Излом (джен)

Покоя не было. Говорят, он должен был прийти вместе со светом и забвением. Какая чушь.

«Кто?»

Вейдер попытался открыть глаза — веки едва слушались. Шок уже отступил, но боль отсутствовала. Лицо стягивала маска, сквозь щель между век мир расплывался рваными пятнами. Что-то черно-белое застыло справа, спереди — невнятная серая смесь. Машины медблока? Слева вплотную стена — холодила нарощенную синтекожу.

Чудо, что на нем еще осталась кожа. Чудо, что остался он сам.

Он не должен был. Недоработали.

Странно, ведь планировали долго. Визит на Кессель не случайно переносили, никак не могли согласовать сроки. Взорвали машинный сектор уровнем выше, здание схлопнулось внутрь, он падал минимум шесть пролетов. Сверху — арматура и камень, снизу — взрывная волна сжатого газа. Эффект домино, улик наверняка не осталось. Сопротивление костюма — до пяти атмосфер, на него обрушили семь. Заранее сожгли кислород, напитали углекислотой — персонал странным образом не заметил, но датчики…

У них был доступ к его медкартам. Не было к врачам — врачи могли бы убить проще.

Кто?

Сбоку пошевелились.

— Энакин, о Сила великая, Энакин…

Он узнал голос.

Черно-белое пятно поднялось, смешалось с рыжим. Она нащупала его пульс у шеи одной рукой, будто хотела убедиться, что машины не врут, другой чем-то щелкнула в аппарате. Запищало.

— Болит?

Он едва держал веки. Она впрыснула ему бантову дозу анальгетиков и еще немного сверху. Перепугалась. Боялась разрыва сердца? Она явно не знала, какие из ран старые. То есть не знала ничего. Получи он вместе с падением и взрывом все травмы Мустафара, его бы не вытащила с того света и вся Сила мира.

Пришлось сконцентрироваться, чтобы качнуть головой.

— Убери…

На большее его не хватило. Но она поняла сама, иначе бы не сомневалась. Постояла над ним несколько секунд, но все же послушалась и что-то перещелкнула на приборе.

Боль вернулась липким маревом на краю сознания. Но не изменилось ничего больше. Он все еще продолжал дышать сам. Она, наверное, думала, что так и надо… Он знал, что он не может. Не сам, не без Силы. Нужны специальная маска, набор кислородной смеси. То, чем он дышал, этой смесью не было. Лишь Сила заставляла его выжженные легкие работать.

Сила дала ему жизнь и сохраняла ее сейчас. Ни на что большее в ближайшие дни его мощи не хватит. Бессилие жгло душу. Нужна маска, нужен костюм… Он очнулся слабее неразумного юнлинга.

Асока огладила его лоб ладонью, положила вторую руку на живое плечо. Перед глазами начало проясняться, обострился слух. Он услышал, как она плачет.

— Я все это время думала, что ты мертв, а ты… — Асока махнула рукой, подавилась всхлипом, захрипела, ее голос сжался, словно он сейчас сдавливал ее шею и выбивал из нее воздух. — Что эти ублюдки делали с тобой? Тебя держали на Кесселе? Сила великая, как ты вырвался? Как смог меня найти?

«Найти».

Вейдер скосил к ней взгляд. Разумеется.

Сила вела его все это время, держала в живых. С самого детства, через войну, сквозь огонь Мустафара и муки рождения Империи. Всю его жизнь.

Что Асока вообще делала там, на этом проклятом заводе?

— Мы были там с друзьями… — он едва мог разобрать ее речь, пока она давилась слезами и соплями. — Какая-то большая шишка прилетала, все подняли с ног на голову, стянули к верхам охрану… А мы давно ждали случай вытащить Кеса… Ну и вот…

Она рвано вздохнула и остановилась, словно кросс бежала. Вейдер чувствовал дрожь ее рук. Асока не знала, куда их деть, положила ему на голову и начала гладить. Не испытывала отвращения? Непривычно.

— Вытащили?

Асока заревела в голос и судорожно закивала, барабаня лекками по постели. Свалилась коленями на пол, уронила голову на кушетку, прижалась монтралами к его обвитому проводами животу. В правом боку стрельнуло; над тем местом, где было бедро, прошел импульс. Вейдер сжал зубы. Только сейчас понял, что не чувствует ног. Асока продолжала реветь и наглаживать ему голову; Вейдер обдумывал план. Одно слово, конечно, но хоть что-то на пару ближайших дней.

В его случае ничего не помнить — нормально. Не желать об этом говорить — тоже. Это знал он, это знала Асока, это должны были знать все повстанцы, с которыми она пожелала связать жизнь. Его, конечно, станут спрашивать, но молчания будет достаточно… Хуже было с политикой.

