Во всём был виноват вчерашний дождь.

Если бы не он, Валька не промок бы до нитки и не простыл – август, конечно, августом, но ветер уже дул холодный, и болтаться по улицам в мокрых кроссовках и куртке было такой себе идеей. Сегодня Валька проснулся с больной головой и странным ощущением в горле. Без большой охоты через силу пошёл погулять, но скоро сдался и вернулся домой пораньше. Прилёг на кровать, всего на минуточку…

Шавка разбудила его, тыкаясь в лицо сухим холодным носом.

– Валя! Валечка!.. – скулила она.

Валька рывком сел. Сердце колотилось, как бешеное, беззвучно крича: что-то не так. Всё не так.

Было темно. В доме стояла мёртвая тишина.

Бабка же должна была вернуться к вечеру?

– Валя!..

– Да тише ты! – шикнул Валька. Их счастье, если Тьмень ещё не проснулась. Для неё такой вот жалкий плач лучше любой музыки, она страх чует, будто акула – кровь. – Не могла пораньше разбудить?!

Это было нечестно: Валька сам знал, что не могла. Шавка, кряхтя, выползала из-под бабкиной софы по ночам; в дневном мире ей, как и многим другим, места не было.

Валька прислушался, не спуская ног с кровати. После заката она была его законным убежищем, но только если, как полагается, почистить зубы, надеть пижаму и забраться под одеяло. Угораздило же его уснуть вот так, одетым, уязвимым!.. Если бы бабка была дома, ещё куда ни шло, а тут…

Ладно. Нужно было решаться на бросок. Валька резко втянул воздух сквозь зубы, встал с кровати – не вскочил, а именно встал, как будто спокойно. Делая вид, что всё в порядке, потянулся, сделал два шага до стены. Щёлкнул выключателем…

Ничего. Люстра на потолке осталась мёртвой.

Дряхлая настольная лампа тоже не отозвалась. Обе перегорели, что ли?

Валька забрался коленями на письменный стол у окна, распахнул створки рамы. Правое окно, бабкина кухня, было тёмным, а вот левое горело, как миленькое, и ещё три за ним – тоже. От сердца слегка отлегло: у соседей всё работает, значит, не какая-нибудь авария. Надо просто выйти из комнаты, и…

– Это что же, Валь? – тревожно прошептала Шавка. – А где свет?..

– Не дрейфь, – оборвал Валька. Хотелось сказать погрубее, но бабкины подзатыльники за каждое «плохое слово», похоже, всё-таки выработали рефлекс, и даже безобидное «не ссы» уже не шло с языка.

По правде сказать, Валька сам дрейфил ого-го, вот только одно из главных правил, которые он усвоил, гласило: показывать страха нельзя. Шавка, конечно, была не из тех, кто нападёт, если почует слабость, но её, трусиху, Валька попросту жалел. Благо, врать ей было несложно, тем более что он давно уже наловчился говорить с ней, глядя куда-то ей в холку. По идее, друзьям полагается смотреть в глаза, но с Шавкой это не работало по причине отсутствия последних.

– Сейчас, – храбрясь, сказал Валька. – Попробуем в коридоре.

Шавка задрожала. Её облезлые бока раздувались, как кузнечный мех. Оставить её в комнате, что ли? Так не высидит же, всё равно прибежит следом.

– Спокойно, – Валька заставлял себя говорить нормально, хоть и хотелось перейти на шёпот. Шепчут жертвы. – Не будем мы в шкаф соваться. Выключатель же даже не рядом.

Он открыл дверь, всего на долю секунды задержался на пороге, окидывая прихожую быстрым взглядом. На вешалке жутковатыми силуэтами висели бабкины куртки и пальто, но Валька знал их очертания и количество наизусть. Новых не прибавилось, никакие подозрительные тени не маскировались под брошенную на пол одежду или пакеты с мусором, приготовленные на выход. Тьмень ещё не вышла на охоту.

Вальке пришлось здорово постараться, чтобы не поворачивать голову в сторону шкафа. Лучше вообще о нём не думать. Забыть, что он существует, чтобы даже случайная мысль не навлекла на тебя беду.

Шавка, трясясь, жалась к его ноге. Валька никак не мог до конца привыкнуть называть её этим презрительным словом. Ладно бы хоть Жучка или там Люси, как в дурацкой слезливой песне – а что, как раз подошло бы маленькой белой болонке. Но бабка всю жизнь звала свою собаку исключительно Шавкой, и та не откликалась ни на одно другое имя.

Если бы не Шавка, Валька не знал, как пережил бы это лето. И фигурально, в том плане, что с ума бы сошёл от тоски, и вполне буквально, если на то пошло.

Коридор упирался одним тёмным концом в дверь кладовки, а другим заворачивал на кухню. Пока Валька шёл к выключателю, ему показалось, что это путешествие длинней, чем путь до края земли.

Свет не зажёгся.

– Да что за… – в сердцах начал Валька и вдруг похолодел.

Что, если бабка не платила за электричество?

Пенсия у неё была вполне себе, только вот львиная доля всё равно уходила на водку, а остатки – на картонные овсяные хлопья и макароны «Нищебродские». Чёрт! И как это Валька сразу не предусмотрел такой поворот?! Расслабился, привык к хорошему. Родители никогда не игнорировали квитанции за свет – батя ни дня не мог прожить без своих танков. Мама как-то забыла вовремя интернет оплатить, так с отцом натуральная истерика случилась. Орал до визга, что пропускает какой-то турнир или ещё что…

Валька скрипнул зубами.

Он скучал по дням, пока жил с отцом. Не по самому отцу – просто у того была квартира в новостройке. В ней ещё мало что успело завестись, и там за запертой дверью можно было жить и спать почти спокойно. А бабкина панелька построена при царе Горохе, в ней что клопов с тараканами, что всех остальных – как грязи…

– Ничего, – вслух сказал Валька, обращаясь к Шавке. – Пойдём чай пить.

Путь на кухню был почти безопасным: в ванной и туалете не водилось ничего, что представляет угрозу, если ты не закрылся в них изнутри. Валька прислушался, не скрипит ли старый линолеум под ногами дяди Эдика. Встречаться с ним не хотелось: он хоть и безобидный мужик, но никак не запомнит, что уже умер. Как-то раз Валька с Шавкой неосторожно зашли на кухню, пока дядя Эдик шарил там по шкафам в поисках давно не существующей заначки, и бедный призрак поднял такой вопль, что у Вальки ещё час потом в ушах звенело. Ещё бы: ходишь по собственной квартире внутри уютной личной временной петли, а тут какой-то толстый пацан и собачья шкура, набитая пауками. Вежливо желает тебе доброго вечера.