А когда отец и братья уходили, сразу же становилось пусто и скучно. Правда, чуть ли не за порогом начиналось таинственное, так и манившее к себе болото – но ходить туда строго-настрого запрещалось. На болоте жили самые разные опасные существа – чего стоили одни только блуждающие огоньки, так и норовившие заманить неосторожного путника в бездонную трясину! Взрослые – те знали безопасные тропы, а еще тайные заклинания, хранившие их от эльфийских козней. Знали, но ни в какую не хотели делиться своими знаниями с Беорном – и никогда не брали его с собой. Одна лишь Бейю, добрая душа, как-то раз обнадежила – сказала, что они вместе непременно отправятся за клюквой, как только листья на ясенях начнут желтеть, а ночи станут холодными. Беорн потом каждый день бегал к росшему на их островке кривому ясеню и всё высматривал на нем пожелтевшие листья.
Только вот обещания своего Бейю так и не исполнила. Когда ясень наконец пожелтел, зарядили бесконечные дожди, а с ними пришли беды, и стало совсем не до клюквы. Однажды в дождливый вечер из очередного похода вернулись отец, Бреме и Берс. Они были усталые, молчаливые и хмурые, и с ними почему-то не было Бруна. Мать встретила мужчин слезами и долгими криками, плакала и Бейю, и только маленькая несмышленая Блис, как всегда, тянула к отцу тоненькие ручки и улыбалась – но тот, казалось, ее вовсе не замечал. Потом Берс объяснил недоумевавшему Беорну, что Брун живет теперь у самого Вотана во дворце и пирует среди прославленных воинов, таких же храбрых, как и он. Однако по всему было видно, что брат этому вовсе не рад.
Вскоре отец и Бреме ушли на болото и вернулись с уже знакомым старым годи. Были долгие, тянувшиеся несколько дней, поминки. Беорну запомнилось, как хмельной Бреме бурно клялся на них отомстить за Бруна проклятым уэлам, как он призывал в свидетели самого Тиу, а годи одобрительно кивал и зачем-то протягивал ему тускло блестевшее колечко.
Спустя несколько дней едва оправившиеся после поминок мужчины снова ушли – как оказалось, теперь уже навсегда. Горестную весть принес нежданно-негаданно заявившийся к ним в дом незнакомый воин – страшный, косматый, с огромным багровым шрамом, пересекавшим лоб и буровато-красную пустую глазницу. И снова мать отчаянно кричала, снова тихо рыдала Бейю, и даже Блис не улыбалась, а настороженно смотрела на гостя исподлобья, обеими ручонками вцепившись в материно платье.