Чудесно, волшебно, божественно... (джен)

Каждая клеточка его тела громко протестовала, воздух в легких словно смерзся в твердый ком, как только Гарри погрузился по плечи в ледяную воду. Его так трясло, что невозможно было вздохнуть, а по воде к берегам озерца побежали мелкие волны. Гарри нащупал меч онемевшей ногой, чтобы не пришлось нырять два раза.

Он невольно тянул с погружением, задыхаясь и дрожа, пока в конце концов не сказал себе, что деваться всё равно некуда, собрал последние остатки мужества и нырнул.

Холод был убийственный. Вода обжигала, как огонь. Кажется, даже мозги замерзли напрочь. Раздвигая руками темную воду, Гарри потянулся к мечу. Пальцы сомкнулись на рукоятке. Он потащил меч наверх, и вдруг что-то туго сдавило шею. Гарри подумал было, что это водоросли, хотя ничего такого ему не попалось, пока он нырял. Он пошарил рукой и понял, что водоросли тут ни при чем, а душит его цепочка от крестража.

Гарри забился, прорываясь к поверхности, но только врезался в каменистую стенку берега под водой. Он задыхался, корчился, дергал цепочку застывшими пальцами, в голове взрывались разноцветные огни, он ничего не мог сделать, оставалось только утонуть, и руки, обхватившие его поперек туловища, были, конечно, руками Смерти…

Отчаянный детский крик, душераздирающе-тонкий, буквально подбросил Вернона. С кряхтеньем поднявшись с кровати, он с поразительной для своей комплекции скоростью рванул вон из спальни, с грохотом слетел по лестнице и рывком распахнул дверь чулана. Просунувшись вовнутрь, Вернон выволок кричащего Гарри и, держа перед собой в вытянутых руках, начал осторожно трясти, как маленькую молоденькую яблоньку, сдавленно шипя сквозь зубы:

— Мальчишка, тихо ты… Прекрати!.. Чего ты?..

Гарри очнулся от того, что его легонечко трясли и уговаривали прекратить. Замолчав и раскрыв глаза, Гарри увидел перед собой родное лицо дяди Вернона. Всхлипнув, он облапил дядю за толстую шею и облегченно разревелся. Вернон растерянно и неумело похлопал племянника по спине, продолжая бормотать:

— Ну чего ты, а? Чего ты…

А Гарри, рыдая, постепенно приходил в себя, начав замечать некие странности. Например, руки, сцепленные за загривком дяди, были очень маленькими, прямо сказать, детскими, в цыпках и царапках… А во-вторых — он плачет, как младенец. Что было совсем несвойственно ему. Но и тонуть, с другой стороны, тоже неприятно было. Если точнее, то очень страшно. Полный недоумения и крайне нехороших подозрений, Гарри отстранился и смутился, увидев, что дядя стоит перед ним на коленях. Это ему сколько сейчас лет, если он настолько измельчал? Ближайшее зеркало, как он помнил, висело в ванной. Шмыгнув носом, Гарри посмотрел в сторону обозначенной комнаты, Вернон понял и грузно поднялся с колен, грубовато велев:

— Иди умойся.

В ванной Гарри тут же встал перед зеркалом. И растерянно задумался, рассматривая себя восьмилетнего. Что же произошло? Это был сон? Или… или он взаправду утонул почти взрослым?

— Мне было семнадцать, и я утоп в лесном озере, пытаясь достать со дна меч для уничтожения крестража… — озадаченно сообщил он своему отражению. Подумал и решил поправиться: — Нет, не так, мне будет семнадцать, и я утону в лесном озере при попытке достать со дна меч для уничтожения крестража.

Снова подумал, силясь сообразить, какая версия выглядит более правдоподобной. Ну, откровенно говоря, обе версии звучали не ахти… Ни на сон, ни на видение будущего это не походило, это было до ужаса похоже на память. На воспоминания о прошлой жизни. Ведь никакое предвидение не подарит человеку знание, что такое крестраж. А Гарри знал. Вернее, помнил.

Помнил всё: от побега Дурслей на остров до самого последнего страшного воспоминания об утоплении в ледяном озерце. До сих пор живо и ярко было ощущение жуткого холода, от которого перехватывало дыхание и каменело в груди, словно диафрагма впала в кому и забывала вытолкнуть из легких воздух, чтобы те могли вдохнуть новую порцию.

— Я умер и вернулся назад? — спросил Гарри свое отражение. Отражение ответило бликом на лбу от лампы. Насторожившись, Гарри поднял волосы со лба и всмотрелся в…

А вот шрама-то как раз и не было. Вернее, от него остался лишь восковой след, заметный при каком-то наклоне головы и определенном углу освещения, падающего на лоб. И кстати… Гарри опять задумался, понимая, что в его внешности ещё чего-то не хватает. Повертел головой туда-сюда, как будто хотел заглянуть в уши, и сообразил — он без очков! Дядя же его из чулана спящего выволок. А если очки на полке, то… Не додумав, Гарри развернулся и опрометью бросился к чулану.

