Как известно, в русском языке звуки часто чередуются; эти самые чередования могут быть обусловлены либо позиционно, либо исторически. На последнем я всегда вспоминаю известную шутку филологов: если русский язык не может что-то подчинить своей подавляющей воле, то он называет это необязательным или вариативным; так вот: на самом деле, у филологов всё то же самое с историчностью.

Исторические чередования крайне неуважительны к правилам русского языка, они живут по собственным: топить — топлю, и касаются очень узкого круга слов.

Позиционные же обусловлены (неожиданно, правда?) позицией фонемы — сильной или слабой. Сильная фонема всегда под ударением, слабая — нет, следовательно, может искажаться. Позиционные чередования, соответственно — чередования в пределах одной и той же морфемы.

Если в сильных позициях всё прозрачно, то в слабых позициях звуки впадают в маразм истерику позицию неразличения. Это значит, что сразу не ясно, какой конкретный звук слышится в первом предударном слоге в слове «пила».

Когда я это услышал от фонетика, я удостоверился, что все филологи — идиоты, потому что там слышится [и(э)]. Позже выяснилось, что идиот как раз я, потому что [и(э)] и есть слабая, чёртпобери, фонема.

Да, мы всё ещё притворяемся, что [и(э)] — это «и с призвуком э», если что.

Так вот, впавшая в позицию неразличения фонема называется сигнификативно слабой.

Тут нужно рассказать о видах чередования. Они бывают параллельными и пересекающимися. При параллельных чередованиях нет общего компонента с другими чередованиями: л[и]ть — л[и]тьё — выл[и]ть, при пересекающихся — есть: c[a]д – c[Λ]ды – c[ъ]дoвoд.

Да чего я выпендриваюсь, в параллели звук качественно не меняется, в позиции — меняется.

То есть, в ряду смот[р] — смот[р]ы — смот[р°]у (это не знак градуса, а обозначение огубления согласного перед огубленным гласным, почему бы и да) [р] — звук, не впадающий в фонетическое слабоумие. В ряду же стол[б]ы — стол[п], стол[п]ы — стол[п] последний звук находится в сигнификативно слабой позиции, где фиг поймёшь, что он такое. В перцептивно слабой позиции при параллельном чередовании мы чётко слышим, что это за фонема, но так как она не под ударением, она слабая.

Запоминаем и принимаем за аксиому: всё в гласных фонемах, что не под ударением — слабое.

Даже если и идиот неправильно не напишет.

Даже если лично вы слышите конкретную фонему чётко.

Даже если слово из двух слогов.

Вот, например, слово «уви́дит», проверяем окончание. Записывается эта ересь как [ув'и́д'ьт], где последний звук может быть <а>•<о>•<и>•<э>. Вот в подборах позиций лучше приклеить себе на лоб бумажку «идиот» и забыть всё, чему нас учили в школе, потому что проверка вообще не такая, как там.

Мы тупо берём все имеющиеся ударные морфемы (именно те, где у нас проблема, в данном случае — окончания) с таким же (!) значением и ЛЕПИМ ОДИН БОЛЬШОЙ ПЕЛЬМЕНЬ ГИПЕРФОНЕМЫ.

То есть, к слову [ув'идЬт] у нас подойдут фонемы слов [ид'о́т] («идёт») и [сид'и́т] («сидит»). И получившаяся гиперфонема [о/и] ещё норм, потому что в некоторых гиперфонемах есть отсутствие звука.

Бытовой логике это не поддаётся.

И это ещё норм гиперфонема, она возникла в результате того, что мы с вами напроверяли, гиперфонема второго типа. Если мы не смогли провести проверку, то выходящий в результате слоёный пирожок ужасает даже матёрых филологов — тупо включает в себя все реализации этой фонемы.

То есть, в слове [исп'исаль] [ь] реализуется фонемами <а>•<о>•<э>•<ы>, и записываться это будет как, простигосподи, [ис/зписал/о/ы/э/а].

Мы на филологическом перед экзаменами молимся и плачем, плачем и молимся.

#фигология