Пространство снов (джен)

Когда коллеги в кабинете жаловались на кошмары и листали сонники в интернете, Кира отмалчивалась. Одна из молоденьких девочек свои сны всегда рассказывала с таким вдохновением, что их стоило переносить на бумагу — они у нее были связанными как приключенческий роман… А Кире похвастаться было нечем. Если ей задавали вопрос напрямую, Кира пожимала плечами и меланхолично отвечала, что ей никогда ничего не снится. И, в общем-то, почти не врала. Почти.

Снилось ей всегда одно и то же место.

Кира помнила, что в детстве чего только ни видела во сне, но не могла сказать, в какой момент всё стало иначе. Лишь много лет спустя, на сеансе у психолога, пытаясь найти корни проблемы и решить свою жизнь — именно решить, как задачу, — она задумалась и о том, с чего все началось.

А началось все с книги. Самой обычной, подаренной матерью на праздник — Кира любила читать, и волшебные миры интересовали ее куда больше, чем скучная обыденность. Сказки о дивной Стране-под-холмами, населенной волшебным народом, не походили ни на одну историю, из тех, что Кира читала раньше. У дивной Страны были свои законы: попадешь туда и не вернешься, попадешь туда — заплатишь. У дивной Страны были свои стражи, которые берегли ее границы. Дивный народ не радовался чужакам и вовсе не бросался одаривать их подарками. Любые другие сказки казались Кире добрыми, но в этой мерещилось что-то темное, опасное, будоражащее... Что-то недосказанное.

Не меньшее внимание приковывали к себе иллюстрации. Монохромные, но все равно притягательные, они тоже отличались от привычных рисунков из сказочных книг — слишком искусные и реалистичные. Кире чудилась в них засасывающая глубина — как взгляд вниз с самой верхней ступени лестницы, когда пустота будто бы зовет шагнуть в нее. Оторваться было невозможно — Кира рассматривала их так пристально, как ни одну картинку раньше. Порой, когда она уже практически засыпала над книгой, ей казалось, что крошечные точки на картинке оживают, мельтешат и растекаются. Предметы сдвигались с места, волшебные существа из Страны-под-холмами начинали ходить, разговаривать, танцевать и жить своей жизнью, а она смотрела про них фильм. Иногда она специально брала в руки книгу, чтобы только пробудить ото сна черно-белую вселенную. Это было ее — Киры — большой тайной. Все-таки, иметь секрет от взрослых должен каждый ребенок.

Впрочем, на одной картинке взгляд Киры никогда не задерживался. На ней спиной к зрителям стоял стройный мужчина в плаще, при шпаге, в золотного шитья костюме и смотрел на волшебный мир, лежащий под его ногами. Полюбив все остальные картинки без исключения, Кира боялась оживлять эту. Она, кажется, знала, что произойдет. Когда ее взгляд станет слишком пристальным, красавец со шпагой непременно обернётся. И увидит ее. Никто из иных жителей Страны-под-холмами никогда на нее не оглядывался, словно она для них и не существовала, и Кира безнаказанно подсматривала в приоткрытую дверь. Но этот — Страж — ее заметит. А чужаки всегда платят, когда нарушают границы волшебной Страны, — это Кира выучила накрепко. От того, как легко отнимались у незваных гостей бесценные годы жизни, ей делалось не по себе и вовсе не хотелось проверять, чем же волшебные существа заставят заплатить ее.

Наверное, уже тогда Кира ощущала что-то неладное в книге — она не помнила за давностью лет. Как ребенок она легко принимала то, что сказка проникала в ее реальный мир, но сказка эта внушала трепет. Сны тоже начались где-то там. Может быть, отправной точкой послужило событие, которое заставляло Киру вздрагивать даже сейчас, много лет спустя.

