Прощание с детством (джен)

— Пожалуйста, не уезжай, дядя Бринден!

Кейтилин обхватила дядюшку за талию, будто могла удержать его в Риверране своими тоненькими, слабыми руками.

— Кейтилин! Зачем ты пошла за мной сюда, дитя?

Голос дяди был гораздо суровее, чем обычно, и Кейтилин отступила и закусила губу, чтоб не расплакаться.

— Я не следила за тобой, — честно ответила она, глядя прямо в глаза дяде Бриндену, не обращая внимания на то, как сдвинулись его густые брови. — Ты всегда приходишь сюда, когда вы с отцом ссоритесь, — Кейтилин опустила взгляд и тихо продолжила:

— Прости, если помешала вашему разговору. Я думала, ты будешь один.

Дядя взял Кейтилин за подбородок и снова посмотрел ей в лицо:

— И что же ты видела и слышала, юная леди?

Голос его все еще звучал сурово, но, вглядевшись в дядино лицо теперь, Кейтилин подумала, что он больше напуган, чем рассержен.

— Ничего, — ответила она. — Я только мельком заметила человека, который стоял рядом с тобой, а потом ушел туда, за деревья, и ничего не слышала, только как ты позвал меня по имени, когда увидел.

Сир Бринден еще на миг задержал взгляд на Кейтилин, а потом тяжело вздохнул и выпустил ее подбородок:

— Прости меня, Кошечка. То, что я зол на твоего отца, еще не дает мне права грубить тебе.

— Я не сержусь, дядя Бринден, — уверила его Кейтилин. — Но почему ты уезжаешь? Отец сказал, что ты покинешь Риверран завтра утром, и больше ничего не говорит. Я знаю, что вы опять поссорились, но тебе же не обязательно уезжать. Он скоро забудет, из-за чего вы поругались, а я не вынесу, если ты уедешь! — она закусила губу еще сильнее, пытаясь сдержать слезы, готовые хлынуть из глаз.

— Вряд ли Хостер хоть когда-нибудь забудет это, Кошечка, — мягко сказал Бринден, притянув ее к себе сильными руками. Кейтилин заметно выросла за минувший год и доставала ему макушкой до середины груди. — Но я уеду не навсегда, обещаю. Мы с Хостером... иногда ладим лучше, когда живем не под одной крышей.

— Но мне лучше, когда ты здесь! — возразила Кейтилин. Дядя уезжал из Риверрана и возвращался обратно, странствуя по Семи Королевствам, и прославился как великий рыцарь еще до того, как она родилась. Но когда дядя Бринден оставался дома, он был ее лучшим другом, особенно с тех пор, как умерла мама. Дяде можно было доверить секреты, какие Кейтилин ни за что не рассказала бы отцу, и задать те вопросы, на которые септа и отец вряд ли ответили бы. И он умел развеять дурное настроение Лизы или заставить маленького Эдмура прилично себя вести, даже когда они доводили Кейтилин до края терпения. Ей был нужен дядя Бринден.

— Ты не нуждаешься во мне, Кейтилин Талли, — словно подслушав ее мысли, сказал дядя. — В Риверране нет человека сильнее, чем ты. Даже твой отец, хотя не советую упоминать при нем, что я так сказал. И ты гораздо сильнее меня.

— Это просто смешно, — Кейтилин отступила на шаг назад и уперла руки в бока. — Мне всего лишь одиннадцать, и я девочка. А ты — самый известный рыцарь в Семи Королевствах.

Бринден рассмеялся:

— Ну, я бы мог назвать немало других рыцарей, куда известнее меня... и притом заслуженно. Но я ценю твою преданность и веру в меня, племянница.

Дядя протянул Кейтилин руку, и она приняла ее. Бринден провел Кейтилин к поваленному бревну и усадил рядом с собой, продолжая говорить:

— Неважно, какова моя слава, я точно победил бы тебя в бою или в любом другом состязании на твой выбор. Но я говорил не о такой силе.

