↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Как же болела голова... Ни с чем не сравнимое ощущение, будто её засунули в тиски и каждые несколько секунд усиливали давление, дополнялось подкатывающей к горлу тошнотой. Попытка поднять тяжелые веки ничем хорошим не увенчалась — перед глазами проплывали странно изгибающиеся фиолетовые пятна.
— Сэр, похоже у вас сильное похмелье, — констатировала Пятница, заметив его пробуждение. — Отклонение от нормы, согласно жизненным показателям — пониженное давление и учащенное сердцебиение. Я бы сказала больше, но нужен токсикологический анализ.
— Я в порядке, — с трудом произнес Тони, мысленно помянув добрым словом явно некачественный виски, полученный в дар от госсекретаря.
Всего лишь одна бутылка вывела его из строя. Стейтсмен* лучше больше не пить, хотя Росс расхваливал его, как исконно американский виски. В хмельной голове мелькнула мысль, что госсекретарь решил его отравить, но тут же была отметена, как не имеющая смысла. И что только двигало Тони, который в жизни не пил незнакомого алкоголя? Из памяти исчез практически весь вчерашний вечер — кажется, с момента, когда в бутылке осталось чуть меньше половины. Ну зачем было так напиваться? Евфрат снова назовет его алкоголиком, лучше не показываться сегодня ей на глаза.
Глаза… Тони застонал.
Как будто в них песка насыпали, но это ощущение терялось за внезапно пришедшим осознанием, что он находится не на Базе Мстителей, а в Малибу — как услужливо подсказывал вид из панорамного окна. И как он, черт возьми, здесь оказался?
— Евфрат? — позвал Тони жену.
Никто не ответил. За пульсацией в висках, забирающей на себя все внимание, все отчетливее слышался негромкий шум воды из ванной. С трудом свесив ноги с кровати, Тони уронил голову в ладони, но, справившись со слабостью, взял себя в руки и, преодолев беспощадную гравитацию, поднялся, обнаружив отсутствие нижнего белья. Возле кровати стояло три пустых бутылки МОЁТ, и тут-то и стала очевидна столь страшная мигрень — шлифануть вискарь этим мерзким сладким шампанским было не лучшей идеей. Странно, Евфрат пьет только брют или просекко… Дверь в ванную поддалась, и Тони вошел в облако пара, не понимая, как жена может принимать душ в столь горячей воде, да еще и с похмелья — ну не мог же он выпить все три бутылки МОЁТ один! За мутным стеклом перегородки угадывался стройный женский силуэт. Евфрат совсем не двигалась — похоже, после бурной ночи она просто стояла под струями воды, пытаясь прийти в себя. Что ж, это неплохая идея. Глянув вниз на внезапно бодрого “друга”, который любил просыпаться с дичайшего похмелья, Тони решил, что секс станет отличным средством от головной боли. Мысленно отбросив все предстоящие дела, он уже представлял, как они весь день будут болеть в постели за просмотром фильмов или просто обнимаясь, и от осознания этого становилось чуточку легче. Пар, будто в хаммаме, вмиг застлал глаза, и они отказывались фокусироваться, влажный воздух не позволял вдохнуть полной грудью. Открыв фрамугу, Тони почувствовал дуновение морского бриза и поспешил присоединиться к супруге. Её стройные длинные ноги и совершенно потрясающий упругий зад заводили его с полоборота, и когда пар стал потихоньку рассеиваться, Тони увидел вовсе не то, что ожидал. На не менее прекрасных ягодицах, едва ли принадлежавших жене, россыпью красовались веснушки… Мокрые волосы сначала показались темными и не вызвали вопросов, но присмотревшись, Тони увидел знакомую рыжину, и когда женщина обернулась, он распахнул глаза и отступил на шаг, едва не поскользнувшись.
— Поттс?.. — опешил Тони.
Не менее шокированная его появлением, Пеппер прикрыла грудь руками, воззрившись на него с неподдельным ужасом, но затем в ее глазах появилось недовольство.
— Не хочешь выйти, босс?
— Поттс, — повторил он, уйдя за перегородку и прислонившись к ней спиной, — что между нами было сегодня ночью? Как мы вообще оказались в Малибу?
По спине побежали предательские мурашки. С тех пор, как у них с Евфрат наладилось, Тони еще ни разу не срывался и не спал с другими женщинами, тем более — с бывшей.
