Немного о Крапивине или одинокий койво.

Однажды я брала эту тему на практику в вузе. Не справилась. Теперь исправляю свою ошибку.

В этой статье хочу затронуть один маленький аспект творчества Владислава Петровича, который иногда неприятно царапает про прочтении да и после. И перед этим хочу подчеркнуть, что очень люблю творчество этого замечательного талантливого писателя и ценю его.
Однако, у меня сложилось впечатление, что Крапивин не пускает в свои тексты женщин. Совсем. Я сейчас говорю о нормальных женщинах - мамах и прочих. У Крапивина прослеживается образ мамаши, матери, но никак не мамы. Вот даже в "Заставе на Якорном поле" у Ёжики есть гипотетическая мама, мама погибшая, хорошая мама, которую Ёжики любит и изо всех сил к ней рвётся. Но мы так никогда и не узнаем, какая она - эта мама - она ни разу не появится на сцене, и мы будем знать о ней только из Ёжикиных воспоминаний. Не спорю, по сюжету её появление вовсе не обязательно, но суть в том, что в этой повести в единственной из всего его творчества есть образ любящей хорошей доброй мамы. Но которой в итоге всё равно по сути нет...
В "Крике петуха" на короткое время появляется девочка Люся. Она ценится там именно своей бесполостью и некрасивостью: мышиные хвостики, веснушки. И как только у Люси появляются первичные половые признаки, лифчик купальника, резинки для волос в виде украшений - всё, Люся уже не та. Она из враждебного лагеря женщин, которые вечно командуют, заставляют есть полезное и толкают нудные речи про моральный облик.
"Выстрел с монитора" только подтверждает это правило. Мальчика изгоняет весь город, и мать не говорит ни слова. Не протестует. Не кричит. Её вообще будто нет. Она предаёт собственного сына, бросает его. Ей, похоже, всё равно, каково сыну было и будет - одному, без неё. А какая разница, ведь у неё, кажется, ещё дети есть - одним больше, одним меньше. Ну что это за мать-то такая?!
Новые повести Крапивина меня насторожили. Он идёт по старой проторенной дорожке и ошибается. Я считаю, ошибается. А может, он так нарочно пишет, фантазирует, чтобы запутать читателя и вызвать переживания из-за предложенной драмы. В повести про мальчика-ангела (извините, название не могу ни вспомнить, ни в сети найти) взрослый мужчина-писатель вдруг проникается нежностью к незнакомому мальчику. И что знаменательно, и жена его проникается. И вот ладно, с мужчиной-то понятно: он себя по сути жалеет и развлекает, а не мальчика, потому что видит в нём себя. Ну или на худой конец друга какого-то из детства. А сам мальчик как таковой ему малоинтересен, интересна сама авантюра, приключение, отход от бытовухи. По крайней мере, такое впечатление сложилось у скептически настроенной меня. Но вот его жена... она начинает заботиться о мальчике: кормить супами, укладывать спать, - и вот так Крапивин демонстрирует материнское, мать его, отношение. Диктатура. Грязный матриархат чистой воды, как в "Гуси, гуси, га-га-га". Втаптывание в грязь мужчины вместе с его мнением. Причем герой начинает вместе с мальчиком восставать против этих супов и укладываний. Впадает в детство. И выходит, что на самом-то деле в его глазах его жена - тиранша и ограниченная меркантильная курица, которая переживает только за материальное благосостояние (мне её даже жалко стало, ну вот не работай она столько, на что бы они жили, спрашивается? А за спиной она враг народа). Вопрос. Зачем герой вообще на такой женился? Но самое главное: не видит Крапивин иных проявлений материнской любви, кроме как напичкать ненавистным супом и повелеть лечь спать. А не видит он их потому что не знает. А такое не выдумывается.
Я ещё задавалась вопросом, почему у Крапивина такие интеллигентные хулиганы-гопники, почему он не позволяет своим героям получить нож под ребро в подворотне от местного главаря шайки. А всё потому что не может позволить сделать больно ребёнку, которым он становится сам, когда пишет. И не может сделать больно читателям, которые становятся тем ребёнком, о котором они сейчас читают. Потому что детям нельзя делать больно.