То, что Кеноби ничего не сказал Асоке, еще не значило, что он не поделился с союзниками. Нужно заставить отряд Асоки молчать, если они еще не послали рапорт. Пары дней хватит, чтобы вчерне разобраться, что происходит. Если его смерть признают официально, значит, Палпатин списал его со счетов, и тогда неважно, кто готовил убийство — конец останется тем же самым.

Если же нет, то появлялся шанс.

Нужно убедиться, что его не засекли, познакомиться с временными союзниками, проверить их на вшивость и отсечь ненадежных, решить вопрос с жизнеобеспечением и протезами. Ноги… с протезами просто, если есть детали. Хуже, если проблема в позвоночнике. Одновременно ходить и дышать будет сложно. И кого они там вытащили из тюрьмы? Устроить ему несчастный случай, если он опасен…

В дверь постучали.

В щель просунулась чья-то покрытая мехом рыжая голова. Зрение почти восстановилось, но обзору все равно мешала маска, и свет резал глаза. Со временем адаптируются, но сейчас…

— Да, Алек, да, — Асока подняла голову с койки, вытерла ладонью лицо и наконец встала сама. Вейдер впервые смог ее разглядеть: не лицо даже, а фигуру, потому что она отвернулась.

Экзот что-то прокудахтал. Вейдер даже не смог опознать язык — никогда не интересовался особо.

— Говорит, ребята разжились для тебя питательным составом и капельницей, — ее голос наконец немного окреп. — У нашего медика полетела материнка, так что я не знаю, что тебе предложить, но парентеральное…

— Да, — губы ощущались, как каменные, — и воды.

Асока наклонила голову, перекрыла собой свет. Вейдер впервые разглядел ее лицо: зрелое не по годам, посеревшее, с сеткой шрамов за подбородком.

Где-то под сердцем екнуло. Куда эти ублюдки ее заслали, где ей располосовали шею?

Асока глядела на него полными слез глазами, и он ее не узнавал. Голос — да, все остальное — нет. Глаза, губы, лекку, сами черты лица… Словно из нее сначала высосали жизнь, а после кое-как оживили.

Неважно.

Неслушающимся протезом он дотянулся до ее руки. Если хочется жить, самое время начинать.

— Не говори… никому.

Ее губы скривились, она прищурилась. Глаза заискрили, словно колючий песок на свету. Она сжала его пальцы ладонью.

Что-то мелькнуло на грани мысли, что-то чувствовалось. Что-то было не так.

Вейдер оставил мысль на потом, втолкнул в себя больше воздуха, чтобы продолжить, но Асока кивнула прежде, чем он успел начать.

— Никто о тебе не узнает, — сказала она. А смотрела на него — будто молилась.

У него не было сил ей отвечать. Боль разгоралась внутри по мере того, как отступали наркотики. Все его жалкие остатки сил уходили на то, чтобы не дать ей захлестнуть себя целиком.

Асока молча поставила ему капельницу. Следом пришел экзот и принес воды, и Асока дала напиться. Мир вокруг затухал с каждым ее движением.

Когда она вышла, чтобы унести стакан, он заснул.

* * *

Вейдер не понял точно, сколько так пролежал, но, когда вновь очнулся, шум приборов вокруг стал тише. Боль вновь притупилась, в голове прояснилось, зрение пришло в норму. Он впервые смог накопить сил, чтобы пошевелить шеей и оглянуться: было бы на что смотреть…

Базовая модификация лазарета, списанная еще до войны модель терминала и какой-то дроид, сваленный кусками по запчастям в одну кучу. Серые стены, серый потолок, темные пятна грибка на потолке. Ничего подходящего под оружие. Воздух влажный, тропический: пока он спал, накрылась система кондиционирования. Потому и проснулся — дышать без сознательной концентрации не получалось. Позор да и только: границы его Силы определились довоенным вентилятором. Катетер в вене, рядом капельница с парентеральным и физраствором, несколько пустых банок, трубки скручены… Судя по количеству, спал четыре, шесть, может, восемь часов — приемлемо.

Вейдер вновь попытался пошевелить ногами — тщетно. Потом протезами рук — сначала левой, затем правой. Пальцы лениво стукнули по койке. Повертел шеей — захрустела. Скосил взгляд к груди: ни единого места без бинтов. Колто?..

Странно. Оборот бакты, конечно, под надзором, но не таким, чтобы его нельзя было обойти. Или он что-то пропустил, и в Альянсе стало совсем плохо с деньгами?

Вейдер повел плечом, сцепил зубы: на груди кожа пострадала больше всего. Потянуло, закололо внутри. Закрыл глаза, сделал глубокий вдох и задержал дыхание. Перевел концентрацию Силы из легких ко всему телу. Зажмурился: боль тут же стала острее, но много времени и не требовалось. Голове повезло, никаких повреждений не нашлось. Ушиб двух рёбер, трещина ключицы и лопатки, внешние повреждения торса. Основной удар взял на себя костюм. Переломанная спина, но каким-то чудом без смещений… Повреждение спинного мозга.

