Из истории вещей (гет)

Город носил сложное название — Итахолатакархан. Всего лишь Благословенная Земля под Солнцем, но чужеземцам это слово казалось столь сложным, что многие почитали его за демонический зов, исторгаемый подземными богами с головами шакалов.

Тем больше город повергал их в смятение. Он стоял у вод великой реки Шше, дарующей жизнь части бесплодной пустыни. От самого берега по золотой земле тянулись ряды квадратных домов с плоскими крышами, на которых так хорошо было сидеть ночью, когда жар уходил.

По городу метался ветер. Он танцевал с тонкими тканями одежд, обнимая в порыве страсти каждую встреченную женщину. Он взбегал на холм, к рынку, хлопал пёстрыми покрывалами над лотками торговцев, хватал специи без разбора и нёсся обратно к реке, рассыпая щедрой рукой корицу, шафран и куркуму. У реки ветер путал рыбацкие сети, напивался мутноватой от песка воды, а затем снова спешил наверх, ко дворцу, чтобы швырнуть на тенистую террасу рыбью чешую и убежать в пустыню, оставляя за собой только волны на песке.

Если бы ветер был подлинным мужчиной, Дхедес заставила бы его остаться. Он мог бы — и должен был, не будь она номархом! — спасти её от жара. Обнять холодными руками, целовать до мурашек, утолить её жажду.

Увы, Дхедес приходилось довольствоваться шёлковыми полотнами, брошенными на мраморную скамью. Яркие ткани в несколько слоёв окутали белый камень, но он по-прежнему оставался нестерпимо жёстким и горячим.

Голова Дхедес покоилась на коленях слуги, который перебирал её волосы и негромко восхвалял их в стихах. Сегодня язык изменил ему: волосы Дхедес были не золотом мёда или янтарным шёлком, а всего-навсего мокрым речным песком. Кожа оказалась не нежной, а мраморной, витые рога вместо морских раковин далёкого Такхала стали пчелиными ульями. Глаза же её, прежде подобные чужеземному малахиту, сегодня напомнили ему всего лишь спинку старого скарабея.

— Скарабея? — прошипела Дхедес и вскочила на ноги. — Эшил, не можешь сказать ничего путного — лучше молчи! Скарабея, подумать только!

— Как пожелает госпожа, — покорно отозвался слуга.

— Вон отсюда! И позови Хафсу, если она уже вернулась.

Эшил с поклоном удалился. Дхедес долго смотрела ему вслед, пока он шёл по длинной анфиладе, то выступая на солнце, то вновь утопая в тенях. На его бронзовой спине темнели размашистые следы от её ногтей.

Дхедес длинно выдохнула, опустилась обратно на скамью и принялась разглаживать кисточку на кончике хвоста. Хоть до неё не добрался, стихоплёт безрогий… Красивый он всё-таки: бронзовый, с тёмно-русыми волосами, как у всех иштов, красноглазый, стройный — и, что странно для их народа, невообразимо скучный.

Вскоре на анфиладе показалась Хафса. Она осторожно семенила по каменным плитам, неся тяжёлый поднос с фруктами. Свежие, только-только купленные на рынке. Нарезанная дольками дыня, тёмные гроздья винограда, несколько персиков — невероятная по вкусу и цене редкость в этих краях.

— Прошу, госпожа. — Хафса с поклоном поставила поднос на изящный одноногий столик и отошла, поправляя на плече сбившееся покрывало.

— Какие новые истории ты принесла мне из нижнего города? — спросила Дхедес, отщипнув от грозди самую большую виноградину.

Едва ли Хафса скажет что-то путное: сегодня — день середины месяца, утро началось с храма, а сейчас все сидят по домам, отдыхают со своими семьями.

— Я видела в городе двух чужеземцев, — сообщила Хафса. — Они бродили по рынку и что-то искали, а торговец тканями пытался всучить им сорок свёртков чёрного полотна.

Торговец этот уже давно сравнялся в известности с номархами древности. Никто не знал, где он сумел достать сорок свёртков чёрной шерстяной ткани, но в жарком Итахолатакархане они не были нужны никому. Вот уже без малого тридцать лет торговец не мог продать эти сорок свёртков даже за жалкий медяк.

