Излом (джен)

— Что бы ты делала, если бы мы не нашли Гик? — спросил Вейдер Асоку, когда они шли к ангару.

Была ночь, Со вместе с половиной солдат улетел еще два дня назад, бросив текучку на заместителя. Заместитель особо подозрительно на них косился, когда они вечером брали с собой еды на троих и за троих же отъедались. Решили перестраховаться: путь предстоял дальний, остановок на заправку не предвиделось.

— Выбила бы из Со данные. У него наверняка есть полное досье на «Союз», раз он так вовремя появился. Поэтому мы с ним и улетели. Ну и чтобы тебя прикрыть тоже.

Точно. Она же все еще думает, что на него охотится Империя… Пусть верит во что хочет, лишь бы не раскопала правду, пока сама к ней не готова.

— А не проще было сразу с ним поговорить?

— Не проще, — Асока криво ухмыльнулась, крепче затянула на талии поясную сумку и проверила батареи на ремне. Бластер к ним висел у бедра, прямо под магнитом для меча. — Он считает, мы суем голову в петлю. «Союз» слишком силен, чтобы брать их нахрапом и верить, будто останешься целым. А помогать против них он не станет: он дерется против Империи, а имперцы-то к «Союзу» отношения не имеют. Тут все так же, как и в Республике. Проще смириться, чем изменить.

— Звучит разумно.

— Двуличный сукин сын, — бросил Кес.

Асока хмыкнула, с щелчком открывая дверь.

— Посмотрела бы я на тебя, когда ты увидишь Альянс.

В ангаре стоял корабль — тот самый, на котором они сюда прилетели, который и обещал Вейдеру Лакс.

Асока присвистнула своей удаче. Кес уверенно рванул вперед, на ходу выискивая механиков или пилотов, но никого не находилось.

— Они же, вроде, на нем улетели? — не скрывая волнения, Асока припустила за ним следом.

— Видимо, в последний момент взяли истребители. Торопились же вот и вылетели, едва вернувшись на базу.

Вейдер усмехнулся. Как быстро пытливый ум находит удобные объяснения. Кес мог сколько угодно плеваться ядом в Герреру, но в глубине души-то все равно считал его союзником вот и расслабился, даже не думая искать двойные смыслы. Забавно… Потертый жизнью бандит в чем-то оставался наивным как ребенок.

Внутри корабля все осталось прежним, разве что большинство ящиков с припасами исчезли. В трюме стояла лишь пара. Вейдер с ухмылкой открыл один из них: несколько сухих пайков и вода, через перемычку — гранаты и пушки с патронами.

— Это их обычный НЗ, «Партизаны» такие на каждом корабле оставляют, — Асока ловко залезла внутрь и выудила оттуда пачку с какой-то мутной субстанцией. — Помню, за этот суп была готова Лаксу руки расцеловать после химической баланды на кораблях Альянса.

— Ондеронский? — поднял бровь Вейдер.

Асока рвано кивнула, бросила суп назад в ящик и повела языком за щекой, внимательно всматриваясь за плечо Вейдера. Кес был далеко: разбирался с электроникой в кабине, настраивал маршрутную карту, шумел.

— Не оставил бы тут Со этот корабль, — изогнув губы, недоверчиво протянула она. — Он же меня знает, не стал бы так рисковать. Все, на что я рассчитывала, — пара истребителей, да и те бы пришлось перенастраивать…

— Так может Бонтери?

Асока скосила взгляд на Вейдера, вся напряглась — задрожали губы.

— Лучше уж Геррера.

Вейдер ее не понимал. Может быть, когда-то между ними и произошло что-то важное, но о важном не говорят с надутыми губами — в его мире за важное убивают. Все остальное — глупые обиды и детский лепет.

— Что между вами случилось? — хотелось все же исключить тот вариант, что повод для конфликта был настоящим.

Асока тяжело вздохнула, потерла ладонью лоб и плюхнулась поверх ящиков. Корабль вздрогнул, трап поднялся, и закрылся люк.

— Вот зачем тебе знать? — Асоке пришлось держаться за Вейдера, чтобы не свалиться на пол.

— Может быть, потому что мне важна твоя жизнь?

— Нашелся родитель мне на голову, — хохотнула она.

Родитель.

Она сказала это так легко и не задумавшись, а у Вейдера все перехватило внутри. Прежде, где-то на краю сознания, мелькали мысли об их прошлом и об его за нее ответственности. Он отдавал себе отчет в том, насколько Асока ему дорога, понимал, почему хочет, чтобы она и дальше была рядом… Но так откровенно, так просто и правильно он до последнего о ней не думал.

