Торин сводит брови:

- Зачем ты это сделала?

Хотела счастья. И не знала, как его получить.

Меня привели среди ночи. Гномы как раз вернулись с попойки. Мгновенно протрезвели, узнав, что меня нет. Надо же, я думала, они меня ненавидят. А они серьёзно переполошились, встретив опустевший дом.

Торин стал белым, как смерть. Бледность его не отпустила, даже когда меня привели. Поняв, что птичка упорхнула из клетки, он предположил самое худшее. Зашатался и не своим голосом произнёс, что надо взять багор и проверить дно у причала. Так, что негодование гномов сразу перенеслось на него. Пожалуй, впервые в наших отношениях король столкнулся с неприязнью своего отряда.

Гномы ненавидят своевольных женщин. Женщина, которую содержали, а она сбежала из дома, выставляет мужчину на посмешище. Поэтому в семьях гномов подобное не может произойти.

Надо сказать, что для вида гномки наделены правами. Если с женщиной обращаются плохо, она вольна обратиться к Совету Старейшин. Но за многотысячелетнюю историю гномов таких обращений не случалось. Разумеется, не потому, что гномы всегда счастливы в браке.

Просто общественное мнение таково, что если мужчины не способны удержать в узде своих женщин, то на них падает позор вплоть до скончания гномских времён. Дети из такого рода не смогут "отмыться". Девушки не выйдут замуж, парни не найдут невест. Гнома из позорного рода не сделают мастером, какой бы талант он ни проявлял - кто захочет иметь дело с тем, чьи предки опозорили сами себя?

Поэтому женщина, даже если брак не пришёлся по вкусу, будет терпеть. Её же собственным детям после страдать! И принародно нахваливать мужа, какой он замечательный супруг и отец.

Но самоубийство... Для гнома, принадлежащего душой и телом Махалу, даже помыслить подобное страшно. И хотя они знали, что я - человек, а люди воспринимают мир как-то иначе, страх перед сверхъественным оказался настолько силён, что Торин почувствовал, как над ним сгущаются тучи.

Гномы словно бы вопрошали: "Что ты такое с ней сделал? Нечто ужасное? И сам знаешь об этом?".

Меня привели, когда обстановка слегка разрядилась. Кили и Бильбо признались, что существует второй выход из дома, что я не та послушная девочка, какой всем казалась, и уже давно бегаю по улицам и даже имею в городе знакомых.

Торин воспрял, отряд отпустило. Предположили, что я решила укрыться у Айли, и принялись собираться, дабы найти и вернуть.

Торин всех заторопил, потому что крохотной девушке ходить по ночным улицам было опасно.

И тут раздался стук в ворота. Такой, что его услыхали внутри дома. Кто-то колотил уверенно, сильно и со знанием дела. За воротами стоял высокий мужчина в тулупе. Кое-кто из гномов припомнил, что он им знаком. Мужчина в одной руке держал плеть, скрученную точно змея, другой волок за воротник ту, кого отряд собирался искать. Видно было, что мужчина не промах и вообще приучен ловить беглецов.

- Ваша? - спросил он и втащил меня в круг огня.

По голосу его признали быстро. Это был Бард, лодочник с Озера, запросивший баснословную сумму за то, чтобы доставить гномов в город и помочь предстать перед бургомистром (величина суммы и являлась причиной, отчего гномы предпочли Барда поскорее забыть).

Торин пригласил Барда в дом.

Меня отправили наверх. Я шла без посторонней помощи и даже указки, потому что мне было всё равно, куда идти.

Какое-то время назад я покинула дом. Время, равное примерно тому, за какое сгорят две свечи, подожжённые одна за другой. Покинула уверенно, приводя в действие собственный план. Почти у самой заставы на меня накинулись трое. Первому я прокусила руку, второму всадила нож между ног. Это было огромной ошибкой. Мужчины озверели. То, что началось для них как забава, приняло боевой оборот.

Пока тот, что получил нож, визжал как свинья, держась за штаны, его товарищи исхитрились меня схватить. Что, впрочем, было нетрудно. Так как боевого опыта у меня было мало. Оценить ситуацию я не умела. А ощущение того, как нож входит в тело, было настолько новым, что на несколько секунд перехлестнуло все чувства.

Я не была создана, чтобы резать людей.

В общем, они меня схватили, и, думаю, это бы в любом случае произошло. Потому что у них были длинные ноги, длинные руки, и их было трое. А я одна.

Но произошло это после того, как я сопротивлялась. Оттого первый со всей силы дал мне в живот. Как помню, мелькнуло тогда - ну всё, о детях можно забыть. И сама - дура - виновата, сидела бы дома. Ан нет, приключений искать.

Потом в горло ткнулась холодная сталь. И от ощущения животного ужаса вымело всё. Надежды, планы, мечты. Я хотела оказаться с Торином у камина и быть его рабой, лизать ему пятки, всё что угодно, только бы это ощущение стали исчезло, только бы он защитил.

