Голоса волшебника и гнома раздавались совсем близко:

- Торин, идти через главные ворота неразумно, нам нужно узнать, как открыть потайную дверь.

- Когда эльф увидит карту, он сразу разгадает весь план. И потайная дверь мне уже не понадобится – нас перехватят посреди Лихолесья.

- Даже если так, у Трандуила нет возможности выставлять лазутчиков на каждой тропе. Если вы будете достаточно осторожны, то сумеете пройти через лес.

- А Эсгарот? Эльфы настроят озёрных жителей против меня…

И так далее по кругу.

Теперь, когда я всё знала, при мне можно было говорить, не таясь. Поэтому утро началось перепалкой с волшебником. Чтобы проникнуть вглубь Горы, гномам требовалось найти какую-то дверь. Сделать это, по уверению Гендальфа, мог только правитель Ривенделла.

Если бы спросили меня, я бы не стала огульно доверять старику. И, думаю, Торин тоже не доверял. К тому же, обратиться за помощью к эльфу для него означало признать, что гномы не в состоянии прочесть собственную карту и отыскать дверь в собственной Горе. Мысль об этом, подозреваю, приводила наследника потерянного величия в ярость.

Всё осложнялось тем, что эльфы делали только то, что сами считали нужным. На это мне в своё время указал Фили. Их было невозможно заставить или уговорить. Элронд мог помочь, а мог захлопнуть перед отрядом дверь. Или хуже того – посчитать план гномов опасным и попробовать им помешать. И кто бы его за это осудил?

В общем, получалась палка о двух концах.

Обстоятельства в итоге сложились именно так, как того хотел волшебник. На какое-то мгновение я поверила во всю эту чепуху с высшими силами и прочим. Правда, эти высшие силы оказались как-то не шибко к нам добры. Но об этом попозже.

Вчера, когда мы с Торином вернулись к остальным, они уже спали. Я проползла на своё место, отпихнула разлёгшегося Бофура («Вы что так долго?», - прозевал он) и завернулась в плащ. А с утра поймала на себе несколько долгих оценивающих взглядов старших. Взгляды меня настораживали.

Торин вёл себя как обычно – отдалялся. Только теперь я этому не удивлялась, помня его статус. Мне было тогда невдомёк, что он, с его точки зрения, уже и так достаточно раскрылся. Да впридачу не был уверен во мне.

Люди часто кажутся гномам ненадёжными, шебутными. А человеческие женщины – легкомысленными и распущенными. Они не всегда могут понять, почему мы поступаем так, а не иначе. И объясняют это, что уж скрывать, испорченным нравом младших детей Илуватара.

Но какая-то симпатия между нами возникла. Этого я не могла отрицать. Провёл рядом весь вечер, расспрашивал про мою жизнь, позволил прикоснуться к себе. И весьма ровно отнёсся к тому, что я сунула нос не в свои дела. А вот среди его отряда хладнокровно это событие, похоже, приняли не все.

Никаких отдельных объявлений Торин не делал. Просто взял и начал с утра вести себя так, словно я всегда знала о цели похода. Поспорил с Гендальфом, громко напомнил ему, что не намерен заходить в Ривенделл. Волшебник, конечно, завёлся, для него это была болезненная тема. И теперь они во всеуслышание обсуждали какой-то план, дверь, карту и неведомое Лихолесье.

Гномы уставились на меня.

Было обидно, что после стольких дней совместного пути, во мне по-прежнему видели вероятного врага. А, может, им не нравилось моё возможное сближение с их главным? А было ли оно?

Я посмотрела на Бильбо – моё личное мерило местной нравственности. Тот лишь тепло улыбнулся. Однажды я узнаю, что Торин так никогда его и не упрекнёт. Бильбо Беггинс навсегда останется в неведении о своём безалаберном обращении с важными бумагами.