Однажды ночью, когда в доме стало совершенно тихо и практически пусто — отец уехал в командировку — Кира сняла с полки заветную историю и достала из-под матраса маленький фонарик. С головой забравшись под одеяло, она открыла первую иллюстрацию. А за ней другую, третью… Сказочный мир привычно сдвинулся с мертвой точки, поплыл перед глазами, и сквозь сероватую бумагу явственно проступили глубина и объемность, будто Кира заглянула в одну из стереокартинок. Кира зевнула, потом еще… Мелкие черные мушки рассыпались и собирались перед глазами, танцуя как светлячки в вечернем лесу — хаотично, на каком-то своем таинственном языке движений. Страница соскальзывающей с живота книги перевернулась, и, ни секунды не медля, стройный красавец, обозревающий свои владения, начал оборачиваться к Кире.

Сон тогда слетел с Киры или, наоборот, она ухнула в него как в воду с разбега, не заметив границы, Кира не поняла. Но едва лишь Страж начал двигаться, сама она потеряла всякую подвижность и застыла. А красавец в золотом камзоле все поворачивался, издевательски-медленно, намеренно затягивая жуткое мгновение. Кире хотелось кричать, но она не могла. Она ничего не могла, даже набрать воздуха, чтобы дышать. Не могла даже закрыть глаза. Прилипла к паутине ожившей магии. Вот из-под длинных, по моде прошлых столетий, волос показался край изящного уха, и покачиваясь в нем, бросала таинственные блики на кожу, сережка; вот и скула, похожая на хрупкий полумесяц, такая же белая и совершенная; вот щека; вот краешек брови и уголок глаза, затененный ресницами… Вот уже едва заметен блеск взгляда сквозь ресницы. Еще мгновение и Страж увидит ее… Кира поняла, что по ее собственным щекам градом катятся слезы. Она лежала под душным одеялом, скованная как река — льдом. Сердце колотилось так быстро, будто вот-вот сорвется с места и рухнет куда-то в желудок, расплескивая кровь. Никто никогда не узнал бы, от чего же Кира умерла. Но…

С внезапным электрическим треском фонарик в руке у Киры погас. Она отбросила от себя книгу словно ядовитую гадину и закричала освобожденным, запоздалым криком, что вырвался из нее, как она сама вырвалась из хватки Стража с рисунка.

Все остальное Кира помнила смутно. Прибежала мама, затормошила ее, не заметив, пнула книгу под кровать, и никто так и не узнал, что же на самом деле произошло: Кира молчала как партизан, не в состоянии открыть рот и рассказать правду. Просто кошмар приснился. Но с тех пор — она точно это знала — сны уже были. Может, они были и раньше, да только она не придавала им значения.

То ли кошмары, то ли нет.

Они всегда начинались одинаково: Кира стояла на самом краю великолепной парадной лестницы, что стекала вниз тысячью ступеней. Где-то за спиной — Кира просто это знала — высился замок из мрамора нежного и теплого, будто человеческая кожа. А там, где лестница заканчивалась, с уступа на уступ переливались и тонули в туманной дымке бесконечные сады. Над ними во всю ширь черного неба сверкающей пылью вился хвост Галактики. И всем этим владели обитатели Волшебной страны, ее хозяева, которые не замечали Киру. Пока.

А за спиной у Киры всегда стоял он — Страж. Стоял и давил ей на плечи взглядом, и от взгляда этого Кира мерзла, как от ледяного тумана. Во сне они со Стражем поменялись ролями: теперь обернуться должна была Кира, с той лишь разницей, что она ни за что не собиралась этого делать. Ведь зная её в лицо, он отыщет её в любой точке земного шара, куда бы она не сбежала. Пока же он может отыскать ее лишь в снах. Пусть здесь, в снах, и остается. Кира всегда думала, что однажды Стражу надоест ждать, и за ее спиной по мрамору раздадутся шаги. Но во снах всегда царила тишина — Страж не мог сойти с места, что-то держало его. И Кира дрожала и молилась единственной известной ей от бабушки молитвой, чтобы так всегда и было.

