Шифры (джен)

Тем, кто верит в некую романтику работы следователя, я советую не читать эту историю. Потому что вам придется столкнуться с ничего не знающей о романтике реальностью.

Я стал следователем не так давно, но мне очень быстро объяснили, что к чему. Работа следователя — это работа головой и руками. А еще с бумагами. Именно с ними вам придется работать головой и руками.

Да, работа следователя — насквозь бумажная. Это не погони и перестрелки, а провонявший табачным дымом кабинет и бумаги, бумаги, бумаги… Допросы и объяснения, протоколы и акты… Бумаги. Их настолько много, что не успеете вы стать следователем, как вас завалит бумагами. Их будет море. А может и больше. Вы пробовали подсчитать капли дождя в луже у ваших ног? Если получится, то умножьте полученное число на миллион… И то точного числа вы не получите все равно.

Меня как самого молодого в первый же день моей “доблестной” службы посадили за отказники. Чтобы духом работы проникся и чему-нибудь научился толковому. Потому что в академии про отказники не рассказывают. Там вообще многому не учат. Только говорят, что наша служба и опасна и трудна. А чем опасна, чем трудна — об этом молчок.

Так вот, отказники. Отказники — это те дела, по которым едва ли не с первой секунды мы отказываем в возбуждении уголовного дела. Не потому что можем, как многие подумают. А потому, что по-другому не получается. И моя самая первая задача состояла в том, чтобы по всем отказникам написать достойные им отказные.

Сами посудите. Где-то алкаши гражданину Ситову спать всю ночь не дают, песни горланят. Поверх этого заявления карандашом резолюция Хватова: “Кто бы мне дал…”, ведь Ситов у алкашей этих первейший запевала, да к тому же сосед самого Хватова.

Вот гражданка Попова просит бросить в темницы белокаменные своего супруга, козла рогатого, поелику пьет беспробудно да по чужим кроватям шастать горазд. Я тогда это заявление дважды перечитал, не поверил своим глазам, но прямо вот так и было написано, клянусь, высокопарным слогом дама изъясняется, ни хухры-мухры какие-то.

Дальше хуже — потерялась беременная кошка у гражданки Вершиной, не хочет старушка, чтоб ее родименькая кисуля рожала в тишине и покое где-нибудь в подвале…

Интересная жизнь у нашего населения... А благодаря им и у нас, полицейских, работа и жизнь становится не скучными. И это я всего три таких заявления вспомнил. А сколько их у меня еще тут…

Этим утром я прибыл на работу пораньше — нужно было подшить все отказники — квартал все-таки на носу. Иначе меня канцелярия съест. По крайней мере, Лена Петровна мне это пообещала. Поэтому я не внял голосу разума, что уговаривал меня полежать под одеялом еще чуть-чуть и пришел на работу. Маньяк-трудоголик.

Но это все лирика. Сотрясать воздух я, младший лейтенант юстиции Паша Томин, могу долго и нудно. Пока начальство не услышит. И не загрузит работой еще больше, чтобы неповадно было. А мне это не нужно. И так три дела на мне незакрытых висит. Я ведь не только над отказниками денно и нощно сижу, я и другую работу работаю.

Так уж получилось, что все бумаги по разным отказникам я сложил в одну стопку. Теперь мне нужно все это рассортировать и разложить документы по разным делам.

Копался я долго, потому что дело было нудным и больше походило на мартышкин труд. Но где-то между заявлением о пропаже кокер-спаниеля — он сам пришел домой спустя день после того как его хозяева написали заявление — и заявлением гражданки Поповой, о котором я уже рассказывал, я наткнулся на довольно странную записку.

Просидев с ней несколько минут и отчаявшись прочитать, что в ней написано, я без задней мысли выбросил ее в мусорное ведро. Не знаю, что в ней написано и знать не хочу. У меня и без того дел выше крыши.

Но хватило меня только на минут пять, не больше. А дальше я не стерпел и вытащил странную записку из мусорки.

Чем-то меня зацепила эта бумажка. Может, со скуки херней маялся, а может, тупо сбрендил на этой работе. Это совсем просто, вы не думайте.

Я еще долго медитировал над этим листком с абракадаброй. Я её и так и эдак пытался прочитать — все одно, ни фига не понимал. И потихоньку в мою бедовую голову закралась одна мыслишка.

Шутка. Это наверняка был чей-то розыгрыш. К примеру, оперов, которые, как мне кажется, еще во время учебы перепутали заведение — они еще те клоуны. Или начальника следственного отдела Щукина, что меня особо не взлюбил, хрен его знает почему. Правда, его весь наш отдел едва терпеть может, такой у него был характер. А быть может эти каракули принадлежали руке самого начальника отдела, он у нас вообще весельчак, массовик-затейник…

В общем, любой мог приложиться к этому листочку и сейчас, наверное, ржал, представляя, как я корячусь, пытаясь прочитать, что на этом листке написано.

