Кер-Леон спал. Бледный свет луны освещал городские дома и каменные крепостные стены. Ночь была звездная, а значит, холодная. Разумные люди в такие ночи по улицам не бродят. Ну, разве что влюбленные – впрочем, кто сказал, что влюбленные так уж разумны? А еще – ночные стражники: этим-то деваться точно некуда! Кто же еще защитит спящих горожан и от вырвавшегося на свободу огня, и от крадущегося в темноте вора или грабителя? Хорошо все-таки, что прежний король Гвента Атруис ап Мейриг превратил в Кер-Леоне, в своем маленьком Риме, пожарную стражу в самую настоящую когорту вигилов!
Вот и сейчас вдоль внутреннего периметра городской стены, звякая железом, двигались три стражника. Двое из них, тучный низенький Марк ап Мартин и высоченный жилистый Теудур ап Пеулин, оба пожилые и бывалые, немало лет уже прослужившие в городской страже, степенно шли привычной дорогой, изредка перебрасываясь парой-другой слов. Третий вигил, двадцатилетний Тидно ап Педрог, самый молодой из дозора, брел чуть в стороне, кутаясь в черный с желтым форменный плащ и зябко поводя плечами. Иногда он нарочно замедлял шаг, а потом нагонял товарищей бегом в надежде чуточку согреться. Но теплее все равно не становилось. Не помогали ни пробежки, ни шерстяная туника, давеча купленная у забредшего в «Золотой Козерог» незнакомого мерсийца, ни выпитая там же, в каупоне, большая кружка доброго эля. Увы, уже который вечер подряд еду в «Козероге» подавала не юная Кати, а старая Брона, супруга Плегги, женщина, конечно, славная и уважаемая, но... Хоть и не могло быть такого никак, а все равно Тидно казалось, что прежде, когда эль наливала Кати, тот был и вкуснее, и забористее.
Тидно вспомнил хорошенькое личико Кати, обрамленное темно-русыми кудряшками, и печально вздохнул. Вот когда он теперь ее увидит? Угораздило же бедняжку так неудачно упасть и ушибить руку! А вообще, конечно, в городе в последнее время творились странные дела. Не раз и не два слышал Тидно от завсегдатаев «Козерога» о двух девчонках, разжегших драку в каупоне. Правда, сам-то он, придя туда на следующий день после той самой драки, уже ничего не застал – разве что поломанную мебель. А ведь одно дело узнать историю из чужих уст и совсем другое – увидеть всё собственными глазами!
Посмотреть, сказывали, тогда было на что. Почтенный Родри ап Ллин, видевший и даже утихомиривавший драчунов, божился: стоило только одной из девчонок, тощей да рыжей, запеть – и пикты тут же дружно набросились на ирландцев, да еще и вроде как не по своей воле: ноги сами понесли их в драку, а руки сами принялись месить несчастных. Отец Иероним из греческой миссии уже который день объяснял городским ротозеям, будто бы это не просто девчонки какие-то являлись в каупону, а самые что ни на есть демоницы из преисподней. Тидно не верил. Чтобы от одной лишь песни лишиться разума и ни с того ни с сего броситься в драку – где же такое слыхано? Да такие песни умеет петь разве что леди Хранительница! А с чего бы самой Неметоне вдруг являться в «Золотой Козерог»? То-то и оно! Правда, то, что и пикты эти, и ирландцы, и сами девчонки куда-то сгинули в ту же ночь, все-таки настораживало. Впрочем, с ирландцами-то, вроде бы, всё было понятно, да и то как посмотреть: обычных бузотеров к магистру оффиций не отправляют, а уж чтобы потом о них не было ни слуху ни духу...
От размышлений Тидно оторвал негромкий возглас почтенного Теудура:
– Стой! А ну-ка, замри!
Молодой вигил послушно замер: возглас явно адресовался ему. А пренебрегать указанием старшего в дозоре – искать себе на голову неприятностей. Между тем Теудур повернулся к шедшему рядом товарищу:
– Марк, ничего не слышишь? Мне кажется или нет?
Тот пожал плечами, остановился. Помолчал, прислушиваясь. Наконец, задумчиво произнес:
– Не пойму. Вроде, где-то конные. А может, мерещится. Давай-ка к воротам – мало ли что?
Теудур кивнул в ответ. Тидно тоже кивнул – хотя его, вроде бы, никто ни о чем не спрашивал. Зря, между прочим, не спрашивали: стук копыт он слышал вполне отчетливо. Звук доносился с запада, со стороны Ронды.