Коллаген (джен)

Кто-то стучится в дверцу. Я не отрываюсь от обеда, ведь все остальные кабинки пусты, так что если кто-то хочет воспользоваться туалетом, то к его услугам более чем широкий выбор.

Слышу, как кто-то перешептывается, и двери кабинок справа и слева открываются. Совпадение? Возможно. Вероятное? Нет. Завернув свой обед, аккуратно кладу его обратно в рюкзак и застегиваю молнию, стараясь придать лицу безразличное выражение. Я тренировалась перед зеркалом, и мне хочется думать, что я неплохо наловчилась скрывать свои эмоции. Не могу сдержаться и не испытывать бешеной ярости всякий раз, когда сталкиваюсь с Трио, но будь я проклята, если позволю им узнать об этом.

Жду, когда они начнут. Давайте, покажите мне самое худшее.

— Нашлась, нашлась! — раздается приторно-сладкий голос у меня над головой.

Я гляжу вверх и получаю в качестве приветствия струю виноградного сока прямо в лицо. Апельсиновая газировка летит вдогонку, отставая лишь чуть-чуть. Мне не требуется особых усилий, чтобы не вздрогнуть, и сквозь сладкие капли, покрывшие линзы очков, я вижу лица исполнителей этой выходки. Мэдисон и София смеются так, как будто видят забавнейшую вещь на свете. Как будто этим они делают мою жизнь несчастной. Я уже чувствую, как рубашка слипается с курткой, на коже мерзкое ощущение сахарной липкости. Маска, Тейлор. Держи маску.

Они слезают с унитазов, и я пользуюсь моментом, чтобы протереть очки туалетной бумагой. Немного отчистившись, встаю и открываю дверь, чтобы встретиться лицом к лицу со своими мучителями. Мэдисон Клеменс, Софья Хесс и Эмма Барнс; каждая из них выглядит счастливее той кошки, что поймала канарейку. Они смотрят на меня, облитую липкой гадостью, невозмутимо стоящую напротив них. Они смеются и стараются углядеть слезы, злость, хоть что-нибудь, что они смогли бы использовать против меня.

Хрен вам.

Я гляжу на них, удерживая маску. Мэдисон прекращает первой, фыркает последний раз и выбывает. Софья следует ее примеру, продолжая презрительно поглядывать на меня. Эмма еще раз окидывает меня взглядом, прищуриваясь. Я не отвожу глаз, продолжая спокойно стоять с опущенными руками.

Маска. Маска. Не расслабляться.

Она кивает с видом художника, только что закончившего свой шедевр, со сдержанной радостью и удовлетворением. Потом отворачивается, не обращая больше на меня внимания, и идет к двери, на ходу подстраивая походку так, чтобы получше выставить свою фигуру; раскачивает бедрами и встряхивает волосами. Провожаю ее взглядом, потом поворачиваюсь к грязному обшарпанному зеркалу, чтобы оценить ущерб.

Толстовка непоправимо изгажена живописными пятнами желтых и пурпурных оттенков. Извернувшись, вижу на верхней части спины мокрые полосы в той же расцветке, как будто удары бича. Рюкзак сверху тоже забрызган, но торопливая проверка содержимого успокаивает мои тревоги. Внутри ничего не пострадало. Теперь мне нужно только убить кого-нибудь и...

Я обрываю эту мысль и концентрируюсь на маске. Нельзя срываться. Не буду срываться. Только не здесь. Я дышу. Вдох, выдох. Дышу глубоко и стараюсь расслабиться.

Этого не достаточно. Сжимаю челюсти и поднимаю руку на уровень груди. Затем я применяю силу.

Кожа на ладони расходится, открывая костяной бутон. Он разделяется и растет, медленно раскрываясь на тонкие, как бумага, лепестки. Снежно-белая роза со стеблем, покрытым шипами. Безупречная, как на картинке. Потребовалось множество неудачных попыток, чтобы научиться в точности имитировать настоящий цветок. И еще больше попыток, чтобы заставить ее расти, как будто в замедленной съемке. Чувствую, что напряжение уходит, пока я смотрю, как она вырастает из меня, расцветая.

У меня уходит минута, чтобы сделать розу идеальной. Целую минуту я могу забыться, погрузившись в сложное переплетение кристаллов фосфата кальция и коллагена. Потом берусь за основание стебля (осторожно избегая шипов, чтобы не уколоться) и отламываю его.