Но чужеземцы? Здесь? На самом юге Иштхатепа?

— Пошли кого-нибудь за ними. Скажи, номарх Дхедес Темноокая приглашает их побеседовать.

Дождаться гостей, не разорив при этом блюда с фруктами, оказалось делом трудным. Дхедес не любила разговоров на сытый желудок, а персики так и манили сочными бочками.

Наконец чужеземцы прибыли. Дхедес увидела их ещё в дворцовом саду. На мелькающие среди низких деревьев и цветов алые туники стражи и некрашеные одежды слуг она уже давно не обращала внимания. Чужеземцы сильно выделялись.

Первым шёл низкий-низкий квадратный старик с дряблой кожей и длинной серой бородёнкой, обугленной и торчащей во все стороны. Он был в широких штанах, пёстром халате и жёлтых туфлях с задранными носами. На боку старика болталась объёмистая кожаная сумка с кучей блестящих и звенящих побрякушек.

Второй, почти мужчина, но всё же немного юноша, держался у старика за спиной, однако был почти вдвое выше. Разглядев его внимательнее, Дхедес облизнулась. Свободные тёмные штаны — как в них можно ходить? — и небрежно намотанное вокруг плеч покрывало больше показывали, чем прятали. Мышцы бугрились под кожей, но не как у тех треугольных уродов, которые всех себя посвящают мышцам, а как у обычного человека, не чуждого труду и упражнениям.

Кожи, как у него, Дхедес никогда прежде не видела. Молочно-белая, с синим узором вен — наверное, гладкая и холодная, подумала Дхедес, поведя рукой по краю мраморной скамьи.

Волосы у него были чёрными, вились крупными волнами, едва-едва касались плеч, обрамляя грубоватое лицо и ещё больше выделяя невиданные голубые глаза. Такого цвета бывает лишь небо после редкого дождя, когда сама пустыня оживает.

Пока гости шли по анфиладе, Дхедес отщипнула ещё одну виноградину и задумчиво обвела её языком, прежде чем раскусить. Тёплый сок скользнул в горло — никакого спасения от жары. Быть может, привлекательный чужеземец защитит от неё?

Дхедес хотела коснуться его, провести кончиком хвоста по его спине…

— Приветствую вас, чужеземцы, — произнесла она, когда оба мужчины остановились перед ней и почтительно склонили головы.

— Приветствуем и мы тебя, госпожа, — сказал старик. — Позволь узнать, для чего ты пригласила нас в свой дворец?

— Здесь редко бывают гости, и я вяну от тоски, — с усмешкой призналась Дхедес. — Садитесь и расскажите мне, кто вы и что вас сюда привело.

— Что ж, — проговорил старик, садясь на принесённую Хафсой подушку (его спутник опустился прямо на пол), — моё имя — Фагнох. Я смотритель над артефактами. А это мой ученик. Мы ищем у вас в городе нечто занятное.

— Например? — протянула Дхедес, чуть подавшись в сторону гостей. — Угощайтесь же.

У старика потемнели глаза, а его спутник с благодарным кивком взял дольку дыни и уставился на одну из колонн.

— Например, картину «День середины месяца», госпожа, — сказал старик, потерев бороду. — Она была написана на родине моего ученика и привезена сюда. Возможно, ты, госпожа, её встречала? Тёмная терраса, освещённая потусторонним пламенем. Женщина, в беспокойстве указывающая мужу-правителю на серебро кометы, что озарила небо позади них.

Дхедес в задумчивости прижала палец к губам, слегка — будто случайно — обхватила его ими. Увы, действия её были тщетны, ибо на неё смотрел лишь старик. Его безымянный ученик предпочитал женщине камень.

— Позвольте, разве картина — артефакт? — изумилась Дхедес, чтобы продолжить разговор.

— Да, и небезынтересный.

— Мне кажется, — проговорила она, озарённая идеей, — я видела две похожих картины. Одна висит в доме казначея, а вторая где-то во дворце. Ты можешь пойти к казначею, господин Фагнох, а мы с твоим учеником поищем картину здесь.