Долгие годы после случая с книгой Кира пряталась от своих снов. Мать водила ее по психиатрам, потому что девочка таяла на глазах, без всяких видимых причин ее мучала бессонница. Таблетки помогали, однако каждый раз, прорывая очередную блокаду, сон снова приходил к ней — иногда через неделю после начала нового курса, иногда через месяц, но приходил. И все начиналось по кругу. Нет, сон не снился ей каждую ночь, только, словно угадывая, он всегда являлся ей в самое тяжелое время, подтачивая дух. Что пугало ее в этих кошмарах, где ничего не происходило? Кира точно не знала, но ощущение угрозы не покидало ее. Так же легко, как она принимала сказку, ставшую реальностью, она приняла и то, что ей есть, чего бояться. Даже без видимых причин… Это всего лишь значило, что она их не знает.

Кира взрослела и все равно умудрялась жить свою жизнь и даже казаться нормальной. Откуда брались силы, кто бы знал? Она сама не знала. Но когда она отпраздновала свой двадцатый день рождения, Страж сошел со своего молчаливого поста. Произошло то, чего Кира подспудно ждала уже долгие годы — она впервые услышала шаги за спиной.

В первые ночи после того, как сон изменился, Кира не спала — не могла. Таблетки не помогали совсем. Когда на третьи сутки ее, все же, сморило, сон неотвратимо поглотил ее. Едва Кира поняла, что перед ней все тот же вид, который столько лет наводил на нее ледяной страх своей красотой, как из-за спины раздался четкий чеканный шаг. В то же мгновение будто что-то отпустило Киру, и она поняла, что тоже может, спустя столько лет неподвижности, шагнуть вперед. Твердо ступал Страж по мрамору, и Кира, охваченная мгновенной, душащей паникой, впервые вырывалась из липкой паутины сковывающего кошмара. Она бросилась вперед, в пустоту лестничного пролета. Лишь бы не смотреть назад. Чужой полупрофиль и тень ресниц из книги — до сих пор стояли у нее перед глазами.

Показалось, что она летит в пропасть, но по ногами вдруг как по волшебству оказалась ступенька. От неожиданности Кира клацнула зубами и замерла — шаги позади нее тоже стихли. На затылке шевелились волосы от чужого дыхания — Страж стоял лишь в шаге от нее! Ужас холодным комком упал в желудок и опутал слабеющие колени. Кира медленно, как в воде, подняла ногу и сделала еще один шаг. И в тот же миг, будто идеальное отражение, Страж сделал свой. Двойное эхо шагов отдавалось от мрамора, матового, как человеческая кожа. Стало понятно: Кире никуда не деться от Стража. Шагает она, шагает и он, и не отпускает ее дальше, чем на шаг: на шаг — от неизвестности, на шаг — от ужаса, на шаг — от конца всему. Воздуха оставалось так мало, что Кира, едва-едва втянув в себя каплю, проснулась с криком, так и не родившимся в реальном мире.

* * *

Годы бесконечного бегства по лестнице. Шаг за шагом — ни сбежать, ни спрыгнуть, ни повернуться. Кира пила таблетки горстями, они не помогали. Лестница не кончалась. Очередной психолог предложил ей посмотреть своим страхам в лицо, но Кира только истерично расхохоталась. Это именно то, чего нельзя было делать ни в коем случае! Однако мысль, будто отрава, прорастала у нее в голове.

Однажды Кира поняла, что у нее больше нет сил бороться. Этот день рано или поздно должен был настать — таков закон энтропии. Тьма надвигалась. Сон обретал очертания реального мира. Кровавая луна восходила над ярусами садов, и Кира чувствовала, что лестница обрела плоть; что ветер шевелил волосы и трепал ее каждый раз разную одежду. Цветы внизу благоухали так, что ощущались даже здесь, на высоте балкона, на высоте бесконечного пролета с сотнями ступенек. Кира знала, что будет, если она позволит себе обернуться и встретиться глазами со Стражем — она навсегда останется в волшебной Стране. Как в сказках про дивный мир, попав куда, потеряешь много лет. Только Кира потеряет всё — все свои годы. В реальности она больше не проснется. И, вероятно, в тот же миг перестанет существовать и здесь.