— Что же ты тогда имел в виду? — спросила Кейтилин, зная, что дядя ответит ей, потому что он делал так всегда.

Дядя глубоко вздохнул и посмотрел вдаль, в гущу леса.

— Твой отец полагается на тебя, Кейтилин. Больше, чем имеет на то право, — она хотела было возразить, и Бринден вскинул руку: — Я не ставлю ему это в вину. Он не знает, как быть иначе, Кошечка, — и покачал головой. — Знаешь, я ему не завидую. Быть верховным лордом Трезубца невероятно тяжело. Я бы не справился с этой задачей и вполовину так хорошо, как он, и сказал это ему в лицо. Но каким бы хорошим лордом Хостер ни был, он не может делать все один. Миниса была ему не только женой, Кэт. Она стала его союзницей. — дядя повернулся к Кейтилин с улыбкой. — Во многом ты так похожа на нее. И все-таки и от отца кое-что взяла тоже. Все самое лучшее, пожалуй, — он подмигнул ей и снова устремил взгляд к деревьям. — Когда Хостер похоронил твою мать, то потерял вместе с ней часть себя. Он не может выполнять те дела в Риверране, какими занималась когда-то она, но и не может поручить это кому-то еще. Он не хочет ее заменить. — Бринден снова посмотрел на Кейтилин, но на этот раз серьезно, даже мрачно. — Ты — ее дочь. Его дочь. И ты всегда была его любимицей, хотя я бы скорее умер, чем позволил Лизе или Эдмуру это услышать. Он может разрешить тебе занять ее место и чувствовать при этом гордость, а не боль потери — и так он и сделал. И когда ты справляешься с каждым испытанием, что отец тебе дает, его гордость растет, и он полагается на тебя еще сильнее. Ты оправдываешь все его надежды, а это не так-то легко. Я знаю лучше многих, как трудно соответствовать ожиданиям Хостера Талли. Честно говоря, думаю, им никто и не соответствовал, кроме тебя и твоей матери. Ты очень дорога ему.

— Лиза и Эдмур ему тоже дороги, — настойчиво возразила Кейтилин, ощутив смутное беспокойство и чувство вины. В последние месяцы Лиза не раз упрекала ее в том, что она привлекает к себе все внимание отца, и отцу часто было интереснее слушать рассказы Кейтилин о новых достижениях маленького Эдмура, чем проводить время с ее младшим братом самому. — Отец любит нас всех.

— Конечно, — с обнадеживающей уверенностью в голосе сказал дядя. — Он даже меня любит, — добавил он с коротким смешком, который показался Кейтилин не очень-то веселым.

— Тогда почему ты уезжаешь? — спросила она, мысленно ругая себя — это прозвучало так же капризно, как порой у ее младшей сестры.

— Потому что он не одобряет меня, дитя, и никогда не будет. Любовь и одобрение — не одно и то же. А для Хостера это очень разные вещи. Пока я отказываюсь жениться на какой-нибудь хорошей девице из хорошей семьи на благо дома Талли, я не заслужу его одобрения.

— Но почему тогда ты просто не женишься? Всем когда-то приходится жениться, дядя Бринден!

— Ты знаешь, что это не так. Ведь королевским гвардейцам, братьям Ночного Дозора, мейстерам, септонам и септам, Молчаливым Сестрам жениться запрещено.

Кейтилин наморщила нос.

— Так ты собираешься стать Молчаливой Сестрой? — поддразнила она его. — Кроме того очевидного препятствия, что ты мужчина, ты слишком любишь поболтать!

Бринден громко рассмеялся, услышав это, и Кейтилин улыбнулась, несмотря на то, что его упорное намерение уехать расстраивало ее. Она не хотела, чтобы дядя был несчастен.

— Я только указал, что твой довод неверен, моя леди, — сказал он, отсмеявшись. — Есть много людей, которые просто выбирают не вступать в брак. Я — один из них.

— Но почему? Отец был гораздо счастливее, когда мама была жива. Ты сам сказал, что она была его женой и союзницей, как часть него самого. Если таков брак, почему он плох?