Жёсткие руки добрались до бёдер, и я забилась, когда поняла, что произойдёт. И ужасно - но думала тогда не о себе. Думала о том, что Он после такого не прикоснётся, если останусь жива.

Тут резаный заорал: "Цука! Вырву всё!", и я закричала так, как никогда в жизни ещё не кричала, даже когда гоблины собирались меня сварить и сожрать.

В этот момент тот, кто держал меня, охнул и отпустил. Я упала на доски, закашлялась, изо рта пошла кровь. Кто-то - мне показалось, это был целый полк стражи - обрушился на моих обидчиков словно смерч.

Первый быстро скрылся в темноте переулков. Двое других пытались защищаться. Особенно ярился тот, кто остался без яиц. Но что-то летало в ночи, хлестало их по щекам, обжигало пальцы, выдёргивало из-под них собственные ноги, заставило выронить сталь.

Наконец сдались и они.

Тот, что без яиц, схватился за ухо и заорал, когда оно повисло на коже. Ловким ударом сверху ему разрезали ухо напополам. Мне это было не видно, но подонок так громко орал о своём увечье, что понять, как это произошло, не составляло труда.

Его товарищ подхватил его под мышки, и они, выкрикивая проклятия и обещая отомстить, исчезли из глаз.

Спасители не стали преследовать бандитов, а склонились надо мной. Чьи-то руки подняли меня, усадили. Чиркнуло кресало, засветился маленький масляный фонарь, наподобие тех, что лодочники ставят на носу лодки, если над Озером собирается туман. И тогда я увидела, что спасителей не полк стражи, а всего один человек.

- Да я тебя знаю! - проговорил он ничуть не скрываясь, нормальным голосом безо всяких говоров и извращений. То есть так, как, я знала от Айли, он и должен был говорить. - Я тебя давеча с гномами вёз. Откуда ты здесь?

- Я не гном, - прохрипела я, оттирая кровь с подбородка подолом юбки. - Прошу, помоги.

- А кто же ты?

- Человек.

- Карлик?

- Человек. Такие за морем живут, - вот и первая ложь. - Мой корабль... плыл... разбился. Все погибли, осталась только я.

- Гномы тебя захватили?

- Нет, они помогли. Прошу тебя! Им надо к горе, а я... Я грамоте обучена, любую бумагу составлю, только скажи. Считать могу, вести учёт. В хозяйстве теперь понимаю, если что нужно, я научусь. Я быстро учусь!

- Так... - Бард, а это был именно он - по какой-то счастливой случайности я столкнулась именно с тем человеком, к которому шла - поскрёб усы. - Вставай-ка, пойдём. Ты можешь идти? Эк, отделали они тебя. Да у нас город такой, девкам надобно дома сидеть. Не так, как у вас за морями, а? - и хитро глазами блеснул. - Слыхал я, в белом городе Гондоре тишь да благодать. Дамы золотом изукрашены, ходят по улицам, а разбоя нема, потому как у каждого в доме чеканная посуда и вдоволь хлеба и мяса. И стражники в шитых камзолах улицы охраняют. Но у нас не так. Только даже в Гондоре люди другие живут. На нас похожие, а не на тебя.

Уже когда мы шли, и он крепко взял меня за воротник, я поняла, что попалась:

- Куда ты меня ведёшь?

- Как куда? К хозяевам твоим.

- Ты не веришь, что я человек?

- Человек или гном, мне разницы нет. Хочешь, чтобы я дал тебе склад? Да туда такие же молодчики придут, ещё и почище. И что? Нету склада. Ещё и тягость на душу взять, что девку погубил. Без надобности ты мне.

- Тогда отпусти. Я сама решу, как мне дальше жить.

- Решить-то решишь. Только гномы - гости наши. Нехорошо честному человеку обидеть гостей.

Тут мне бы и вспомнить, что вышник наш отличался непостоянством.

Сначала привёз нас в лодке в город, помог пройти заставу, потом, когда бургомистр не давал гномам денег, мутил воду среди людей, подбивая их требовать поход. А когда бургомистр денег дал, внезапно забеспокоился и переменился. Начались крики: "Люди! Гномы дракона разбудят, и он весь город спалит!"

Балин тогда сокрушался: "Глупцы. Если бы дракон захотел, он бы давно всё спалил. Дракону золото нужно, а не тухлая рыба, смола и гнилые балки, на которых стоит Эсгарот. Кровь рыбья в жилах у этих людишек. Жить хорошо они хотят, а сражаться за свою жизнь неохота".

Гномы не знали, кто именно подбивает народ на смуту. Знала я. Однажды попробовала Торину намекнуть:

- А ты знаешь, что вся смута в этом городе идёт от дейльцев? Что их слушает беднота и кричит на площадях то, что они вложат в их умы?

