На вольную тему (джен)

— Сдаём, сдаём, не стесняемся… И ты, Лоханкин, давай, второй тоже доставай. Я же знаю, что ты два носишь, про запас.

— Да за что вы так, Виктор Петрович? У меня и так фамилия невезучая!

— Это не повод для списывания. А везенье такая штука… Всё в твоих руках, Лоханкин.

— Так вы ж моё везенье прямо из рук отнимаете!

К тому моменту, как прозвенел звонок на урок, дети сложили мобильные телефоны в большую коробку на учительском столе, уселись на свои места и вопросительно уставились на учителя.

— Виктор Петрович, не томите, — простонала с первой парты Катя Жук, отличница.

— Достаём двойные листы, подписываем, как обычно. Темы на доске.

Виктор Петрович медленно встал и раскрыл створки большой зелёной доски.

— Сегодня пишем на вольные темы, но помним, что своё мнение нужно подкреплять примерами из литературы.

— Художественной или порнографической? — вполголоса спросил Лоханкин у соседки по парте и тут же получил от неё тетрадкой по голове.

— Лучше из научной, — добавил Виктор Петрович. — Если кто-то процитирует известного философа или психолога, я буду только рад.

— А можно я Коновалову процитирую? — не унимался Лоханкин. — Она у нас главный психолог, если надо кого-то надурить, чтоб тот не заметил.

Коновалова фыркнула и замахнулась учебником, но передумала применять его в качестве оружия. Класс оживился, читая и вполголоса обсуждая темы.

— Не забудьте про структуру: вступление, основная часть с тезисами, заключение.

— Как это скучно, Виктор Петрович, — проворчал Лоханкин. — А может, я сразу с заключения хочу начать? Есть же такой художественный приём. А потом всю историю напишу наоборот.

— Лоханкин, тех, кто историю наоборот пишет, и без тебя хватает.

— А можно писать не «Доброта и жестокость», а «Добро и зло»? — хмуро спросила Катя Жук. — У меня так лучше выйдет.

— Нет, формулировки менять нельзя. Просто поверни их в нужное русло.

— Виктор Петрович, ну кто придумывает эти темы? «Человек в поисках мыла», — донеслось с последней парты. Это был, конечно, Петя Шевко, друг Лоханкина и клоун номер два. Класс тихо загоготал. Громко не осмелились — на уроках литературы они знали свои рамки.

— Не мыла, а смысла, — невозмутимо поправил его Виктор Петрович. — Петя, ты, кажется, плохо видишь? Бегом сюда, за первую парту — тебе повезло, сегодня место есть. Вперёд!

Петя с ворчанием пересел, пошутил про тему «Пошлое и настоящее», Виктор Петрович дал классу погоготать ещё минуту, а потом все угомонились и стали писать.

Виктор Петрович подошёл к окну и осторожно расправил плечи. Спина ныла так, что отвлечься от боли становилось всё сложней. Он подумал, что вместо рекомендуемых министерством тем для сочинений предложил бы детям написать на тему «Старость не радость» или «Как не сожалеть о прошлом» — интересно было бы почитать, что они там напишут, зелёные щеглы. Школьный двор утопал в зелени, на грядках под окном копошились средние классы во главе с учительницей биологии. Ниночка — точнее, Нина Михайловна — знала, как приобщить детей к миру растений. Коллеги за глаза называли её тыквой — неловкая, полноватая, рыженькая, она и правда любила тыкву, знала уйму полезных рецептов и охотно делилась ими с Виктором Петровичем. Будь он помоложе, он бы сделал всё, чтобы скрасить её одиночество, но теперь было слишком поздно об этом думать. Хорошо, если он мог разогнуться и с прямой спиной пройти мимо её школьных грядок.

Вдруг дверь распахнулась и в класс влетела растрёпанная и запыхавшаяся Тамара Савина.

— Простите, Виктор Петрович, транспорт плохо ходит.

— Опять?

— Как всегда. Можно сесть?

— А мы, между прочим, сочинение пишем, — проворчал он, указывая Тамаре на место за последней партой. — Да, и телефон не забудь выложить.

— Конечно, Виктор Петрович! Я быстро пишу, я всё успею. Ещё не поздно.

