Разные (джен)

— Олухи! Да лимонад скоро испаряться начнёт, заменить немедленно!

Вики морщит нос. От её жениха разит недовольством и целой охапкой цветущих гороховых стеблей⁽¹⁾. Вики терпеть не может горох. А уж недовольство?.. Это рекорд, определённо. Вики ещё и замуж-то не вышла, хозяйкой дома не стала, мероприятие в саду проводить не отправилась по всей форме, а уже неудобно перед гостями. Какой позор!..

Да, видала она и раньше зажравшихся трехлеток-скандалистов, те любили побиться в истерике из-за конфетки или печеньки, но её-то жениху целых тринадцать лет! Ну, скоро исполнится. Тринадцать. Но это к делу не относится.

Вики уже неудобно. Прямо сейчас. А что будет дальше? Если Александр совсем взрослый, а так себя ведёт сейчас, всего-то в тридцать седьмом, то что будет, когда он совсем-совсем древним станет, году эдак в сорок седьмом? Кошмар!..

Вики делает вид, что не заметила безобразную сцену, которую только что затеял её жених. Гости делают то же самое, вот счастье-то. Вики очень воспитанно кушает моро... ах, простите, джелатто. Или оно желатто? Да кто б знал в ихних Италиях.

— Ну и погодка сегодня...

Гостья из Германии, кажется, жена химика (или физика, Вики точно не помнит), чей брат работает в том числе на семью жениха Вики... да, кажется, всё-таки жена физика пытается и не может сдуть чёлку со лба: жарища против. Вики сочувственно кивает этой несчастной. Вот в их с мамой родном Ливерпуле⁽²⁾ в августе погодка более сносная, а тут не так вовсе⁽³⁾, это жуть просто!.. Эх.

Вики знает: гостья-то побудет в Сесто-Календе и домой отчалит, а ей, Вики, надо привыкать, так сказал папочка. Ведь и здесь, и в других виллах да поместьях с квартирами семейства мужа Вики, Александра, придётся ей жить, как она за него выйдет. Но это когда ещё будет, сразу после восемнадцатого дня рождения Вики, а его целую вечность ждать надо, так пока езди в гости, дочка, привыкай к итальянскому солнцу. И жаре.

Вики атакует совсем жидкие остатки своего мороженого ложечкой так, будто они в чём виноваты. Добрый папочка, заботливый! Полностью аристократических сестриц от первого брака сюда не хочет выгнать за-ради каких денежных проектов, а её, Вики, не пожалел. Сказал ещё, чтоб радовалась: всю жизнь в достатке проживёт, всё у неё будет. Хочешь — мороженое, хочешь — наряды в мелкий цветочек, Вики ж их любит. Ну да, любит. А за Александра обязательно разве замуж выходить, что ли, чтоб такие носить и мороженое трескать?!

Вики доскребает мороженое и ищет глазами злосчастный лимонад. Пусть горячий, но хоть с кислинкой будет... Ой. А это ещё кто?

Очень высокий и взрослый-взрослый (наверное, ему десять лет, а то и все двенадцать) мальчик во-о-он у того стола, из дальних, под развесистыми деревьями, что-то размером с брошюрку какую⁽⁴⁾ тонкую передал официанту и теперь делает вид, что лимонад ему всего интересней. Вики склоняет голову набок. Как мамаша, и чё? Ну нравится если и Вики тоже вот так делать, когда она задумывается! А незнакомый мальчик ничего. Жесты аккуратные. И не истерит. Не то что кое-чей жених!.. Интересно, чьих он будет, мальчик-то? Вики морщит лоб.

Аскот? Кто-то из Гранвилей? Может, он Фейрфакс? Нет. Скорее всего, Кромвель. Из тех самых Кромвелей, разумеется. Тех, революционного толка. Вики хмыкает себе под нос и прёт через толпу взрослых к дальнему столу. Под деревья. То и дело извиняясь на ходу.

— Я тут постою, а? В теньке хоть не так жарко!