Вейдер вынырнул из медитации, вновь сконцентрировал Силу на дыхании. Принял боль.

По потолку шла трещина. Здание было из камня, а не из стали… Можно замазать побелкой и забыть, и надеяться, что потолок не рухнет.

Глубокий вдох, ровный выдох. Сила внутри легких, трахеи и того, что осталось от бронхов. Выдох — и Сила внутри позвоночника.

Дышать или ходить?

Что выберешь, Скайуокер?

* * *

Асока пришла через час и закатила перед собой инвалидное кресло.

За ней следом шмыгнул вчерашний экзот, напяливший поверх меха белый халат. Наэлектризованная шерсть торчала иголками во все стороны, светилась дурацким нимбом в холодном свете ламп.

— Это Алек, — представила его Асока.

«Ветеринар», — добавил про себя Вейдер.

Он уже час лежал без дела, размышляя над тем, сколько воздуха требуется, чтобы не упасть от кислородного голодания.

— Он из нас больше всех понимает в медицине, и это его заслуга, что вчера мы нашли для тебя питание, — она потрепала экзота по плечу. Тот что-то застенчиво профырчал, перебирая в руках склянки.

— Мы сейчас тебя перевяжем и посмотрим, что стало со швами, ладно?

Асока принялась деловито обрабатывать руки какой-то проспиртованной дрянью. Ее плечи дрожали. Держалась крепко, но забалтывала себе зубы, пока непослушные пальцы сминали бинты и вату.

— Ему обязательно быть здесь? — голос теперь слушался лучше.

Асока бросила несмелый взгляд на напарника. Тот что-то сказал ей, ободряюще сжал ее руку и вышел, оставив склянки ровным рядком вдоль койки.

— Я не слишком хорошо умею во врачевание, — она встретилась с Вейдером взглядом, прищурилась.

Он читал в ее глазах: она боялась его касаться.

— А я не слишком хорош в доверии.

Асока сжала губы, опустила взгляд, начала нервно рвать вату двумя руками.

— Если честно, я просто в панике. А что, если я раскрою бинты и не выдержу? — выдала как на духу она. — Ты для меня слишком важен, Энакин! Но не для него. Он сделал бы лучше.

— Это всего лишь бинты.

Хуже уж точно не будет. Хуже было некуда.

Асока не стала спорить, только покачала головой и хлестким движением сорвала верхний слой, пока еще держала себя в руках. Быстро начала сматывать, тут же обрабатывая смоченной в колто ватой.

Вейдер следил за ней, пока она работала.

Даже не верилось, что последний призрак былой жизни вернулся к нему не затем, чтобы добить. А ведь Вейдер уже стер ее из памяти.

Хорошо, что она не забыла — теперь и ему предстояло вспомнить.

Асока орудовала ватой по груди, как юнлинги светаками: глупо и бесцельно. Словно думала, что разгладит на нем старые шрамы. Будто собственную вину стирала.

Асока видела перед собой муляж. Новую куклу, которую назвала старым именем. Латала ее, заботилась, берегла. Неизвестно, что станет с ней, когда мираж рассыплется. А кого видел перед собой он? Что он мог с этим сделать?

Любить, простить, понять? Она его даже не искала.

Вейдер скосил взгляд к груди: несколько вертикальных порезов и длинный ожог по правому боку. Ерунда. Под завалом, видимо, искрило, да он и не заметил.

Когда Асока закончила, она прижала к себе грязные тряпки и застыла над ним с остекленевшим взглядом.

— Когда-нибудь — вместе — мы убьем тех ублюдков, что сделали это с тобой, — холодно пообещала она.

Тут был бы самый момент усмехнуться.

Асока встретилась с Вейдером отчаянным взглядом, смяла бинты и бросила куда-то под кушетку. Следом достала щипцы и блюдо.

— Когда ты пришел, у нас ничего не было, — напряженно сообщила она, обрабатывая инструмент спиртом. — Ты был едва жив, шатался из стороны в сторону. Пришлось импровизировать.

Она оправдывалась. Потом указала взглядом на грудь, и Вейдер проследил за ним, еще не до конца понимая.

— Сейчас дам наркоз.

Скобы, проволока. Она загнала в него Силой металл вместо ниток, чтобы сцепить края ран. И то, что сначала он принял за ожог от искр, теперь больше походило на выжженую мечом плоть.

Радикально.

Как дважды два было подхватить заражение, но если она на такое пошла, значит он мог умереть на месте от потери крови. Отсюда и бессилие — отсюда, а не от переломов. Хороший выход нашла, правильный. Он такого от нее не ожидал.

— Нет.

Неизвестно, сможет ли он дышать под наркозом. Проклятая влажность никуда не делась, кислорода не хватало, Сила исчерпывалась с каждым вдохом.

Асока нахмурилась, но кивнула и принялась вытаскивать скобы.