Наверное, все-таки это просто тупой розыгрыш и место записке в мусорном ведре? Не удивлюсь, что когда я наконец прочту эту записку, то там будет сказано что-то типа «Томин, ты — идиот! Хватит хуйней страдать, дело гражданки Пироговой уже горит, твою же мать!» А что, вполне может быть…

Да тот же Шиповалов… В отделении за ним была слава первого балагура. От его розыгрышей страдали все. Обычно у них болели животы от смеха, но порой он перебарщивал и тогда страдал уже он.

Только вот не верил я, что это чья-то шутка. Хотелось мне, знаете ли, чтобы в этой записке была скрыта какая-то тайна… Ну а что вы хотите от полицейского, который только месяц, как получил диплом? Конечно, я знал, какая мне предстоит работа, но и не предполагал, что она будет в сотни раз скучней, чем мечтал.

Но это все мечты глупого мальчишки, а дело гражданки Пироговой и правда нужно было закрывать, чтобы не висело на мне. Все сроки уже прошли, состава преступления, я, как ни старался, не обнаружил, так что пусть гражданка Пирогова ищет свое ведро самостоятельно. А над этой абракадаброй я подумаю чуть позже.

Я потянулся, хрустнул суставами, положил листок с загадочной надписью на стол и придвинул к себе поближе дело гражданки Пироговой. Начиналась обычная рабочая рутина...

— Здорово, Паш, — распахнулась дверь, и в кабинет вошел Саня Шиповалов, мой сосед по кабинету и наставник. — Я опоздал или ты так рано?

— Я, — усмехнулся я в ответ. — Меня же никто по утрам не греет в постельке.

— Давно бы к Настьке подкатил, чего менжуешься…

— Да иди ты, — отмахнулся я. По Насте-следачке вздыхала вся мужская часть нашего отдела, а не только я один. Но Саня подшучивал по этому поводу только надо мной. Над другими ему уже надоело. Просто все успешно скрывали свои воздыхания, а я как-то и не сообразил. Еще и глупо запоролся перед ее сожителем — тем самым Саней Шиповалым.

— Ну и дурак. Ты парень видный, — засмеялся Саня.

— Лучше чайник поставь, — попросил я, переводя тему.

Саня кивнул и щелкнул выключателем электрического чайника, а потом обратил внимание на мой стол:

— Гражданка Пирогова и её ведро?

— Естественно, — пожал плечами я.

— Все мучаешься? Или таки решил закрыть?

— Закрыть, конечно. Срок уже прошел. Состава преступления нет.

— Так она же еще напишет! — усмехнулся Саня. — И опять тебе скинут.

— Будто сам не знаю, — буркнул я.

Дело гражданки Пироговой велось уже несколько месяцев. Сначала его вел Саня, но потом, когда я пришел на работу в отдел, он передал его мне. И оно портило статистику весь мой первый месяц работы. Сколько раз я его порывался закрыть, кто бы знал. Одна беда — я знал, что уже на следующий день после получения уведомления, гражданка Пирогова снова бы явилась в отделение писать заявление. Да и треклятые сроки о принятии решения о возбуждении уголовного дела…

Расскажу эту историю с самого начала, чтобы вы понимали всю его абсурдность. Несколько месяцев назад, а именно в мае, гражданка Пирогова, жительница подконтрольного нашему отделению пригородного поселка Старохолмье, обнаружила на своем участке кражу: пропало ведро. Побегав немного по поселку, гражданочка изъявила желание обратиться не к своему участковому, а напрямую в отделение с заявлением. Сказано — сделано. Заявление дежурным было принято, начальник его рассмотрел и передал в канцелярию, откуда оно по номенклатуре перешло к начальнику участковых уполномоченных полиции. Тот в свою очередь дал резолюцию по материалу о поручении его рассмотрения участковому, что был приписан к этому пригородному поселку.

На тот момент все сроки продления уже были похерены, но участковый, недавно вышедший с больничного, своим волевым решением задним числом выписал постановление о продлении срока проверки и принялся за работу.