Вейдер часто размышлял о том, что было бы, останься Падме жива. Они ведь даже детские имена подобрали: Люк, если родится мальчик, Лея — если девочка. Пять лет назад, когда Ван-Вал перебрал его по кускам и собрал во что-то цельное, удалось даже сохранить остатки репродуктивной системы. Тут клонированные клетки, там протезы и синтекожа… Даже гормоны почти стабилизировали, но медицина не творила чудес. Все, на что Вейдер был сейчас способен — это простые процессы. Его единственными детьми могли бы стать лишь собственные клоны. Можно было добавить при клонировании и клетки женщин, можно было даже достать материал Падме, но он не хотел. Так — не хотел.

А Асоку он воспитывал три года, при нем она превратилась в девушку из ребенка. Три года — так мало для целой жизни, но то были годы войны, а на войне и один год шел за три. Они сроднились, стали семьей. Многое из того, что когда-то было присуще ему самому, он замечал в ней и сейчас: жесты, слова и позы. Решения, которые она принимала; путь, по которому она пошла.

Дочка.

Вейдер словно проснулся, когда Кес коротко выругался, и корабль задрожал под ногами, зашумели двигатели. В салоне вырубился свет и включилась аварийка, раскрасила красными пятнами кожу Асоки.

— Чувствую себя, как в какой-то храмовой исповедальне, — она нервно дернула плечом, зыркнула колюче на Вейдера. Не заметила, как он отреагировал на ее слова про отцовство.

Он промолчал. Незачем было объяснять, что он очень далек от Храма: поняла уж давно, не слепая же.

— Это началось еще, когда я была в Альянсе, — она подтянула к себе ногу, другую свесила с ящика, ухватилась за выступ в панели второй рукой. — Тогда и Со еще с ними работал, некоторые миссии у нас были общими. Времени еще прошло мало, никто ничего не понимал, не могли найти ни места, ни правды… Бились не пойми за что, не пойми за что умирали. Тогда было… — Асока замялась, напряглась, повела рукой, пытаясь найти слова, — тогда было, знаешь, будто все в последний раз. Вокруг нас рушился мир, и мы пытались как-то его спасти, как-то спастись сами. Сама даже уже не помню, как мы с Лаксом оказались рядом. Одна ночь, другая… Переписывались рвано, виделись раз в пару месяцев, когда пересекались в одной системе. Я даже не заметила, когда он перехватил на планете власть и занял место губернатора. Я вообще упустила момент, когда он изменился.

— Изменился? — Вейдер поднял брови.

— Ну, знаешь, — Асока криво ухмыльнулась, — стал политиком из партизана. Хотя… — она почесала между монтралами, откинула голову назад к переборке, — чего уж там? Наверное, он им всегда и был, это просто я, дура близорукая, ни криффа не разглядела.

Вейдер постарался вспомнить Лакса в те годы — пацан пацаном. Нечему там было меняться, просто он вырос. Вырос, как и Асока, как и Геррера, как и все эти глупые повстанцы из Альянса на войне — война его и воспитала. Легла верхним слоем на базис личности, вот и получилось имеющееся. «Основная проблема современной молодежи», — как любил повторять Пестаж. С этим даже работали какие-то комитеты, но Вейдер никогда не вдавался в детали. Штурмовики из проблемной молодежи получались отборными — ему большего и не требовалось.

— В общем, к тому моменту, как я начала понимать, что в Альянсе меня используют вместо знамени и затыкают каждую дыру, мы с Лаксом уже года два поддерживали отношения. Когда я все-таки вырвалась из этой кабалы, — Асока горько усмехнулась и обняла себя за прижатую ногу, — я как раз попала на Кореллию. Мы ушли вместе с Джарри, его тоже допекла вся эта хваленая показуха. Он меня с Кесом и познакомил. Веселое было время… — Асока неловко скривилась, почесала шрамы на шее, болезненно увела взгляд. — Мы упивались свободой и алкоголем, даром, что все были вне закона и дела решали как раз незаконные: то починить байк после гонок, то этот же байк увести… Было время, что даже отсиживались у Со на базе, когда надо было залечь на дно. Помогали ему, чем могли. Нам всем было плевать на идеи, да и Со-то, если уж совсем честно, тоже насрать, что там в головах у тех, кто за него дерется — лишь бы были верны и крепче держали пушки. А с пушками мы сроднились… — Асока поджала губы, хлопнула себя по карманам — сигареты кончились — потом замотала головой в поисках чего-то и подскочила с ящика.