— Дело не в этом, Кошечка, — едва слышно сказал Бринден. — Для многих людей, в том числе для Хостера, он очень хорош. Я сказал тебе, что не завидую своему брату, и это правда — я не завидую его титулу лорда. Но я завидую тому, что у него было с Минисой. Им очень повезло — не все браки увенчиваются такой же сильной любовью, как у них. Но каждый брак должен быть основан хотя бы на уважении с надеждой на теплые чувства.

— Ты же можешь это получить, дядя! Только злая женщина не захочет тебя полюбить, а отец точно не заставит тебя на такой жениться! — воскликнула Кейтилин.

Бринден снова рассмеялся, но на этот раз — далеко не так весело.

— Нет, теперь старик Хостер закатит пир, если я женюсь почти на ком угодно, — он глубоко вздохнул и посмотрел в глаза Кейтилин. — Но я этого не сделаю. Никогда, и как бы я тебя ни любил, племянница, тебе меня не переубедить — не больше, чем твоему отцу.

Кейтилин чуть не воскликнула «Но почему?», но вовремя остановилась, потому что не хотела вести себя так же по-детски, как маленький Эдмур. Вместо этого она ответила ему таким же взглядом и спросила так учтиво и по-взрослому, как только могла:

— Можешь ли ты объяснить мне, почему ты так решил, дядя?

Бринден улыбнулся ей:

— Знаешь ли ты, что твой отец ни разу не спросил меня об этом, Кошечка? Не в таких словах, впрочем — он скорее просто приказывает мне исполнить мой долг и спрашивает, что, пекло побери, со мной не так, когда я отказываюсь.

— Я уверена, что он не хочет тебя ругать, дядя, — сказала Кейтилин. — Он просто... расстраивается. Он как Лиза в этом смысле.

При этих словах Бринден расхохотался еще сильнее, чем прежде:

— Ах, Кэт, милое дитя! Для своего возраста ты слишком умна и чересчур наблюдательна, — сказал он, утирая слезы. — Но ты совершенно права. Когда речь заходит о гордости, упрямстве, упорстве в достижении своего, твои отец и сестра очень похожи — боюсь, однажды это их рассорит.

Прежде чем Кейтилин сумела понять, что дядя имеет в виду, он продолжил:

— Но раз уж ты так вежливо спросила, я постараюсь ответить. Я никогда не женюсь, потому что верю, что клятвы священны. Когда меня посвящали в рыцари, и я приносил свои клятвы, я произносил каждое слово с полной уверенностью и желанием сдержать их до последнего вздоха. Брак тоже начинается с клятв. А я не способен их сдержать.

— Но...

— Нет. Не возражай, племянница. Ты не знаешь мое сердце и разум лучше, чем я сам. Я не считаю себя плохим человеком, но я не способен по-настоящему быть мужем любой женщине. Пусть Хостер судит меня за это как хочет, но я не принесу ложную клятву кому бы то ни было перед ликом Семерых. Этот грех я не совершу, дитя.

Кейтилин все еще не понимала по-настоящему, почему дядя думает, что будет таким плохим мужем. Чудеснее человека она не знала. Но она понимала, как важны клятвы, и уважала желание дяди не приносить клятву, которую он не в состоянии сдержать. Может, он любил кого-то, на ком нельзя жениться — септу, давшую обет целомудрия, или женщину слишком низкого происхождения, чтобы брак был возможен. Может, его возлюбленная умерла, и он не хочет ее заменить — как отец никогда не сможет заменить маму. Кейтилин считала, что жить без жены и детей ради того, чтобы сохранить верность запретной или потерянной любви, весьма романтично. Об этом сложено много песен. Она как-то никогда не задумывалась серьезно, какой невероятно грустной и одинокой может быть такая жизнь, когда слушала песни.

— Ты не обязан жениться, если не хочешь, — твердо сказала она. — Отец не должен тебя заставлять. У него есть наследник Эдмур, в конце концов. И даже мы с Лизой наследуем Риверран прежде тебя.