— Давай ты выйдешь совсем, в смысле, за дверь, дашь мне время, и потом мы, возможно, поговорим о том, что произошло, — невзирая на жесткость, голос Пеппер, казалось, вот-вот сорвется. — Хотя, честно говоря, не хочется.
Он оттолкнулся от перегородки и вышел за дверь, растирая лицо, словно это могло как-то помочь восстановить в памяти вчерашний вечер и отогнать гадкое чувство вины. Жена поставила ему жесткий ультиматум касательно измен, один неверный шаг — и она подает на развод, а измена с Пеппер и подавно заслуживала отдельного самоистязания. Евфрат никогда не просила, но Тони по какому-то наитию свёл к минимуму личные контакты с Пеппер, ограничивать общением по телефону, ведь, как-никак, она была исполнительным директором Старк Индастриз, управления которой Тони практически перестал касаться, плотно занятый в госдепартаменте. Да, он мог доверить компанию только ей, и Евфрат относилась к этому с пониманием, но все же старалась дистанцироваться от Пеппер.
— И что нам теперь делать, Пеп? — спросил он через дверь, когда вода стихла; давненько он не называл ее подобным образом.
— Нам? — вопрос прозвучал с долей сарказма; возможно, Пеппер двигала легкая обида. — Тони, вообще-то женат ты, а я — свободная женщина.
— Я во всём признаюсь, признаюсь, что ничего не помню… — как будто не слушая ее, продолжил Тони, внезапно осознав, что цена за проступок оказалась непомерно высока. — Евфрат должна простить меня…
— Можешь признаться, Тони, только не втягивай в это меня. Евфрат — ревнивица, хоть и пытается это скрывать. Ваши семейные дрязги не должны отражаться ни на мне, ни на бизнесе, — выйдя из ванной абсолютно обнаженная, Пеппер подобрала предметы своего гардероба и стала как будто намеренно медленно одеваться, не стесняясь наготы, хотя минутой ранее закрывала руками грудь.
— И когда это ты стала такой черствой? — не мог не огрызнуться Тони, однако прекрасно понимал, что она на все сто процентов права.
— Ты не можешь спать со мной и при мне же терзаться муками совести по поводу измены жене. Я этого не заслуживаю...
Но Тони ее не слушал, Пеппер была для него близким человеком, но сейчас он целиком и полностью погрузился в чувство вины, совершенно не подозревая, что может ранить не только Евфрат. Хрупкое счастье... Счастье, которого было так трудно добиться, счастье, которое нужно было оберегать и лелеять, разбивалось на осколки по его вине, а все заверения самого себя в искренней любви к супруге как будто оказались ложью. Нельзя любить женщину и так легко отказываться от нее, падая в объятия бывшей. Почему так вышло? Как он мог позволить себе так легко потерять контроль?..
* * *
«ברוך השם תודה לאל אני בישראל».*
Обманувшись красотой жизни в Америке, Евфрат бросила Тель-Авив неожиданно, почти спонтанно. Со временем всё сильнее в груди разрасталось ощущение натянутой струны — сердце тосковало по дому, а вскоре разлука стала и вовсе невыносима. Однако жизнь умела удивлять, а решительность наконец перевесила, и Евфрат, собрав лишь необходимое, возвращалась на Родину, с трудом сдерживая слёзы, глядя в иллюминатор на подсвеченный розовым закатным заревом любимый город, расположившийся вдоль береговой линии. Она бы никогда не вышла замуж по расчету, но быстрый и страстный роман с влиятельным американцем, попавший на страницы прессы, заставил связать жизнь с мужчиной, предложившим брак только для того, чтобы не испортить свою репутацию — в то время он вплотную занялся политикой. Что до неё — замужество оказалось единственным способом помочь погрязшему в серьёзных долгах отцу избежать тюрьмы. Это был бартер.
Спустя два года, когда муж достиг желаемого результата, и Евфрат больше не было нужды строить из себя примерную супругу для поддержания его реноме, она без предупреждения сбежала в Тель-Авив, искренне надеясь, что мужчина, который никогда ее не любил, легко отпустит и подпишет документы на развод без длительных судебных разбирательств. Тем более, супруга-понарошку не претендовала на его состояние. Она была молода и амбициозна, посему надеялась, что сможет найти себя заново в мире.
