Мифология (джен)

Когда Том Риддл только родился, в нём не было ничего дурного. Он только плакал и кричал громче других детей в приюте Святого Вула, а закреплённая за ним кормилица постоянно жаловалась, что он слишком больно кусается, и поэтому почти сразу после рождения его перевели на специальное кормление: работницы приюта оставляли в его видавшей виды кроватке чуть тёплые бутылочки с молочной смесью и уходили. В этом равнодушии не было ничего личного, и с маленьким Томом напрямую оно никак не было связано: в приюте всегда хватало работы и сидеть с требующими безраздельного внимания подопечными работницам было некогда. Некоторые из них в тяжёлые минуты даже думали, что если бы Том однажды умер, он всего лишь облегчил бы их существование, но убийцами они не были, поэтому продолжали исправно — хоть и с неизменной долей пренебрежения — выполнять свои обязанности. А когда Тому исполнилось три месяца, он вдруг почти перестал плакать и кричать и приобрёл репутацию самого тихого ребёнка в приюте.

Он рос бледным, худым и ко времени, когда начал ходить, уже был лишен припухлости, обычно свойственной маленьким детям, но всё равно был хорошеньким — трудно ведь найти ребёнка, который не был бы хорошеньким в этом возрасте, — и миссис Коул возлагала на него большие надежды. В приют редко попадали маленькие дети, а чем они были старше, тем труднее было находить им новые семьи. Потенциальные родители не хотели связываться с детьми, пережившими потерю кого-то из близких и тоскующими из-за прошлого, как не хотели и иметь дело с угрюмыми подростками, хоть некоторые из них и могли бы полюбить их всем сердцем. С маленькими детьми было проще. Обычно их быстро разбирали. Особенно милых.

Миссис Коул нечасто сама присматривала за Томом. Детей в приюте было много, а денег и рук — мало, поэтому она часто поручала это старшим девочкам. Они с неохотой присматривали. Мало кто из воспитанников приюта, покинув его стены, был готов ворковать над малышами и мечтал о создании собственной семьи: после долгого скученного существования маленькие дети для каждого из них были не больше, чем источником шума, невнятной возни и зависти.

Так прошли первые годы жизни Тома. Сирота, но в остальном — обычный ребёнок, и отношение персонала к нему было таким же, как и ко всем остальным детям в приюте. К четырём годам представление о миссис Коул он имел смутное — такое, какое часто бывает о директорах школ, управляющих и политиках, словом, о каких-то всегда далёких фигурах, пристального внимания которых совсем не хочется. Сама миссис Коул не была несправедливой или злой, но была строгой и скупой на любовь. Любить приютских детей ей было трудно, ведь их либо быстро забирали в семьи, либо нет, и тогда они под её же опекой ожесточались и с малых лет разочаровывались в жизни.

Том был тихим мальчиком. Таких не всегда усыновляли быстро, но быть слишком тихим было лучше, чем быть слишком шумным, потому что быть замеченным не всегда оказывалось приятно.

В один прекрасный день Томом заинтересовалась молодая семейная пара, и тогда Билли и Агата, дети старше Тома на несколько лет, начали подставлять ему подножки в коридорах и отбирать завтраки. Конечно, они завидовали. Даже четырёхлетний Том интуитивно это понял, но понимание не облегчало чувство голода и не оберегало от падения.

Однажды Том сидел с книгой в руках. Он уже умел читать, хоть другие дети ему и не верили, но в тот раз просто разглядывал забавные иллюстрации, пока Билли подло не вырвал книгу у него из рук. Том разозлился и вскинул руку, и книга в тот же миг вернулась к нему, будто притянутая невидимой верёвкой. Билли в изумлении снова выхватил книгу, но она опять прыгнула обратно Тому в руку.

Том пришёл в восторг и поднял книгу у себя над головой. Билли вытаращил глаза и попятился, но наткнулся на стоящий позади стул и, опрокинув его, шлёпнулся на пол. Шум, должно быть, привлёк внимание миссис Коул, потому что в коридоре раздались быстрые шаги, и вскоре она появилась в дверях.