Очков не было. От слова «совсем». Пришлось снова думать. Для этого Гарри уселся на топчан, подпер щеку кулаком, неосознанно принимая позу Мыслителя, и крепенько задумался. Так… очков в этой альтернативной вселенной нет. Как нет и крестража во лбу, а с ним и парселтанга, надо полагать… А что означает отсутствие очков? Это-то что меняет? Его зрение было плохим из-за крестража Темного Лорда? Черт побери, почему он так странно умер?! Ведь утопленники не так умирают, разве нет?..

Тут Гарри зябко поежился, в очередной раз вспомнив свою бесславную гибель там, в ледяной луже. На ум так и напрашивалась картинка с потрясенной Гермионой, когда она найдет его распухшее синее тело, плавающее лицом вниз… Стоп, стоп-стоп, если он сейчас мелкий недоросль, то Гермиона в настоящее время тоже должна быть заученной малявкой. От этой мысли почему-то стало легче, и Гарри глубоко вздохнул, смиряясь со своим странным приключением. В конце концов, на свете есть магия, а магия может всё, даже вернуть с того света и впихнуть в детское тельце. Тут Гарри прислушался к себе — что-то он необычно думать стал, не так, как раньше…

Да, согласился он сам с собой, раньше я был тупицей. Бараном. Или нет, болваном, как любил приговаривать Снейп. И надо признать — он был прав. Или будет прав, поправился Гарри. Поразмыслил и передумал — нет, на этот раз Снейп так не скажет. Потому что он, Гарри, постарается не быть болваном.

Приняв сие судьбоносное решение, Гарри встал и осторожно высунулся из чулана — где там дядя?.. Судя по шумному дыханию, дядюшка находился в гостиной, куда Гарри и прокрался. Вернон повернул голову и посмотрел на вставшего на пороге племянника. Неласково буркнул:

— Чего тебе там такое приснилось? Ты так орал, что я думал, соседи все сбегутся…

— Правда? — виновато отозвался Гарри. Скромненько потупился. — Простите. Мне приснилось, что я утонул.

В лице дяди промелькнуло что-то странное. Он напряженно проговорил:

— Дадли больше так не будет делать. Обещаю.

Гарри стало нехорошо. Побледнев, он спросил:

— А что он сделал?

— Ты не помнишь? — удивился Вернон и всё-таки снизошел до ответа: — Дадли попытался утопить котёнка, но ты помешал, кинулся его спасать и в результате чуть сам не утонул. Мы с Петуньей как-то подзабыли научить тебя плавать.

Гарри моргнул, в самом деле находя в памяти те самые воспоминания о спасении черного котёнка. Оглянулся в поисках малыша… Дядя Вернон, следя за его движениями, ехидно заметил:

— Что у тебя с памятью, мальчишка? Забыл, что ли, что Петунья повезла его в ветеринарку на кастрацию?

— О нет! — застонал Гарри. — Бедный котька: сперва чуть не утопили, потом на кастрацию… Зачем я его вообще спасал?

— Человек ты хороший! — построжел дядя. — А насчет кастрации я пошутил. На прививку его Петунья увезла. Завтра увидишь своего котёнка.

— А почему это он мой? — насупился Гарри. — Разве вы разрешили мне его оставить?

— Это будет хорошим уроком для Дадли, вечным напоминанием ему, как не надо поступать. Я хочу, чтобы Дадли на всю жизнь запомнил, как из-за него чуть не погибли человек и котёнок.

В горле Гарри появился огромный ком, перекрывший ему дыхание — дядя-то, оказывается, мудрый. Сглотнув, он подошел к дивану, забрался на него и крепко обнял дядю Вернона за шею, посопел и тихо выдохнул:

— Дадли будет злиться на нас…

— Не будет, — глухо отозвался дядя. — Ремня он уже попробовал, в следующий раз я пообещал ему ротанговую трость. Некоторые дурные поступки следует пресекать сразу, а не то будет поздно. Многим мальчишкам случается в детстве погонять котят, это да, бывает, но опускаться до убийства животного — это уже никак… Это уже за пределами добра и морали.

Гарри молча слушал глуховатый голос дяди, чувствуя себя на удивление уютно в теплом дядином объятии. Да, дядя Вернон одной рукой прижимал мальчика к себе, видимо, испытывая те же чувства. Вот только надолго их не хватило. Понежив пацана с минуту, дядя с ворчанием отстранил его от себя.