Никто из израильских друзей и знакомых не знал, куда она пропала, никому было неведомо, почему она не вернулась домой после путешествия в Америку, где жила ее тетя. Евфрат тогда слезно попросила мужа, чтобы информация об их браке не мелькала в прессе, одной скандальной публикации было с лихвой. После двух лет отсутствия, сойдя с трапа самолета и услышав родную речь, она улыбалась на паспортном контроле, ощутив себя птицей, вырвавшейся из золотой клетки. Отца, расплавившегося с долгами, благодаря состоятельности ее мужа, Евфрат видеть не хотела, потому что невольно винила его за украденные два года жизни и вынужденное замужество за этим отвратительным американцем, который изменял ей чуть ли не каждый день. Даже мысленно она отказывалась произносить его имя. Евфрат понимала, что их роман был всего лишь короткой страстью, и они оба в тот момент не думали о том, что случайно попадут на снимки первых полос известных газет. Ни она, ни он не были влюблены, и ей не приходилось ожидать от него трепетного отношения. Этот мужчина просто купил себе жену, вынудив затянуть двухнедельное путешествие на столь длительный срок. Евфрат придерживалась именно такой точки зрения, так было проще уйти, хотя между ними всё же пробегала искра. В какой-то момент ей начало казаться, что у них что-то начинает получаться, что муж исправился и взялся за ум, но после очередной измены Евфрат решила, что с нее довольно.
Едва заселившись в хостел, она достала из чехла гитару и вышла к вечернему пляжу, надеясь вспомнить хотя бы одну из тех песен, что как будто совсем недавно пела с друзьями-хиппи под шелест морских волн. Пальцы ловко бежали по струнам, наигрывая мотив, когда-то бывшей гимном ее тусовки и сделавшей Евфрат популярной среди Тель-Авивского андеграунда. Но ее популярность зажглась и погасла слишком быстро после того как выбор пал в пользу денег. Душный вечерний воздух июня наделял невероятной энергией, и мелодичная песня вперемешку с тихими слезами вызывала внутреннюю радость, необъяснимое чувство томления и светлую тоску. В чехол со звоном брякнулось несколько монет и мелкая купюра. Гуляющие по пляжу останавливались — каждый, возможно, находил в ее песнях частичку себя, туристы снимали на смартфоны, и Евфрат продолжала петь, забыв на время, как сильно изменилась жизнь. Она приехала практически без денег, взяла только немного наличности, чтобы прожить в Тель-Авиве хотя бы пару месяцев, прежде чем найдет работу. Внутри разгоралось единственное желание — вычеркнуть из памяти последние два года.
Гитарный перебор заставлял людей размеренно покачивать головами в такт музыке. Они подпевали знакомым песням и улыбались под авторские. Евфрат не была обделена талантом и владела голосом настолько, чтобы заставить слушателей проникаться разными эмоциями — от светлой печали до безумной радости, от всепоглощающей страсти — до любви. Возможно, ей удастся снова попытать счастье на каком-нибудь прослушивании… Муж-политик запрещал ей подниматься на сцену, так как его пиарщики считали, что несолидно иметь жену-певичку.
Решив, что на сегодня достаточно, она допела последнюю песню, поблагодарила слушателей и собрала горсть монет и купюр, что скопились за вечер, обрадовавшись, что денег хватит на приличный ужин. Она не нуждалась абсолютно ни в чем два года, но теперь считала себя намного богаче, звеня самостоятельно заработанной мелочью в кармане. Евфрат ликовала, снова почувствовав себя студенткой, зарабатывающей на жизнь, как уличный музыкант. И тем ценнее было это чувство сейчас, спустя время. Как будто ничего не изменилось.
Она прошла мимо знакомых окон на Хаяркон, в которых горел свет и мелькали люди, и сердце её на миг остановилось. Это были они — кошмар и радость ее прошлой жизни, странная недолгая влюбленность, закончившаяся ее отъездом. Евфрат начинала встречаться с Гэри, но влюбилась в его лучшего друга, которого видела всего однажды, избегая дальнейших встреч. По понятным причинам роман с Гэри вскоре закончился.