Кромвель кивает. Вики хмыкает в бокал с лимонадом. Неаристократично? Плевать. Рядом папочки нет и мамаши, с родителями Александра чего-то обговаривают в кабинете виллы. Или как там её правильно на итальянском, домина такая, здоровущая, возле парка этого, где лимонад и жара. Нет, Александр, конечно, вести себя не умеет вовсе на людях, но лимонад просто ледяной теперь. И то счастье! Вики улыбается Кромвелю.

— Сколько лет? Мне семь.

Кромвель ставит на скатерть свой бокал, показывает восемь пальцев⁽⁵⁾. Ух. Каким же высоким он тогда в девять будет? А в десять?!

— Ого. Здесь с роднёй?

На что-то более культурное сил не хватает. Голова плавится от жары. Но Кромвель будто и не претендует на светскую беседу с какой заумью через слово. Вон, глядит. Кивает, мол, да, с семьёй в гости нагрянул. А крупные итальянские солнечные зайчики просачиваются сквозь листву, которая шумит у них над головами. Бодро-бодро скачут зайцы эти по шее Кромвеля, по бокалам, по лицу Вики.

Кромвель улыбается.

Вики ловит себя на том, что Александр так не умеет. Ну, улыбаться. Тепло, но чтоб от этой теплоты даже в страшную жарищу не плохо делалось, а весело. Легко. Светло! Чтоб вот как сейчас, когда смотришь на такого мальчика и прям ясно: гадость он тебе не хочет сделать. Или сказать. А с Александром не так. От него вечно ждать надо или обидки какой, или и того хуже, что сцену устроит безобразную, как папочка говорит-то... а, точно. В общественном месте.

Вики думает, что совсем не отказалась бы сейчас же плюнуть на жарищу с мероприятием важнецким. И перемахнуть через забор, и удрать — без разницы куда. Лишь бы подальше от потных гостей и Александра.

Можно и с Кромвелем вместе рвануть. На поиски приключений! Вики отчего-то кажется, что он не будет шибко против. Лазить по деревьям, например, вообразив, что они ищут сокровища на острове потропическее. Ясное дело, потом ругать будут обоих, но это потом, а сейчас...

— Как звать? Я Виктория.

Вики не успевает сказать что-то ещё, а Кромвель не успевает ответить, потому что оркестр и танцы!.. На которые он её вполне культурно приглашает по всей форме. Правда, молча, но Вики не то чтобы шибко против. Это даже красиво, если подумать. Эдак... по-старинному, с этикетом, поклоны там всякие, приседания. Вроде смех, а красиво же в самом деле. И так... солидно, что ли. Взросло. И вальс она худо-бедно освоила за неделю до этой поездки, опозориться не должна.

А что Александр хмурится, того и гляди, новый скандал закатит?.. Ничего, потерпит! Вики принимает молчаливое приглашение своего Кромвеля.

И вот её кружит в танце едва знакомый мальчик у стола с напитками и закусками. Под деревьями. Вики весело. Августовский итальянский ветер даже как будто перестаёт быть раскалённым и несёт-несёт-несёт прохладу в их с Кромвелем сторону, прохладу, которой всё равно мало.

Давешняя немка умилённо промакивает глаза салфеткой, глядя на Вики и её кавалера. Или это она так пот утирает, кто б знал? Уж точно не Вики, которая уже размечталась о том, когда она, Вики, с этим самым Кромвелем будет ездить на рыбалку. И как назовёт младшего сына. Про себя, конечно, размечталась, сразу мамаша такое говорить не велела никогда, чтоб не спугнуть перспективного жениха.

А что он, вероятно, и не Кромвель вовсе, так ерунда всё это, Вики своего папочку уболтает. Потому что шотландский, кажись, акцент у её кавалера. Или тот самый Кромвель тоже был из Шотландии? Вики не помнит, да и какая ей разница, честно-то говоря!

Потому что с её Кромвелем интересно болтать о велосипедных прогулках и о том, сколько всего можно собрать из деталей конструктора. И ещё у её Кромвеля какая-то редкая, горная шотландская, вероятно, разновидность имени Элайджа. И что её Кромвель — немного зануда, который читать любит да на занятиях по гребле и шахматам пропадает... это ничего. В Оксбридже, например, тоже гребут.