Только вот согласно заявлению гражданки Пироговой подозреваемых в краже у неё было половина поселка, если не больше. И всех участковому, естественно, не получалось опросить в положенные законом сроки. Кто-то уехал на рыбалку или уже пару недель как не просыхал… А отказать в возбуждении уголовного дела участковый был уже не вправе без протокола опроса подозреваемых. Поэтому он, немного побегав и расписавшись в собственном бессилии, передал материалы по делу гражданки Пироговой в следственный отдел, то есть Сане. Почему не дознавателям? А хрен его знает, чем участковому следаки тогда не угадали. Может, загонял его Саня не по делу и он вот так мелко отомстил.

Саня в возбуждении дела, недолго думая, отказал за неимением состава преступления, но через неделю заявление о краже ведра у гражданки Пироговой вновь было на столе у начальника отделения. И все понеслось опять по заколдованному кругу делопроизводства. До того дня, когда я переступил порог нашего отделения. После чего дело о ведре спихнули на меня, и я уже месяц боролся, пытаясь его закрыть. А сегодня как раз вновь вышел срок продления проведения проверки, чему я был несказанно рад. Возможно, хоть на этот раз я это дело наконец закрою.

— Ну что ж, удачи тебе в этом нелегком деле, — произнес Саня и только хотел налить себе кипятка в чашку, как заметил лежавшую на моем столе записку.

— А это что? — спросил Саня.

— Да хрен его знает, — пожал я плечами. — Белиберда какая-то. Я ее в отказниках нашел.

— Ну-ка, дай посмотрю… — подцепил листок Саня и попытался прочитать. Через несколько секунд неимоверных усилий мыслительного аппарата, которые прекрасно можно было прочитать на его лице, он сдался и спросил: — Что это за фигня вообще? Признание в любви Наташе пишешь?

Наташка была нашим экспертом-криминалистом, и, в отличие от Насти, мужчины её сторонились. Кроме меня. Криминалистика — наука тонкая, и мне она всегда была интересна. То есть к Наташе у меня был чисто научный и дружеский интересы. Но подколоть меня и по этому поводу Саня считал своим ежедневным долгом.

— Нет, я же сказал — среди бумаг лежала. А ты уверен, что это не твое?

— Паша! Нафига оно мне? — улыбнулся Саня и я понял, что он и правда тут не причем. Слишком он тупил, когда пытался прочитать эту записку. Да и то правда, что чтобы меня подколоть, ему не нужны такие заморочки.

— Что с ней будешь делать? Выбросишь? — спросил Саня.

— Ага, сейчас. По закону должен принять.

— А при чем тут закон? На заявление это не похоже, — удивленно взглянул на меня Саня. — Вот скажи, ты его прочитать можешь?

— Нет, конечно, — усмехнулся я. — А ты можешь?

Саня театрально прокашлялся и начал читать:

— Кнкщке… Ой, да ну нафиг! Язык сломаешь. Выброси её в мусорку!

— А вдруг там что-то важное написано?

— Ага, какой-то дитятя развлекается, а мы тут головы себе нагружаем, — со скепсисом в голосе отозвался Саня.

— Блин, Саня, я и сам понимаю, что это скорее всего чей-то тупой розыгрыш. Но не могу её выкинуть. Хочу её прочитать, хоть убей, — с жаром воскликнул я.

— Знаешь, ты это с таким энтузиазмом говоришь, что и я проникся, — произнес Саня после короткого раздумья. — Дай-ка, еще раз взгляну.

Я протянул ему листок. С минуту Саня пытался прочитать текст, написанный в записке, а потом сказал:

— Ну что тебе, Паша, я могу сказать… Прочитать эту абракадабру я, честно, не в силах! Но…

Я вздохнул.

— Но мне кажется, что это шифр.

— Шифр? Ты в шпионов в детстве не наигрался? — улыбнулся я.

— Возможно, — легко согласился, пожав плечами, Саня. — Но чем-то похожим мы еще в школе пользовались, шпаргалки писали.

— Да? Значит, ты сможешь это помочь мне расшифровать?

— Помочь помогу, но немного, — кивнул Саня на свой стол, заваленный бумагами. — Сам понимаешь.

— Конечно, ты мне только подскажи, а дальше я как-нибудь сам, — сказал я.

Саня надолго задумался. Я молча ждал. И лишь спустя несколько минут Саня все-таки заговорил:

— Смотри, каждый шифр имеет ключ. Без ключа этот шифр практически невозможно расшифровать вручную. Эта записка без ключа, но в ней одна особенность…

— Какая?

— Число «17» видишь? Почему некто его не зашифровал? Мне кажется, это номер дома или квартиры. И тот, кто подкинул эту записку, намеренно так сделал — оставил это число. А ты как думаешь?

— Ничего я не думаю. Я не фига не понимаю!

—Шифр, по сути, примитивный. У нас в школе посложнее был.

— Мне он все равно непонятен, — пожал плечами я, взглянув на записку.