Она сочиняла песни и стихи, писала портреты, возводя этого человека в статус недоступной музы, потому что не хотела ранить чувства Гэри. Рисуя Барака — так его звали, она словно занималась любовью, выводя нечеткие контуры теней; припорашивая щетину и виски сединой, ощущая невероятную страсть, тянущую где-то внизу живота. Его образ давно въелся в сознание, стал вдохновением. Она раскрывалась как женщина, мечтая о его прикосновениях и помнила каждую секунду их встречи, ведь, запечатлев знакомство на бумаге, Евфрат совершила ошибку и самолично впечатала его в сознание. Она сама виновата, что заболела им, ведь ни на секунду не давала ему исчезнуть, замениться кем-то более реальным, кем-то, кто был все эти два года рядом…
Дыхание сбивалось от осознания, что Барак мог принадлежать ей хотя бы на одну ночь, но она сдержалась, сказала «нет», послала к черту, когда поняла, что дружба с Гэри не стоила для Барака и ломанной агоры**… И теперь та несерьезная короткая встреча непрерывно преследовала ее, напоминая, что если бы она занялась с ним любовью, то, возможно, была бы свободна от этого сумасшедшего влечения. Ну зачем же было отказывать ему? Зачем же отказывать себе, позволив каким-то нелепым моральным принципам встать между желанием и его пылающими глазами? И вот теперь, вспоминая «Бегущую по волнам», он стал ее несбывшимся, тенью, звенящим в ушах отголоском вины перед собой за то, что она упустила его. Она помнила его нежные пальцы на своем животе, шелест дыхания, но едва ли помнила его слова, ставшие для нее неразборчивым бормотанием. Евфрат помнила только гипнотизирующий, электризующий звук его голоса и черные от вожделения глаза, которые хотели ее. Он так хотел ее, что наплевал на всё вокруг. И она растворялась в его руках, словно растаявшая на жаре свеча.
Сейчас, увидев тень Барака в окне, Евфрат отдала бы все, чтобы вновь увидеть его умные, чуть усталые глаза, коснуться едва тронутых сединой висков, ощутить его дыхание на своей коже и руки, сжимающие ее бедра. Она бы даже хотела, чтобы ей было больно, чтобы заменить муки несбывшегося ощущением болезненной реальности. Он наверняка и не помнил ее имени, Евфрат была в этом уверена, но она бы хотела донести до него свои эмоции, окунуть Барака в этот неоставливающийся калейдоскоп безумных снов, в которых на смену ласке приходит первобытная жестокость, желание обладать… подчиняться любому приказу, заставляющему дышать через раз.
Евфрат поняла, что уже несколько минут смотрит в окно, в котором больше не появлялась его фигура. Скинув наваждение, так легко вспыхнувшее спустя столько времени, она двинулась по Бен Гуриону, чтобы насладиться любимым блюдом в уличной кафешке. Всё, что произошло с ней в Америке как будто вмиг испарилось.
Имела ли она право думать о Бараке? Может быть… Ведь Гэри уже наверняка забыл ее, исчезнувшую в один миг из его жизни. Евфрат улетела в Америку именно за тем, чтобы забыть Барака, чтобы развеяться и погасить ту страсть новой, приведшей к случайному замужеству. Как же круто распорядилась судьба, вырвав ее из жизни в Тель-Авиве на такой длительный срок! Отчаянно стыдясь своего фиктивного брака, она вычеркнула прошлое из своей жизни, не связывалась ни с кем в течение двух лет и даже не надеялась, что старые друзья примут ее. Однако стоило хотя бы попытаться.
После длительного перелета с двумя пересадками совсем не осталось сил, но уже завтра нужно будет постараться вернуть утраченное. Евфрат пока не решила, как это сделать, какую правду о своем отсутствии рассказать друзьям, и стоило ли им вообще знать о ее приключениях в далекой Америке.
Интрижка мужа с его же помощницей стала для Евфрат последней каплей, и она просто собрала свои вещи, те, которые действительно принадлежали ей, когда-то приехавшей из Израиля с дорожной сумкой и с гитарой наперевес, и исчезла, надеясь, что он не станет ее преследовать. Его новый проект не давал ему свободного времени, как и его друзья, с которыми он проводил все свое свободное время.
В кафешке, где она регулярно перекусывала раньше, вместо неизменного Элада теперь работал незнакомый парень.
— Сорок три шекеля, — озвучил парень, и Евфрат вылупилась на него с непониманием; оказывается, за время ее отсутствия цена на блюдо выросла на пять шекелей, и ей не хватало всего каких-то двух!