Тут впервые заговорил ученик. Голос у него оказался глубокий, мягкий — таким бы стихи слагать или миражи начаровывать.

— Возможно, наоборот, это мне стоит сходить к казначею, а ты, учитель, отдохнёшь?

— Нет-нет, — решительно отказался старик, — я с удовольствием ещё раз пройду по городу.

— Хафса, проводи господина Фагноха к казначею, — приказала Дхедес и, когда они с учеником остались одни, задала мучивший её вопрос:

— Как же тебя зовут?

— На время ученичества я лишён имени, госпожа. Так у нас заведено.

Значит, просто Ученик. Увы, это странное чужеземное правило лишило Дхедес возможности использовать одно из наиболее действенных средств. Если особым голосом произнести имя мужчины, всё его естество само устремится к тебе. Однако сказанное тем же образом слово «ученик» приведёт к иному исходу.

Дхедес украдкой вздохнула, устроилась поудобнее и предложила:

— Прежде чем я покажу тебе картину, раздели со мной трапезу.

— Госпожа, ты желаешь, чтобы я развеял твою скуку? — прямо спросил Ученик, взглянув ей в глаза.

Дхедес готова была утонуть в бескрайнем небе, что сейчас смотрело на неё. Но нет. Это он должен был утонуть.

Она легла на бок, подперев голову рукой. Тонкое покрывало, облекавшее её тело, натянулось на груди. На бледном лице Ученика вспыхнули алые пятна. Он отвёл глаза, взял с блюда виноградину и принялся вертеть её в пальцах.

— Почему вас так интересует картина? — спросила Дхедес, потянувшись за персиком.

— Следят ли в Итахолатакархане за движением небесных тел?

Выговорил, надо же! Дхедес довольно улыбнулась, спрятав губы за персиком, и впилась зубами в нежную мякоть. Густой сладковатый сок потёк по её подбородку. Дхедес кусала медленно, поддавливая губами, чтобы персик отдал ей всё. Она позволила соку течь по шее, на грудь… Холодный сок вызвал мурашки. Её собеседник в ожидании ответа вновь повернулся к ней, и лишь тогда Дхедес сомкнула зубы и с наслаждением проглотила откушенный кусочек. После этого она облизнула губы кончиком языка и ответила:

— Конечно, следят.

— Так вот, — с готовностью заговорил Ученик, стремясь отвлечься от её действий, — этой ночью над городом пролетит серебряная комета, та самая. Если картину не накрыть защитной печатью, то изображённое на ней претворится в реальность.

— Но ведь на ней не изображено ничего страшного, — возразила Дхедес, поведя хвостом по бедру для привлечения внимания, потому что Ученик опять на неё не смотрел.

— Ошибаешься, госпожа. — Ученик наконец сунул в рот истерзанную виноградину и задумался, словно что-то вспоминая.

Дхедес проследила за его взглядом и, поняв, что Ученик смотрит куда-то на её ноги, оправила покрывало, обнажив одну из них почти по колено.

Ученик тяжело вздохнул и принялся рассказывать:

— Это картина с историей. Она запечатлела канун смерти Элиэна Последнего, правителя Ориама в конце Второй эпохи. В этом городе-государстве древности тоже существовала традиция посвящать день середины месяца пантеону. Собственно говоря, именно поэтому картина носит такое название. Правителя Элиэна убили именно в этот день в результате заговора.

— И в чём же опасность?

Дхедес было скучно. Полдень давно прошёл, и золотая земля отдавала уходящему солнцу одолженный у него жар. Воздух весь пропитался раскалённым песком, неверный ветер пропал в пустыне, а прекрасный чужеземец рассказывал сущую ерунду. Дхедес плавилась на своей скамье, но воздух был слишком сух, чтобы на её теле выступила хотя бы одна капелька пота. Появись он, и её платье стало бы почти прозрачным. Ученик увидел бы колдовские знаки, начертанные на её теле, и точно задержал бы взгляд, чтобы их рассмотреть.