— Смотрите! — закричал Том, смеясь и едва уловимым движением пальцев отправляя книгу парить в воздухе. — Смотрите, миссис Коул!

Миссис Коул в ужасе уставилась на него, но восхищённый Том страха на её лице не заметил. Он даже о съёжившемся на полу от испуга Билли забыл — так ему хотелось впечатлить миссис Коул. Том хотел, чтобы она похвалила его за столь необычную выходку.

На прошлой неделе Агата научилась ездить на велосипеде, и миссис Коул сказала, что она потрудилась на славу и стала совсем большой девочкой. Марк Коллинз нарисовал какую-то картинку, и миссис Коул сказала, что он станет великим художником. И вот теперь Тому удалось сделать нечто гораздо более впечатляющее. Такое этим двоим и не снилось. Но миссис Коул отреагировала совершенно неожиданно: она дала ему пощёчину.

Том заплакал, и книга упала.

— Господи Иисусе! — сдавленно воскликнула миссис Коул. Она дышала тяжело, словно пробежала милю. — Клянусь всеми святыми…

Миссис Коул судорожно перекрестилась. Много раз. А в воскресенье она повела Тома к священнику.

Священник с вежливой и мягкой улыбкой выслушал рассказ миссис Коул о злом колдовстве, сотворённом её подопечным, а потом опустился перед дрожащим от страха Томом на колени и спокойно попросил его рассказать, как всё было на самом деле. Том рассказал, и тогда священник попросил повторить фокус, но Том не смог.

— Он не одержим, — заверил священник миссис Коул. — Люди редко на поверку оказываются одержимыми. Вы уверены в том, что видели? Я понимаю, вам нелегко приходится… Приютские заботы…

— Я знаю, что я видела, — перебила его миссис Коул, но даже Тому показалось, что слова священника посеяли в ней сомнение.

* * *

Том был сообразительным мальчиком и схватывал всё на лету. Он быстро понял, что миссис Коул не пришлись по душе его умения поджигать или поднимать в воздух вещи, не прикасаясь к ним. Не понравились ей и яркие огоньки, которые Том зажигал, когда звёзды на небе были не видны, а лампочки гасли. За всем этим непременно следовали сердитые упрёки, удары по рукам, пощёчины и пересуды.

По воскресеньям миссис Коул часто таскала его к священнику, и тот начал проявлять беспокойство — не из-за Тома, а за Тома. Однажды даже пришёл какой-то человек из администрации и спросил, не обижает ли Тома миссис Коул. Том ответил, что обижает, но ничего не изменилось.

И тогда Том решил вести себя хорошо, решил быть осторожным и скрывать свои странные умения от миссис Коул. Друзей у Тома не было: все запомнили, как на Рождество Меган Джонс украла у него кусок пирога, а Том поджёг её волосы. Но Том из-за отсутствия друзей и не переживал, он в них не нуждался. Не нуждался.

Однажды в воскресенье — Тому тогда было семь — миссис Коул отвела его в церковь и всю скучную службу крепко держала его за плечо. Отец Холланд то и дело встревоженно поглядывал на них и, когда прихожане начали расходиться, пригласил в свой кабинет.

Не успели они переступить порог кабинета, как миссис Коул разразилась громкой тирадой. Она рассказала, что снова застала Тома за таинственными злодеяниями. Том и правда одним взглядом уничтожил домашнюю работу Кори и поджёг стол, и теперь миссис Коул пребывала в твёрдой уверенности, что видела адское пламя и что все они сгорят в нём, если не остановят Тома Риддла, монстра, демона, который овладел телом ребёнка и теперь собирается убить их всех.

Отец Холланд пытался успокоить её, но тщетно. Тома её слова привели в бешенство. Он испортил домашнюю работу Кори лишь потому, что тот без спроса взял его тетрадь и списал его работу, а стол поджёг, только чтобы припугнуть остальных, и ведь никто и ничто не пострадали! Даже стол. На прошлой неделе Кори столкнул Тома с лестницы, но это почему-то все восприняли спокойно.

Том молча, едва не скрипя зубами, слушал несправедливые обвинения, пока миссис Коул не сказала:

— Клянусь, он лишь прикрывается личиной ребёнка, и он причинит вред настоящим, невинным детям, за которых я в ответе!