— Ах, моя дорогая племянница — нежное сердце матери и прагматизм отца. Ты поддерживаешь мое решение, потому что любишь меня, и потому что будущее Риверрана обеспечено тобой и твоими сестрой и братом.

— Я не это имела в виду...

Бринден со смехом дернул ее за косичку.

— Я только дразню тебя, — сказал он. — Я знаю, как мне повезло родиться младшим, и что у моего брата есть дети. Конечно, я люблю вас всех за то, что вы очаровательны, но и то, что вы отдаляете меня от ответственности за Речные земли, тоже приятно, — он усмехнулся. — Я настолько же Талли, насколько и ты, Кошечка, верит в это Хостер или нет. Будь я наследником Риверрана, мне пришлось бы уделять больше внимания «семье» и «долгу», чем своим личным идеалам «чести».

Кейтилин рассмеялась.

— Я просто не хочу, чтобы тебе было одиноко, дядя Бринден, — добавила она, снова вспомнив песни о трагической любви, которые больше не казались такими привлекательными.

— Я не буду одинок, племянница. Например, у меня всегда есть ты, и Лиза, и Эдмур. И даже Хостер — в те дни, когда он со мной разговаривает, — он лишь усмехнулся, когда Кейтилин скорчила рожицу и легонько хлопнула его по руке за это замечание насчет ее отца. — И сир Бенник завтра едет со мной, так что я не буду один.

— Это с ним ты разговаривал, когда я пришла сюда?

Бринден кивнул:

— Я сказал ему, что мне нужно побыть какое-то время вдали от Риверрана, и он сообщил, что ему уже пора возвращаться в Долину. Это единственное место в Семи Королевствах, которое я плохо знаю, так что я спросил, можно ли мне поехать с ним.

— Отцу он не нравится, — напрямик сказала Кейтилин. Рыцарь из Долины приехал в Риверран почти две луны назад с письмом для отца Кейтилин, которое нельзя было доверить ворону. Отец, очевидно, решил, что доверяет воронам больше, чем сиру Беннику, раз не дал ему никаких писем, чтобы отвезти обратно. Но, похоже, сир Бенник с дядей были знакомы, и он остался в гостях у Бриндена. Это сильно раздражало ее отца, хотя сир Бенник всегда был довольно любезен со всеми, насколько Кейтилин знала, и отец так и не объяснил, почему этот человек ему не нравится.

— Так и есть, — отрезал Бринден.

— Ты знаешь, почему?

— Он его не одобряет, — пожал плечами дядя. — Но раз Хостер не одобряет и меня тоже, я бы не стал винить сира Бенника за это.

Кейтилин вздохнула:

— Я просто хочу, чтобы вы с отцом смогли поладить. Я люблю вас обоих и не хочу, чтобы вы друг на друга сердились.

— Мы будем куда меньше сердиться друг на друга, побыв в разлуке, Кошечка. Обещаю.

— Но я все равно буду по тебе скучать.

— Я буду скучать сильнее, чем ты думаешь, — Бринден вдруг поднялся и протянул ей руку, чтобы помочь встать. — Кейтилин, я должен признаться кое в чем.

Кейтилин с любопытством взглянула на него. Дядя редко называл ее полным именем, только когда сердился на нее или хотел поговорить серьезно — вряд ли он дразнится теперь.

— Я сказал тебе, что ты — самая сильная в Риверране, и это правда. Так и есть. Ты справилась с потерей матери, с грузом ответственности за брата и сестру, и с целым замком, который доверил тебе отец — справилась изящнее и храбрее, чем смогла бы женщина втрое старше тебя. Еще я сказал, что твой отец рассчитывает на твою силу больше, чем имеет на то право, — помолчав немного, дядя добавил:

— И теперь я собираюсь сделать то же самое.

— О чем ты?