— В истории, госпожа, — невозмутимо отозвался Ученик. — Некий господин-землевладелец, для которого картина была написана… приблизительно в середине Пятой эпохи, однажды был заколот своими же слугами как раз в день середины месяца, вновь выпавший на полёт серебряной кометы. Картина неоднократно переходила из рук в руки, и многие её владельцы умирали при схожих обстоятельствах. Конечно, серебряная комета — явление довольно редкое и никому из них не выпало, но картины и особого дня, пусть даже не каждый из владельцев исповедовал ту же религию, оказалось достаточно.

— Достаточно для чего?

— Для того, чтобы картина впитала в себя эту историю. Ты не могла не слышать о легендарных мечах, что не ржавеют и рубят даже чешую дракона, о проклятой короне, что обращает империи в прах… Любая вещь имеет свою историю, и некоторые из этих историй достаточно сильны, чтобы изменить реальность.

Ученик сохранял предельно серьёзный вид, и Дхедес даже стало несколько неуютно, словно над ней нависла опасность. Впрочем…

— И вы с Фагнохом считаете, что, раз уж сегодня прилетит эта комета, то опасность угрожает мне?

— Если картина у тебя, госпожа, то да. У тебя ведь много слуг — кто-то из них может убить тебя.

— Уверяю тебя, у них нет повода…

— Это неважно, госпожа. Как я уже сказал, картина способна менять реальность.

— Если бы ты не рассказал мне об этом… Проклятия работают, только если в них верить.

Пелена настороженности спала. «День середины месяца» принадлежал Дхедес, а не казначею, но она не верила в проклятия картин.

— Это артефакт, а не проклятие, — строго заметил Ученик.

Есть ли разница? Дхедес не была колдуньей — Иштхатеп вообще был беден на колдовство — и не знала таких тонкостей. Однако она знала, как обернуть положение себе на пользу. Она всё ещё полагала, что этот чужеземец с серьёзными голубыми глазами должен принадлежать ей.

— Ты ведь защитишь меня? — спросила Дхедес самым испуганно-обеспокоенным голосом, на который была способна.

Ученик взглянул на неё с сочувствием. Попался!

Видимо, он родом из тех земель, где женщины считаются слабыми и беззащитными. В Иштхатепе всё иначе. Многие, конечно, слабее мужчин, но такие как Дхедес сами повелевают ими.

— Именно за этим мы с учителем и пришли.

С учителем… Надо было сказать Хафсе, чтобы подольше водила Фагноха по городу.

— Ты сможешь сам накрыть картину печатью?

— Увы, нет. Я пока не владею её начертанием.

— Тогда я просто покажу тебе картину.

Одним гибким движением Дхедес поднялась на ноги и, подцепив с блюда ещё одну виноградину, направилась вглубь дворца. Ученик последовал за ней.

Виноградный сок таял во рту, растущие тени колонн сменялись нагретыми солнцем плитами, а слуги провожали Дхедес зачарованными взглядами. Светлые, полупрозрачные одежды ниспадали до пола, но ничего не скрывали; кожа в лучах уходящего солнца сияла золотом. Каждый слуга во дворце мечтал хотя бы раз прикоснуться к Дхедес — это не было для неё тайной. Некоторым это дозволялось, но потом они, как Эшил сегодня, неизменно разочаровывали её и снова могли лишь смотреть.

Чужеземец не обращал на её тело никакого внимания — он снова рассматривал резьбу на колоннах.

Дхедес долго водила его кругами по анфиладам и коридорам дворца — пока солнце не скрылось за храмом, погрузив мир в душные янтарные сумерки.

Наконец они достигли места, где висела картина. Это был укромный уголок в одном из коридоров, прикрытый от излишне любопытных глаз пышными алыми цветами в расписных вазах. В его глубине располагалась ниша, в которой и висела картина. Под ней стояла широкая скамья. Достаточно широкая, чтобы…

— Комета появится с минуты на минуту, — сказал Ученик, выглянув из-под арки, ведущей на очередную террасу.