Парень нахмурил темные брови, глядя на нее, и Евфрат полезла в карман, надеясь, что у нее мог заваляться хотя бы мятый доллар, ведь на улицу она взяла только гитару.
— Сколько? — послышался голос справа и стоило повернуть голову на его звук, как Евфрат бросило в жар: каким-то непостижимым образом перед ней оказался именно он — ее ночной кошмар и вожделение.
Она не успела ничего возразить, как Барак расплатился за ее ужин и что-то с улыбкой сказал, глядя на ее гитару.
— Что, прости? — словно позабыв иврит, переспросила она, точно огретая пыльным мешком по голове.
— Евфрат? — он удивленно вскинул бровь, только что осознав, за чей ужин заплатил. — Не узнал тебя, а ты похорошела.
Он улыбался, по всей видимости не зная, что она пропала на два года, да по сути они были никем друг другу. Скорее всего Барак о ней и не вспоминал. Конечно же, после посещения лучших косметологов и парикмахеров, каких только мог позволить ей богатейший муж, Евфрат похорошела. Даже в рваных джинсах и простой белой майке она выглядела ухоженно.
— Привет, — уверенно сказала она, не позволив смущению вылиться наружу, — давно не виделись, — фраза, наверное, была неуместна, так как они, в принципе, виделись лишь единожды.
Барак на миг отвернулся, чтобы заказать то же блюдо — лосось с рисом, базиликом и мятой, затем указал на свободный столик и взял графин воды и пару стаканов со стойки возле кассы. Евфрат послушно последовала за ним, не зная, удача ли это или величайшее из нелепейших совпадений, которое может превратиться в трагедию для ее сердца. Чем же он удостоился подобного отношения к себе? Но сердцу ведь не прикажешь…
— Гэри говорил, что ты улетела в Америку к тете всего на пару недель, но, кажется, тебя не было довольно долго, — показал он, что знает многим больше, чем она рассчитывала.
— Я путешествовала, но в основном жила у тёти, — она пожала плечами и приняла стакан с водой, удивляясь, что он помнит подробности.
— Гэри долго скучал по тебе, — как бы между прочим заметил Барак, и Евфрат обратила внимание, что его морщины стали чуть глубже, что ничуть не портило его облика. — Долго не встречался ни с кем после того, как ты его бросила.
Евфрат сжала ни в чем не повинный стакан, сдерживая моментальную ярость, ведь причина расставания с Гэри сидела прямо перед ней и как ни в чем не бывало рассуждала о сердечной трагедии друга.
— Не заметила, что ты переживал о нем, когда соблазнял меня, пока твой друг оставил нас ненадолго вдвоем, — не выдержала она и нацепила на лицо саркастичную маску.
Барак остался невозмутим, он придвинул к себе глубокую тарелку с рисом и рыбой, поблагодарил официанта и, глядя на блюдо, усмехнулся, а затем взглянул на нее исподлобья.
— Мне казалось, ты была не против, — ну, конечно же, он не мог не пойти в атаку, услышав обвинения.
— Я была пьяна, и между нами ничего не произошло именно потому, что я не позволила, — она указывала на него вилкой, словно намереваясь нанести Бараку несколько колотых ран.
Его улыбка погасла, оставив на лице лишь серьезное выражение.
— Послушай, я не думал, что Гэри относился к тебе серьезно. Он такой позер, только хвастался, что склеил красивую девушку. Но, похоже, он действительно переиграл, позволив мне ошибиться в ваших отношениях.
Евфрат только цокнула, и откинулась на деревянном кресле.
— Даже если бы это было не серьезно, то ты считаешь, что ты можешь себя так вести? Или у вас в порядке вещей делиться девушками?
Ну зачем они завели этот разговор? Она уже едва сдерживала подступающее негодование и более всего мечтала сбежать. Идеал с лицом Барака разваливался на глазах, разбивался на осколки его бестолковостью, а может, эгоизмом. Он знал, что хорош собой, и позволял себе многим больше, пользуясь раскованностью современного общества.
— Ладно, чего ты завелась? — не понимая или делая вид, что не понимает, сказал Барак. — Я признаю ошибку, если это имеет значение.
Вот так просто о его фразу разбивался весь накопленный за два года гнев, вся бесполезная любовь и страсть к человеку, которого Евфрат незаслуженно боготворила. Именно чувства к нему не позволяли угасать надежде в ее сердце и давали силы жить в золотой клетке под опекой неверного мужа.
