Первое впечатление (джен)

В дверь стучат как раз в тот момент, когда я уже собираюсь заканчивать работу и думаю, не стоит ли отправиться в офицерский клуб, чтобы пропустить стаканчик заслуженного пива и попытаться познакомиться поближе с офицерами, которыми мне теперь предстоит командовать. Большинство из них смотрят на меня такими же подозрительными взглядами, какими награждают ядовитого технокраба⁽¹⁾. Сегодняшний день был посвящен тяжелой работе, и я разбирался с отчетами несколько сентаров⁽²⁾ подряд, пытаясь понять, чем должна заниматься эскадрилья звездного крейсера, и мне уж точно не нужны сейчас никакие проблемы. Черт, я, вообще-то, уже больше половины сентара назад должен был закончить работу. Если буду вести себя очень тихо, быть может, тот, кто прервал меня, в конце концов уйдет.

Но кто бы это ни был, у него на этот счет явно другое мнение. Он стучит еще громче, и я, вздыхая, громко разрешаю войти.

Во имя всех богов Кобола, это еще кто? Ненавижу первые несколько дней на новом месте: я еще не привык к именам и лицам, а мне надо вспоминать, кто есть кто. Старбак. Точно, это Старбак. У него в руках стопка распечатанных бумаг высотой с полметра.

— Я принес отчеты, которые вы просили меня подготовить… сэр.

Он делает крохотную паузу перед последним словом, и я смотрю на него, пытаясь не показать, что я это заметил. Парень, стоящий передо мной, явно умен. Пауза длится ровно столько, чтобы ее уловить, но недостаточно, чтобы предпринять в ответ какие-то действия. Если я скажу хоть что-то по этому поводу, Старбак изобразит оскорбленную невинность, и мне будет нечего ему противопоставить. Очень умно: он дерзит, но так, что ни к чему не придерешься. За ним придется присматривать.

Я здесь со вчерашнего утра, а меня уже ненавидят. Собственно, меня ненавидели еще до того, как я сюда прилетел, терпеть не могли саму мысль обо мне и точно не ждали с нетерпением моего появления. И я полностью разделяю эти чувства.

Нельзя сказать, что меня притащили на «Галактику», а я изо всех сил отбивался, но это не так уж далеко от истины. Будь у меня выбор, я бы в жизни не согласился служить на этом корабле. Коммандер тоже был не в восторге от моего появления. Когда нам сообщили об этом назначении, мы оба забросали руководство письмами с возражениями. Письма коммандера, наверное, были тактичнее моих, но мы оба пытались разъяснить этим престарелым чинушам, которые рассиживались у себя в кабинетах, что это грандиозная ошибка. И когда я говорю «грандиозная», то нисколько не преувеличиваю.

Я не знаю, какой ответ получил коммандер от руководства, но, уверен, ему ответили деликатнее, чем мне. Мне же передали краткое сообщение, суть которого сводилась к тому, что младшие офицеры, польза которых едва превышает значимость одноклеточных бактерий, не должны перебирать должности, на которые их назначают. Выяснилось, что мне нужен был крейсер, а крейсеру «Галактика» — командир боевой эскадрильи. На этом все, капитан Аполлон. Заткнитесь и собирайте вещички.

Чему учит военная подготовка, так это понимать, когда нет смысла бороться. Поэтому я заткнулся, упаковал вещи и вчера заявился сюда. Стоило мне высадиться из шаттла, как коммандер пригласил меня в кабинет, расположенный у мостика, и мы попытались решить, как нам справиться с тем дерьмом, в котором мы оказались по милости управления. Нам понадобился целый сентар, но в конце концов получилось установить ряд условий. Мы назвали их «правилами ведения боя», и это была отнюдь не шутка. Они сводились к тому, чтобы коммандер не выделял меня и обращался со мной точно так же, как и с моим предшественником. Так и будет, я уверен в этом. Своего старика я хорошо знаю. Он очень постарается показать всем вокруг, что не считает меня своим любимчиком, и мне придется тяжело. Даже очень.

Только после того как мы договорились обо всем, коммандер обнял меня и сказал, что рад моему появлению и чертовски гордится тем, что я так рано стал капитаном. Разумеется, в нем говорили лишь отцовские чувства. И тут он спросил, почему, черт возьми, я совсем не пишу матери. «Конечно, семейные и профессиональные дела смешивать нельзя, — сказал отец, — но это совсем другое». Теперь, по мнению мамы, коммандер должен следить, чтобы я связывался с семьей, и, если я не заставлю ее изменить мнение, то поступлю бесчестно и не выполню своих обязательств, за что обязательно поплачусь. Отлично. Просто замечательно. Мы установили эти правила всего десять сентонов⁽³⁾ назад, а он их уже нарушает.