Дхедес нетерпеливо вздохнула. Дождавшись, когда Ученик зайдёт в нишу, она встала напротив него, почти вплотную, положила руки ему на плечи — ей надоела эта игра в намёки — и поцеловала его. Дхедес легко коснулась его, подалась ещё немного вперёд, выдохнула… Тонкие губы, действительно освежающе холодные, оставались неподвижными. Дхедес затеяла танец языка, а Ученик стоял как каменное изваяние.

В его глазах таились отблески явившейся кометы. Он должен был забыть, раствориться, поддаться, а не созерцать небесное явление!

Отстранившись, Дхедес намеренно тихо заметила:

— Я слышала, что колдуны холодны и неподвластны ласке, но думала, что это сказочки недостойных их девиц.

Ученик усмехнулся:

— Вера не позволяет, госпожа Дхедес.

Вера? Но разве колдуны…

Обдумать эту мысль Дхедес не успела.

Она почуяла движение за спиной. Ученик резко дёрнул её на себя. Короткий росчерк металла — и холод. Блаженный холод, о котором она грезила весь день. Он принёс боль.

Дхедес упала. Ученик одной рукой прижал её к себе, а вторую с резким гортанным выкриком вытянул вперёд. Сзади кто-то захрипел.

Кое-как обернувшись, Дхедес увидела распростёртого на полу Эшила и кинжал, сжатый в его руке.

— Отвергнутый любовник? — уточнил Ученик. — Он может быть не один.

И что, сегодня все отвергнутые любовники решат убить Дхедес? Если они подчиняются картине, то это должны быть слуги, а среди слуг таких было…

И ведь ещё есть стража! Был среди них один — Шадхат, сильный, высоченный… Он одной рукой Дхедес хребет переломит!

В коридоре раздались шаги. Кто-то приближался. Бежал.

Дхедес стало страшно. Погибнуть в собственном дворце. Из-за слуг и какой-то картины с историей! И ведь её предупреждали…

Ученик осторожно опустился на колени и ослабил хватку. Дхедес не отстранилась — наоборот, уткнулась лицом ему в плечо. Её сковывала боль в спине. Холодная ладонь с длинными пальцами легла поверх её волос. Едва уловимое движение вызвало дрожь.

— Всё будет хорошо, госпожа Дхедес. Я не позволю тебя убить.

Шаги становились громче. Двое. Спешат.

— Сюда! — послышался крик Хафсы.

Шаги остановились совсем близко. Кто-то что-то забормотал.

Краем глаза Дхедес заметила медное сияние. Повеяло прохладой — над головой пролетела тяжёлая плотная ткань. Всё стихло.

— Любезная Хафса, — заговорил Ученик, — твою госпожу ранили — позови лекаря.

— Сейчас. — Служанка убежала.

— Учитель, это та ткань, которую нам впаривали сегодня утром?

— Именно, — подтвердил Фагнох. — Я подумал: шерсть, она для печатей хороша — и купил всё.

— О святые праведники, что нам с ней делать?! — прошипел Ученик и, отвлёкшись от учителя спросил: — Госпожа Дхедес, как ты? Рана, насколько я вижу, не глубокая.

Дхедес было очень неудобно лежать, боль не отступала, но её обнимали сильные руки, а носом она чувствовала запах трав далёкой страны. Но над её головой всё ещё висел «День середины месяца».

— Вы ведь заберёте эту картину?

— Если ты позволишь, госпожа, — сказал Фагнох. — Но, боюсь, мы не сможем за неё расплатиться.

— Даром берите, только освободите меня от неё.

— Как пожелаешь, госпожа.

Когда пришёл лекарь, Ученик на руках отнёс Дхедес в её покои. Там лекарства погрузили её в полный сладких видений сон, а когда она вернулась с новым утром, оказалось, что Фагнох и его ученик покинули Итахолатакархан, не прощаясь.

Дхедес призвала к себе Шадхата. Войдя в покои, страж склонился перед ней, готовый исполнить любой приказ.

— Разузнай всё о Фагнохе, смотрителе над артефактами, и его ученике. Я хочу знать, откуда они и куда направятся.

— Как пожелает госпожа.

Шадхат уже почти покинул покои, когда Дхедес окликнула его.