— Спать иди. Мне завтра на работу вставать рано…

В чулан Гарри ушел без обид, отчетливо расслышав добродушные нотки в дядином ворчании, хорошего, как говорится, понемножку. И так дядюшка перегнул палку по части нежности. Хотя нежность и дядя Вернон — вещи вообще-то несовместимые, как Северус Снейп и шампунь…

Горло сдавил спазм, едва он вспомнил о Снейпе, убийце Дамблдора. Сволочь носатая, как он посмел?! Убил Дамблдора и сразу занял его место, стал директором! Но как ни возмущался Гарри, где-то в глубине души его грыз малюсенький червячок сомнения — а так ли сам Дамблдор хорош? Ведь они с Гермионой успели прочитать книгу Риты Скитер, в которой была описана вся жизнь директора. И почему в голосе Снейпа было столько злости, когда он орал «Авада Кедавра», насылая её в грудь старику, причем орал так, словно великое одолжение делал?

«Северус, прошу тебя…» Гарри прислушался к призрачному голосу из далекого воспоминания. Конечно, Дамблдор умолял Снейпа… но вот о пощаде ли? Сейчас Гарри сомневался в этом, припомнив обугленную руку старика. Ещё одно теперь настораживало — сбор воспоминаний свидетелей, которые Дамблдор показывал в Омуте памяти во время индивидуальных уроков. Если дед уверял, что до второго курса Гарри он не знал о крестражах, то зачем он собирал воспоминания тех свидетелей, умерших задолго до рождения-поступления Гарри? Домовушка Похлеба умерла где-то около тысяча девятьсот сорок шестого года, Карактак Бёрк умер в девяносто втором, но воспоминания он отдал Дамблдору гораздо раньше, Морфин Мракс умер за год до поступления Гарри в Хогвартс, а ведь дневник он, на минуточку, показал Дамблдору в конце второго курса! Так зачем же Дамблдор брал воспоминания у Морфина, покойного к тому времени? Про Боба Огдена Гарри знал только, что тот умер в девяносто шестом, но сомнений насчет первых трех это не отменяет. Итог напрашивался только один — Дамблдор ему врал. С самого первого курса врал направо и налево. Ну да, про Квиррелла он, видите ли, не знал, и про василиска тоже… Да знал он всё!

На волне эмоций Гарри сердито пихнул кулаком тощую подушку. Короче, правило номер один — Дамблдору не верить! Ни под каким соусом! Рона тоже подвинем, этот трус и предатель настолько подлый, что даже девочку не постеснялся в лесу бросить. Пусть и с другом, но бросать Гермиону он не имел права!!! Сириус… В груди слабенько трепыхнулось при воспоминании о нём, но и только, радости Гарри не ощутил, всё равно он сейчас в Азкабане. Даже сомнение появилось в адрес Сириуса — вытаскивать его из тюрьмы или не вытаскивать? Крыса Питер сейчас на плече у Перси, наверное… Прежней ненависти к Питу почему-то не было.

Это смерть на него так повлияла? Друзей убить, врагов простить? Тьфу ты, что за чушь в голову лезет? Гарри устало помотал головой, чувствуя, что в той становится тесно от мыслей. Это потому, что она маленькая, детская, и в ней так много дум не помещается, отстраненно подумал Гарри. Посмотрел на подушку и сдался — положил на неё гудящую голову. И сразу же погрузился в глубокий сон.

Проснулся Гарри утром от грохота посуды на кухне. Недоумевая, он выполз в коридор и посмотрел в сторону кухонной двери — сквозь матовое стекло и занавеску виднелся силуэт дяди. Удивляясь тому, почему его не разбудили, Гарри направился в ванную. Умываясь, он старательно убеждал себя, что ему это кажется и из кухни не пахнет жареным беконом. Но нет, нос говорил ему правду — дядя Вернон действительно жарил яичницу с беконом и выкладывал её в тарелки мальчикам. Его самого уже дожидалась порция яичницы с колбасками. Завидев Гарри, Вернон привычно рявкнул:

— Причешись!

Дадли обернулся, увидел Гарри, вздрогнул и схватился за зад, ещё помнящий вчерашний папин ремень. Подумал и заныл:

— Где мама?

— К обеду приедет, — буркнул Вернон. Взял газету и спрятался за ней. Гарри пригладил волосы, подошел к столу и сел на свое место. Яичница дяди Вернона оказалась несоленой, а бекон пересоленным и пережаренным. Дадли ел с корчами, морщился и кривился, но из уважения к отцу глотал молча. Молча ел и Гарри, спокойно и без гримас. Долгое отсутствие Петуньи объяснялось тем, что ветлечебница располагалась в Лондоне, имела топорное расписание, и тётя Петунья уехала с ночевкой к подруге, чтобы с утра точно попасть на прием.