— Я оставался в Риверране с тех пор, как умерла твоя мать, Кэт. Я не мог оставить Хостера наедине с его горем, не мог оставить вас, детей, растерянных, тоскующих по матери. Я не мог оставить Риверран без твердой руки, пока вы все собирались с силами. А теперь Хостер снова крепко стоит на ногах. Так крепко, что потребовал от меня выбрать одну из трех предложенных девиц и жениться, а когда я отказался, то он раскричался громче, чем я слышал за всю свою жизнь. Он так зол, что мой отъезд его больше обрадует, чем опечалит.

— Но он...

— Он переживет это, Кошечка. Потому что ты с ним. Здесь, в Риверране, все, кого я люблю, будут жить хорошо, потому что у тебя хватит сил, чтобы о них позаботиться. Я видел твою силу, и, честно говоря, моя уже на исходе. Поэтому я делаю то же самое, за что виню брата. Я рассчитываю на то, что ты будешь хозяйкой Риверрана.

— Я... я сделаю все, что смогу.

— Знаю. Но я попрошу тебя еще об одной услуге, — дядя улыбнулся Кейтилин. — Ты должна купаться хотя бы раз в неделю, когда тепло, и почти каждый день играть с Лизой и мальчиками в богороще или у реки, хотя бы совсем недолго. Ты — Талли, Кошечка, и притом очень юная, хоть в чем-то и более зрелая, чем твой отец или твой безнравственный дядюшка. Ты — дочь реки, и из реки черпаешь свою силу. Будь юной, пока можешь. Обещай мне.

Дядя Бринден часто напоминал Кейтилин, что нужно выкраивать время, чтобы побыть ребенком, пока можно. Он находил Кейтилин, согнувшуюся над счетными книгами в светлице ее леди-матери (Кейтилин не могла называть эту комнату своей — она всегда будет маминой), и чуть ли не выгонял поиграть в богороще с Лизой, Петиром и Эдмуром, или же искупаться в реке в жаркий день, а сам доделывал работу за нее. Кейтилин не могла долго оставаться с детьми — у нее было слишком много обязанностей с тех пор, как отец сказал, что ей придется стать леди Риверрана. Но она наслаждалась этими урванными минутами, напоминавшими о той поре, когда любую печаль можно было отогнать, пробежавшись босиком по мягкому речному илу, когда отец чаще смеялся, когда Лиза и Эдмур по ночам не забирались к ней в постель из-за кошмаров, а мама пела им всем почти каждый вечер. Кейтилин знала, что уже не сможет быть ребенком по-настоящему, но любила своего дядюшку за то, что он помогал ей вспомнить, что такое детство.

Каждый день Кейтилин подолгу сиживала с отцом, и он никогда не говорил с ней о детстве. Он рассказывал о своих знаменосцах и их сварах, о хрупком равновесии сил между всеми вассалами, которое нужно хранить, чтобы в Речных землях был порядок, о том, как важно вовремя убрать и сберечь урожай, чтобы изобильное лето прокормило людей в голодную зиму, о податях, о законах, о деньгах, о политических браках и торговых союзах. Иногда Кейтилин казалось, что невозможно запомнить все, что требуется знать лорду или леди Риверрана. «Семья, долг, честь» — таков был девиз Талли, и лорд Хостер Талли предназначал ей и ее брату с сестрой всегда жить в соответствии с этими словами. Кейтилин любила отца и очень старалась быть леди, которой он хотел ее видеть, как бы ни скучала по матери или по беззаботным дням на солнышке. После смерти матери она старалась расти как можно скорее, ради отца и брата с сестрой, которым была нужна. Но все же во многом именно дядя со смеющимися голубыми глазами, заставлявший Кейтилин находить время на детские игры, помогал ей чувствовать, что она способна вырасти.

— Я обещаю, — сказала она, — но с одним условием. Обещай мне, что вернешься в Риверран на мои двенадцатые именины.

— Кошечка, я не...

— Это будет больше, чем через шесть лун, дядя Бринден. Более чем достаточно времени, чтобы ваш с отцом гнев остыл, — Кейтилин улыбнулась дяде. — Кроме того, ты — Талли. Какие бы приключения вы с сиром Бенником ни нашли в Долине, тебе все еще нужно будет вернуться домой, к реке, чтобы по-настоящему подкрепить свои силы.