Как говорит мамаша Вики, это нормально, если жених немножко занудный, идеальные кавалеры женятся на таких же идеальных дамах, а Вики неидеальная, вот пусть и радуется, что кавалер такой у неё человек тоже, а не манекен.

— Тебе нравятся книги Памелы Трэверс? Говорят, вторая сильно похожа на первую.

— Честно скажу: я и одну-то с трудом осилила, а обе читать!.. Вот ещё.

— Я тоже не осилил. Чушь полная: ноют, что живётся им бедно, а у самих полон дом прислуги. Слушай, а конструкторы тебе нравятся?

Кромвель-Элайджа улыбается ей. Вики улыбается в ответ и по возможности незаметно делает очередную попытку не сбиться, хотя кавалер у неё — золото, ведёт отлично просто, вальс плавный, ага. И на другие темы кавалер вполне спокойно болтать горазд, чтоб разговор поинтереснее стал, не о книжках, спасибо ему за это большое. Вики не хочет делать вид, что внимательно слушает... как вынуждена слушать, когда её заставляют общаться с Александром.

И от грустных мыслей Вики легко может опозориться на танцульках этих, с непривычки-то. Книги же вгоняют куда? В тоску. А тосковать Вики не нравится. Поэтому думать о книгах ей тяжко.

Нет, она честно пробовала осилить что литературное, ну, чтоб папочка не грустил, на тот случай, если кто у неё спросит чего или скажет при ней да на книжную тему, а ей бы не опозориться. Но старание давалось с трудом. «Алиса» и «Винни Пух» до сих пор кажутся Вики мрачной заумью, а от одного только взгляда на «Мэри Поппинс» и «Ветер в ивах» у неё аппетит портится, до того они Вики не по нраву.

А музыканты играют, а Кромвель-Элайджа кружит Вики под разговор о прогулках на свежем воздухе и о том, сколько всего можно построить.

Хотя Александр хмурится всё опасней.

И где-то слева мелькают силуэты гостей из русского торгпредства, о которых её папочка с отцом Александра говорили, что те очень не очень. Вики не поняла точно, уяснив главное: есть люди первого сорта и прочих сортов, и Вики с мамашей относятся к первому, даже несмотря на то, что родились и выросли обе в рабочих кварталах Ливерпуля, а не во дворце каком.

Вики хочется быть как можно первее. Первый сорт не голодает и может поплёвывать на остальных, красотища же, ну!..

А теперь надо бы завести не обычную, а светскую беседу, зря, что ли, папочка её натаскивал перед всей этой поездкой? Вики морщится. Не забыть бы термины и прочие длинные слова к месту ввернуть.

— Гляди-ка! Этих-то вонючих антер... онтер... во, унтерменшей. Этих вонючих унтерменшей кто вообще сюда пустил? Этих, которые у фонтана. Эй, чего случилось? Музыка ж ещё звучит!

Музыканты на самом деле играть не прекращают. Но её кавалер останавливается всё равно. Будто не слыша ни их, ни Вики. Он зачем-то выпускает её из приличных танцу полуобъятий. И — говорит. Тихо. Быстро. Если на то пошло, у Вики с акцентом сложностей куда больше, хотя она и старается, чтоб вышло у неё говорить на богатом, а не по-ливерпульски.

— Это не унтерменши, а мои родители со своими коллегами. У нас в Советском Союзе люди не делятся на сорта и сословий тоже нет. Мы сами себе зарабатываем на хлеб и мороженое с лимонадом. А попахиваешь ты, например, сейчас похуже многих. Бездельница⁽⁶⁾ в пёстрых тряпках за кучу нетрудовых денег, которая таскает духи у матери с трюмо, тоже нетрудовые. Могла бы хоть не поливаться ими в жару! Прощай.