— Ты прав, дело прошлое, — она замолчала, ковыряя вилкой в тарелке; аппетит совсем пропал, Евфрат почувствовала себя глупо, потому что поняла, что для Барака понятие морали резко контрастировало с ее собственным, а возможно, и вообще не было в нем заложено.
Она, невзирая на отсутствие аппетита, быстро расправилась с едой, намереваясь скорее разойтись с ним, отвечала на вопросы односложно и совсем не интересовалась жизнью Барака, впав в окончательное уныние, вызванное разочарованием. Тридцативосьмилетний мужчина рассуждал как плейбой, не считаясь с чувствами других и даже друга…
— Что ж, я пойду, рада была увидеться, — она поднялась и случайно уронила гитару, приставленную к стулу.
— Гэри говорил, что ты пела в Бинго-Бонго пару лет назад, — выудил он из памяти какие-то старинные воспоминания, поднимая гитару и заглядывая в чехол. — И что у тебя была даже своя группа.
— Было дело, — новой короткой фразой ответила она, поджав губы.
— Где ты остановилась? — спросил Барак, возможно, из вежливого интереса.
— Недалеко, — Евфрат, неопределённо махнув рукой в сторону, уж точно не хотела говорить, что живет в хостеле с пятью девушками в одной комнате.
— Понятно, — в таком же тоне бросил он, устав от ее кратких ответов.
— Что ж, — она кивнула на прощание и, поудобнее перекинув гитару, направилась по Дизенгофф, пытаясь понять, почему после внезапной вспышки ярости от его слов пришло равнодушие.
Может, она просто устала от длительного перелета, а может, мечта о нем и реальность слишком отличались, и что обида придет многим позже, но сейчас Евфрат думала, что уснет спокойно, невзирая на количество соседок по комнате. Туристки собирались на тусовку, поэтому быстро оставили ее в одиночестве, позволив выспаться.
* * *
С самого утра Евфрат засела в интернете искать себе жилье: она, как и ожидала, не превратилась в золотую девочку с большими запросами, поэтому рассматривала однушки не у моря, стараясь уложиться не более чем в тысячу долларов в месяц, да и вообще планировала найти соседку, чтобы вместе поселиться в чуть более приличной квартире.
С каким-то темным удовлетворением она представляла лицо мужа, который, вероятно, уже нашел ее прощальное письмо и документы на развод, в которых она отказывалась от нескромной компенсации, мечтая оборвать все связи с той нелепой жизнью.
Евфрат собиралась также заняться поисками работы. Как и многие израильтяне, делом своей жизни она выбрала программирование, и ей срочно нужно было найти работу под крылом какого-нибудь стартапера, пока не придумает что-то свое. Реализовать свои амбиции она могла и после того, как сможет иметь под собой надежный фундамент.
Звякнула мелочь в кармане, и в сознание поневоле прокрались мысли о вчерашней встрече с Бараком. Благодаря усталости она не видела никаких снов, а на утро и не вспомнила о мужчине, встреча с которым оставалась мечтой где-то в потаенных уголках ее сердца. Он не заслуживал ее внимания, и Евфрат это отчетливо осознавала, как осознавала и то, что Тель-Авив был маленькой деревней, в которой слухи расползаются со скоростью ветра в шторм…
* * *
Человеком движут амбиции. Амбиции — стимул, стремление вперед, однако путь к цели может оказаться долог и тернист, поэтому при всех своих знаниях и стремлению заработать, Евфрат уже второй месяц работала в ночном клубе, разливая напитки хмельным посетителям. Пройдя восемь кругов ада на пути к красоте без посторонней помощи, она раз десять резалась до крови, самостоятельно делая маникюр, но зато ей удалось избежать лишних трат на маникюрщика и парикмахера, так как соседка по квартире могла справиться с ее волосами в два счета.
Евфрат, невзирая на то, что все еще находилась в поиске себя, уже была счастливее, чем два последних года. На улице устоялся июнь, старые друзья восприняли ее возвращение с радостью и даже не стали выпытывать причин длительного исчезновения. Они большой и шумной компанией собирались на ночном пляже с едой, гитарами и там-тамами, сочиняя новые песни и вспоминая старые.