— Ну, тут все просто. Давай будет отталкиваться от того, что «гкткн» — это «дом», ладно?

— Почему ты так решил?

— Значит так. Смотри на это слово. Возможно, я ошибаюсь, но человек, написавший эту записку, воспользовался действительно одним из самых примитивных шифров. Заменой букв на числа и обратно.

— А это как? — удивился я.

— Ты чем в школе занимался?

— Учился я. А не фигней маялся, — буркнул я в ответ.

— Ну, как видишь, моя фигня полезней твоей учебы, однако, — хлопнул меня по плечу Саня. — Этот шифр используется вот так. Берем алфавит, в нем, как ты, наверное, знаешь, тридцать три буквы, каждой из букв мы присваиваем свое число…

Саня взял листок и быстро написал на нем все буквы алфавита, поставив напротив каждой число.

— Теперь мы записываем свое послание при помощи чисел. К примеру, мое имя будет выглядеть так, — он быстро написал внизу алфавита число «19 1 15 33». — Далее, — продолжил рассказывать Саня, — неким буквам в произвольном порядке присваивается цифра от нуля до девяти. Именно они и составляют ключ. Но так как у нас его нет, нам придется его выяснить. И тут нам помогает сама записка. По сути, число «17» ни к чему не обязывает. Но если моя интуиция меня не обманывает, тут написан какой-то адрес, поэтому слово «гкткн» — это у нас «дом». Как видишь, буква «д» имеет однозначное число. И ты его уже назвал…

— Четыре? — спросил я.

— Да, именно так. Значит, остаток слова «кткн» или четыре буквы, или две. Я считаю, что две — «ом», это наиболее приемлемый вариант. Теперь посмотри внимательно вновь на текст. Нам известно теперь целых три буквы. И мы можем попробовать найти их в тексте. С «д» мы пытаться не будем экспериментировать, слишком много риска ошибиться… Начнем мы с «о». Смотри, — Саня внимательно прочитал текст записки и, взяв у меня со стола красную ручку, в нескольких местах перечеркнул, написав сверху букву «о». — Но это мало нам что дает, не так ли?

— Ну да, — пожал плечами я. Признаться, что ни хрена не понял, и попросить повторить Саню еще раз у меня просто не хватало духа.

— Значит, пойдем другим путем, — улыбнулся Саня. — Напомни мне, под каким числом идет буква «о» в алфавите?

— Шестнадцатая, — посчитал я на пальцах.

— Правильно! Ай, умница, возьми с полки пирожок! — засмеялся Саня. — Взглянем на шифровку. Мы уже с тобой решили, что «о» у нас «кт», так?

— Ну, возможно, — неопределенно ответил я, но Сане и этого хватило за согласие.

— Тогда у нас получается, что буква «к» равна единице, а «т» — шести, — воскликнул Саня и взглянул на меня, видимо, ожидая восторженных возгласов и аплодисментов с моей стороны.

Я молчал. Я все еще ничего не понимал.

— Блин, — уныло вздохнул Саня. — Вот скажи мне, как ты закончил академию?

— Я? — переспросил я и серьезным тоном ответил: — Честно, не помню, мы в тот день всем курсом ужрались в хлам…

— Да я не об этом, — отмахнулся Саня. Он взял записку со стола, а потом ручку с красной пастой оттуда же и быстро отметил все буквы «к» единичками. — Так наглядней?

— Ага, — кивнул я, наконец-то начиная понимать.

— Ну, тогда дерзай. А мне пора заняться делами.

— Угу, — буркнул я, втыкаясь в записку с ручкой в руке наготове.

— На худой конец ты всегда можешь скачать с интернета дешифратор. Их там много, — произнес Саня, садясь за свой стол и зарываясь в бумаги.

— А? — смысл сказанного Саней не сразу дошел до меня. Но когда наконец я понял, то не стал сдерживаться в выражениях: — Блин, Саня, ну ты и гад! Что, не мог раньше сказать?

— Но ты так внимательно слушал! — заржал Саня.

— Тоже мне, препод выискался, — проворчал я, движением мышки приводя компьютер в сознание. Тот загудел и медленно расцвел неожиданной картинкой на рабочем столе: улыбающаяся Настя, принимающая от меня подарок на восьмое марта. Саня и до компа моего добрался… И когда только успел...

Решив не обращать на это внимания, я кликнул по иконке браузера и вбил в поисковик запрос. А спустя пару минут загружал уже установленный на компьютер дешифратор.

Скоро, совсем скоро я наконец прочту эту долбанную записку. Если мне никто не помешает. И только эта мысль промелькнула в моей голове, как зазвенел телефон.