Вики моргает ему вслед. Её мать некогда вкалывала кассиршей в одной из самых недорогих забегаловок Ливерпуля. Но у дворянского папочки всё равно шансов не было, просто он понял это не сразу. А когда понял, было уже поздно: мамаша переехала в его раскрасивый фамильный дом и стала его леди, прихватив с собой и мелкую Вики, а как же. Мамаша своего не упустила. Вики думает о том, что теперь — её, Вики, очередь. Она тоже своего не упустит.

Вики зло глядит на русского. На своего жениха. И снова — на русского. Как это — нет сословий? Они у всех есть, чего он выдумывает! Ещё и обозвал всяко да разно, хам! Но почему ж тогда, пока она не обзывала тех, с кем он приехал, русский обращался с ней так замечательно, что она себя впервые за всю поездку всамделишней леди почувствовала? И почему он такой, такой!..

Не как её жених.

Почему у русского живые, человеческие глаза? Почему он круто танцует? У него и велосипед, наверное, правда есть. И конструктор не пылится в баке для мусора. Конструктор вроде того, который её родители зря когда-то давно подарили Александру, раз тот ему без надобности. Но русский не того сорта. А вот женишок, одобренный папочкой и мамашей...

Вики опрокидывает в себя полстакана лимонада. Залпом! Не морщась, хотя тот по-прежнему ледяной. Ну... почти. Хороший лимонадец, не из дешманских. В Ливерпуле такой не укупишь. И погодка — загляденье просто. И папочка обещал новые серёжки. Красивые-красивые. Только согласись на эту поездку, дочка.

Вики сама наливает себе ещё лимонаду, рявкнув на трёх официантов сразу. Вики помнит: Александр Винчигуэрра — очень выгодная партия. Так говорит папочка, а в том, что он умеет считать деньги, сомнений быть не может. Вики хватает с дорогущего подноса ещё мороженого. Две порции сразу. Да, у неё всё хорошо! А будет ещё лучше. Она своего не упустит.

Тогда почему же так мерзко делается где-то внутри?.. Прямо сейчас. Ой, ерунда какая. Надо чуток отдышаться, тогда мерзкое чувство пройдёт, мамаша не даст соврать. Это всё из-за жарищи. Ничего. Вики привыкнет.

Вики пьёт лимонад, не ощущая его вкуса, и смотрит на русского в последний раз. Отчаянно!.. Ей сейчас ещё с женишком отплясывать под одобрительные улыбки взрослых, только лимонад допьёт и мороженое доест. У неё всё хорошо, но больше почему-то не хочется носить платья в цветочек так часто, как раньше. И ей уже почти кажется, что к горлу её каким-то мгновением раньше точно не подступала ни разу не лимонная горечь.

...Когда пройдут годы, Виктория Винчигуэрра совершенно вдруг увидит теперь уж точно не своего Кромвеля и ни разу не Элайджу, а Илью в шестьдесят третьем. Она его узнает. Моментально. Ещё выше он станет, ещё прекраснее!.. Архитектор, надо же. Сама Крупская отправит в рабочую поездку в Италию. А когда-то разговоры разговаривал Илья Курякин с Викторией на тему конструкторов. Бывает же.

Виктория не то чтобы сразу поймёт, кто есть кто, но заметит, что ушлый... как там его... ушлый Соло будет раздражать и её мужа, к которому она попривыкла за годы брака, и не-Кромвеля-не-Элайджу, о котором вспоминала крайне редко. Виктория заметит: Соло будет раздражать обоих, да, кажется, просто фактом своего наглого присутствия. Виктория абсолютно иррационально, хотя это так на неё непохоже, примет ухаживания этого Соло. Фальшивые насквозь. Чтобы увидеть — не ревность, нет. И не оскорблённую натуру собственника. Отнюдь.

Просто очередное итальянское лето выдастся на удивление мерзким, а в лимонаде отличного качества опять будет отчётливо и неумолимо звенеть чудовищная горечь, о которой невозможно забыть, но о ней Виктория Винчигуэрра попытается хотя бы не думать. Минуту. Час. День. Получится ли у неё? Виктория постарается убедить себя, что да.