Едва лишь она перестала сопротивляться, погрузиться в сон оказалось легко. Холодок прокатился по спине, когда Страж сошел со своего постамента и двинулся к ней. Кира сжалась, вся покрылась мурашками, и вдруг почувствовала, что ее трепещущее шифоновое платье слишком легкое для влажного сада. На мгновение сон, обретший такую осязаемость, скрутил ее в дурном ознобе. Но через секунду Кира уже спокойно подумала: пусть. Она больше не могла сопротивляться. Много лет она теряла себя по крупице, мучительно страдая. Пусть уже одним махом…

Обернуться Кира по-прежнему не могла и просто ждала, ощущая, как волшебная ночь окутывала ее своими запахами и звуками как плащом, сотканным феями. На границе зрения будто призрак из воздуха материализовалась фигура, и ее глазам предстал Он. Кира впервые видела его, впервые за много лет узнала, что скрывалось за черно-белой картинкой. Страж был изменчив, словно рисунок песчаных дюн, сносимый ветром. Образ его плыл и менялся, пока не установился, наконец.

Страж оказался высок, и все в нем было белое и перламутровое. Кира вдруг подумала про мотыльков — мерцающих, бесцветных, принадлежащих материальному миру лишь наполовину. И мех, и костюм, и лицо, и волна волос — все белое, присыпанное сверкающей пылью звезд. И лишь глаза — живые и переменчивые — сияли подвижной ртутью. Страж долго и пристально смотрел Кире в глаза и чуть улыбался. Неуловимо, как родной брат Джоконды. Губы Киры дрожали. Вся она дрожала. Страж внезапно отступил и изящно склонился в куртуазном приветствии. Как в рыцарских романах сорвал шляпу с головы и подмел пером пол. Боковым зрением Кира увидела, что все фигурки внизу, бросив бродить по садам и все свои волшебные занятия, теперь смотрели на них. Теперь и жители Волшебной страны увидели ее. Ветер усилился, с неба начали сыпаться звезды, зашумела листва на вековых деревьях внизу. Кира смотрела на лестницу, расстилающуюся перед ней. И в этот миг Страж сделал еще один шаг. Последний. Прямо к ней.

Кира вздрогнула, отшатнулась и вдруг, нелепо взмахнув руками, полетела с лестницы. И проснулась. Сердцу было физически больно. Кололо в груди. Кира вся сжалась, закуталась в одеяло и заплакала. Она была уверена, что останется в стране снов навсегда, если посмотрит на Стража. Но она проснулась. Проснулась ли? Оторвав зареванное лицо от собственных коленей, Кира обвела внимательным взглядом свою комнату. Реальность казалась ей осязаемой, но в ней ощущалась неуловимая фальшь. Кира понятия не имела, в чем она. Кажется, для нее наступил новый виток погружения. Теперь в реальность, похожую на кошмар.

* * *

Кира снова искала врачей, новые препараты. Она шагнула навстречу кошмару, но в глобальном смысле это ничего не изменило. Реальность, похожая на блеклую покоробившуюся картинку из журнала, выгорающую на стекле парикмахерской, уничтожала остатки ее самоконтроля. Нет, Кира все-таки не ошиблась — взглянув в глаза Стражу, она подписала себе приговор. Разница состояла лишь в том, что она верила в быстрое исполнение приговора, а оно затянулось на долгие месяцы выматывающих снов с зацикленным сценарием падения с лестницы, из которого не получалось выпрыгнуть, и выгоревшей реальности, раздражавшей непонятно чем.