«Невинным? Невинным?» — зазвенело в голове у Тома.

Вдруг лампочка под потолком взорвалась, миссис Коул отлетела к дальней стене, ударилась об неё, вскрикнула и рухнула на пол. Отец Холланд вскочил на ноги. Всё в комнате — его стол, безделушки на полках, декоративные кресты, книги, бумаги — затряслось и задребезжало. Когда стекло в оконной раме треснуло, будто от выстрела, Том тоже поднялся на ноги и воскликнул:

— Кори был во всём виноват! Не я!

Но никто его не послушал. Отец Холланд наконец-то поверил миссис Коул, и на следующий день Том узнал, что такое экзорцизм.

Штука неприятная, и она не сработала.

* * *

Позже, свернувшись под старым одеялом в своей постели, Том, как и положено любому обиженному ребёнку, мечтал о лучшей жизни. Лучшей — в его понимании.

Он демон. Миссис Коул твердила об этом годами, и теперь даже отец Холланд с ней согласился, хоть им и не удалось узнать подлинное имя Тома и лишить его силы. Миссис Коул идиотка, все люди идиоты, но в Томе они не ошиблись.

Змеи в саду иногда шептались с ним. Об этом он никому не рассказывал, потому что усвоил урок молчать о странностях. Змеи связаны с демонами — это всем известно. И Том змеям нравился. Они говорили ему, что он особенный, и называли Господином.

И сейчас эти воспоминания подпитывали фантазии Тома.

Пока другие дети, вернувшись в свои постели после изнурительного дня, мечтали о добрых семьях и уютных домах, Том думал об аде и пытался примириться с мыслью о жизни там.

Пока другие дети, не знавшие своих родителей, представляли, как с неба свалятся любящие родственники и спасут их, Том мысленно рассуждал, был ли демоном и его отец. Если да — это объясняло, почему мать Тома, грязная и оборванная, в отчаянии явилась на порог приюта святого Вула и умерла при родах, как рассказывала ему миссис Коул: видимо, человеческие женщины не созданы для того, чтобы производить на свет демонов. Не исключал Том и того, что его отец был Князем Тьмы, самим Сатаной, и хотел его убить, поэтому мать решила спрятать его в приюте. А могло быть и так, что Тома скрыли в приюте от Бога до тех пор, пока он не наберёт силу и не сможет присоединиться к отцу, чтобы вместе с ним править в аду.

Это означало, что Том должен стремиться стать лучше. В приюте он был вынужден подчиняться миссис Коул и священнику, глупым, жалким людишкам, которые хотели навредить ему. Но они знали его только как Тома Риддла, его же настоящее имя и ему самому пока не было известно. Священник сказал, что в имени кроется сила, а Том — имя для демона совсем не подходящее. Когда же Тому откроются его истинное имя и мощь, ему больше не придётся проходить через ужасные обряды для изгнания нечистой силы.

Том решил, что этой ночью спать не будет. Он сел в постели, взглянул на лежащую на расшатанном столике забытую домашнюю работу и попытался поднять её в воздух. Она не желала подчиняться, но к полуночи, когда Том разозлился, вспыхнула пламенем.

Том посчитал это неплохим началом.

* * *

Том взрослел и много читал.

Если в чём миссис Коул и не могла его упрекнуть, так это в чтении Библии. Её Том прочёл не раз. Что-то в ней он нашёл утомительным, что-то — глупым, а что-то даже полезным: Бог часто питал преданность и веру людей в себя страхом, и священнослужители со своими проповедями об аде помогали ему. Это Том взял на заметку. Особенно ему понравилось «Откровение», предрекающее конец света. Том подумал, что мог быть рождён как раз для него.

Иногда другие дети называли Тома не демоном и дьяволом, а антихристом — Тому и это нравилось.

Он читал и другие книги. В крошечной библиотеке неподалёку от приюта Том нашёл книгу с полным списком имён ангелов и демонов, а однажды, во время бесцельных прогулок по окрестностям, набрёл на маленькую букинистическую лавку. Её владельцы пускали Тома в подсобное помещение и разрешали часами читать книги, не покупая их. От краж из лавки Том воздерживался — уж очень боялся лишиться привилегии.