Ладно, с нашими отношениями все не так уж плохо — во всяком случае пока, хотя, мне кажется, разграничивать семейные и профессиональные дела будет сложнее, чем думает отец. В любом случае мы оба знаем, что это грандиозная ошибка: руководство, как всегда, облажалось. И вот почему. Причина, по которой мы с отцом не хотели, чтобы я оказался на борту «Галактики», стоит прямо здесь, безмятежно прислонившись к краю моего стола. Темно-синие глаза лейтенанта смотрят с пренебрежением. Он, как и все остальные, начиная от полковника Тая, уверен, что я попал сюда и стал капитаном только из-за отца, и теперь благодаря коммандеру и какой-то семейной хитрости моя карьера снова пойдет в гору.

Вся эта ситуация меня сильно раздражает, и мне не хватает слов, чтобы описать ее. Иногда я и правда жалею, что не взбунтовался против семейной традиции и не стал, например, бухгалтером. Впрочем, многие все равно бы думали, что я умею считать только благодаря отцовскому влиянию.

Что хуже всего, мой предшественник, капитан, погиб в перестрелке, из-за чего офицеры, наверное, тоже злятся. И тут, извольте видеть, ему на замену нарисовался я, папенькин сынок, — кое-кто, наверное, считает, что я глухой и не слышу, как меня называют, — и еще больше насыпал соли на рану. Так что многие здесь настроены ко мне довольно враждебно.

Что ж, придется привыкать к одиночеству.

Если судить по стопке в руках Старбака, мне нужно прочесть множество отчетов.

— Сейчас? — только и спрашиваю я.

— Вы сказали, что это срочно… сэр.

Он снова ненадолго запинается. На этот раз я даю ему понять, что заметил паузу, и Старбак широко распахивает глаза, делая вид, что он сама невинность. Знаете, лейтенант, я тоже умею играть в эту игру. Уж поверьте мне.

— Не буду вас отвлекать, — говорит он и кладет бумаги на стол.

— Думаю, вам лучше остаться, лейтенант. — Я подтягиваю к себе стопку и с радостью вижу вспышку злости у Старбака в глазах. Он думал, что хорошо все устроил, и теперь я проведу лишний сентар или два, копаясь в бумагах, так? А Старбак в это время будет хвастаться своей умной выходкой в офицерском клубе. Ну так вот, он меня еще не знает. — Возможно, мне понадобится задать вам несколько вопросов.

Я беру первый попавшийся документ и смотрю на Старбака. Он наблюдает за мной, снова скрыв все свои чувства. Взгляд неприязненный, но выражение лица вежливое. Старбак явно не хочет выдать своей враждебности, но мы оба знаем, что он — да и все остальные — думает обо мне на самом деле.

— Садитесь, — говорю я, бросая взгляд на кипу распечатанных документов и улыбаясь. — Это займет некоторое время.

— Сэр.

Старбак опускается в кресло напротив, а я начинаю читать отчеты. Вчерашний день я потратил на встречу с новым руководством и на то, чтобы узнать, как все обстояло после убийства капитана Кайла. Никто толком не озаботился бюрократией и не заморачивался с отчетами. Я просмотрел парочку, попросил руководителей отрядов привести их в порядок, и, видно, Старбак посчитал это отличной возможностью, чтобы меня поддеть.

Что ж, посмотрим.

Отчеты патрульных почти ничем не отличаются друг от друга. Пока не ввяжешься в перестрелку, патрули могут навевать скуку. Я знаю одного пилота, у которого в наличии семь шаблонов с разным развитием событий. После возвращения из патруля он выбирает тот отчет, который подходит лучше всего, и заполняет прочерки: время, имена, координаты. Отличная работа. Благодаря этому я могу за рекордное время избавиться от отчетов и заняться чем-то полезным — например, поиграть в триад. Меня ни разу так и не подловили, так что вряд ли Старбак сможет меня обхитрить.

Знаете, я многое замечаю — наверное, благодаря любви к истории, которую я с интересом изучал в университете. Меня по-настоящему интересуют подробности и точные факты, поэтому я улавливаю то, что, по мнению Старбака, должно остаться незамеченным.

Спустя половину сентара я все прочитываю и понимаю, что Старбак ерзает на месте от скуки. Я не поднимаю взгляда, пока не заканчиваю последний отчет, а после этого откидываюсь в кресле и смотрю на Старбака смущенно и в то же время с насмешкой.