В один из последних теплых дней осени, когда еще летела паутина, но свет оставался по-летнему густым и насыщенным, Кира в надежде отвлечься заглянула в книжный. История, перевернувшая ее жизнь, не отравила ее любви к чтению. Кира точно знала, что дело было не в книге, а скорее в том, что она сама слишком глубоко погрузилась в историю волшебной Страны-под-холмами. Она позволила той почувствовать себя. Впрочем, можно ли было назвать это место волшебной страной? Может, колдовской было бы правильнее? Или волшебство в своей сущности всегда чудовищно, потому что у могущества другая мораль? Как ни парадоксально, эти мысли отвлекали Киру от снов.

Задумчиво перебирая книги на полке, Кира боковым зрением заметила, как рядом остановился кто-то еще. Потянулся куда-то повыше. И достал знакомую до боли книгу. Кира же перестала дышать. Подняв взгляд почти машинально, она увидела, как симпатичный парень небрежно листает страницы истории, разделившей ее жизнь на «до» и «после», и ухмыляется. Ей хотелось дернуть его за руку, заставить захлопнуть чертову книжку, словно та могла выплеснуться со страниц, как вода из закипающей кастрюли. Но Кира только стояла и, застыв, смотрела, как парень смеется над чем-то, качает головой и тянется за другой книгой. И мир вдруг обрел четкость, и время снова двинулось вперед. Реальность — настоящая реальность — окутала Киру во всем великолепии запахов, звуков, цветов, света.

Так Кира познакомилась с Максимом.

Почему он вдруг, поставив и вторую книгу на полку, позвал ее пить кофе, и почему она, всегда питавшая нервное недоверие к незнакомцам, согласилась, Кира не знала. Максим умел улыбаться, почти не улыбаясь, но его лицо будто светилось изнутри какой-то невероятной уверенностью и жизнью. У него были светло-серые глаза, и он умел быть деликатным, как не каждому парню удается. Максим знал все желания Киры еще до того, как она их озвучивала — настолько одинаково они мыслили. И спустя всего несколько недель Кире казалось, что она знает его долгие годы.

Иногда, когда Максим отворачивался, Кира смотрела на него, и ей казалось, что он никак не может быть настоящим — такой догадливый, такой чуткий, такой… правильный в ее понимании. Но он был. И реальность вокруг нее была. А вот снов — не стало. Вернее, они пропадали и раньше, но никогда еще Кира не ощущала такого спокойствия и уверенности, когда ложилась спать. Вся ее реальность до дня встречи с Максимом была похожа на зыбучий песок — один неверный шаг и твердь под ногами тает. Оказавшись с Максимом, Кира осознала, что она может и хочет жить здесь и сейчас. И только иногда, когда он подходил к ней со спины, уверенно чеканя шаг, Кира вздрагивала. Но все эти страхи казались ей оставшимися в какой-то другой жизни, в неверном свете ночного фонарика, в серости сновидений, которые до́лжно забыть на утро.

Сны прорвались сквозь ее стену покоя, когда Кира в первый раз осталась у Максима.

Она снова стояла над лестницей, над садами, ярусами сбегающими вниз. Над горизонтом поднималась луна, и крошечные фигурки, облитые ее клубничным светом, оборачивались на этот раз не на бледное светило, а на гостью, снова посмевшую потревожить их покой.

Кира почувствовала, что ветер сталкивает ее вниз, на лестницу еще даже до того, как она услышала шаги бело-серебристого Стража. Схватившись за перила, Кира застыла, не оборачиваясь, и поняла, что сегодня — не упадет. Ни за что. Будет стоять до конца. Накрыло привычной волной холодного неконтролируемого страха. Кира замерла, заставляя себя дышать. Волна холода шла на нее, ничем не сдерживаемая. Шаг. Еще шаг. Чуть ближе. Страж появился рядом с ней во взвеси снежинок. Белые мухи кружились и исчезали, снесенные ветром. Страж улыбался, смотрел на нее, ничего не говоря. Он никогда ничего не говорил, да и она тоже. Единственные звуки, что были доступны этому месту — ветер, шепот травы, шорох листьев. Шаги.