Я посмотрела на Фили – самую горячую голову нашей компании. Ни искорки. Молодой гном вытянулся на траве, подложив под голову седло, и беззаботно гонял травинку в белоснежных зубах. А, увидев, что я на него смотрю, вынул её изо рта и широко ухмыльнулся. С приближением к Ривенделлу парень становился всё более дерзким. Не вёл бы он себя так, если бы думал, что его праву собственности что-то угрожает.

Может, свои секреты здесь открывать и не спешили, зато со всем остальным не важничали. За дни путешествия я насмотрелась всякого. Добрая половина отряда имела привычку отливать в моём присутствии, повернувшись ради приличия спиной.

- Чуть выше есть заводь, - предложил оставшийся на берегу Торин, хмурым взглядом обозревая горизонт, - если хочешь, я провожу.

Он никогда не устраивал подобных представлений. Королевское воспитание не позволяло. И сейчас я об этом немного пожалела.

Каково это было бы - быть с ним? Чисто умозрительно, конечно.

Вертясь рядом с гномами каждый день, я начинала забывать, что это другой народ. И не могла правильно оценить собственное тело - ведь я уже давно не видела его со стороны. Подаренное мне маленькое зеркальце годилось лишь на то, чтобы поправить прядь выбившихся волос.

Поэтому, идя к обещанной заводи, я старалась ставить свой сапожок рядом с ногой Торина, и, сравнивая размеры, вздыхала. Гном был огромный во всём. Широкие плечи, массивные бёдра. Да каждым кольцом у него на пальце, если метко ударить, то можно убить. И он везде такой… хм, большой?

Если верить тому, чем однажды хвастался его старший племянник, то да.

По всему выходило, напросись я на ночь любви, мне могло бы здорово не поздоровиться.

Хотя Фили говорил, у него были человеческие девушки. Но местные выше меня и крупнее. Правда, хоббитяночки у него были тоже. А мы с ними как две капли.
....
Возвращались мы молча.

Я отжимала волосы. Припоминая, что за месяц пути в сугубо мужской компании ни разу не слышала хоть сколько-нибудь значимого разговора о женщинах. Да и заинтересовала своей особой только Фили. Единственного, среди толпы одиноких мужиков.

Торин забавлялся, ломая ветки кустарника по сторонам. На меня он не смотрел.

Возможно, наши народы отличаются гораздо сильнее, чем кажется. Или я ему просто не нравлюсь?

Гномы, бывало, положительно отзывались о моей наружности. Но в основном это сводилось к чему-то вроде «хорошо, что не тощая дылда». Не просто же так они женятся лишь на своих.

- Всё, хватит, привал! – неожиданно для всех рявкнул Торин. Остановил лошадь и с умышленным вызовом спустился на землю. – Дальше не поедем.

Мы очутились на вершине лысого холма. Внизу простирались поля, чуть поодаль чернел лес. Однажды это место уже облюбовали – среди камней сохранились ветхие остатки крестьянского дома. Несколько торчащих балок, обломки стены и дырявая крыша.

- Фермер и его семья когда-то жили тут, - волшебник был неспокоен.

Да жили и ладно, думала я, отогреваясь у костра.

Местечко было словно приспособлено для отличной ночёвки. Лес укрывал от ветра. Под корнями деревьев нашёлся журчащий родник. А обломки стены и кровля домишки послужили бы нам каким-никаким, а убежищем, если бы снова полил дождь. И только Гендальф настаивал на том, чтобы двигаться дальше.

Опять они с Торином спорили, опять звучало название Ривенделл. Но чего можно было ожидать от голодного злого гнома!

- Это волшебник, ему никто не указ, - беспечно заметил Бофур, когда старик, шипя и кряхтя, скрывался в лесу.

Однако лошадь оставил. Значит, вернётся.

Я не обеспокоилась исчезновением Гендальфа. Мои мысли были заняты развалившимся домом. Когда-то в нём жили люди. Не гномы, не хоббиты и не эльфы. Люди. Мои сородичи из другого мира. Такие же, как я.

Даже накренившийся, с просевшей крышей, дом показался мне слишком высоким. И очень угрюмым. Тяжко, наверное, было здесь жить, в этой глуши.

