Двери (джен)

Каждый раз, когда входная дверь захлопывалась за ее спиной, Мартиша делала глубокий вдох. Она превосходно владела собой в любых обстоятельствах и всегда умело подбирала слова для достойных ее внимания и крадущих ее время. Но чем больше шагов отделяло ее от порога дома, тем большее напряжение нарастало у нее в груди. Мартиша никому и никогда не позволяла о нем догадаться и просто смирилась с тем, что за пределами родных стен ей не удавалось обрести покой.

В тот день ей пришлось вызвать такси, поскольку Ларч увез Гомеса и детей на поимки Маскилонга — уродливой щуки. Прошлым вечером Мартише никак не удавалось уговорить Уэнсдей и Пагзли отправиться спать, с таким предвкушением они ждали поездку. Уэнсдей практиковалась в стрельбе из лука целый вечер: она не успокоилась, пока не пронзила сердца всех портретов в их семейной галерее, а Пагзли заготовил взрывчатку лет на десять вперед. Мартиша отправилась бы с ними — если уж покидать стены дома, то со своими близкими, — но по вторникам у нее были другие планы.

Серый автомобиль ожидал ее у подъездных ворот к особняку. Приблизившись, она отметила, что водитель уставился на ее дом, выпучив глаза и открыв рот. Мартиша рассудила, что от этого джентльмена не стоит ожидать галантных жестов и соблюдения этикета, и сама распахнула дверь заднего сидения.

— Доброе утро, — вежливо поприветствовала она таксиста.

Тот медленно обернулся к ней. Мартиша поборола желание прикрыть его подбородок и лишь произнесла с легкой улыбкой:

— Будьте добры, сперва на Мидл-роуд, а затем на Кардинал-стрит, девятнадцать.

Таксист сглотнул. Вот чудак, так распереживался, как будто она его на плаху отправила, а не в центр города.

— Да-да, конечно, — пробормотал он и нажал на газ.

Городская суета всегда заставала ее врасплох, особенно, когда она путешествовала в одиночестве. Улицы казались более изогнутыми и запутанными, чем в действительности. Будто тот, кто их отстраивал, имел злой умысел сбить путника с дороги и навсегда лишить его пути домой.

Мартиша видела, что водитель настороженно поглядывает на нее в зеркало заднего вида. Из-за своей рассеянности он неловко перестроился на одном из поворотов, и к городской какофонии примешались красочные матерные тирады и серия надрывных гудков. Таксист был уже готов выкрикнуть ответ в полуоткрытое окно, но закашлялся, так и не успев дать отпор уличным невежам. Он все никак не мог побороть приступ кашля, и Мартиша протянула ему платок.

— Так нравится черный цвет? — наблюдательно заметил он вместо благодарности, взяв кружевную ткань.

— Ваша правда, — согласилась она. — Однако судьба не оставила мне иного выбора. У меня аллергия на любой цвет, кроме черного.

— Чего только не бывает... И что будет, если вы наденете, скажем, оранжевое платье?

— При продолжительном контакте моя кожа начинает отслаиваться струпьями — завораживающее зрелище, — Мартиша приветливо улыбнулась. — Но это не очень практично.

На этом общительность таксиста исчерпала себя. Как жаль, а они как раз затронули приятную тему для разговора.

Они сделали остановку на Мидл-роуд, где располагались цветочные магазины. Их ассортимент не приходился Мартише по вкусу, но для себя она содержала дома прекрасную оранжерею, а сегодня ей был необходим букет свежих пионов.

Увидев за стеклом одной из лавок налитые цветом напыщенные бутоны, Мартиша сочла их подходящими и элегантно прошествовала внутрь. На легкий звон колокольчика обернулся тучный мужчина с усами и залысиной. Складки на его лице из улыбки сложились в удивленную мину.

— Доброе утро, печальная сегодня погода, не правда ли?

— Это да, сплошные тучи, — мужчина серьезно кивнул. — Как я могу помочь, такой... экстравагантной особе?

— Одиннадцать пионов, будьте любезны, — Мартиша мягким жестом указала на приглянувшийся букет.

Мужчина моргнул, нерешительно пробрался мимо нее к цветам и начал осторожно их раскладывать на прилавке.

И пусть его манеры оставляли желать лучшего, ей пришлось по душе, с каким вниманием и заботой он осматривал каждый цветок. Мужчина тем временем отправил ей косой взгляд, и его усы зашевелились от надменной улыбки:

— Вам бы этих вон, зантедеский, — он глухо хохотнул, указывая на длинные черные бутоны, обрамленные сочными листьями. Мартиша не оценила замечание, и он добавил: — Ну, каллы то есть. Сорт "Черная звезда". Ну, чего же вы, они на вас похожи, — он был крайне раздосадован, что его комплимент не был принят.

— Благодарю за внимание к моей скромной персоне, — она вежливо кивнула, — но цветком моей души навсегда останется белладонна. Отравление им влечет бред, галлюцинации или даже бешенство.

— Что вы говорите, — продавец окинул ее беспокойным взглядом.

— В средние века белладонну использовали как дурман во время судов над ведьмами, чтобы вытянуть из них признания в несовершенных грехах. Как будто настоящая ведьма не знает, как справиться с таким жалким трюком, — приветливо продолжала Мартиша, но продавец кисло скривился и вернулся к прилавку.

— Сколько пионов, говорите?

— Одиннадцать, благодарю вас, — она склонила голову в покорной учтивости.

* * *

Глаза Летти округлялись каждый раз, когда Мартиша подходила к регистратуре. Позади раздавалось надменное фырканье других медсестер. Одна из них, крупная и темнокожая, буравила ее черными глазами каждый раз, когда работала по вторникам.

— Добрый день! — неизменно вежливо здоровалась Мартиша. — Я бы хотела проведать Филомину Манзарек.

Белые зубы Летти сверкнули в неискренней улыбке, но ничего против она предъявить не могла.

Когда Мартиша отворяла дверь шестьдесят седьмой палаты, она наблюдала, как Филомина отводила тусклый взгляд от окна и как ее лицо озаряла радость, стоило ей увидеть свою посетительницу. Она непременно окидывала внимательным взглядом длинное черное платье и сипло произносила:

— Как удивительно прекрасно ты сегодня выглядишь, Тишь.

— Благодарю, дорогая.

Мартиша присаживалась в кресло у кровати и отмечала, что руки ее любимой подруги еще больше истощились. Но стоило им начать разговор, Филомину словно пронзала жизнь. Ее голос наполнялся красками, будто она подпитывалась неведомыми силами.

Мартиша сменила букет у прикроватного столика из десяти почти увядших пионов на свежий.

Три месяца назад Филомина призналась, как ей тоскливо от мысли, что это может быть ее последний шанс полюбоваться на обожаемые пионы. На следующую встречу Мартиша принесла с собой один цветок. Через неделю два. Сезон пионов подошел к концу, но Мартиша знала, что достанет их в любое время года, и готова была приносить с собой хоть триста цветов за раз.

— Спасибо тебе за это, — Филомина улыбнулась, глядя на букет. — Я же знаю, что ты предпочла бы пучок аконита этой пушистой сентиментальности.

Мартиша ласково погладила подругу по руке со словами:

— Есть уступки, на которые идешь из снисходительности, а другие даются от души.