Используя пляж для репетиций, они довольно скоро возобновили весь прежний репертуар и теперь выступали и на Ротшильде, Флорентине и на перекрестке возле любимой уличной кафешки Евфрат. Таких групп, как эта, в Тель-Авиве было превеликое множество, и ребята, пусть и мечтавшие о популярности Идан Райхель и Лирана Данино, были вполне довольны и уличными слушателями, которые уже узнавали их песни. В Бинго-Бонго пробиться пока не удалось, так как там плотно обосновалась своя каста исполнителей, но Евфрат не теряла надежды, обходя клуб за клубом, ресторан за рестораном, предлагая бесплатные пилотные выступления. Также она безостановочно двигалась к своей цели по поиску серьезной работы, но, увы, пока ее услуги не были нужны ни одной компании. Вскоре ночной образ жизни превратился в зону комфорта, и даже для тусовок в дневное время она выбирала специальные пляжи, которые привлекали внимание ночных жителей — диджеев, барменов, официантов — и заполнялись только после двух дня.
Гэри, проведя бурную ночь четверга в каком-то питейном заведении, встретился ей именно там — с легким похмельным синдромом и головокружительно-длинноногой блондинкой, судя по всему, русской. Темные очки защищали его не только от солнца, но и от демонстрации кругов под глазами, заработанных большим количеством его любимых шотов. Чуть пошатываясь, он стоял у кромки моря, и пенные барашки облизывали его тощие, но жилистые икры. Молоденькая девчушка возлежала в воде тут же, набирая полные трусы песка с каждой новой волной и, красуясь, выгибала торс, выставляя вперед то место, где как правило, у обычных девушек бывает грудь.
Евфрат вышла из воды, откинув мокрую тряпку кудрявых волос за спину. И только лишь в хмельном мозгу Гэри зажглась лампочка узнавания, он открыл рот, но, словно рыбка, закрыл его и отхлебнул пива.
— Лечишь здоровье? — Евфрат, поправив достойный бюст, подошла ближе, и юная самка, заприметив соперницу, вскочила на ноги, тут же ухватившись за локоть Гэри. — Давно не виделись… Я — Евфрат, — она протянула ладонь девушке.
— Какое интересное имя, это как Тигр и Евфрат? — выдала девушка очевидно рефлекторно-ассоциативно на английском языке.
— Всё верно, именно в честь реки, — подтвердила Евфрат. — А ты?
— Аня, — представилась она, завистливо поглядывая на грудь оппонентки.
— Бурная ночка? — по-английски спросила Евфрат у Гэри.
— А то как же! — ответил он на иврите, и Аня нахмурилась, явно не понимая незнакомого языка. — Ты давно вернулась в Израиль?
Евфрат предложила пройтись вдоль берега, махнув друзьям, что оставались на пляже.
— Чуть больше месяца назад, — сообщила она, отметив про себя, что Барак другу ничего про ее приезд не сказал; вполне вероятно, тут не было никакой подоплеки, но мозг Евфрат все равно выискивал логику. — Аня, ты приехала на каникулы, или здесь родственники?
— На пару недель, нет, родственников нет, просто отпуск. А ты путешествовала?
— Можно сказать и так, — пожала плечами Евфрат. — Была пару лет в Америке.
— Хотя собиралась на пару недель… — вставил Гэри на иврите, и Аня с подозрением сощурилась. — Вам пиво взять? — спросил он уже на английском, когда они проходили мимо палатки.
— Да, пожалуй, — согласилась Евфрат, и Аня поддержала. — Вы давно с Гэри вместе? — уточнила она, когда тот отдалился за зону слышимости.
— Да нет, просто курортный роман. Я тут была месяц назад, тогда и познакомились. Хорошая страна.
— Так понимаю, еврейских корней у тебя нет.
— Не-а, просто русским сюда не нужна виза, и не нужно платить за проживание. Я живу у Гэри, — поделилась она, вновь помечая территорию. — Ты замужем?
Евфрат невольно бросила взгляд на безымянный палец, на котором еще месяц назад едва виднелся след от кольца.
— Нет, я в свободном плавании.
Гэри вернулся, неся три бутылки голдстара, которые на жарком солнце моментально запотели и заставили Аню жадно улыбнуться, над чем не преминула повеселиться Евфрат, хотя и сама, наглотавшись воды в пылу морского сражения с неугомонными друзьями, была не прочь перебить вкус морской соли пивом. Гэри протянул ей бутылку, чуть дольше, чем было необходимо, задержав руку при передаче, и Евфрат невольно вскинула бровь.