ЦИ мрачные развалины дома продолжали притягивать взгляд, только усиливая чувство тревоги.

Поэтому, когда на дорожке, бежавшей из леса, показалась светловолосая голова Фили, я не особенно удивилась. По-хорошему ему полагалось быть у старого хлева, стеречь лошадей. Бильбо с полчаса назад отнёс туда плошки с едой. Однако этой ночью неприятности прямо-таки сыпались на нас.

Оказалось, неподалёку от нашего лагеря, в соседнем лесу, устроили своё пристанище тролли. Так здесь, по словам Бомбура, называли огромных уродливых существ, покрытых шкурой болотного цвета. Если они где-то появлялись, это становилось несчастьем для окрестных деревень: тролли вламывались в крестьянские дома, вытаптывали посевы, воровали припасы и скот.

Стало очевидно, почему опустела ферма – у хозяев просто-напросто перетаскали всех овец. Щадя мои чувства, гномы не стали говорить, что живших здесь людей, скорее всего, постигла та же участь.

Так вот, эти самые тролли, как оказалось, украли несколько наших пони. А теперь где-то у них там был Бильбо. Про него я, правда, не всё поняла – он-то что делал в лесу? Здесь Фили явно темнил. Выходило, что то ли хоббит в одиночку отправился спасать лошадей, то ли решил показать класс воровского дела и бесславно попался на краже кошельков.

Как бы то ни было, теперь он нуждался в подмоге.

Гномы принялись спешно вооружаться, переговариваясь на своём языке.

Разные мелочи вроде ножей и топоров они имели при себе всегда. Теперь же в ход пошло всё самое большое, любовно приберегаемое для особого случая. Двалин поглаживал громадный молот, Бифур отвязал копьё.

Мне велели сидеть у огня – и ни шагу! Однако все оставались спокойны. На лице Торина читалась не тревога, а лишь досада, что приходится отрывать пятую точку от насиженного места у костра.

- Пещерные тролли неповоротливые и тупые, - распинался передо мной Фили. – Я принесу тебе их уши!

Тупые – не тупые, думала я, а лошадок-то у тебя увели.
....
Три больших глупых тролля, собравшихся поужинать нашими лошадьми, так никогда и не узнали, какую оказали нам услугу. Позже, возвращаясь мыслями к этому моменту, я понимала, что именно после него мы стали тем, что принято называть сплоченной командой.

Раньше мы вместе странствовали, спали вповалку, болтали и сообща готовили еду. Мне также нравился предводитель отряда. Но мы так и оставались друг другу чужими.

У гномов были свои планы, у меня – свои. Я испытывала благодарность за помощь, на привалах старалась изо всех сил и проявляла готовность хранить секреты отряда от эльфов. Но и только. Наверное, поэтому мои спутники настороженно принимали любые попытки сблизиться с ними.

После происшествия с троллями всё изменилось. Правда, радужным оно показалось не сразу.

Сначала я долго ждала у костра. Я успела поспать, поесть и снова поспать. За гномов я не волновалась. Что может случиться с целым отрядом тяжеловооружённых мужчин! Половина из которых – бывалые воины, и прекрасно понимают, на что идут. Фили, наверное, сейчас как раз отрезает уши.
....
До меня только сейчас дошло, что гномы, идя на троллей, отправились их убивать. Волосы на голове от подобных мыслей зашевелились. Ну, а в самом деле - не поговорить же они намеревались, запасаясь секирами и топорами!

У самого края просеки, перед завесой кустов, я сделала ещё одну остановку и переложила нож в другую руку. Мне так было удобней ползти.

Я не обольщалась. Ножик мой крошечный. Даже умей я им пользоваться, он бы не смог меня защитить. Но с ним я чувствовала себя увереннее. А именно это сейчас было важно.

В воздухе разносился запах жаркого. Слышалась чья-то негромкая речь.

Как помню, я успела подумать – вдруг это просто дурацкая шутка? Вот будет номер, если я выползу на четвереньках из кустов, а гномы преспокойно сидят на полянке и жарят отбитого у троллей барана. А то и уткнусь в кого-нибудь из отряда носом. В те же сапоги Торина, например.

