Cailleach (джен)

Она появилась в деревне в августе. Никто не знал, откуда и зачем она приехала. Высокая худая старушка с короткими вьющимися волосами, выцветшими карими глазами, длинным острым носом и осанкой балерины. Просто однажды дом в конце безымянной ветки Купер-стрит оказался продан, а жители Плоктона каждый день стали наблюдать высокий силуэт на главной пристани.

— Умирать, кажись, приползла, — говорила миссис Джонсон своей соседке миссис Маккартни.

Та качала головой:

— Дети, небось, не вынесли характер, вот и отправили подальше.

Неизвестно, почему миссис Маккартни так решила. Возможно, потому, что собственные дети навещали её раз в полгода, возможно, потому, что сама в юности сбежала от матери замуж, а может быть, ей просто казалась странной соседка, которая не заводила знакомств, не звала на чай, не проверяла почтовый ящик с новенькой медной табличкой "миссис Х. И. Робертсон" и не сидела вечерами в пабе у Джима.

Так прошли осень и начало зимы, но на Рождество все изменилось. Когда миссис Робертсон вошла в паб "Калех"⁽¹⁾, на пару мгновений повисла неловкая тишина, которую с лёгкостью разбил Джим:

— Наконец-то! Думали, никогда не соберёшься. Заходи, будь как дома.

И миссис Робертсон повесила пальто, села у барной стойки, залпом выпила два стакана лучшего виски, и жители Плоктона узнали, что зовут её Хильда, что у неё умер муж, что работала она учительницей младших классов в какой-то частной школе, пока директор не намекнул на пенсию. Ещё они узнали, что у выпившей Хильды сильный шотландский акцент, что она громко смеётся, что ругается по-гаэльски и умеет играть целых две песни на пианино.

Когда плоктонцы собрались на пристани, чтобы запустить салют, она вместе со всеми кричала: "Счастливого Рождества!", жгла бенгальские огни, пила и хохотала.

Рождество сделало Хильду своей. Она крепко подружилась с грузным, громким, улыбчивым Джимом, и теперь каждый вечер проводила в пабе. Она навещала Эмми Джонсон по пятницам, а по вторникам ездила в город с Лиз Маккартни. Однако никогда не звала гостей и продолжала приходить на пристань.

* * *

Хильда и Джим прогуливались по берегу, наслаждаясь лучами робкого апрельского солнца. Хильда куталась в чёрное пальто. Весна неотвратимо наступала, но холод все ещё держал оборону.

Джим надсадно закашлялся. Кашель напал на него в феврале, и сколько бы он ни храбрился, день ото дня становилось хуже. Хильда качала головой, недовольно поджимала тонкие губы и поила его каким-то травяным сбором, от которого, стоило отдать ему должное, становилось легче. Вот и сейчас она со вздохом сказала:

— Тебе бы уехать. Куда-нибудь на юг на пару месяцев.

— Брось, Хиль, — пробасил Джим, — у меня паб, бронь комнат на два месяца вперед. Уеду — дык на кого оставлю? Сама понимаешь, я б с радостью, детей тыщу лет не видел…

Глаза Хильды недобро заблестели, ноздри грозно расширились.

— Mo chreach⁽²⁾, — зашипела она, — возьмешь и уедешь. От твоего кашля постояльцы разбегаются, как думаешь, надолго задержатся туристы?

Джим внезапно остановился и поглядел на Хильду так, будто впервые увидел. Его скрытые рыжей бородой губы стали расползаться в улыбке, в глазах заискрилось озорство.

— Хильда! Хи-и-иль, душа моя…

Джим взял сухую морщинистую руку Хильды в свои огромные ладони и заискивающе посмотрел в прищуренные глаза.

— Может быть, раз ты так хочешь спасти дорогого друга, то согласишься присмотреть за "Калехом" где-то до середины июня, а?

— Все, что угодно, лишь бы подольше тебя не видеть, — Хильда тепло улыбнулась. — Не боишься, что к твоему возвращению камня на камне не останется?

Джим рассмеялся и обнял ее.

— Не боюсь. Спасибо, Хиль. Пойдем, будет тебе курс не очень-то молодого бойца.

* * *

Хильда оказалась способной ученицей. Схватывала на лету, запоминала легко, управлялась быстрее, чем сам Джим.

— Ведьма, а не женщина! — посмеивался он. Хильда в ответ ухмылялась.

Двадцатого числа приехал Кит, взял отцовский чемодан, кивнул Хильде и увез Джима в Лондон. Оттуда через неделю улетал самолет в Италию, и Джим пообещал привезти Хильде бутылку лучшего итальянского вина, если та не будет забывать присылать отчеты вовремя. Хильда ткнула его локтем, заверила, что все будет в лучшем виде, а вино, мол, пусть выбирает белое.

Она дождалась, когда серая машина скроется за поворотом, и направилась в "Калех", свою главную заботу на ближайшие полтора месяца.

* * *

"Калех" расцвел. Он и раньше был центром жизни в Плоктоне, но в руках Хильды неуловимо преобразился: стал светлее, теплее и уютнее.

— Вот что делает женская рука! Я давно говорил Джиму, что на тебе надо жениться, — вещал вечером тридцатого числа щуплый Боб за третьей пинтой пива, — а он все не слушал!

Хильда засмеялась:

— Я старовата для женитьбы, Боб. И на месте Джима тоже бы не стала тебя слушать.

— Старовата? Больше семидесяти не дашь, а в семьдесят жизнь только начинается!

Разговоров о возрасте Хильда избегала, поэтому слегка улыбнулась и углубилась в отчет о продажах.

Ровно в полночь Хильда стала выпроваживать народ.

— Чтоб до пяти часов ноги вашей тут не было!

Посетители, смеясь, разошлись по домам. Хильда закрыла входную дверь на ключ, достала палочку из внутреннего кармана жилета, сделала несколько пассов и ушла наверх, в жилую часть дома. Проверила комнату для Джека Смита, который должен был въехать завтра, удостоверилась, что все в порядке, и заперлась у себя.

В ванной Хильда с тоской посмотрела в зеркало и шепнула:

— Фините!

Чары давно пора было обновить.

1) Сailleach — ведьма на гэльском.

Вернуться к тексту

2) "Черт подери" на гэльском

Вернуться к тексту