Здесь он нашёл множество старых книг — книг, которые миссис Коул строго-настрого запретила бы читать, если бы увидела. Среди них попадались сказки, но были и серьёзные: например, «Молот ведьм», прочитав который, Том подумал, что его отец мог быть инкубом. С трудом дались ему книги Алистера Кроули. Из них Том выписал несколько ритуалов и даже провёл у себя в комнате, но ни один не сработал. Как-то раз попалась ему маленькая, в красной обложке, книжка без названия, с большим количеством зловещих историй о конце света. Эти истории были похожи на проповеди, но в них так много говорилось об адском огне и проклятии, что Том читал их снова и снова, и всё в нем трепетало от страха, жажды и желания одновременно.

Другим, например, миссис Коул, стоило бояться ада, но не Тому: он не собирался страдать в аду, он собирался там править.

Когда Тому исполнилось девять лет, в библиотеке он наткнулся на «Потерянный рай». Эту поэму Том читал, вооружившись словарём, и прерывался только чтобы потереть глаза или вернуться к началу особенно сложного фрагмента. Её строки часами эхом отдавались в голове Тома всякий раз после того, как он закрывал книгу, и вскоре он обнаружил, что и сам, сосредоточившись, может говорить белым стихом. Эта его манера смущала других детей, поэтому Том не прекращал тренировок.

Сила Тома росла, хотя тело оставалось слабым. Он научился смотреть людям в глаза и распознавать ложь — ведь демоны сами мастера обмана. По крайней мере, так говорила миссис Коул, когда наказывала его за враньё. Том научился заставлять людей делать то, что ему нужно, и понял, что лучше это получается, если сначала отвлечь их. Миссис Коул была слишком подозрительна — её провести было тяжело.

Том научился причинять людям боль. Этот навык он отточил на Деннисе и Эми во время последней ежегодной поездки к морю. Из пещеры у побережья никто не мог услышать их крики и мольбы о пощаде, и никаких следов Том за собой не оставил. Другие дети начали бояться его, и Том был этим доволен. Их переживания не интересовали его вовсе, у него были дела важнее: например, учёба.

В тот же год он повесил кролика Билли Стаббса на стропилах, потому что Билли украл и испортил несколько его вещей. Миссис Коул не смогла доказать его причастность, но снова отвела к священнику. Том прихватил с собой гадюку.

Следующей ночью он лежал в постели без сна, и его колотило от страха. Ему казалось, что на пороге вот-вот появятся полицейские, или сам епископ, но никто так и не пришёл. Священника тихо оплакали, ему на смену пришёл новый, и даже миссис Коул не винила в случившемся Тома.

Он бы не тронул священника — вот что важно. Это священник называл его злом, которое нужно искоренить. Он держал лицо Тома под водой, пока Том не начинал задыхаться, порол его…

Том принёс к нему гадюку, только чтобы напугать. Он не хотел, чтобы с ним случилось что-то серьёзное, но когда это произошло, сожаления не испытывал, тем более что новый священник наотрез отказался поверить в существование демонов и любые попытки миссис Коул убедить его в обратном пресекал на корню, а без поддержки священника она стала доставлять гораздо меньше проблем.

У Тома всё лучше и лучше получалось убеждать людей делать то, что нужно ему. Воздействовать на миссис Коул по-прежнему было трудно, но заставить её забыть о самых неприятных его проступках ему удалось. А когда она начала много пить — стало намного проще.

* * *

Время не стояло на месте, и миссис Коул выглядела всё более и более уставшей, но Тома это мало заботило.

К одиннадцати годам он окончательно свыкся с размеренной жизнью приюта. Большинство сирот боялось его, а потому не трогало, и Тома это устраивало. Он проводил много времени в библиотеке или в книжной лавке, а если не удавалось попасть в них, бродил по улицам и наблюдал за людьми. Том считал необходимым понять человеческую природу. Он до сих пор так и не узнал, почему он здесь и зачем вообще существует, но продолжал верить, что на то есть серьёзная причина.