Кира стояла, вцепившись в перила. Страж улыбался призраком улыбки. Фигурки внизу вдруг дружно сделали в их сторону шаг, и еще шаг, и начали стекаться к подножию лестницы кровавыми ручейками. Луна как аппликация висела на одном месте и цвет ее — алый, будто кровь — не хотел меняться. Кира ждала, что вот сейчас Страж сделает еще один шаг — еще ближе к ней, вплотную. Но порыв ветра вдруг качнул тяжелый муаровый плащ, и из-под полога ткани взмыла рука. Белая, будто лунный свет. Глаза Стража с насмешкой над ее ужасом смотрели прямо в лицо. Улыбка стала явственней. Кира хотела бежать прочь — вниз по лестнице, но ноги ее приросли к ступеням. Холодная, смертельно-бледная, ужасающая ладонь потянулась прямо к ее руке. Кира спрятала руки за спину. И всё замерло в вечном противостоянии, как всегда было в снах. Кира поняла, что это и есть тот последний шаг, что отделял ее от исполнения приговора. Но она не сделает его. Не подаст руки неведомому Стражу, что охраняет ворота в мир, где каждую ночь поднимается кровавая луна. Не сегодня. Никогда. Она больше не сдастся, потому что впервые в жизни у нее появилась цель. У нее появился Максим. Но Страж, внимательно посмотрев на нее, вдруг рассмеялся. Впервые так открыто, но беззвучно, как в кошмаре. Он знал, что Кира не сможет сопротивляться всю оставшуюся жизнь — у него в запасе вечность.

И Кира закричала.

А потом проснулась.

Вздрогнула. Поискала в полумраке обычной городской квартиры белое, как луна лицо. Конечно же, его не было, оно — из снов и осталось во снах. Кира вздохнула, успокоилась, чувствуя, как затихает колотящее в ребра сердце. Потерла ладонью лицо. Потом повернулась и нащупала в темноте теплое плечо Максима. Свернувшись калачиком, она прижалась к горячему телу.

Максим сонно вздохнул и открыл глаза.

— Тебе сон плохой приснился, Кир? — пробормотал он неразборчиво.

Кира кивнула. Максим поднялся, отпихивая одеяло, заправил волосы Кире за ухо, а потом протянул руку — ладонью вверх:

— Давай чаю тебе налью, и сон уйдет.

Кира благодарно прикрыла глаза. В последнее мгновение перед тем, как протянуть свою руку, ей почудилось что-то пугающее и знакомое в жесте Максима, в его мягкой, едва заметной улыбке. Кира замерла, вся заледеневшая, мгновенно проснувшаяся, собравшаяся, как на лестнице.

— Ничего, Кир, — тихо сказал Максим, улыбаясь улыбкой Джоконды. — Всё будет… Но, видимо, не сегодня.

Лицо его, освещенное луной, в полумраке спальни сияло.

* * *

Как безвольную куклу Максим усадил ее на табурет у кухонного стола.

Синяя подсветка электрического чайника осветила его лицо и превратила в жутковатую скуластую маску с темными провалами вместо глаз. Кира смотрела на него, не отрываясь, и удивлялась сама себе: как же она его не узнала? Вот он, Страж! Прямо перед ее глазами — то же лицо, что и во снах! Разве что стрижка теперь самая обычная, короткая. И серьги в ухе никакой нет. А вот улыбка — та самая. Всё плыло перед глазами, будто Кира горстью выпила седативное.

Максим поставил перед ней чашку дымящегося чая, а потом рассмеялся, когда она с ужасом вжалась в стену:

— Это просто чай, Кира, он не кусается.

И Кира, схватив бокал, сделала огромный глоток.

Кипятком ожгло язык и горло. Она закашлялась, глаза слезились, но реальность снова стала четкой и болезненно острой:

— Кира! Ну что же ты делаешь!.. Разве можно так?.. — Максим хлопотал вокруг нее, будто не произошло ничего особенного. Будто он не был кем-то особенным.