— Лейтенант.

— Сэр!

Он весь внимание — уважительное или нет. Решайте сами.

— Вы и понятия не имеете, насколько эти отчеты интересные, — говорю я и вижу у него в глазах искорку презрения. Еще не нашелся тот пилот, который бы полюбил писать отчеты, и все они смотрят свысока на бюрократов. Похоже, Старбак только рад: вот еще одна причина, по которой меня можно презирать. — Отличное творчество с литературной точки зрения. Вы их написали?

— Да, — медленно говорит Старбак, сузив глаза.

Он тут же понимает, что я расставляю ему ловушку. Руководство, проведя вчера мне инструктаж, отметило его как первоклассного пилота. Могу в это поверить. Старбак явно умеет выживать.

— Любопытно. Меня заинтересовало, лейтенант, как вы меняете литературный стиль во время написания отчетов.

— Стиль?

— Да, стиль. Судя по части документов, вы окунули лазер в чернила, да так и писали. Некоторые отчеты пестрят ошибками, зато другие — настоящие литературные шедевры. Это довольно любопытно. Мне нравятся те отчеты, к которым вы подошли творчески. «Планета была азурного цвета, как небо в ясный день».

Я прекращаю читать, вижу, как он морщится, и восхищенно добавлю:

— Превосходно написано!

Старбак кидает на меня настороженный взгляд из-под ресниц.

— Мне надоело постоянно писать одно и то же, поэтому я решил добавить в отчеты немного разнообразия и сделать их поинтереснее.

— Очень продуманный подход, лейтенант. Я полностью его поддерживаю, но считаю, что от правописания не следует отклоняться, иначе будет сложно разобраться. Надо писать не «азурный», а «лазурный».

— Там, откуда я родом, говорят «азурный», — защищался Старбак. — Я из Умбры. Мы выкинули там все лишние буквы.

— Умбра?

Я немного хмурюсь. Мне известно, что случилось на Умбре, хотя многие об этом уже забыли: слишком уж давно ее настигла беда. Двадцать пять яренов⁽⁴⁾ назад, примерно тогда, когда родился я. В то время отец был капитаном «Антиллеса», и его отправили разбираться с последствиями нападения сайлонов. Он рассказал мне об этом случае несколько яренов назад, когда я решил пойти по его стопам и поступить в военную школу. Отец обрадовался моему решению. Он хотел, чтобы ничего подобного больше не повторялось, и всегда говорил сам себе, что Умбра является одной из причин, по которой надо продолжать бороться. Отец считал, что мне эта мысль тоже может придать сил, особенно в те моменты, когда все будет видеться в невероятно черном цвете.

— Это моя родная колония, — говорит Старбак. Он мой ровесник или на ярен постарше, но точно не больше. Он сумел выжить, и это настоящее чудо — слишком уж многие погибли в тот день. — Там больше ничего не осталось. Неудивительно, что вы ничего не знаете об Умбре. Жестянки ее уничтожили много яренов назад, но я считаю своим долгом соблюдать ее традиции.

Выражение лица у Старбака невероятно печальное. Ему точно надо было податься в актеры. Перед глазами у меня появляется Старбак, который выбрасывает лишнюю букву, чтобы почтить традиции.

— Очень благородно, — говорю я и не упоминаю, что благодаря отцу знаю о происшествии на Умбре. Вместо этого я достаю другой отчет из стопки. — Но здесь написано «лазурный».

Он молча смотрит на меня, пытаясь понять, чего я добиваюсь.

— Палец соскользнул с клавиатуры, — говорит Старбак спустя микрон⁽⁵⁾.

Я наношу решающий удар.

— Возникает вопрос, лейтенант, чей это был палец.

Он смотрит на меня, и мне интересно, солжет ли он снова, но Старбак вдруг поднимает руки, признавая поражение.

— Ладно, вы меня подловили, — говорит он. — Ребята увидели, чем я занимаюсь. У них должок передо мной, поэтому они согласились помочь.

— Ага.

Налицо дисциплинарный поступок, но он совсем незначительный. Старбак прекрасно понимает, что я не стану утруждаться из-за подобной мелочи. Да я и не собирался. Главное, чтобы Старбак и, разумеется, его добровольные помощники, которых он вовлек в это, поняли, что их маленькая хитрость не сработала. Пусть считают меня папенькиным сынком, но я не дурак и, поверьте, стал капитаном, не опираясь ни на чьи связи. Пора бы им понять это.