И, наконец, к нему пришли.

Сначала Том принял гостя за доктора. Одетый в строгий костюм, в очках, он выглядел очень серьёзным, для усыновителя был слишком стар, и миссис Коул называла его Профессором. Уже не раз, не найдя поддержки в церкви, она пыталась поместить Тома в психиатрическую лечебницу, и обычно он изображал перед её работниками вежливого и обаятельного мальчика, но сегодня при виде так называемого Профессора Том закипел от гнева. Он огрызнулся в ответ на приветствие и сразу потребовал, чтобы гость сказал ему правду. Гость улыбнулся в ответ и рассказал ему о школе. Том не верил ни единому его слову, пока гость не заговорил о магии и особых способностях. И тогда на крошечную долю секунды, наряду с диким восторгом, той нежной и ранимой частью себя, которую Том душил все эти годы, он почувствовал надежду. Он уже и забыл, когда в последний раз мечтал о семье: какая семья могла бы взять к себе нечеловеческое создание? Никакая, да и сам Том понял, что в приюте он был свободнее, чем в любом доме: ведь днём он без помех мог ускользать за его пределы, а воспитатели этому были только рады. Но если где-то были другие люди, такие же, как он, и их было столько, что для них даже существовала школа… Это всё меняло.

А потом Профессор Дамблдор поджёг его шкаф, и Том осознал, что в новом, уготованном для него мире тоже опасно. Раз были другие волшебники, такие же, как он — значит, были и те, кто превосходил его по силе. Волшебники, которых он не мог заставить повиноваться или запугать. И они могли причинить вред ему, ведь он не мог их контролировать.

Пока не мог.

* * *

Том впервые шёл по главной волшебной улице и старался сохранять невозмутимый вид, хотя был поражён до глубины души.

Когда он узнал от профессора Дамблдора, что есть и другие люди, наделённые волшебными способностями, он подумал, что их, должно быть, очень мало. Школу его воображение нарисовало классной комнатой, а магическое сообщество — сотней-другой волшебников, расселённых по всей Британии. Их он представил себе сдержанными и загадочными колдунами и колдуньями, скрывающимися на болотах, горных вершинах или в норах под холмами, школу — таинственным, тщательно укрытым местом в центре волшебной страны, где, помимо Тома, обучались бы пять-шесть особенных детей.

Но… всё оказалось проще.

Нет, конечно, магия здесь была повсюду, и мозг Тома лихорадочно работал, пытаясь понять, как помещения могли оказываться больше, чем казались, как рекламные вывески могли менять цвет сами по себе, а одежда и предметы — увеличиваться или уменьшаться в размерах по мановению волшебной палочки. Но были здесь и стайки слабоумных детей, носившиеся по улице. В Дырявом котле Том видел чумазых пьяниц: у одних из ушей шёл пар, другие кашляли, и из их ртов вырывались пузыри. Снаружи стоял и тряс чашкой, наполненной маленькими бронзовыми монетками, попрошайка. Мимо, сплетничая о новинках моды и тканях, прошествовала разношерстная компания. Только из-за названия тканей их беседа и показалась Тому достойной внимания: шёлк, тканный акромантулами, шерсть демимаска, мех грифона… Были здесь и магазин детских игрушек, и книжный магазин с рекламой комиксов в витрине. Они навевали на Тома скуку и вызывали чувство обыденности.

Том думал, в волшебном мире все будут такими же, как и он. Но и здесь его окружали всего лишь люди, и он не был похож на них, хоть и носил слишком простое и унылое, слишком человеческое имя.

Том ещё раз внимательно осмотрел список необходимых к школе покупок и отправился на поиски. При первом же взгляде на цены он понял, что его стипендия прискорбно мала, и следом за скромно одетыми волшебниками свернул в проулок. Вывеска над поворотом гласила «Лютный переулок».

Почти сразу Том увидел магазины, в которых можно было приобрести подержанные книги или одежду. Сначала он решил купить учебники. В букинистическом магазине какой-то мальчик, на год или два старше Тома, перебирал книги на полках. Том купил намного меньше книг, чем ему бы хотелось, и пошёл в магазин одежды. Там он встретил того же мальчика, теперь тот рылся в груде старых мантий. Заметив Тома, мальчик приветливо улыбнулся.