Почувствовав на плече его руку, Кира вдруг ожила, вскочила, отшагнула к окну и выпалила:

— Никогда больше. Ко мне. Не прикасайся! Понял?!

Максим выпрямился, пожал плечами:

— Если хочешь, не буду.

— Я… Ты.. Мы… Как ты мог так притворяться? Я же тебе верила!.. — выпалила она свою обиду, понимая, что всё — лишь слова. Реальности они не изменят.

— Но я не притворялся, — пожал плечами Максим. — Я все время был у тебя перед глазами и, честно говоря, я думал, что ты меня сразу узнаешь.

А Кира смотрела и не видела. Любовь, говорят, слепа. Не врут, как ни странно.

— Что ты ко мне прицепился? Уйди! Оставь меня в покое!.. — она прижала к глазам пальцы, будто стараясь стереть из-под век, из памяти образ, ставший слишком резким и четким.

— Но я не могу, Кира, — как-то беспомощно ответил Максим, и Кира взглянула на него. Он стоял чуть растерянный и такой болезненно родной… Как можно было так ошибиться?.. — Твоя жизнь без Страны-под-холмами совершенно пуста. Ты хотела верить в реальность нашего мира так сильно, что я стал частью тебя, смог прийти сюда, в твой мир, и отыскать. Понимаешь?.. Ты меня создала.

Кира покачала головой. И присела на подоконник в поиске опоры. Ноги дрожали. Руки тоже. Уличный фонарь прямо напротив кухонного окна хорошо освещал лицо Максима. Он вздохнул и тоже сел.

— Ты в нас поверила. Магия волшебной страны оживила нас благодаря силе твоего желания и…

— Ну хорошо, я вас создала, — резко оборвала его Кира, — дальше-то что? Живите своей жизнью, а мне дайте жить моей!

Максим пальцем покрутил чашку с чаем, оставленную на столе.

— Мы не можем существовать без тебя. Более того, в нашем мире есть только то, что ты видела. И только это обрело плоть. А нам нужно больше…

— И? Я не автор и не художник — я не нарисую то, чего вам недостает, — Кира нервно обхватила себя за плечи, ощущая как от сквозняка из старой рамы окна ее морозит. Или это от Максима?

— Ты не понимаешь… Нам вообще мало того мира. Он одномерен и мал. Но твой мир — огромен и разнообразен. В нем умещается и наш мир, и миллионы миллионов миров, подобных нашему. Мы хотим войти в твой мир. А для этого…

Максим внезапно поднялся и попытался шагнуть к Кире, но та остановила его предупреждающим жестом.

— Для этого позволь мне и жителям моей страны поглотить тебя. Ты не умрешь! — он умоляюще вскинул руки и заговорил быстрее, видя, что Кира смотрит на него с ужасом: — Ты станешь каждым из нас, а это в свою очередь позволит нам покинуть твои сны и прийти сюда. Так же как пришел я, — тихо закончил он.

Скользя бедрами по подоконнику всё дальше и дальше от Максима, пока не уперлась в противоположный откос, Кира заново училась дышать. Парализующий страх из снов сковал ее наяву, и она пыталась не замереть так, как это было во снах. Максим не приближался, но разворачивался следом за ней.

— Неужели думаешь я позволю вам добровольно меня… что?! Сожрать?! Ты маньяк, если так думаешь! Я скорее попрошу сделать мне лоботомию…

Максим вдруг снова улыбнулся и легко пожал плечами:

— Но ты всё равно не сможешь сбежать от нас, поскольку никогда не сбежишь от себя. Рано или поздно… — он оборвал себя на полуслове и не закончил, по губам скользнула нежная едва заметная улыбка. — Просто не сегодня. Но однажды…

Кира зажмурилась, крепко-крепко: "Пожалуйста, пусть это будет кошмар! Просто новый кошмар..."