— Не вздумай препятствовать им на пути.

Пусть идут спокойно. Однажды обучение у колдуна закончится, Ученик вернёт себе имя… и назовёт его ей.

* * *

Светало. Итахолатакархан остался далеко позади. Путники шли быстро, торопясь пройти как можно большее расстояние, пока не станет удушающе жарко.

Пока же, в голубоватых сумерках, их сопровождал ветер, сбежавший из города ещё накануне. Он вился вокруг, то забегая вперёд, то отставая, и бросал в лица пригоршни песка, словно это было весело. Веселья, однако, не было. Вместо того чтобы пуститься наперегонки с ветром, хотелось рухнуть спать. Но даже больше этого хотелось помыться.

— Куда ты так бежишь?! — яростно пропыхтел Фагнох. — Я старый почтенный гном с короткими ногами и не успеваю угнаться за таким длинным человеком как ты!

— Ты сам сказал, учитель, что нам нужно попасть в Саяндыль к полудню. Если мы будем идти так медленно, как ты хочешь, то доберёмся до призрачного камня как раз к восходу. А ты сам видел, как ишты любят устраивать очереди.

— Он мне ещё нравоучать будет! — пробурчал учитель. — Так и скажи, что красотка-номарх тебя недоочаровала. Выкинь Фрагнар из головы! Посмотри, какая краса!

— Не время.

— Чего это? Не время ему! Вот я в твоём возрасте…

— И-избавь меня от подробностей, прохиндей престарелый!

Фагнох запыхтел от возмущения. Похоже, иштхи ему самому понравилась. На это оставалось только махнуть рукой — учитель всегда был охоч до женщин, и ни собственный преклонный возраст, ни иноземное происхождение красотки не могли его остановить.

Путь продолжился в молчании. Из-за плоского, как лист бумаги, полотна пустыни долетали первые лучи солнца. Сорок свёртков плотной чёрной ткани давили на спину и обещали сварить её к полудню. Оставалось надеяться, что в Саяндыли их встретит Охелла с повозкой и свёртки не придётся тащить на себе в гору.

Наконец впереди показался Лартхат, торговый город, за окраиной которого стоял призрачный камень, открывавший дороги на другие материки.

— Ну, давай тряпки, что ли? — пропыхтел Фагнох, забежав вперёд и остановившись. — Тридцать семь мне и остальным, три — тебе в качестве выходного пособия.

— Какого ещё выходного пособия?

— Надоел ты мне, — ворчливо ответил Фагнох, что-то спешно записывая на клочке бумаги. — Отпускаю. Вот тебе защитная печать для картин, если ещё понадобится. Видишь тут уголок? Так вот, это самое главное. Остальному я тебя научил. Если нет, ты сам виноват. — Он положил поверх оставшихся трёх свёртков смятый листок и почти торжественно произнёс: — Твоё обучение закончено, Каис. Теперь ты сам определяешь свой путь.

Фагнох хлопнул ученика по руке, вздёрнул на спину свёртки, будто они ничего не весили, подхватил тубус с картиной и двинулся прочь. Пока Каис рассматривал изображение вчерашней печати, старательно запоминаю на будущее, учитель успел дойти до призрачного камня и исчезнуть.

Каис похлопал себя по карманам в тщетных попытках найти ключ, ведущий в Саяндыль. Нашлись чётки, карандаш, перочинный нож, орех и медная монета. Оба ключа, разумеется, остались у Фагноха.

Покачав головой, Каис отвернулся от призрачного камня и направился в город. Может, там удастся купить ключ хотя бы на Маэрден.

А впрочем… Обучение закончено, на верхних материках колдунов и так хватает… Начать явно стоит где-то здесь.

Припомнив карту, Каис посмотрел в сторону Итахолатакархана. Это западная половина материка, хоть и почти самая её середина. Чтобы уйти подальше от Дхедес, надо перебираться в восточную часть, в другое государство. И найти ключ, ведущий туда, будет несравненно проще.

Но сперва — отмыться от дворцовых благовоний и всё-таки поспать.

Лето 33 года Восьмой эпохи