огромного прямоходящего ящера высотой 180 футов, да еще и дышащего огнем в придачу, за которого он будет тревожиться, как за самое близкое существо — то доктор бы незамедлительно вызвал полицию, «Скорую» и санитаров из ближайшего дурдома, опасаясь за психическое здоровье говорящего...

А теперь он уже вполне привык, что во время изучений различных странных и опасных живых существ, именно Годзилла их чаще всего и выручает — причем в самых разных ситуациях.

Тяжести его мыслям добавляли шепотки коллег про то, что якобы он находится под протекторатом армии США, и поэтому для него специально освобождают места.

Бред полный, ибо все их покровительство заключалось в милости под видом «мы вас ПОКА не трогаем, хотя не помешало бы». А единственным достижением так называемого «сотрудничества» было довольно-таки зыбкое неписаное правило: «Не открывать бездумного огня по Годзилле».

Никаких же иных дополнительных «благ» доктор Татопулос от армии не имел, да и не стремился к ним. Редкие моменты более плотного сотрудничества обеспечивал майор Энтони Хикс — но всегда ли он рядом будет?
.......
«Привет, Ник.

Не ожидала от тебя такой прыти. Ты вчера столь экстравагантно себя вел, что я искренне пожалела, что не имела под рукой собственной видеокамеры. Оказывается, доктор Татопулос, что вы неплохо поете блюз — может, исполнишь как-нибудь «на бис», но только для меня одной? ;)

Сейчас беспросветно занята на канале, ибо на повестке дня новый выпуск передач (угадай, кто там главное действующее лицо) — поэтому дождись меня, окей? Если ты голоден, то в холодильнике есть замороженная курица, немного салата и котлеты.

Надеюсь, ты еще не разучился разогревать себе обеды?

Твоя Одри».

.......

Разогрев себе обед, Ник включил телевизор — где, как специально, шел выпуск, посвященный вчерашнему семинару…

«…поэтому гранты ученым из «НИИ Цитологии» будут увеличены», — вещал с экрана седовласый диктор в очках. Откашлявшись, он продолжил. — «К другим событиям: доклад доктора Николаса Татопулоса произвел весьма благотворное впечатление на большинство присутствующих. Он достаточно емко обрисовал результаты воздействия многих мутагенных факторов на примере дождевых червей. Как выразился один из инициаторов семинара Уильям Роксон, цитирую: «Именно на таких, самых понятных примерах, и нужно донести до людей мысль о необходимости осторожного обращения с природой. Наше воздействие на окружающую среду может вылиться в чудовищное противодействие самой планеты», — конец цитаты».

«Впрочем, не все разделяют подобное мнение. Доктор Крейг Нортон в своем интервью нашему корреспонденту выразил свое личное отношение к докладу доктора Татопулоса:

«Я считаю, что подобные лекции надо читать перед студентами, а не перед людьми науки. При всем умении этого, с позволения сказать, «доктора» хорошо говорить, я могу заметить его некомпетентность в ключевых точках указанной им проблемы».

«Во-первых — его данные содержат ужасно мало статистики и сравнительного материала. Разумеется, те наблюдения, что были им сделаны в Чернобыльской зоне отчуждения, весьма интересны, однако их нельзя экстраполировать на все возможные случаи воздействия радиации».

«Возникает разумный вопрос — почему он не провел таких же полных исследований где-то еще? И речь не идет про ядерные полигоны в Неваде или на атолле Бикини, можно же было, хотя бы, изучить местность в окрестностях Три-Майл-Айленд — даже для простого увеличения результативной выборки! Что — у него, как у гражданина США и члена научного сообщества нашей великой страны, не было для этого возможности?»

«Во-вторых — его данные, из числа частично засекреченных, вызывают вопрос об их подлинности. С тем же успехом можно рассуждать об анатомии пришельцев по следам инцидента в Розуэлле — открытых доказательств нет, и не предвидится — а какой толк рассуждать о вероятных мистификациях?».