Он снова повернулся к окну. Стоять было не так больно, как сидеть. Она всё успеет. Ещё не поздно. В порыве старческой сентиментальности Виктор Петрович готов был сказать им всем: «Постарайтесь! Постарайтесь всё успеть, пока не поздно». Он жил долго, всё время суетился и не успел главного — сделать то, о чём мечтал. Писал диссертацию, но не вовремя отвлёкся на подработки — тогда казалось, что содержать семью важнее. Пописывал рассказики, но забросил роман, наброски к которому давно пылились в глубине старого шкафа. Хотел сделать счастливой единственную любимую женщину, но так и продержал её в любовницах, пока она не потеряла надежду стать единственной. Просуществовал десять лет с женой, не удосужившись понять, что делало её несчастной. После ухода жены врал себе, что наладит отношения с сыном, когда тот вырастет, а пока он несмышлёный и находится под влиянием матери, лучше не лезть в его воспитание. Поздно. Антоша вырос, и отец навсегда остался для него чужим. А теперь, даже при большом желании, что-то исправить было нельзя — Антон, которым он втайне гордился, хотя почти ничего не сделал, чтобы воспитать из него мужчину, погиб два года назад, ликвидируя пожар третьей степени сложности. Виктор Петрович даже не успел приехать в больницу, потому что ему поздно сообщили. Бывшая жена нашла счастье с другим и уехала во Владивосток. Не то чтобы он по ней скучал, но прошлое словно убежало куда-то сквозь пальцы.

В молодые годы ему мечталось изменить систему образования, перекроить эту машину единобразия, порождающую типовое мышление, убивающую стремление юного существа к познанию и развитию, но ему не хватило смелости распространить свои идеи дальше собственной кухни. Он точно знал, что этот год станет последним годом работы в школе — память стала пошаливать, а дожидаться старческого маразма у школьной доски казалось и пошлым, и глупым. Он хотел уйти тихо, без помпы — и не только из школы. Соглашаться на операцию на позвоночник в его возрасте почти не имело смысла, шансов на выздоровление было ничтожно мало, зато на долгие мучения — предостаточно.

Он пока не выбрал перо, которым нужно поставить точку, но знал, что готов написать последние строчки.

— Виктор Петрович, можно спросить? А в «бессмысленно» два «н» и два «с»? — раздался голос Тамары.

Он повернулся, грустно усмехнулся и кивнул.

— Именно так. А почему? Правило вспоминай…

* * *

Виктор Петрович успел выпить два чая и одну простоквашу, а сочинения не были проверены даже наполовину, и дело было вовсе не в усталости или ноющей спине — он всё время отвлекался на мысли, которые требовали решительного обдумывания. Кому оставить квартиру? Живущей в Америке племяннице? Глупо. Той самой, некогда любимой женщине? Он даже не знал, где она сейчас и жива ли. Какой-нибудь семье без жилья? Бес-смыс-лен-но.

Куда пристроить Гаврика? Кот оставался его верным другом последние семь лет, и об усыплении не могло быть и речи. Соседи не внушали Виктору Петровичу доверия, и он долго перебирал в голове фамилии коллег и бывших учеников, которые не отказались бы приобрести беспородного, ленивого и прожорливого кота.

Сочинение Пети Шевко ненадолго отвлекло Виктора Петровича от проблем — мальчишка всё-таки проявил смелость и вычеркнул в теме «Прошлое и настоящее» букву «р» — в этом шутнике, несмотря на показушность, горела искра оригинальности и проблескивал ум. Виктору Петровичу даже понравилась Петина трактовка пошлости с ссылками на гоголевские «Мертвые души», а вывод о том, что вся жизнь пошла и лишь смерть возвышает нас над всем сущим, заставил его встать и пройтись по комнате. Он всегда был прагматиком и реалистом, но теперь ему стало казаться, что жизнь настойчиво посылает ему знаки.

В дверь позвонили. Виктор Петрович не любил гостей. Во-первых, у него всегда было по-холостяцки не прибрано, во-вторых, Гаврик нервничал при виде посторонних и забивался на пыльный шкаф. После третьего звонка Виктор Петрович глянул в глазок и, увидев в коридоре незнакомую женщину с ребенком, всё же открыл дверь.