Я тихо шиплю от боли. Совсем тихонечко. Гораздо тише, чем когда впервые проверяла пределы своей силы. Возвращаю кости руки в нормальное состояние — кожа, заживляясь, чешется, как я не знаю что, — и кладу розу в рюкзак, рядом с моим проектом для класса искусств.

Черт. Занятие по искусствам. Смотрюсь в зеркало. Оттуда на меня смотрит полный кошмар. Я не могу идти на урок в таком виде. Не смогу выдержать притворно-жалостливых взглядов, хихикания, всей этой херни, которая заставит меня выпотрошить...

Помни о маске. Я заставляю себя успокоиться. Вдох. Выдох. Контролируя дыхание, контролируешь гнев. Выхожу из туалета и направляюсь прочь из школы, придерживаясь наименее людных проходов. Вдох, выдох. Несколько учеников провожают меня взглядами. Я не обращаю внимания. Держу маску.

В автобусе взглядов становится больше. Я не обращаю на них внимания. Я держу маску.

Добираюсь домой и бросаю рюкзак у двери. Делаю мысленную пометку убрать его куда-нибудь подальше, где папа его не заметит, когда вернется с работы. Потом иду в ванную, включаю душ и сбрасываю загаженную одежду. Я не жду, пока вода достаточно потеплеет, и захожу под душ, даже не вздрагивая от холода. Я все еще держу маску.

Потом я отпускаю ее и мешком валюсь на холодный кафель, задыхаясь от слез.

Блядь, блядь, блядь. Как все дошло до такой, блядь, глубокой жопы? Ни одна из их выходок сама по себе не была особенно ужасна. Неприятные? Пожалуй. Терпимые? Вполне. У меня была моя сила, мои планы стать героем, у меня был папа. У меня есть способ противостоять им психологически, так отчего я всякий раз автоматически склоняюсь к запредельному, блядь, насилию, сталкиваясь со школьным хулиганством? Конечно, я в состоянии справиться с собой, и на какое-то время это сработает. Но дело в том, что у них есть бессчетное количество возможностей мучить меня, а если я потеряю контроль хоть однажды, то, может статься, действительно убью кого-нибудь. Меня заклеймят как злодея, и тогда прощайте, все мои мечты.

Всхлипываю и плачу, солоноватый привкус на губах перемежается резким металлическим, когда струя из душа попадает мне в лицо. После нескольких минут исступленных рыданий чувствую, что слезы больше не текут. Вот и хорошо. Немного успокоилась. Замечаю, что от ледяной воды кожа покрылась мурашками. Сколько я уже сижу в этом душе? Я неуверенно хихикаю, стараясь прогнать отчаяние.

Господи, мне действительно было нужно выплакаться.

Вода наконец прогревается до приемлемой температуры, я встаю и начинаю чиститься. Дугообразные костяные лезвия выскакивают там, где я чувствую присохшую липкость. Больно, но не так сильно, как было срывать розу (неплохой эвфемизм, чтобы сказать, что я сломала собственную кость?), и кожа отваливается целыми лоскутами. Ловкий фокус; я его придумала, обнаружив, что когда кости пробивают мне кожу, никаких шрамов не остается. Я использовала его, чтобы избавиться от всех, даже самых мелких, дефектов кожи. Пожалуй, безупречно чистая кожа была одной из немногих вещей, которые они могли бы использовать, чтобы всерьез достать меня.

«Ух ты, Тейлор! Ты наконец смогла накопить на пластику? Возможно, теперь ты сможешь стать похожей на свою мамочку! И, может быть, выбросишься потом из окна, для полного сходства?»

Чувствую, как вырастают вокруг меня защитные костяные шипы, и втягиваю их обратно, корчась от щекотки, неизбежно сопровождающей доставшийся мне причудливый способ регенерации. Не стоило думать о них сейчас. Только не дома.

Закрываю воду, вытираюсь и натягиваю домашнюю одежду. Лоскуты кожи — к счастью, на них не остается крови — выбрасываю в мусорный пакет, который я завела у себя в комнате. Он еще не настолько заполнен, чтобы пришла пора его сжигать, но уже близок к этому. Более-менее ощутив себя человеком, достаю блокнот со своими заметками (к счастью, он не пострадал) и открываю его на чистой странице, чтобы попробовать всерьез разобраться, как я вижу свою будущую карьеру. Слишком долго я это откладывала, экспериментируя с силой в укромных местах, где никто не мог меня видеть, и не поднимая шума. В результате я перестала смотреть вперед. Теперь я это исправлю.