— Кем сейчас работаешь? — спросил он, заведя непринужденную беседу.
— На данный момент нахожусь в поиске, а пока подрабатываю в Арии барвумен, — она вовсе не стеснялась своего положения, а, напротив, была горда своей свободой и самодостаточностью.
— Помню, перед отъездом ты планировала найти место в айти-компании.
— Да, но как тогда, так и сейчас, им не требуются зеленые программисты, только окончившие ВУЗ, а секретарем на ресепшн сидеть — я уже стара, — она захихикала, превращая все в шутку. — Как у тебя с работой?
Гэри издал неопределенный звук и внезапно остановился, спустив очки к кончику носа.
— Барак сейчас расширяет штат программистов, могу предложить твою кандидатуру. А что, отличная идея, в его мужском офисе явно не хватает стройных ножек, — он снова перешел на иврит, но Аня промолчала, а Евфрат бы на ее месте отвесила Гэри нехилую затрещину.
— Не думаю, что захочет видеть меня в штате. Вполне логично, что и ему не нужен неопытный программист, — Евфрат постаралась сказать это спокойно, хотя едва не подпрыгнула на месте от одного только звука его имени. — А чем он занимается? — прикинулась удавом она, хотя неотрывно следила за новостями в его ленте на фейсбуке.
— Сейчас пожинает плоды от разработки программы, которая позволяет иммигрантам пересылать деньги домой с минимальной комиссией и без посещения банков. Весьма прибыльно, надо сказать. Его, кстати, уже показывали на нескольких каналах, как удавшегося стартапера.
Она понимающе закивала, хотя могла после каждого достижения Барака, озвученного Гэри, сказать: «я знаю, я все это знаю». Гэри был тем еще балаболом, поэтому быстро забыл о своем предложении замолвить за Евфрат словечко перед другом, тем более, находился под градусом.
Они двинулись в обратную сторону по направлению к тусовочному пляжу, решив, что жара начинает сводить с ума. Анечка уже давно заскучала, поняв, что «взрослые» обсуждают скучную работу. Они разошлись после непродолжительного купания, но Гэри записал ее новый номер, предложив как-нибудь встретиться. Евфрат заметила, что у него начинают появляться залысины, а и без того жидкие светлые волосы стали казаться еще тоньше. Гэри был очень похож на звезду балета Михаила Барышникова, только моложе и чуть выше ростом. Голубоглазый блондин, уродившийся в еврейской семье, где все поголовно были брюнетами, был похож на европейца или американца, последним он и представлялся наивным туристочкам. Гэри прожил двадцать четыре года в Америке, поэтому легко выдавал себя за «тамошнего».
Тель-Авивский закат никогда не надоедал, радуя туристов и местных все новыми волшебными красками. Сегодня далекие облака у горизонта подсвечивались алым цветом, переходящим в нежно-розовый, далее — в насыщенный рыжий. Евфрат лежала на шезлонге, не желая уходить, но вскоре начиналась ее смена в Арии, поэтому закат досмотреть так и не удалось. Поймав желтую маршрутку, она смотрела в окно, где город наряжался новыми красками — зажигались фонари и таблички заведений и магазинов, работавших допоздна. В городе круглосуточно кипела жизнь, не переставая, двигалась по вечерним улицам молодежь с собаками, на самокатах и велосипедах. В кафешках уже можно было встретить людей в вечерних туалетах, но также и в легких сарафанах, шортах и мокрых майках, из-под которых виднелись лямки купальников.
Кажется, Евфрат была счастлива, ведь не зря, выглядывая на улицу, она ощущала, как поднимаются уголки губ. Пускай у нее пока еще не было серьезной работы, а группа не могла найти место для выступлений, однако у Евфрат было главное — свобода и возможность делать то, что ей нравится.
* * *
Statesman* — отсылка к сверхсекретной американской организации — аналога британского Kingsman из одноименного фильма.
«ברוך השם תודה לאל אני בישראל».** — Барух ашем тода ла-Эль ани бэ-Исраэль. — Слава Богу, я в Израиле
Агора* * *
— израильская разменная денежная единица (мн. ч — агорот)
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |