Нулевой раз (джен)

Его поймают. И будут бить! Долго. Может, даже магловским способом. То есть... да, возможно, даже ногами. Фу. Как грубо!.. Но ведь могут? Еще как! Ногами — в том числе.

Гораций Юджин Флакк Слагхорн, а это был именно он, почти трясся от первобытного, обыкновеннейшего по своей природе и ни разу не магического страха, осознавая, что именно ему грозит, если это дельце вдруг не!.. Разумеется, он почти трясся, а кто б на его месте совмем не боялся, понимая, каковы масштабы и перспективы?.. Но рука его не дрогнула, когда он добавил в свое зелье размолотую яичную скорлупу. Да не от яиц каких-то обычных кур, а...

— А если не проклянут, так посадят?

Зелье ему не ответило. Впрочем, как и волшебная до последнего куска древней лепнины комната, умевшая принимать облик, нужный тому, кто в ее наличии стал нуждаться. Чрезвычайно. В наличии не лепнины, а комнаты, ясное дело!

Вот как он сейчас и многие другие до него. В самом деле, натащил же кто-то сюда целую гору барахла!.. И более ценных вещей, часть из которых уже крайне успешно продали Флетчеры, помогавшие Горацию с доставкой некоторых ингредиентов для его творческих поисков в обмен на молчание. Но не в этом суть!

Гораций вздрогнул-таки. Правда, лишь мысленно: зелье испортить было нельзя. Совсем. Никак.

Потому что время, ингредиенты... но главное — все же время. Иначе старик Нотт отчалит в очередную экспедицию с раскопками, которыми просто обожает заниматься. Жди потом, когда тот соизволит вынырнуть из пыли веков. Нет, Гораций подождал бы, в конце-то концов, где он, а где — светило магической науки! Но время ждать не будет.

Вакансии в Хогвартсе открываются не так часто, как хотелось бы очень талантливым, но скромным юным дарованиям, а из надежных источников стало известно вот что: ровно через два года, ладно, самое большое — через пару-тройку лет собрался отойти от дел местный профессор зельеварения. А это значит?.. Шанс! Который упустить — сродни преступлению.

Гораций добавил в котел руту обыкновенную. Да, если у него не получится воплотить задуманное в жизнь, Азкабан — хоть и нечто прескорбное, но далеко не самое жуткое из того, что ему грозит. Впрочем, он никогда себе не простит, если не попытается. И это значит...

Значит, пора начертать над зельем удачи фигуру, похожую на восьмерку, фамильной волшебной палочкой, и произнести необходимое заклинание. А после этого...

После останется только довести это во всех отношениях превосходное зелье до полной готовности за ближайшие шесть месяцев, надеясь вопреки всему, что проклятия, в том числе смертельные, или трепка в магловском стиле, равно как и отсидка в Азкабане, обойдут его, Горация Юджина Флакка Слагхорна, стороной. Но как же страшно, великий Мерлин!..

* * *

— ...Словом, профессора Джиггера престарелому мне уговорить остаться не удалось. Он хочет уделять как можно больше времени редактированию своих трудов о зельях и согласился разве только время от времени ассистировать нашей уважаемой мадам Мэррисот на практических занятиях по защите от темных... Простите, юноша, кажется, я отвлекся. Так о чем бишь мы с вами беседовали?

Лицо Горация не выражало ничего, кроме почтительности. А что он при этом думал?.. Может, и хорошо, что директор не владел легилименцией.

— Вы говорили, что профессор Джиггер рекомендовал меня на днях в качестве нового преподавателя зельеварения, директор Диппет.

Лицо старика просияло.

— Именно, мистер Слагхорн. Именно так! Прошлогодние баллы, полученные вами на С. О. В. по зельям, он тоже очень и очень хвалил, да. Так вам, полагаю, было бы интересно присоединиться к нашему преподавательскому коллективу?..

— Почту за честь. Я вас не подведу, господин директор.

— Очень на это рассчитываю, мистер Слагхорн. Очень рассчитываю. Да. Попечительский совет одобрит вашу кандидатуру, не сомневайтесь. Мнение профессора Джиггера наши уважаемые попечители очень ценят, да.

Директор заговорил о том, что ожидает от своего будущего коллеги не менее, а то и более внушительного успеха через год, уже в связи с Ж. А. Б. А. и приездом экзаменационной комиссии, а ту желательно впечатлить, потому что это хорошо скажется на репутации как школы, так и нового преподавателя, и еще...

Гораций кивал в подходящих для того случаях. И он позволил себе продолжить (исплючительно украдкой, разумеется) очень почтительное разглядывание столешницы директорского стола, где из-под свежего номера «Трансфигурации сегодня» выглядывала копия чего-то очень хорошо знакомого Горацию Слагхорну. Да, с числом двадцать восемь на обложке.

Гораций ликовал! Разумеется, молча. Он был прекрасно осоведомлен: по матери старенький директор приходился родственником Трэверсам и Роули, а по отцу — не очень близкая он, а все же родня Сэлвинам и Розье. Которые уже не первый год на собраниях школьных попечителей нет-нет да и похрапывали. Какое чудесное совпадение, в самом деле...

* * *

— Гораций, это впечатляет.

— Горжусь тобой, сын.

— Да, мама, благодарю, отец. Привет сестренке. До встречи!

Гораций убрал сквозное зеркало, созданное предшественником Армандо Диппета незадолго до безвременной кончины, в наружный карман своего школьного сундука. Аккуратно, конечно же. Такие артефакты в каждой второй лавке не купишь никогда, пусть недоработанные, с магией, которая уже начала выветриваться. А жаль. Итак!.. Сборы. Ничего не забыть. Чары невидимости, чары неразбиваемости...