Вейдер сам оперся на него боком и проследил, как Асока сначала вытащила из корпуса какую-то стенную панель, потом пошарила в дырке руками и ничего не нашла, а затем быстрым шагом пересекла салон и зашла в каюту — вышла оттуда уже с двумя бутылками эля. Бросила одну в Вейдера, другую откупорила Силой и глотнула.

— Добро Лодди, — рвано бросила она, упав на пол у той же стенки, где стояла. — Со с него каждый раз за это шкуру дерет, да все ничего не помогает, старый он алкоголик. Говорит, что может каждый день сдохнуть, а что же это за пустой день без бутылки-то?

— И долго он уже так? — Вейдер откупорил бутылку, глотнул. Вкусно.

— Долго, — Асока согнула ноги, положила прямые руки на колени, проследила за тем, как играет блик на бутылке. — Три своих отряда пережил. После последнего Со, кажется, даже смирился, — Асока бросила на него косой взгляд и пояснила с ухмылкой: — примета.

Асока еще отпила пива и растерянно повертела бутылку в руке, выискивая что-то в отражении. С планеты давно взлетели и уже, кажется, шли к гиперу. Вряд ли Кес был так занят в рубке, скорее просто слышал их и не хотел мешать.

— В общем, тогда с Лаксом все было чисто-ладно, и связь сложилась во что-то вроде, — Асока хохотнула, дернула пальцами, рисуя кавычки, — отношений. Даже жили какое-то время вместе, пока ему удавалось урвать дни между Корускантом и Ондероном, а у меня на Кореллии ничего не горело. И все бы тут прекрасно, не реши он в один день показать мне дом.

Асока сделала большой глоток, откинулась к стенке, задрала к потолку голову. Продолжила уже с закрытыми глазами и тихим голосом:

— Прилетели на Ондерон — закат, Дксун над головами, птицы там эти дурацкие… Красиво, не описать: замок, дух прошлого, воздух юности… Сидела рядом на всех обедах, сортировала секторальное дерьмо. Поначалу было даже забавно: все что-то новенькое в нашей грешной жизни. А потом на одном из заводов случился сбой, Лакса в тот день на планете не было, и меня попросили посмотреть. Я и слетала — нашла там какого-то непутевого директора, он начал зубы мне забалтывать про следствия и причины, валил все на подчиненных… А дело-то подсудное, объект на военном балансе. Я поняла, что так с ним и провожусь полночи, внушила рассказать, как на духу — он и вывалил про диверсию и партизан. Партизаны нашлись тут же: смешались с работягами да были все того же разряда, что и мы сами пять лет назад. Я с ними говорить — они стрелять, еще и ласковым словом прошлись по нашей с Лаксом связи. Кричали про то, что оружие с завода идет на Кашиик, где им покрывают нужды фабрик, порабощающих деревни вуки подчистую. Мне тогда, если честно, было плевать: они подняли на меня оружие, я оборонялась. Прирезала одного, другие дали деру. А знаешь, что мне потом Лакс сказал, когда прилетел?

— Мм?

— «Спасибо».

Вейдер глотнул пива, ожидая продолжения, но Асока замолчала, смотрела на него и ждала реакции.

— Спасибо! — всплеснула руками она, поняв, что рассказ эффекта не возымел. — Никаких «прости», никаких «извини», никаких объяснений в том, что это в первый и единственный раз!

Если честно, Вейдер не совсем понимал, что именно она хотела услышать: и от него, да и от Лакса тоже. На краю памяти воскресла какая-то истерика Падме на счет чего-то очередного политического. Он тогда превозносил диктатуру, она — демократию. А глядя с позиции власти, Вейдер вообще мог сказать, что, если б не те заводы на Кашиике и не планомерные атаки Герреры, никогда бы Бонтери не приобрел там свое влияние и не выбил джапраэльской корпорации контракт на землю, где уже года два как строилась зона рекреации, школы и больницы. Так что от этих самых пушек, которыми их порабощали, вуки даже выиграли. И Бонтери, конечно, тоже — и по влиянию, и по кошельку.

— В политике часто нужно марать руки, чтобы добиться чего-то большего.