В изношенной одежде, которая была ему велика, с перепачканными руками и подбородком, с потрёпанной сумкой и тощим кошельком, этот мальчик совсем не походил на волшебника из сказки. Так же, как и Том.

Том боялся, что среди подержанных вещей будет трудно подобрать мантии по размеру, поэтому на всякий случай решил узнать о других магазинах.

— Большинство покупает форменные мантии у мадам Джейзел. Твилфит и Таттингс — лучшие, но закупаются у них, в основном, чистокровные, — с воодушевлением поведал мальчик. На его шею был намотан солнечно-жёлтый шарф, а на грудь был прицеплен такой же яркий значок. Тому мальчик сразу не понравился, и с каждым новым словом его презрение только росло. — Богатые чистокровные, если быть точнее.

Том не хотел показаться бестолковым, но любопытство взяло верх, и он спросил:

— Чистокровные?

— Так ты магглорождённый? Чистокровные — это те, у кого все в семье волшебники. Многие пункты из списка покупок для Хогвартса не меняются годами, и в бедных семьях вещи часто передаются по наследству. Вот почему даже подержанные товары такие дорогие. Каждому здесь хочется облапошить магглорождённого, представилась бы только возможность…

Мальчик резко умолк.

Тому его слова не понравились, но он молча кивнул. Мальчик вышел из магазина, Том выбрал одежду, подошёл к прилавку и попросил о скидке. Ему уступили, и он сэкономил несколько сиклей.

Выйдя из магазина, Том столкнулся с другим, светловолосым мальчиком и неловко обхватил свои покупки, чтобы они не упали на землю. Одежда на этом мальчике была дорогая, элегантная, а сам он показался Тому ровесником. Мальчик фыркнул и с насмешкой протянул:

— Ещё один грязнокровка… Если уж решил загромоздить собой улицу, постарался бы хоть не выглядеть как маггловский мусор.

Тома обзывали и раньше. По-разному. Слово «грязнокровка» он никогда не слышал, но понять, что оно означает, труда не составило. Мальчик ушёл прочь, забыв о Томе, будто он никто и ничто. И Тома осенило, что так и есть: здесь он перестал быть особенным, даже в его магических способностях теперь не было ничего необыкновенного, неизменным осталось одно — его ненавидели, хоть он и стал таким же, как все. И Том ума не мог приложить, что с этим делать.

В приюте его не любили, и на то была причина. Том был демоном, живущим под кроватью, мифическим монстром, облачённым в человеческую плоть. Том ненавидел и презирал других детей, потому что ненавидеть их было легче, чем самого себя. И вот он стал никем, стал обычным, но его по-прежнему ненавидели. Теперь он действительно лишился всего.

Маленький, одинокий Том Риддл привалился спиной к стене ближайшего магазина и крепко прижал к груди старые учебники. Мимо него так же сновали туда-сюда волшебники и волшебницы, но само это место больше не казалось ему волшебным.

Он поймал себя на мысли, что дышит часто и прерывисто. Его накрыло горячей волной ярости, по телу пробежала дрожь, и сам воздух вокруг него раскалился от неконтролируемого выброса магии, но, разумеется, этого никто не заметил.

Том чувствовал себя ничтожеством и думал, что лучше он будет демоном, которого все боятся и чураются, но уважают, чем никем, лучше он будет важным и особенным.

Если он не нужен и этому новому миру — пожалуйста. Том через такое уже проходил. И он готов был позаботиться о том, чтобы этот новый мир узнал о нём.

Отец Холланд пытался, но так и не смог побороть демона внутри Тома Риддла, и волшебному миру не сломить его. Магглы усвоили, что он не человек, и, если чистокровные с ними согласятся, Том не станет возражать.

Он не человек. Он лучше и всегда был лучше.

Он будет править человечеством, как князья-демоны из старых запретных историй. Он узнает своё настоящее имя, найдёт своего отца и положит начало новой легенде.

И однажды все, кто когда-либо смотрел на него свысока или ненавидел, пожалеют об этом.