И снова к вопросу о матери, вот очень горькая повесть "Дагги-Тиц" в том же сборнике приоткрывает завесу этой тайны. Я думаю, с возрастом Крапивин всё-таки стал честнее с самим собой, да и, как всем известно, авторы пишут о том, что болит. И вот в этой-то повести образ матери раскрывается во всей красе. Это женщина, которая не любит своего сына. Ей на него плевать с высокой колокольни. Она сама как чайка - летит над морем и не знает, где сесть и приютиться, потому что нет для неё такого острова - ибо бежит-то она от самой себя. Поэтому и меняет сожителей как перчатки. Поэтому и мотается где-то круглые сутки, бросая ребёнка на соседку - она ищет то, чего найти никак не может: любовь к собственному сыну. Кто его знает, почему она его не любит, может, потому, что она своего отца слишком похож, и этот отец оставил о себе не самые лучшие воспоминания. Но опять же сам факт того, что эта самая папаша транслирует на ребёнка чувства к его отцу, тоже характеризует её далеко не самым лучшим образом. И в конце она всё-таки поступает, как чайка и кукушка одновременно: улетает в поисках очередного уютненького острова в бесприютном океане жизни. И не видит того, что этот самый остров у неё под носом - единственный человек, который её бескорыстно любит - её сын. Симптоматично. И её сын остаётся с очередным брошенным мужем, когда сбегает к чёрту на кулички. И это единственное, что сближает чужих друг другу мальчика и мужчину: они оба брошенные. Мамой и женой. Нелюбимые. И непонятые.
И самая моя любимая повесть "Тополиная рубашка", которую я считаю автобиографической для Крапивина, ещё раз подчёркивает это правило. Мать героя всё время занята, отца нет вовсе. Есть младший брат, на которого расходуется всё мамино внимание. И вот тогда приходят они - ржавые ведьмы. Степанида играет роль ворчливой бабушки, Глафира - тётки. Ласковая Настя - замена мамы. Она поёт герою колыбельные (а песня про яблочко - не что иное, как колыбельная), говорит с ним ласково, не пытается командовать, дует в лоб, когда кровь забирает, гладит по голове (вот сто лет назад читала, а помню каждое слово, настолько редко у Крапивина эти ласковые жесты встречаются, просто на вес золота). Настя - это и есть мама, которой у мальчика нет. Ласковая и добрая, которая уделяет ему время и внимание. Которую не надо делить с противным братом Леськой. Но она ненастоящая. Выдуманная. Мама-мечта, которой нет в реальности и никогда не будет.
Подводя итог, можно сказать, что всё вышесказанное - легко оспоримо и обосновано сюжетами, которые изначально задает Крапивин в своих повестях. Но эта статья бы никогда не появилась на свет, если бы не систематически повторяющиеся факторы: герой - мальчик-одиночка, предоставленный сам себе, без отца и матери, мать может теоретически быть в тексте, но фактически её нет. Есть образ командира в юбке, который вечно отдаёт приказы и ругает там, где надо бы пожалеть и никогда тебе ни за что не поверит. Не спорю, Владислав Петровича таким образом транслирует детское видение ситуации, а с этой точки зрения все мамины слова несправедливы и наполнены диктатом: почисти зубы, убери за собой. Но чтобы все мамы были такими отчуждёнными и срывали зло и усталость детях... Герой получается несколько однотипным, эдакий одинокий койво, сирота при живой матери, а на женский образ в творчестве Крапивина вешается вполне определённый ярлык бездушной стервы.
Примечательно, что у Кинга прослеживается подобный же мотив, например, в "Сердцах в Атлантиде" или в "Оно" - мать настолько замучена работой, что сыну не уделяется никакого внимания, заботы, ласки. Известно, что мать Кинга работала прачкой и проводила в прачечной суть ли не двенадцать часов в сутки. О биографии Крапивина известно мало.
К слову сказать, мне не понравился ни один взрослый из повестей Крапивина. Они не вызывают доверия. Женщины - чайки, кукушки, стервы-учительницы, злые старухи. Мужчины - либо идеальные военные или капитаны с чистым моральным обликом, как блестящая монета (скажите мне, как может быть таким морально чистым человек, который убивал и отдавал приказы убивать?), либо - жалкие личности, трусы, алкаши и дегенераты, вроде Эдуарда или того же Хозяина из "Тополиной рубашки".
Взрослые выходят у Крапивина гадкими или ненастоящими - окутанными флёром романтического очарования в детских глазах. А вот сами дети - очень живые. В них хочешь верить и быть ими. Справедливыми и добрыми. А это самое главное.