Лето II, сын Пола Атрида, человек, за три тысячи лет почти превратившийся в песчаного червя ради того, чтобы стать жестоким тираном галактической империи и провести человечество по Золотому Пути для его выживания. Способен сделать что угодно с любым человеком в Галактике и книга начинается со сцены погони сторожевых волков Запретного Леса за фрименами.

Дела в империи, управляемой им, прописаны довольно мало, а необходимость Золотого Пути постулируется на философском, ближе к абстрактному, уровне. Погрузить империю в стагнацию, пока на планетах будет спокойно и бедно люди будут копить раздражение на скуку, тем более что космические путешествия ограничены, а Пряность для навигаторов производит только он как единственный песчаный червь и большую часть —  прячет. Увеличить централизацию чтобы после трёх тысяч лет пацифисткой бедности, после своей смерти обрушить цивилизацию в кровавый хаос, чтобы каждая планета развивалась после него своим путем и люди разлетелись бы в разные стороны, кто куда по Вселенной от неутоленной и обостренной жажды странствий.

Внимание уделяется душе Лето, этот роман нечто его посмертных мемуаров, которые будут читать люди на руинах его Империи. У него есть предковая память, и он может говорить лицами своих предков, словно Бессмертные в "Горце" лицами убитых. Или вот Виктория Серас может разговаривать с Пипом Бернадотте, чью кровь она выпила полностью. Когда Бог обращается к поэзии — он может её визуализировать словно эльф. Представьте, я снова выпью бокал лунного света, у моих ног пристанет древняя морская ладья, прозрачные облака побегут по синему небу, на моих плечах снова будут развеваться серо-голубой плащ, а рядом будут пастись кони.

Червь выглядит грозно, но большую часть времени вынужден передвигаться в тележке. Этакий Дракон, который не может найти время как следуется порезвиться в воздухе море песка. Дела. Долгое время после того, как я надел на себя кожу из песчаных форелей, я ощущал голодные спазмы в желудке, временами я пробовал есть обычную пищу, но желудок почти всегда отвергал ее. Это далеко не все неудобства.

Он гиперболизированная метафора того, что с человеком с высоким IQ, вынужденного заниматься исследованиями или сочинять, творит старость. А когда Лето говорит "Отличить плохого администратора от хорошего очень легко. Хороший администратор делает свой выбор немедленно.  Обычно их решения могут работать. С другой стороны, плохой администратор колеблется, виляет, созывает комиссии, требует исследования вопроса и докладов. Со временем это создает серьезные проблемы", я чувствую что в этот момент автор просто пересказывает Паркинсона.

Возможно, Фрэнк Герберт был зол на себя или на издательство, торопящее выпустить уже роман. Поэтому — постмодернистично обыграл — Лето, доводящий клонов верного солдата, служившего его деду и отцу, до мятежа, и покровительствующей своей убийце Сионе, выглядит словно автор, против замысла которого поднимают мятеж его персонажи, а он их уважает и считает мятеж необходимой частью замысла. Мир есть текст, почти коранический подход, только мятежники не будут наказаны гееной огненной, потому что загробного мира нет, но покорность Господу, которую надо принять и только потом возможно понять и полюбить его замысел, очаровывает.

Оно завораживает в том числе потому что мой иррациональный страх — режиссёры нашей судьбы сознательно показывают себя в искусстве, готовя нас к пониманию того, что мы должны полюбить их отвратительный план. Концепты, показанные в "Дюне", будут обыгрываться иными вымышленными вселенными. Капитул Чародеек — это Бене Гессерит, а планета Тлейлаксу притворится во втором эпизоде "Звездных войн" планетой клоноделов Камино.