#локальные_зарисовки
Медленно и печально продолжаю возвращаться к зарисовкам. Интересно, может, стоит эту выставить как миник?..

Заданная тема: ДжоДжо | Ринсвинд | Смерть. “Очень интересный стенд”.
Рунные узоры ползут по серым свинцовым стенам. Пламя свечей даже не колеблется — потоков воздуха здесь нет.
Ринсвинд стоит в центре магического круга и пытается понять, как его смогли уговорить на очередную авантюру.
Возможно, это просто был первый раз, когда к нему отнеслись… по-честному?
***
— Ты прекрасно знаешь, Ринсвинд, — расхаживал тогда Думминг по кабинету, — нашу основную задачу. После… тех изменений, что произошли… на твоей памяти, — замялся он, — в первую очередь мы являемся хранителями магии, а не ее исследователями. Если наш мир настолько хрупок, что его можно разрушить парой бочек пороха в нужном месте, то насколько это просто сделать при помощи магии?
Ринсвинд вникал, одновременно судорожно продумывая любые возможные отмазки — его точно собираются отправить на очередную смертельно опасную миссию, не так ли?
— Но именно поэтому я не могу оставить ситуацию на самотек, как мои… заслуженные… коллеги. Я создал Гекс, — Ринсвинд поежился, вспоминая полуразумную вычислительную машину-муравейник, — не потому, что просто хотел посмотреть, что получится, а потому, что это вполне мог сделать кто-то другой. Кто-то, кто не разделяет нашего… осторожного отношения к магии. И сейчас…
— …вам нужен доброволец, — ляпнул Ринсвинд, уставший ждать, когда самый молодой профессор Незримого Университета дойдет до сути.
К большому удивлению Ринсвинда, Думминг тяжело оперся на стол и покачал головой.
— Мне нужен не доброволец в кавычках, а доброволец. Ты можешь отказаться, и с тобой — действительно — ничего не будет. Понимаю, что именно тебе в это трудно поверить, но так и есть. Я уверен, что вполне смогу найти человека — скажем, среди студентов, исключенных за неуспеваемость, там магии нужна всего лишь капелька. Но… мне показалось, что как раз тебе возможные побочные эффекты понравятся.
— Э-м-м? — Ринсвинд замешкался. Похоже, его пытаются купить, а не заставить? Это было… необычно.
— Собственно, мы на факультете высокоэнергетической магии наконец нащупали возможность создавать пространство, изолированное от любой магии вообще. Мы пускаем сверхпроводящие руны по периметру, чтобы заземлить… впрочем, тебе это, наверняка, неинтересно, — правильно расшифровал выражение лица Ринсвинда профессор. — Это, конечно, имеет большое теоретическое значение, но мы занимались этим не ради теории. Мы хотели… иметь возможность в зародыше предотвратить эпоху, когда лучшим способом получить кафедру было убийство завкафа.
Думминг вновь стал ходить из стороны в сторону, чем-то напоминая оживший маятник.
— Если мы будем просто убивать магов-преступников, то… даже вопрос не в том, чем мы отличаемся от них, а в том, что тем самым мы как бы нормализуем убийство. Но содержать их в тюрьме невозможно, если… да-да, если в тюрьме присутствует магия. Изолированное пространство мы уже можем сделать, теперь надо проверить, что произойдет с волшебником…
Ринсвинд вскинул голову.
— Нет-нет, — торопливо ответил на невысказанный вопрос Думминг, — мы проводили опыты и на животных, и на паре бродяг. Все с ними нормально, крысы жрут сыр, бродяги пропивают деньги. Шанс летального исхода — меньше трех процентов, хоть Гекс и утверждает, что он 7.62%, но я ему не верю, потому что… неважно, — вновь спохватился профессор. — Самая вероятная побочка — это временное или постоянное лишение возможности колдовать, шанс около одной шестой. Поэтому я и обратился к тебе — колдовать ты, будем честны, и так не можешь, но повышенное напряжение магического поля… не оно ли постоянно притягивает к тебе неприятности?
***
Ринсвинд стоял в центре круга и в который раз прокручивал в голове свое решение. Голос… даже не гордости, голос простой самооценки твердил ему, что он все же волшебник — да, пусть худший волшебник в мире, но все же волшебник. А так — он будет никем. Ноль. Пустое место.
Но голос… разума ли? трусости ли?.. все эти дни твердил ему, что променять жизнь, полную приключений, на пожизненную пенсию от Незримого Университета — это выгодная сделка. И что ему скорее стоит бояться того, что на кубике выпадет другая цифра, отличная от шести.
Дрожащей рукой Ринсвинд дернул за рычаг…
***
Потом оказалось, что именно в этот момент, через 0.36 секунды после подачи энергии, Гекс пришел в негодность — или покончил с собой, как считали некоторые. Из арифметически-логического устройства во все стороны полетели крылатые самцы и самки, неся в своих лапках мелкие детали и стараясь убраться как можно дальше от Незримого Университета. И, будем честны, многие волшебники очень хотели бы последовать их примеру.
Подобного результата не мог ожидать никто. Волшебники за свинцовыми стеклами могли воочию наблюдать, как, разрывая руку изнутри — от запястья до локтя — из Ринсвинда лезет необработанный кусок… чего-то. Металл, блестящий октариновым цветом.
Суматоха, судорожные крики: “Отключайте, отключайте”, Ринсвинд, пытающийся как-то перетянуть руку своим поясом… и в тот момент, когда подача магии в комнату была восстановлена, кусок металла, который, как и положено порядочному куску металла, под действием гравитации валялся на полу — пробил пол и, оставляя за собой осыпающиеся стенки, рванул сквозь толщу Диска вниз. В суматохе этого даже вначале никто не заметил — и лишь когда Ринсвинду начали останавливать кровь, Диск сотрясся от трубного рева. Рева, полного боли.
— Слон… — прошептал кто-то из волшебников.
Все затихли, в ужасе ожидая второго звука, но, слава всем богам — хоть молиться им для волшебника и не солидно — снаряд, вероятно, шел под косым углом, и промазал мимо Черепахи.
Переполох, произошедший на Диске, имел лишь одну положительную сторону. В далеком будущем Ринсвинд, отставив кружку пива и взявшись негнущимися пальцами пострадавшей руки за подлокотник, сказал своим внукам:
— И после этого дня со мной больше ничего не происходило. Поэтому — это был лучший день в моей жизни.
***
Смерть покачал головой, глядя на развернувшуюся перед ним картину.
— Я ЗНАЛ, ЧТО В ВАШЕМ МИРЕ ВСЕ СУМАСШЕДШИЕ. НО ТАКОЕ…
Комната с высоким потолком, но без окон. Двое мускулистых мужчин склонились над младенцем… над трупом младенца. Один из них что-то произнес на протяжном, непонятном языке — и второй, под пристальным взглядом сухонькой старушки с палкой, принялся протирать тряпочкой странное лезвие на длинной ручке.
— ПОЛУЧИТЬ СЛИТОК ОВЕЩЕСТВЛЕННОЙ МАГИИ, В ПОЧТИ НЕМАГИЧЕСКОМ МИРЕ, И ТРАТИТЬ ЕГО НА ЭТО… — неизвестным образом голый череп сумел брезгливо поморщиться. — ПОЙДЕМ, МАЛЫШ.
Смерть неловко подхватил душу младенца на руки, и тот привычно заплакал.
Нет.
Непривычно.
Плач перешел в рев, а рев… в нем явно, отчетливо слышались магические нотки. Словно какой-то безумец адаптировал заклинание под голосовые связки младенца…
Душа с силой вцепилась в руки Смерти и потянулась… потянулась обратно к трупу. Смерть, уже ничему не удивляясь, попытался отстраниться, отцепить руки малыша — и обнаружил, что у него ничего не выходит, что скорее он сам… его часть, маленькая часть его сущности… отделяется от Смерти и вливается в душу младенца. Образы, шаблоны мышления — все то, что делало, скажем, Смерть Крыс отдельной личностью — словно в мясорубке, перемешивалось в питательную кашицу и сливалось с сущностью малыша.
Если бы не исключительные обстоятельства, Смерть мог бы сказать, что наблюдает рождение нового Аудитора.
Конечно, процесс можно было бы прервать. В душе младенца своих мыслей, своих идей практически не было — и ничего не стоило взять процесс под контроль, сформировать эту часть сущности заново, взять над ней контроль и присоединить обратно…
…и неизбежно в процессе разрушить душу ребенка.
Настоящий Аудитор так бы и поступил — а потом отправил бы сигнал другим Аудиторам, что найдено окончательное решение проблемы душ.
Смерть же максимально безболезненно закончил отделение этой части и позволил ей влиться в младенца.
— НАДЕЮСЬ, ТЫ СТАНЕШЬ СМЕРТЬЮ ЭТОЙ ПЛАНЕТЫ, — пробормотал он. — МНЕ НАДОЕЛО МОТАТЬСЯ ЧЕРЕЗ КОСМИЧЕСКУЮ БЕЗДНУ КАЖДЫЙ РАЗ, КОГДА КТО-ТО РЕШИТ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ЛЕЗВИЕ ИЗ ОКТАРИНА.
Тело ребенка потеплело и совершило первый вдох. Вместо плача из непривычного к этому горла вырвалось невнятное слово.
Смерть бросил последний взгляд на торжествующего накачанного мужчину. Ему предстоял долгий по внутренним меркам и мгновенный по меркам внешнего наблюдателя путь домой…