Завтрак прошел в молчании, после чего Вернон велел Гарри вымыть посуду и засобирался на работу. Когда в отдалении стихла машина Вернона, Дадли прошел к холодильнику, открыл его и принялся исследовать содержимое. Нашел ореховую пасту и хлеб, достал и, расположив на столе, начал сражаться с пакетом и банкой. Гарри вздохнул, понимая, что кузен сейчас весь перемажется, а ему всё это придется убирать… Ну-ка, как там по закону Гэмпа?..

— Дадли, подвинься, я сейчас тебе сделаю.

По привычке толстяк хотел огрызнуться, но слишком сильно удивился предложению и послушно отошел. Четко держа в голове формулы Гэмпа, Гарри беспалочково применил к батону и пасте несложную трансфигурацию, превращая простенькие кусочки хлеба в красивенький и вкусный тортик, украшенный глазурью и кремовыми завитушками из ореховой пасты. Дадли потрясенно распахнул глазки, созерцая потрясающий шедевр кондитерского искусства.

— Ух ты!.. Он настоящий, Гарри?

— Попробуй! — слукавил Гарри. Дадли пальчиком снял кремовую завитушечку и отправил в рот. Прикрыл глаза, сладко смакуя. Восхищенно спросил:

— Как?

— Я ж волшебник, — произнес Гарри запретное слово. Дадли открыл глаза, посмотрел на кузена, на торт и решил обойтись без истерик. Чревоугодие в данный момент было существенней. Съев половину, Дадли тихо признался:

— Это не я хотел утопить котёнка. Это Дэннис придумал.

Гарри нахмурился, вспомнив пятерых мальчишек на высоком берегу Уинг-ривер: Дадли и Пирс молчали, Малькольм и Гордон радостно улюлюкали, а Дэннис, самый здоровый и противный, гнусно гоготал, заглушая своим ржанием жалобный писк тонущего котёнка. Разбираться тогда было некогда, надо было спасать маленькую жизнь… Восьмилетний Гарри, выглядящий на шесть с половиной, без раздумий прыгнул с кручи. Едва не убившись о мелководье у берега, он тем не менее уцелел и побрел на глубину к пищащему черному малышу. Вот тогда-то он и потóп, уйдя в воду с головой. Как выбрался — непонятно… Но, кажется, его Пирс и Дадли вытащили. А потом дома Дадли почему-то соврал, что бросил в воду котёнка. И схлопотал ремнем от папы. Теперь получается — зря. Вернон наказал ни в чем не виноватого сына.

— Почему ты не сказал родителям, что это Дэннис? — спросил было Гарри и прикусил язык, вспомнив внушительный кулак хулигана, которым тот пригрозил Дадли, уходящему с реки. Попробуй, мол, проболтаться, прибью!

— Придурок! — с чувством сказал Гарри.

— Кто? — с опаской глянул на него Дадли поверх полусъеденного тортика.

— Вы оба, — хмуро буркнул Гарри. — Но Дэннис вдвойне — он по-настоящему виноват. А ты тоже хорош, — напустился он на Дадли. — Покрываешь преступника, его вину на себя берешь. Зачем?

— Это чтобы он меня ябедой считал? — обиделся Дадли, надув губы. — Да ребята меня задразнят, будут думать, что я плакса, хныка и предатель!

Гарри хотел возмутиться, но вовремя осадил себя, вынужденно напомнив самому себе, что перед ним ребёнок восьми лет, со своими детскими понятиями о чести и благородстве. Это он сейчас семнадцатилетний обалдуй с зачатками усов на верхней губе… Которых у него, впрочем, уже нет. Усы и семнадцать лет остались там, в ледяной луже в богом забытом лесу.

— Всё равно ты дурак! — с облегчением проворчал Гарри. — Надо было спасать котёнка, а не смотреть молча, как он тонет.

— Наверное, ты прав, — грустно кивнул Дадли. — Но это потому, что ты не знаешь, как больно бьет Дэннис.

На это Гарри нечего было возразить. Молча прибрал посуду за Дадли, вымыл оставшиеся ложки и вилки, вытер руки полотенцем, сел на стул и задумался. Странно вела себя память в этой реальности… Ещё ночью он ничего не помнил о котёнке, а потом, с течением рассказа дяди Вернона, его память как будто прояснилась, словно адаптируясь к новым событиям, пережитым «заново». Создавалось странное впечатление, что спасение кошки случилось для того, чтобы память одного утопления наложилась на другое, то самое, в лесу будущего… В той прошлой, первой, жизни он никаких котят не спасал, это он точно помнил. А в этой новой, второй — спас котёнка и помнит (знает), что он волшебник. Кроме котёнка, всё остальное было на месте: и погибшие в автокатастрофе мама с папой, и отросшие за ночь волосы, и севший «от стирки» ужасный джемпер, и…

— А вот фигу вам. Прыгать на крышу столовой я не буду, — мрачно сообщил Гарри пустой кухне. Пошарил глазами по столу и добавил: — Запишусь-ка я в библиотеку…