— Здравствуйте, Виктор Петрович, — сказала женщина.

— Здравствуйте. Мы знакомы? — спросил он, глянул на мальчика и обомлел. Перед ним стоял пятилетний Антоша — точнее, близкая его копия, чуть более светловолосая и веснушчатая, но настолько живая и реальная, что Виктор Петрович даже поправил очки.

— Меня Катя зовут. Вы меня не знаете, но Антон мне рассказывал про вас. Он сказал, что в сложной ситуации я смогу к вам обратиться, и вот… она настала.

— Проходите.

Кате было на вид лет тридцать. Она была одета в свободное платье; светлые волосы собраны в пучок, миловидное веснушчатое лицо внушало доверие.

— Вот, смотрите, — Катя достала из сумки паспорт и открыла его где-то посередине. — Терёхин Игорь Антонович. Это мой Игорёк. Мы с Антоном так и не расписались — глупо, конечно, свободные отношения и всё такое… Одним словом, мы были вместе недолго, но остались друзьями. Он помогал нам. Я не была на похоронах, потому что мы с Игорьком лежали в больнице с аппендицитом!

Виктор Петрович с большим вниманием выслушал эту тираду.

— Показывать паспорт нет нужды. Я не знаю, кто вы, но точно знаю, что этот молодой человек — мой внук, — сказал он. — А что у вас за ситуация?

У него почти не было накоплений, а отложенные похоронные считались неприкосновенными.

— Нам временно негде жить. Так получилось, что… В общем, я не потянула ипотеку, и квартиру пришлось отдать банку. Глупо, конечно… Вы не подумайте, работа у меня есть — я работаю воспитателем, с этим всё в порядке — ну как, во всём, кроме зарплаты. А ещё я учусь заочно. Поздновато, правда, зато я смогу повысить квалификацию. Можно, мы у вас недолго поживём? Я буду готовить и убираться.

— А вещи? — спросил Виктор Петрович.

— Вещи есть, и даже немного мебели осталось, — Катя взволнованно поправила волосы. — Вы согласны?

— Это немного неожиданно, но… — Виктор Петрович опустил взгляд на мальчика. — Игорёк, а что ты думаешь?

— А кто это у вас на шкафу? — спросил Игорь, заглядывая в комнату.

— Это Гаврик. Мне кажется, вы поладите, хоть и не сразу.

— Спасибо, — пробормотала Катя, возбуждённо размахивая руками. — Через год я перестану платить за учёбу и мы сможем снять квартиру — даже раньше, если нужно. Игорёк вообще послушный, с ним проблем нет. Он не шумит и помогает по хозяйству. Ну как… Может вынести мусор.

— Когда вам нужно съезжать?

— Через два дня.

Виктор Петрович перевёл взгляд с Кати на Игорька. Вид у мальчишки был довольно шаловливый.

— У меня диван лишний есть в большой комнате, только хлам оттуда нужно вынести. Но… предупреждаю, у меня скверный характер.

— Спасибо! Спасибо большое, — Катя быстро обняла Виктора Петровича. — Я знаю, мы как снег на голову. Это вас, конечно, стеснит… Год — это очень долго, а ещё у меня тоже характер не подарок. Антон считал, что я слишком много болтаю, и так оно и есть… Ой, Игорёк, смотри! — она указала на Гаврика, который в этот момент вальяжно вышел из комнаты и с чувством хозяйского превосходства окинул взглядом потенциальных жильцов.

— Мы с Гавриком согласны, — сказал Виктор Петрович.

— Хорошо, тогда мы быстро сходим в магазин за творогом, пока не поздно. Вы любите творог? Мы с Игорьком вечером пьем чай с творогом — чай у вас найдётся? Заодно и познакомимся.

Виктор Петрович кивнул, и Катя с мальчиком исчезли, энергично хлопнув дверью. Расправив плечи, он направился на кухню, чтобы поставить чайник. Спина на удивление не болела, в голове прояснилось, как от ветра после бури. Несмотря ни на что, Антон знал, что на него можно положиться… «Вот это ситуация, — подумал Виктор Петрович, вдруг вспоминая, что у него не осталось чистых полотенец и почти закончились зубная паста и мыло. — Человек в поисках мыла… Кто бы мог подумать, что это станет так актуально?»