И в это мгновение я взаправду увидела его сапоги.

Только сапоги эти не стояли, а лежали. А всё, что выше, пряталось в грубом мешке. Мешок извивался и мычал - живой! – и, видимо, поэтому скатился с груды таких же, как он, кульков. Каждый туго перевязан и из каждого торчат ноги. Помощи ждать неоткуда – попался весь отряд.

Мне удалось не закричать лишь потому, что я была хотя бы отчасти, но предупреждена.

Пока я резала верёвку, которой был опутан Торин, ножик в руках плясал. Горло сдавило. Я так глушила рвущиеся из груди вопли, что, подобравшись к мешку, не смогла прошептать ободряющего «это я».

Поэтому гном, почувствовав прикосновение, сначала затих. Наверно, подумал, что за ними пришли. А уже потом завертелся, высвобождаясь из пут. Его округлившееся, налитое кровью лицо и судорожный, хватающий воздух рот мне не забыть уже никогда.

- Уходи… прячься… быстрее, - выдавил он, и вырвав из моей безвольной руки нож, оттолкнул от себя.

Уходить! Ещё бы я знала, куда! Не разбирая, где верх, а где низ, я ломанулась вперёд – Бильбо потом говорил, треск стоял на весь лес – и вылетела прямо к огню.
....
Не надо варить… лучше покрошить и запечь в пирог… матушка меня учила, нет ничего хуже варёного гнома! Они такие сухие и жёсткие. А запах! Да вы хотя бы их нюхали?

Над хоббитом нависли трое. Высокие, широкие, похожие на ходячие холмы. Было невозможно поверить, что это живые существа. Но холмы имели головы и уши. Носили какие-то драные тряпки. А также рыгали, ковырялись в носу, чесали животы и увлечённо поглощали всё то, что на ходу сочинял им хоббит. Только поэтому он сам и гномы были ещё живы.

Едва из кустов вывалилась я, вся компания слушателей повернулась ко мне. Хоббит тоже изогнулся и, увидев, что произошло, в ужасе округлил глаза. Зато это подарило нашему отряду несколько драгоценных секунд, когда за мешками никто не следил.

Один из уродов ещё успел шлёпнуть своего соседа по животу. Выбив из него воздух, как если бы выдохнул слон:

- А эт… чё за зверь? – губы чудовища шевелились с трудом, голос звучал утробно, будто из-под земли.

И тут на прогалину выскочили гномы. Не испытывая, казалось, никакого неудобства оттого, что несколько часов пролежали связанными в мешках. Поймав их, тролли не потрудились убрать разбросанное повсюду оружие с земли. И сейчас те подхватывали его на бегу.

Я видела, как Фили перекувырнулся через голову, подцепляя свой меч, и при этом успел улыбнуться мне. Представляю, какой он получил в награду огорошенный взгляд! Тролли ревели и били руками, словно быки, окружённые стаей слепней. Но поделать ничего не могли. Гномы их не боялись – пока тролль тянул пятерню, его юркий противник успевал под ней проскочить.

Я доползла до ближайшего камня и забилась под него, закрывая голову руками. Изредка решаясь глянуть сквозь пальцы, что все живы и продолжают сражаться, а после снова прячась назад.

Всего этого было слишком много для меня. Слишком страшные чудища, слишком тяжёлая ночь. И даже то, с какой лёгкостью вертелись гномы, было слишком. Какой неуклюжей я должна была им казаться всё время!

Бильбо после рассказывал, как с нависающего над прогалиной утёса скатился валун. В открывшуюся трещину хлынул рассвет. Тролли корчились и шипели под его лучами, пока не превратились в камни. А поляну заполнил мерзкий запах палёной вонючей кожи и волос.

Я ничего этого не помню. Когда всё закончилось, я не смогла заставить себя посмотреть на каменные статуи. Мне никогда не хотелось вернуться в то место. Я никогда ни с кем не обсуждала этот случай и уж точно не любила его вспоминать.