Я могла бы продолжать по-прежнему, конечно. Терпеть и ничего не делать. Этот вариант я вычеркнула сразу, как только его записала. Я не могла быть уверена ни в том, что не сорвусь, ни в том, где и когда это произойдет, а ставкой были человеческие жизни. Лучше не полагаться в этом на столь хрупкую вещь, как мой самоконтроль.

Я могла бы записаться в Кадеты. Фыркнув, я вычеркнула эту строчку, написанную сразу под «ничего». Мне пришлось бы тогда рассказать папе о своей силе и о том, как я ее получила. А это воспоминание было не тем, чем можно было бы легко поделиться. Кроме того, им будет трудновато представить мою силу в благоприятном свете, особенно для семейной аудитории. «Встречайте Костяную Королеву, героиню, протыкающую собственную кожу жуткими костяными шипами, сияющий пример для мазохистов!» Этот момент особенно понравится родителям. И еще кроме того, отзывы бывших Кадетов, которые потом решили не переходить в Протекторат, были не слишком позитивными. По их словам, даже после простейшей вещи, например, пресечения уличного грабежа, им приходилось заполнять просто безумное количество бумажек. Награда за спасенные жизни в виде стопки бланков? Благодарю покорно.

Нет, Кадеты исключаются.

Еще я могла бы присоединиться к банде. Но во мне слишком мало азиатской крови для АПП (я зачеркнула этот пункт), недостаточно расизма для И88 (минус еще один), а создавать собственную банду с нуля слишком хлопотно (на этом пункты закончились). Очевидно, я не смогу вступить в серьезную банду в этом городе. А кроме того — эй, это же криминал! Будь я проклята, если займусь преступной деятельностью лишь потому, что не смогла вытерпеть школьную травлю. Эти суки не настолько сильны!

Я обдумываю еще несколько вариантов, задумчиво покусывая ластик на карандаше. Есть еще Новая Волна. Или я могла бы стать независимым героем и наплевать на канцелярщину. Либо заняться чем-то мирным, как Кукла. Записываю эти варианты в одну строчку и разделяю их вертикальными линиями. Надо сравнить их достоинства и недостатки.

Новая Волна. Летучий кирпич, несколько летающих стрелков, электрический силач и дама со световым мечом. И еще — лучшее медицинское обслуживание в пределах человеческих возможностей (точнее, парачеловеческих). Говорят, что Бог на стороне больших батальонов, так что если они не против пополнить свою команду, это может оказаться неплохим вариантом. Во всяком случае, относительно безопасным.

С другой стороны, у них там, можно сказать, Протекторат в миниатюре. Группа подростков, группа взрослых, подчеркнутое внимание к ответственности (хотя и без бумажных завалов), и они могут потребовать, чтобы я раскрыла свою гражданскую личность или, по крайней мере, рассказала все папе. Получается та же фигня в немножечко другой обертке. Кроме того, они вроде бы как одна семья и могут не захотеть расширять свою команду. Я записываю: наверное, нет, но может быть, если они согласятся на определенные условия. Стоит, по крайней мере, попробовать.

Теперь вариант с независимым геройством. Протекторат неплохо постарался, чтобы донести информацию об уровне смертности среди независимых героев до общего сведения, и она ужасна. За исключением этого, у них вполне приличная работа: правоохранительная система старается им содействовать, а по закону о вигилантах они имеют право забирать себе всю наличность, которая найдется у преступников, да еще и получают выплаты, если сдают властям наркотики там или оружие. Плюс, их стараются не привлекать за телесные повреждения, если не заходить слишком далеко (типа, стрелять в преступников смертельно опасными боеприпасами, например). А сами независимые говорят, что если не вести себя как мудак, то противники, как правило, тоже ведут себя прилично и избегают причинять тебе слишком тяжелые травмы. Я вывожу «нормальный вариант» под этим, более коротким, списком пунктов и перехожу к последней графе.

Кукла, единственный Изгой в Броктон-Бей, имеет способность управлять тканями и оживлять плюшевые игрушки. Содержит магазинчик модной одежды — в основном для фанатов-кейпоманов и богатеньких буратин, да еще устраивает иногда представления, в рекламных целях. Я задумчиво кручу в руках карандаш и потираю подбородок. А каким образом могу монетизировать свою силу я?

