Братья навек! (джен)

«Наконец-то этот страшный год закончился. Не будет больше косых взглядов и шепотков за спиной: будто я не знаю, что они все про меня думают… Сумасшедший, ага… Ну, хоть уродом никто не зовёт, и то хлеб. А остальное выслушивать не впервой — поговорят-посплетничают, и первого сентября я — снова герой… Как же всё достало! Скорее на Тисовую — от Дурслей хотя бы знаешь, что ждать…» — размышлял Гарри, сидя в карете, которую фестрал тащил на станцию к Хогвартс-экспрессу.

Надо сказать, что Рон и Гермиона пытались вытащить его из депрессии. Каждый старался как мог: Рон звал поиграть, и неважно во что — в квиддич ли, шахматы или плюй-камни — лишь бы один не сидел. Гермиона же в своём репертуаре напоминала о важности домашних заданий и тащила в библиотеку. Заканчивались все их попытки одинаково: после первого же косого взгляда в свою сторону Гарри молча разворачивался и уходил в спальню, где садился на кровать и отгораживался пологом. Не помогли даже беседы с Дамблдором: как тот ни пытался уговорить его «отпустить и забыть» — ничего не вышло. Поттер молча кивал или монотонно повторял: «Да, профессор», «Хорошо, профессор» и, в конце концов, директор развёл руками: «Ему нужно время, всё образуется.»

Вот и ехал наш герой, победитель Турнира Трёх Волшебников, один. Сначала в карете (хотя когда такое было!), а потом и в купе поезда: никто, даже друзья, не рискнули к нему подсесть.

«А Сириус тоже хорош: ведь до последней минуты я ждал и надеялся, что мелькнёт где-нибудь загривок чёрного пса, и через минуту меня в воронку аппарации утянет надёжная рука. Ведь, в конце концов, его так никто и не нашёл. Неужели мне нельзя пожить у единственного по-настоящему родного человека?!» — Не сбылось. — «А, к чёрту всё!..» — и тут Поттеру вспомнилось какое-то странное выражение лица Снейпа, будто он понимал, что подросток чувствует, слышит, о чём он думает… И то, как он сжал плечо в молчаливой поддержке. Гарри тогда даже не обернулся, а надо было…

Погода в Лондоне была под стать настроению, встретив развенчанного, оплёванного героя пасмурной хмарью с низкими тяжёлым тучами, из которых вот-вот польются на прохожих галлоны воды. Ни одного мало-мальски слабого лучика, способного вселить в Гарри надежду на директорское «всё будет хорошо». Вечный боец, он просто менят дислокацию: с реального поля битвы на войну за собственное выживание.

Из поезда Гарри вышел одним из последних, чтобы ни с кем не сталкиваться, и медленно потащился к переходу на маггловскую сторону. Там его должен был встречать дядя.

Тот не подвёл. «Приласкав» подзатыльником и проворчав: «Шевелись, мальчишка! Некогда мне с тобой прохлаждаться!», он закинул сундук в багажник, а самого Гарри — на заднее сидение, и отбыл по направлению к дому.

В дороге состоялся обычный разговор:

— Так, уродец! Приедем — ты свои вещи закидываешь в чулан, а сам — наверх, и чтоб ни звука! Всё понятно?!

— Да, дядя Вернон.

— Будешь делать всё, что скажет Петуния, иначе еды не получишь: мне дармоеды не нужны!

— Понятно, дядя.

Вернон удивлённо хмыкнул:

— Что-то ты больно сговорчивый, парень… Хотя, какая мне разница — если что не так, сам знаешь, что будет…

— Да, дядя, — раздалось с заднего сиденья.