Дракон спал. Не так, как спят младенцы: беззаботно и крепко; но так, как спят новоиспечённые матери: беспокойно и вздрагивая от каждого шороха. Дыхание облачками пепла вырывалось из ноздрей дракона, заставляя его морщиться и дёргать чешуйчатым носом.
Дракон видел сон. Очередной закованный в броню (какая там "броня", тонкая жестянка, не прочнее картона) рыцарь на белом коне (на самом деле, пегой в яблоках кобыле) приближался к пещере дракона в надежде поживиться и покрыть себя вечной славой. Во сне пещера дракона ломилась от золота, драгоценных камней и магических артефактов. Подходы к пещере были усеяны осколками мечей и оплавленными доспехами прежних рыцарей-неудачников, а в самом дальнем и лучше всего освещённом углу пещеры скалилась острыми пиками решётка темницы.
Сон дракона стал глубже, напряжённый лоб разгладился, сверкнув отполированными друг о друга чешуйками.
Темница во сне была не пуста. Лучшие (на неискушенный взгляд двуногих недолго живущих букашек) принцессы, княжны и царевны окрестных государств, сëл и городишек томились (трёхразовое питание с семью‌ сменами блюд на золотой посуде, шелкá и драгоценные бирюльки) и сохли от тоски (шашки, шахматы, нарды, карты и даже заморское "Кто? С кем? Кого?") в заточении.