- Я помню Дейл. Это благородный город, и его потомки - благородные люди, - ответил он. После того, как Торин узнал, что в Эсгароте сохранилась община Дейла и даже пообщался с нею - дейльцы отнеслись к гному со всей почтительностью, намекнув, что именно он - долгожданный король, при котором наступит процветание края - Торин погрузился в воспоминания о прошлой жизни, явно отдавая им предпочтение перед настоящим.

- Пойми, - сказал он. - Благородные люди действуют на благо других людей.

И этим напомнил Гендальфа и его разглагольствования о высшем смысле.

- Только никто не знает, в чём состоит благо людей, - напомнила я. - Но благо для всего края, несомненно, состоит в том, чтобы попытаться вытряхнуть дракона из Горы. А значит, ты делаешь благо для людей, даже если подвергаешь опасности их жизнь. Они всё равно перемрут на болотах. У них уже больше половины младенцев погибают от лихорадки. А то, что дейльцы и бургомистр дерутся за власть, ничего не делая ни для города, ни для края, а только используя то лесных эльфов, то вас, гномов, как разменную монету - это нисколько не благо, даже если проистекает от благородных людей.

- А ты не глупа, - протянул гном. - Чем ты занималась дома?

- Продавала мечты.

- Это как?

- Это когда ты и сосед делаете одинаковые подковы, но ты натёр свою подкову маслом и начинаешь уверять всех, что она лучше, потому что ярче блестит.

- Ты шутишь? - рассмеялся гном.

- Отнюдь.

- Кому понадобится натирать подковы маслом? Это же бесполезно для лошадей.

- Людям понадобится. Когда что-то ярко блестит, им кажется, что они живут полной жизнью. А нужно то лошади или нет, их не волнует.

- Так вот почему у меня товар не пошёл! - разулыбался гном. - Кожу гномьей выделки башмачники охотно берут, а сапоги наши не покупают. Маслом надо было натереть!

Мы рассмеялись. Но потом я заметила, что он стал прислушиваться ко мне. Хотя по-прежнему делал вид, что женские советы для него маловажны.

Но пока Бард меня вёл, я совсем оцепенела.

Да и что я могла сделать, если бы захотела от него сбежать.

Руки у него были крепкие, мозолистые, привыкшие направлять лодку, лавировать между камней. Человеком он был сильным. И знал переулки, как свои пять пальцев, а я была здесь чужаком.

Где-то внутри появилось противное чувство - а может смириться, забыть?

Если каждый раз, выбегая в большой мир, я сталкиваюсь с угрозой жизни, может, этот мир вовсе не для меня?

Может, он для великанов, для троллей? Для волшебников вроде Гендальфа, которые могут себя защитить. Для драконов. Для эльфов, для гномов, для орков. Для людей, которые сбились в кучку, сгрудились посреди Озера, прикрывшись королём эльфов и его потребностью пить заморское вино. Отчего эльфы людей защищают пеленой волшебного леса и меткими стрелами, что рассеивают отряды орков, если те спускаются близко к реке.

Но нет. Я найду. Я буду выходить в этот мир столько, сколько надо, чтобы его покорить. Или умру во время одной из таких вылазок.

Ох, сколько кровушки попил у меня Бомбур, зудя над ухом, какие госпожа Дис печёт пироги!

Едва закончилось гостевое пребывание в отряде, и я стала жить с гномами на постоянных правах, как тут же посыпались упрёки, что я всё делаю не так совершенно, как гном.

У меня болели руки, и кожа покрылась красными пятнами оттого, что я с утра до вечера месила тесто, зажав миску между колен. А Бомбур зудел и зудел, что это слишком долго, что гномка за то же время успела бы всё переделать. Ничего, что обычная гномка от рождения была в три раза сильнее меня? Как-то он обмолвился, что даже бельё в прачечную мы сдаём из-за меня. Тратим деньги отряда. Потому что я не в состоянии хорошо постирать.

Бильбо тоже был маленький и тоже слабый. Но он знал травы и умел сочетать приправы так, что Бомбур им восхищался. А главное - Бильбо мог становиться невидимым, и на него отряд делал ставку в Горе.

Я этого не могла.

- Прости. Я не могу быть с тем, кто не любит меня.

- Ой ли! - усмехнулся он. - Когда прыгала в постель, о любви не мечтала.

Я едва удержала руку, чтобы не влепить ему по лицу.

- В постель прыгал ты. Мне не нужно ждать благословения какого-то Махала, чтобы понять, люблю я или не люблю. Законов своей страны я не нарушала, - тут ему бросилась краска в лицо. - Ребёнок мой, если бы родился, был бы мною любим. И я бы дала ему всё. И даже в мыслях бы не разбирала, кажется он кому-то законным или нет.

- И не возразишь, - заметил он, улыбаясь. - Заслужил. Ты, наверное, единственная женщина в мире. В моём мире, - поправился он, - о твоём мире я ничего не знаю. С которой можно опуститься на самое дно и не чувствовать себя при этом подлецом.

- А ты единственный мужчина, поверь, который может оскорбить, а я не стану на него обижаться.

Мы обнялись.