Очередной учебный год подходил к концу. Уже пришло время собирать вещи перед отбытием домой на летние каникулы, чем Гораций и занялся, обрадовав родителей новостью о том, что одна очень приличная вакансия у него практически в кармане, осталось только школу закончить.

Разумеется, все обычные вещи он уже собрал. И теперь упаковывал в дорогу самые ценные предметы из своей коллекции подальше от глаз однокашников и будущих коллег. В той самой комнате. Упаковывал неспешно, с расстановкой. Давая себе время полюбоваться на особо ценные экземпляры.

Зачем суетиться, будто джарви укушенный, в последний момент? Правильно, это лишнее. Гораций, сколько он себя помнил, никогда в восторг не приходил от бестолковой суеты. Вроде квиддича, например. Потому что Гораций с детства ценил комфорт, а ветер в лицо и проклятия в спину от поклонников конкурирующей группы любителей вот так суетиться... Увольте.

Гораций перепроверил, как там его зеркало, с помощью которого было так удобно общаться с родителями. Не то чтобы он предвидел, нет, потому как в предсказаниях, честно говоря, силен не был и никогда не претендовал на высокое звание провидца, увольте от подобной чести, опасной для жизни с комфортом... не то чтобы Гораций знал наверняка, и все-таки предполагал, что при ныне покойном директоре, который руководил Хогвартсом совсем недавно, до старины Диппета, ничего действительно амбициозного провернуть бы не вышло.

Хм, и отчего только директор Блэк прожил так мало лет?.. Впрочем, это не его, Горация, печаль. Аврорату виднее.

Но в чем Гораций не сомневался, так в том, что Блэки, может, и не то чтобы все, так почти поголовно — нервные очень (а не надо близкородственные браки поощрять!) и к тому же — потомственные скупщики зелий Сахариссы Тагвуд. Чуть ли не в промышленных масштабах. Потому что, да, близкородственные браки еще ни одну семью здоровее и краше не сделали, любой адекватный целитель, зельевар ли это прекрасно знает. Но с маскирующими физические недостатки зельями, без оных ли, а факт оставался фактом: не суть, темнели их шевелюры от многолетнего выливания на них снадобий Тагвуд или нет, важно другое.

Блэки пока что не были сожраны фамильным безумием да вспышками ярости без остатка, и остротой ума похвастаться при случае очень даже могли. А еще были скоры на расправу по поводу и без. А еще они катастрафически тщеславная публика. Которая тоже вошла в число попечителей не вчера, да. И потому... Какая удача для Горация, что они сейчас там, пока в директорском кресле засел не бесконечно подозрительный, желчный Блэк, а вечно уставший и добродушный Диппет. В самом деле.

Гораций оставил, как было условлено, в неприметной и пыльной тумбочке пару монет для Флетчеров за оперативную доставку очередной партии ценных ингредиентов и прочие услуги, пусть и не был обязан вовсе платить эдаким, с позволкния сказать, персонажам. Но ведь полезные они, Флетчеры эти... Хоть и очень далекие от респектабельности. Ну да ему с ними за одним столом не сидеть.

Гораций вздохнул, предвкушая грядущее трудоустройство. Все складывалось как нельзя лучше. Да, вероятно, кабинет ему выделят скромный, все-таки он будет преподавателем новым и чрезвычайно молодым, пусть и сто раз талантливым. Эх!.. Вот бы ему такой кабинет, как у Галатеи Мэррисот, уж тот-то попросторнее будет, чем шкаф, обыкновенно предоставлявшийся молодым преподавателям, хотя по какому-то недоразумению его было принято считать кабинетом. Но не все сразу, Гораций это отлично понимал. И ждать он умел тоже, разумеется, если это было необходимо.

А иначе хватило бы разве у него терпения, чтоб сочинять ну очень комплиментарную книжку о родах попечителей Хогвартса, пусть и с очень относительным процентом исторической достоверности?

Гораций хмыкнул себе под нос, проверяя, не забыл ли он чего. Да, маскировки ради в ту занятную книжицу пришлось добавить еще несколько глав, но кто в обиде? Нотт получил свой экземпляр, щедро пропитанный некоторым количеством очень любопытных и абсолютно неядовитых зелий, которые помогли тому популярному историку проникнуться анонимным подношением. И ничего, если некоторые из тех зелий никогда не будут зарегистрированы официально.

Гораций умел хранить собственные тайны.

Но как все-таки удачно складывалось: насколько он знал, анонимные копии уже наводнили магическую Англию. Флетчеры умели все-таки быть полезными, шельмы!

А что в книжку попал издатель Шафик... ну пошутил так Гораций, пошутил. И вообще, он автор, он так видел. Да и полезная эта публика, издатели...

* * *

Весной одна тысяча тридцать первого года в книжных магазинах Косой аллеи нарасхват был труд лица, пожелавшего остаться анонимным, хотя Кантанкерус Нотт втихаря принимал льстивые поздравления и улыбался в усы.

Издатель Шафик подсчитывал барыши и в который уже раз за последние несколько лет пытался догадаться, за какие заслуги ему счастье привалило.

Молодой, но уже весьма уважаемый преподаватель зельеварения, профессор Слагхорн, обживал новый кабинет. Тот по-прежнему уступал в размерах таковому коллеги профессора, которая преподавала защиту от темных искусств, но Гораций Слагхорн не унывал. Он умел ждать.