Бринден улыбнулся:

— Вы — ярая переговорщица, миледи, — сказал он, поклонившись. — Я согласен на ваши условия. Даю слово, что прибуду в Риверран ко дню ваших двенадцатых именин.

Она улыбнулась в ответ:

— А я даю слово, сир, что буду купаться и играть с другими детьми при первой возможности.

Бринден приподнял густую бровь и покачал головой.

— Я буду купаться хотя бы раз в неделю и играть на улице хотя бы раз в два дня, — уточнила Кейтилин. — Клянусь честью Талли.

Дядя не упрекнул ее за то, что она чуть убавила число дней для игры. Он лишь поклонился еще раз и поцеловал Кейтилин руку со словами:

— Договорились, миледи.

И они оба рассмеялись.

Дядя Бринден не ужинал с семьей этим вечером, что не удивило Кейтилин — они с отцом до сих пор не разговаривали. Пытаясь накормить сонного Эдмура, она едва обращала внимания на Лизу с Петиром, болтающих о всяких пустяках, а потом попросила разрешения встать из-за стола, чтобы уложить брата спать.

Следующим утром Кейтилин встала очень рано, зная, что дядя выедет с первыми лучами солнца. Они с сиром Бенником уже были во дворе и сидели в седлах, когда она выбежала к ним. Никто больше, кроме конюха, оседлавшего лошадей, не вышел их проводить.

Сир Бенник вежливо кивнул ей и пожелал доброго дня, а Кейтилин пожелала ему хорошей дороги. Они едва обменялись дюжиной слов за все время, что сир Бенник пробыл здесь, и Кейтилин сильно подозревала, что отец по каким-то причинам, которыми не поделился с нею, приказал этому человеку держаться подальше от его детей.

Дядя Бринден спрыгнул с коня и подхватил Кейтилин, крепко обняв:

— Веди себя хорошо, Кошечка. Я буду скучать.

— Я тоже буду по тебе скучать. Пиши мне, когда сможешь, и если ты задержишься где-нибудь достаточно надолго, чтобы получить ворона, я напишу в ответ.

— Непременно, — обещал дядя. — Ты же будешь заботиться о себе так же хорошо, как обо всех остальных, правда?

— Я постараюсь, — губы Кейтилин задрожали, и он заметил это раньше, чем она совладала с собой.

— Нет, — сказал дядя, посмотрев ей в глаза. — Ты справишься. Ты — настоящая леди, Кейтилин Талли, и тебе суждены великие дела.

— Я люблю тебя, дядя Бринден. Всего хорошего.

— И я тебя люблю, Кошечка.

С этими словами он выпустил ее из объятий и вскочил на лошадь, и они с товарищем двинулись вперед, не оглядываясь.

Возвращаясь в замок, Кейтилин чувствовала себя скорее неуверенной маленькой девочкой, чем настоящей леди. Она не чувствовала, что предназначена для великих дел. Кейтилин не знала, почему ее отец и дядя никак не могут понять друг друга. Она молилась о том, чтобы стать такой сильной, какой ее считали они оба.

Рассвет был ясным и безоблачным, и уже было понятно — день выдастся очень жарким. Кейтилин знала, что этим утром вместе с дядей ее покинула еще одна часть детства — может, даже последняя. И все же она была Талли из Риверрана и держала свое слово. Дитя или женщина — сегодня Кейтилин пойдет купаться. Сегодня дочь реки окунется в ее волны и попросит всю силу, которую только та может дать, плеская водой в брата и сестру, пока те смеются и визжат, поливая ее в ответ.

Хихикнув при этой мысли, юная леди Риверрана подобрала юбки и пустилась бегом назад в замок, торопясь начать свои ежедневные дела пораньше, чтобы сдержать данное дяде обещание и пойти купаться с братом, сестрой и Петиром; она думала о девочке, которой была, и о леди, в которую эта девочка должна вырасти.