Ведь у неё всё под контролем. Всё ли?.. А то! Она ж разбогатела и всё-всё точно сможет контролировать. И даже больше. Миром править будет, никак не меньше. Серьёзные лица, знавшие её папеньку, не дадут соврать. А вот несносная баба теперь-уж-точно-чужого-и-вовсе-не-Кромвеля-а-Курякина, о которой тот будет заботиться очень трепетно!..

Виктория сломает пополам дорогущую щётку для волос и швырнёт об стену чашку с недопитым чаем, тоже дорогущую. В тот, самый первый вечер, когда её люди уйдут из мужнего особняка, доложив о попытках Ильи Курякина защитить свою невесту от уличных грабителей, хотя у тех и нож, и огнестрел с собой.

Виктория нальёт себе ещё чайку в другую чашку. Выберет другую щётку — у неё, Виктории, шикарные волосы, у неё целая коллекция щёток для ухода за ними. Виктория подумает, допивая вторую порцию чая, что невеста Курякина заплатит дороже остальных. Просто потому что Виктория так решит. Заплатит же, а?

То, что эта же невеста охотно примет ухаживания Александра на второй день пребывания в Риме, только сделает решение Виктории очевидней. Потому что нечего заглядываться на чужих мужчин. Зря, что ли, Виктория столько лет с Александром уживалась, придя к нехудшему уровню взаимопонимания, чтоб какая-то там выскочка из ремонтной мастерской!..

Чуть позже Виктория Винчигуэрра почему-то в который уже раз за эти невыносимые дни вспомнит со всей отчётливостью лимонад и лето тридцать седьмого. Как раз перед обедом вспомнит, на который будет приглашена страшненькая дура-племянница фон Трульша, надумавшая вертеть обоими мужчинами Виктории сразу, нахалка такая!.. Вспомнит Виктория жару и растаявшее мороженое. Вальс. Русского с его невозможной улыбкой!.. И Александра.

Виктория Винчигуэрра так и не догадается летом шестьдесят третьего, а помешанный на предсказаниях муж ей подсказать не сможет: в ту секунду, когда самолёт с агентом КГБ Ильёй Курякиным на борту приземлится в Риме, у русского останется в запасе вся жизнь, а у Виктории — меньше четырёх дней.

1) Это парфюмерия в стиле трефль (клеверная). Ароматически она напоминает своей молочноподбностью, свежестью и медовостью запах луга, где цветёт клевер. Такая парфюмерия была создана в самом конце XIX века и постепенно уступала место другим ароматам, но очень долго удерживала позиции и в 20-е, и в 30-е годы XX века, частично существует, правда, не совсем в первозданном виде, и в наше время тоже.

Вернуться к тексту

2) Виктория Винчигуэрра в исполнении Элизабет Дебики говорит в кино с акцентом женщины родом из Ливерпуля, которая выучила английский верхушки среднего класса и дворянства, но говорит на нём с преувеличенным нажимом, так подчёркивается, что он не является её родным социолектом английского.

Вернуться к тексту

3) В Ливерпуле в августе жарче плюс девятнадцати бывает редко, а там, куда отец привёз Викторию, под тридцать градусов тепла — запросто.

Вернуться к тексту

4) Возможно, автором является В. И. Ленин. Учитывая год и локацию, возможно и чтение того текста Джанни Родари, например, если официант входит в его круг общения или является знакомым его знакомых.

Вернуться к тексту

5) В досье, показанном в конце фильма Гая Ричи, написано, что Илья Курякин родился 25 июля 1931 года. Учитывая, что под именем Ильи Курякина он работал в Риме, будучи профессиональным разведчиком на задании, есть вероятность, что по-настоящему его зовут совсем иначе и что настоящая дата рождения у него тоже другая.

Вернуться к тексту

6) По мотивам «Чем пахнут ремёсла» Джанни Родари. Учитывая, какой в фанфике год и где семья жениха Виктории проводит мероприятие в саду, можно предположить, что кто-то услышал не весь разговор, так его часть, и рассказал об этом Родари. Возможно, как раз тот официант, который получил брошюру. В таком случае... Джанни Родари мог бы написать стихи по мотивам разговора.

Вернуться к тексту