#китайщина #mo_dao_zushi #мафия_на_проводе #курильница

— Спасибо, я... — улыбка у Мо Сюань Юя робкая, будто в любой момент готова сбежать с лица.

Он запинается, не договаривая заветное «брат», и молчит, нервно кусая губы, только смотрит, как Цзинь Гуан Яо снисходительно кивает головой и удаляется. Такой невозможно изящный и почти совершенный. С трудом получается верить, что в их жилах течет одна кровь. Сюань Юй смотрит на свои руки, ловит уголком глаза собственное неловкое движение, отраженное тенью, и только вздыхает. Брат невозможно прекрасен, а еще очень добр, раз позволил заглянуть в орденскую библиотеку.

В библиотеке Мо Сюань Юй проводит все свободное время, разбирает старые свитки, изучает деяния заклинателей прошлого и не замечает, как голова его клонится все ниже, пока наконец не засыпает, уткнувшись носом в собственные записи. По щеке медленно расползается чернильное пятно, а обоняние щекочет едва уловимый запах благовоний.

Мо Сюань Юй недоуменно оглянулся по сторонам: он совершенно не мог вспомнить, как оказался в этом месте — одном из внутренних садов Башни Кои — где до этого был лишь однажды, когда пришлось вместе с другими учениками убирать листья с дорожек. Но сейчас он стоял именно здесь, а рядом не было никого, кто мог бы его прогнать. Сюань Юй повернул голову, чтобы отыскать выход, но с удивлением заметил, что часть сада попросту расплывалась белой дымкой.

Могло ли так случиться, что он заснул и видит сон? Сюань Юй плохо помнил свои сны, но среди них точно не было таких, что заставляли задуматься о своей природе.
Могло ли это быть видение? Он не знал этого, но стоять на одном месте — на редкость глупая затея, и Сюань Юй пошел вперед. Когда еще ему доведется насладиться красотой внутренних садов? Поэтому он шел, во всю крутил головой по сторонам и не переставал удивляться тому, как хорошо в его памяти сохранилось это место, раз смогло присниться.

Внезапно что-то изменилось — Мо Сюань Юй услышал чей-то голос. Он не разобрал слов, но плечи его рефлекторно поникли, он сжался, будто в любую минуту ожидал наказания. Недолго думая, Сюань Юй нырнул в густой кустарник и стал пробираться ближе — любопытство оказалось сильнее здравого смысла, да и что с ним могло случиться во сне?

Замерев в на редкость неудобной позе, Мо Сюань Юй смотрел на статного юношу в одеждах ордена Цзинь. На богатой ткани искрились золотом пионы, он запрокидывал назад голову и задорно смеялся. Но все же в каждом его движении было что-то неуловимо знакомое.

— Смотри, чему научил меня отец! — юноша обращался к кому-то, кого Сюань Юй не видел, но голос его снова показался знакомым.

С жадным любопытством Мо Сюань Юй наблюдал, как тот перетекает из одной стойки в другую, каждый взмах, каждое движение было исполнено такой совершенной грацией и силой, что сердце Сюань Юя заныло от тоски: уж он-то никогда не будет способен на нечто подобное. Тут юноша обернулся, глядя точно на него, и Мо Сюань Юй почувствовал, как остатки воздуха стремительно покидают легкие. Он всматривался в лицо юноши, пока глаза не защипало от набежавших слез. Он смотрел в чужое лицо и с каждым мгновением находил в нем все больше знакомых черт — это, без сомнения, было его собственное лицо. Такое же и совсем другое лицо. Оно могло быть таким. Но не у того Мо Сюань Юя, который был им. Этого Мо Сюань Юя любили — этим чувством дышала каждая его черточка. Глаза, смотревшие на мир так спокойно и открыто, плечи, развернутые уверенно и гордо — о, на них точно не опускались чужие тычки, а эти уши не слышали насмешек. А золотые пионы на одеждах говорили ясно — он свой, он принят, он любим.

— Это превосходно, милый, — губы Цинь Су сами сложились в улыбку. Солнце заливало своим светом сады Башни Кои, но даже оно меркло перед тем зрелищем, что было открыто ее глазам. Настоящее солнце находилось намного ближе. — Подойди ко мне.

Она чуть приподнялась со своего места, где устроилась для дневного отдыха, и протянула руки навстречу тут же откликнувшемуся на зов юноше. Он склонил голову и поймал ее пальцы в свои. Цинь Су крепко сжала его руки в ответ, да так и замерла — болезненно вглядываясь в каждую черточку, будто хотела на целую вечность отпечатать их в своей памяти, чтобы, закрывая глаза, видеть их и ничего больше. Видеть свое солнце.

— Ты не устал? Все же так много упражнений...

— Конечно нет! — он смеется так тепло и задорно, что сердце Цинь Су вновь замирает в восторге и одновременно плачет кровавыми слезами. — Все хорошо, мама?

— Все хорошо, — эхом отзывается она, все так же неотрывно-жадно всматриваясь в его лицо — похожее и нет на лицо ее мужа. Он ведь мог быть таким? Ее прекрасный сын. Похожим на них обоих и немного другим. Сильным превосходным заклинателем. Нежным, любящим и почтительным. Он мог быть каким угодно. Он был. Здесь. Сейчас. С ней. Цинь Су вколачивала последнюю мысль в свой разум, запрещая себе помнить о том, что видит всего лишь сон. Иллюзию, сотворенную одним из артефактов, что так любил собирать ее муж.

— Пойдем милый, проводишь меня. Я все-таки немного устала, — она поднялась и медленно двинулась, опираясь на руку сына. Даже во сне Цинь Су не могла заставить себя отпустить ее.

Мо Сюань Юй громко, надрывно рассмеялся. Смех рвался с его губ, перемешивался со слезами, он смеялся и все никак не мог остановиться: подумать только, он даже не смог увидеть свой собственный сон. Лишь украдкой заглянул в чужой, коснулся такого далекого, но желанного кусочка чужой жизни. В собственной ему не принадлежали даже сны.