«Ну и лично я сам считаю, что такой, если так можно выразиться, «ученый» — похож больше на человека с неопределенным родом занятий. Его место работы — не государственный институт или лаборатория, а некий «проект» с непонятными задачами и неизвестными полномочиями. А единственное, что известно про него достоверно — это тот факт, что он в качестве домашней зверушки держит гигантскую ящерицу, которая…»

Первым нарушил паузу сам Ник:

-Дорогая Одри. Я с недавних пор раздумываю про свои перспективы и будущее. И если моя профессиональная деятельность складывается подчас непредсказуемо, то в отношении нас с тобой я хочу внести ясность.

— В отношении нас? Прости Ник, но я немного не понимаю.

— Взгляни на это: мы с тобой давно знаем друг друга, нас связывает столько общего — и мы очень многое прошли вместе. Я понимаю, что выгляжу глупо, но давно хотел это сказать — я люблю тебя. Пусть моя жизнь — весьма часто — кажется не приспособленной для этого чувства, но я устал отрицать очевидное. Скажи мне, может мы могли бы… возобновить наши отношения?

На такое заявление репортер Тиммонс не знала даже, как отреагировать. Конечно, ей было… ей очень этого хотелось… но так неожиданно...

Ей казалось, что до этого никогда не дойдет. Что чувства перегорят или придут иные. Что не один из них не наберется решительности для того, чтобы сказать эти самые важные в их жизнях слова…

— Я тебя тоже люблю, Ник, — ответила она, всеми силами сдерживая слезы — исключительно счастья. Одри не хотелось, чтобы они пролились в этот момент, — Я думала, что ты никогда этого не скажешь, что ты выбрал для себя кого-то еще, или решил посвятить себя лишь работе — до конца своих дней…

— Ну как ты могла так подумать? Я понимаю, что кажусь со стороны эдаким чудиком, сидящим с пробирками и микроскопом, но ловеласом? И кого ты мне в пары придумала?

— Элси, — ответила Одри, улыбаясь.

Дальнейший разговор откровенно веселил обоих.

Тут раздался телефонный звонок. Пожав плечами, Ник снял трубку.

И едва не оглох.

— ТАТОПУЛОС!!!

— Ох, майор, зачем так кричать? Вы мне едва перепонки не прорвали!

— Нет времени, доктор, ваши люди вновь нужны нам. Произошло…

— Стоп, стоп, стоп! Майор, вы шутите?! Я же неделю назад у вас был, ваше ведомство предоставило нам отпуск на две недели. Неужели нету кого-то еще, кто может дать вам консульт-…

— Доктор, я НЕ шучу с вами и НЕ прошу! Вы и ваша команда обязаны прибыть к месту ЧП, связанного с биологической угрозой. Ситуация требует именно вашего вмешательства.
........
— Доктор, незамедлительно соберите их всех, пока ситуация еще не вышла из-под контроля полностью! Из морской лаборатории сбежало генномодифицированное существо, созданное из голотурии — его необходимо срочно остановить, но ситуация осложняется высоким уровнем секретности, в связи с чем этим делом может и должна заниматься ТОЛЬКО ВАША команда!
— Майор, вы вообще слышите себя со стороны? Значит, если по порядку: я должен, как волшебник, собрать у себя команду, которая разбросана по всему белому свету, затем отправиться в неясное место у черта на куличках, изучать там непонятное существо, да еще и неизвестного уровня опасности?!
— Это ваша работа, доктор. Не забудьте, что уничтожение существа нежелательно. Вам предстоит…

— Доктор, — тут голос Хикса стал более человечным, — я сам не в восторге от того, что приходится работать в таких условиях. Но ситуация осложняется тем, что полчаса назад это создание резко пропало из нашего поля зрения. Поэтому поторопитесь, насколько это вообще возможно. Я не думаю, что вам хочется обнаружить его через двое-трое суток, да еще где-нибудь в районе Средиземного или Балтийского морей. Поспешите, Татопулос. Мы надеемся на Вас.

Длинные гудки в трубке.

За несколько метров от берега из воды буквально выпрыгнуло нечто огромное.

Это был Годзилла — повторивший свой эпичный прыжок, когда на него выставляли ловушку.

Однако, на этот раз картину дополняло нечто, похожее одновременно на сосиску и на червя — которое ящер удерживал в пасти. Судорожные движения плененной голотурии он словно не ощущал, только плотнее сжимая зубы, когда щупальца вокруг рта морского огурца-мутанта начинали удлиняться.