Пересадки костного мозга? Сейчас они делаются за счет добровольного донорства; не знаю, насколько велик этот рынок. Кроме того, в нашем городе Исида, должно быть, излечивает все сколько-нибудь серьезные случаи. Кожные лоскуты для пересадки отпадают по той же причине. Может быть, художественные поделки из кости? На парачеловеческие изделия всегда есть спрос, но скульптор из меня паршивый. К слову сказать, я совершенно не в курсе, насколько хороши вещи Куклы. Я никогда не разбиралась в моде, всегда покорно соглашаясь, когда эта предательская сука пыталась нарядить меня...

Стоп. Маска. Я замечаю, что карандаш сломался у меня между пальцами, покрывшимися костяной броней. Отбрасываю обломки и втягиваю костяные пластины обратно. Закрываю глаза и массирую переносицу, сдвигая очки на лоб. Вдох, выдох. Выдохнув через нос, открываю глаза обратно и возвращаюсь к своему списку.

Вариант с бизнесом выглядит чудесно, но если я как следует не врежу кому-нибудь в самое ближайшее время, то вполне могу устроить в школе игру во Фредди Крюгера. Я записываю под последней графой: «в теории прекрасно, но в данный момент неосуществимо», и добавляю примечание, что надо будет прочесть какие-нибудь книги по скульптуре для начинающих. Может, я смогу заняться современным искусством, заработать пятизначную сумму и притвориться, что нашла где-нибудь под лавкой мешок нарко-денег, когда буду отдавать их папе? Ага, очень убедительно.

Я снова окидываю взглядом страничку. Новая Волна, Независимый и Кукла. Новая Волна может меня не принять, а путь Куклы не даст возможности сбросить напряжение. Кажется, мне осталось только одиночное патрулирование. Спускаюсь в подвал, машинально щелкаю выключателем, лампы мигают и заливают светом голые доски наверху и чуть выщербленный бетонный пол внизу. И зеркало.

Больше шести футов в высоту и чистое, как небо, в старинной бронзовой раме, покрытой рельефом в виде пляшущих скелетов — с застывшими усмешками и длинными тонкими пальцами. Старик на набережной, изо всех сил старавшийся сбыть его с рук, сказал, что оно пугало его внуков. Это, наверное, понятная реакция, если думать, что скелеты смеются над тобой, а не вместе с тобой. Я сперва взяла его, чтобы получить скидку на спортивные очки с диоптриями, которые мне хорошо подошли, но теперь оно нравилось мне все больше.

Раздеваюсь, нацепляю защитные очки и смотрюсь в зеркало. Оттуда на меня глядит довольно жалкая, худая и нескладная девочка-подросток. Слишком широкий рот, никаких округлостей, стоящих упоминания, совиные глаза — внешность заметно ниже среднего, на мой взгляд. Я видела мамины фотографии и думаю, что все еще может улучшиться, — при условии, что папины гены не возьмут верх. Но сейчас это мне ничуть не помогает.

Я закрываю глаза и обращаюсь к моей силе. Воссоздаю образы, над которыми работала последние три месяца, взяв за основу средневековые доспехи. Теплые костяные пластины покрывают меня, формируя защитный панцирь, легче любого металла. И, пожалуй, прочнее. Интересный факт: кость обладает одним из лучших показателей по отношению веса к прочности. На мгновение я теряюсь в мягком, успокаивающем объятии моей силы. Это приятно. Как будто меня обнимают со всех сторон.

Когда я открываю глаза и снова смотрю в зеркало, обычной девочки Тейлор уже нет. Вместо нее я вижу женщину с фигурой почти как у супермодели: длинные ноги, изящные бедра и совершенная фигура. Пластинчатая броня покрывает ее целиком, как старинных рыцарей. Она высока — заметно больше шести футов. Я слышала, как другие девочки жаловались, что трудно ходить на каблуках, но на сделанных моей силой я чувствовала себя... естественно.

Я разглядываю маску. Закрытый шлем с вертикальными прорезями для глаз и для дыхания; мое лицо теряется в тенях. Мои волосы, прекрасные черные волосы, как у мамы, темными волнами собрались за спиной.

Тейлор исчезла. Осталась Белая Роза.