— Ну что ж, — говорю я, глядя на стопку бумаг, — я так понимаю, ваши отчеты написаны литературным стилем. Рад видеть, что как минимум один из моих офицеров получил блестящее образование. К сожалению, в других отчетах хватает недостатков. Хорошо бы вам провести аудит навыков в своем отряде и составить план дополнительных занятий.

— Что?

— Аудит навыков. Узнайте, какое ваши подчиненные получили образование, какие учебные курсы они проходили и так далее. Определите пробелы в знаниях и подготовьте для меня отчет с вашими советами по их ликвидации. Хорошо бы это сделать до завтра. Нужно как можно скорее просветить пилотов, обделенных подобными литературными навыками.

Я безмятежно смотрю на него, наслаждаясь ситуацией. Она меня забавляет, и мне интересно, как он это воспримет.

Старбак сверлит меня взглядом около сентона.

— До завтра?

— Когда начнется дежурная смена, жду ваш отчет. Потом займемся тренировками.

Он моргает.

— Получается, мне надо приступить к этому уже сейчас.

Я киваю.

— Похоже на то. Придется оторвать ваших сослуживцев от того, чем они занимаются в свободное время. — Я встаю и потягиваюсь. У меня затекла спина, и я хочу ее размять. — Если хотите, можете занять мой кабинет, а я пока пойду в офицерский клуб и выпью пива.

Старбак сердито на меня смотрит, и в его взгляде нет ни капли притворного уважения к офицеру старше по званию.

— Это немного несправедливо, капитан.

— На военной службе по-другому никак, — отвечаю я с сочувствием. — Не нам решать, куда нас назначат и в какой компании мы окажемся.

Он резко поднимает голову и слегка краснеет, понимая: я знаю, что обо мне болтают.

— В конце концов у нас все наладится, лейтенант, — говорю я.

Старбак кивает, и в его голосе, надеюсь, проскальзывает нотка зарождающегося уважения.

— А хитро вы все провернули. Вы, наверное, играете в пирамиду, капитан?

— Иногда, — говорю я.

Его вопрос меня настораживает. В триад я играю хорошо, не хуже других людей и лучше многих. А вот пирамида — это совсем другое дело. Честно говоря, меня не особо привлекают карточные игры и ставки, и это отсутствие интереса уже стоило мне значительной части зарплаты.

— Может быть, как-нибудь сыграем, капитан?

Предложение не дружеское, и Старбак смотрит так, как будто по мне видно, что я самый настоящий простак, которого можно облапошить, и он уже прикидывает, как отыграться.

Я улыбаюсь.

— Знаете старый стишок, лейтенант? «Технокраб в гости мушку зовет погостить у него целый день напролет». И почему мне кажется, что вы считаете меня беспомощной мушкой, которую подкарауливает технокраб?

— Я играю честно, — отмечает Старбак. — И говорю «мошка».

— Я не сомневаюсь как в том, так и в другом. Поживем — увидим, лейтенант. Но я сомневаюсь, что сегодня у вас будет время для игр. — Я улыбаюсь. — Спокойной ночи.

— Знаете, — говорит Старбак, когда я подхожу к двери, — возможно, генетика в чем-то и права. Сразу понятно, кто ваш отец.

Старбак говорит бесстрастно, и нельзя понять, на что он намекает на самом деле. В голосе не чувствуется враждебности, но это вряд ли был комплимент. Похоже, у Старбака появилась еще одна причина, по которой меня можно не любить. Ну что ж, тут уже ничего не поделаешь. Главное: дать понять, что со мной нелегко сладить, иначе я никогда не смогу руководить этой эскадрильей.

Я пожимаю плечами. Как уже было сказано, у нас все наладится, и Старбаку придется привыкнуть к тому, что я капитан, а он лейтенант. Ну и натворили дел чинуши.

— Я передам. Надеюсь, ему это понравится. — Я улыбаюсь, а он по-прежнему с обидой смотрит на меня. — Спокойной ночи, Старбак, — повторяю я.

Я впервые называю его по имени, но он не отвечает, и я тихо закрываю за собой дверь.

Что ж, мне придется привыкнуть к тому, что я здесь проведу много времени, да еще и в одиночестве.

1) Технокраб (crawlon) — механическое существо, используемое сайлонами для диагностики и починки.

Вернуться к тексту

2) Сентар — единица измерения времени, которая означает один час.

Вернуться к тексту

3) Сентон — единица измерения времени, которая означает одну минуту.

Вернуться к тексту

4) Ярен — единица измерения времени, которая означает один год.

Вернуться к тексту

5) Микрон — единица измерения времени, которая означает долю секунды, а точнее 0,6 секунды.

Вернуться к тексту