Повернув свою квадратную морду к доктору Татопулосу, Годзилла издал неопределенный горловой звук, словно собака, интересующаяся у хозяина — нравится ли ему добыча?

«Как хорошо, что он сам нашел эту тварь раньше. Но как ему это удалось — ведь лаборатория находится в океане?..» — эти вопросы молнией мелькнули в голове Ника.

Но, все же, главным сейчас было не это — а необходимость сохранить мутанта для Хикса:

— Годзилла! Осторожнее!! — на что питомец медленно наклонился, как бы присаживаясь на корточки, — Аккуратно положи его сюда! Потихонечку… Вот так, вот так, — гигантский ящер, осторожно раскрыв пасть, уронил голотурию на землю — отчего она шлепнулась весьма звонко, как надувная игрушка.

Ее попытки уползти или бросится на доктора Татопулоса Годзилла пресек сразу, надавив правой лапой на ее переднюю часть так, что она не могла даже щупальца выпустить, — Молодец, малыш, молодец. Так и держи, — и доктор начал аккуратно подходить поближе.

Вблизи мутировавшее создание оказалось весьма потрепанным — следы от пуль, огромные царапины и глубокие рассечения от зубов Годзиллы. При этом голотурия по-прежнему продолжала активно шевелиться, явно желая освободиться.

Ответили ему практически моментально:

— Доктор, что произошло? Почему на звонок ответили не Вы — и что там у вас вообще случилось?

— Майор, должен вам сказать следующее: никуда ни я, ни моя команда уже не отправимся.

— Что? Доктор, эта тварь резко пропала с наших радаров, словно уплыла на спортивном катере — а вы заявляете, что не прибудете? Вы что, издеваетесь?!

Подобная ситуация явно позабавила исследователя. Мог ли он когда-нибудь еще поиздеваться над майором вот так — словно Рэнди над Крейвеном?

— Хикс, мне нет нужды отправляться к вам, скорее, это вас я жду в гости.

— Татопулос, ваши шутки меня не вдохновляют. Наши дела…

— Дела уже не мои, а только ваши. Приезжайте, майор, мы тут устроили вам сюрприз. И приготовьте контейнер под существо размером с автобус…

Тут с улицы раздался громкий возмущенный рев Годзиллы — предполагая нечто ужасное, Ник бросил трубку и побежал, сломя голову, к выходу.

Тревога сменилась облегчением, когда оказалось, что ничего страшного не произошло.

Просто голотурия, в своей очередной попытке сбежать, предприняла известный в животном мире трюк — резко выпустила в Годзиллу содержимое клоаки, попав тому прямиком в морду.

Тот, естественно, подобной наглости не стерпел — и теперь, вонзив в тело твари когти правой лапы, левой раздавал ей затрещины и оплеухи — да так, что только клочья от морского огурца-переростка во все стороны летели...

— Стоп! Стоп! Перестань! — удивительно, но сейчас на морде ящера проступило недоумение, — прекрати его бить, ему уже хватит!
......
Усыпив голотурию выстрелом мощного транквилизатора (такой в свое время и самого Годзиллу с ног свалил), Ник начал соображать, как ее зафиксировать.

Выход нашелся быстро — обвязав якорными цепями монстра, Годзилла сложил на концы от цепей пару очень тяжелых контейнеров.

— Так, дело сделано. Теперь дождемся Хикса, — и, повернувшись с Годзилле, доктор крикнул, — Спасибо за помощь, ты молодец! А теперь в воду — плыви спокойно, мы дальше сами справимся!..

Убедившись, что его огромный и чешуйчатый «пасынок» уплыл, Ник повернулся к девушке:

— Ну, что — может, еще поболтаем о нас с тобой? Я лично думаю, что завтра нам стоит сходить…

Голотурию вывезли на Остров Монстров, поскольку меры предосторожности Океанографического института были признаны недостаточными.

Ник и Одри продолжили строить планы на жизнь — а Годзилла, проредив в океане косяк сельди, устроился спать в своем логове под лабораторией.

Хорошо, что и после проблем и неотложных дел — жизнь тоже продолжается…

Конец.