— А то я не знаю! — вспылила Асока, допила остатки пива и бросила бутылку в утилизатор, попав ровно по центру люка. — Мотма, уж будь уверен, мне все мозги проела своей гнилой моралью, когда ее белые тряпки были слишком чисты, чтобы самой разгребать свое дерьмо! Я же говорила, почему никто из нас никогда бы не сдал тебя Альянсу! Да потому что эта политическая шлюха в горло любому джедаю вцепится, чтобы он покрывал ее интересы! Это же так удобно — рыцари света, податели справедливости! Никто и слова не скажет, когда такой появится на переговорах — все будут плясать под его дудку, чтобы остаться в своем уме и с памятью!

Асока соскочила с места и ходила по салону, как заведенная; зашла еще раз в каюту, но вернулась еще злей: не нашла больше в нычке бутылок. Вейдер ждал, пока она успокоится. Хотел все же дослушать историю.

— В общем, оно как-то на время забылось, да и у Лакса нашлась свободная неделька, так что то время мы провели вдвоем. Я уже и из головы этот завод выбросила, думала — ну случайность, ну с кем не бывает — а потом, в конце той недели, он решил закрепить успех.

Асока замолчала, сжала кулаки, отвернулась от Вейдера куда-то к проходу, откуда уже неслись шумные байки из какого-то голошоу. Ее губы дрожали, она сцепила зубы так крепко, что обострились скулы.

— Вино, кольцо, предложение. Помню, плеснула то вино ему в лицо и улетела первым же рейсом. Три года так и не виделись.

Вейдер прикрыл глаза, глотнул пива. Впервые подумал о том, как же тяжело бывало с ним Палпатину. А уж как было тяжело Кеноби-то не хотелось и вспоминать.

Асока вцепилась в него взглядом, смотрела пучеглазо, ожидая реакцию на откровение, а Вейдер отслеживал ее эмоции Силой, пил пиво и не знал, что тут вообще сказать.

— Ты с ним-то про это говорила? — воззвал к ее разуму Вейдер.

— Про что? — Асока мотнула плечом. — Про то, что хотел заиметь меня в вечное пользование, как Мон?

Вейдер устало опустил одну руку с бутылкой на ящик, другой почесал голову.

— Про то, что для него важно и что важно для тебя. Про компромиссы.

Святой Коррибан, всей линии Бейна на смех! Ситх, обучающий девчонку компромиссам…

— Про это со мной потом Джарри говорил, — усмехнулась Асока. — Учил уму-разуму. Говорил, что дура, что жених приличный, что легализуюсь через свадьбу и стану свободным человеком, а что будут обязательства — так у кого их нет? Кес тогда, как это услышал, впервые на моей памяти дал ему в челюсть. Сказал, что только раб будет торговать свободой.

Вейдер поднял брови, стукнулся зубами о бутылку, хотел сделать глоток — пиво кончилось. Выдохнул тяжело прямо в горлышко, высматривая на дне правду. Если уж Кес вступился за честь Асоки, то тут, конечно, и не поспоришь: кому, как не ему, корелльскому анархисту, знать правду жизни? С подачи-то Асоки и с его максимализмом неудивительно, что он хотел пересчитать Геррере зубы и возненавидел Бонтери.

А ведь если бы тогда Асока согласилась, если бы все-таки вышла за Лакса замуж, он бы услышал про нее раньше, потом бы даже встретились где-то в сенате или во дворце на каком-нибудь ежегодном приеме… Связались бы уже давно, и кто знает, как обернулось бы для нее покушение? Да и с ним самим что бы тогда произошло?

— Тебе мое мнение вообще нужно?

Асока упала рядом с Вейдером на ящик, с которого начали разговор, тяжело вздохнула, но все же кивнула, встряхнув лекками. Смотрела на него исподлобья, сжала в линию губы.

— У меня на столе лежало досье на Бонтери, — решил признаться он. Пусть в конце концов знает, трезвее будет смотреть на мир. — Он чист: не проходил ни по ведомству госбезопасности, ни по военному. Не замешан в коррупционных скандалах, не лоббирует чужие интересы. Его зона влияния объективно стала жить лучше: своих он поддерживает. А если бы ты появилась на Ондероне в течение двух последних лет, мне бы про тебя доложили.

Асока и бровью не повела, только в глазах на мгновение мелькнуло удивление. Да и то не понятно, от того ли, что Лаксом заинтересованы структуры или потому, как близко свела их с Вейдером судьба и как разделила.

В Империи нет хороших людей, как не было и в Республике. Те, кто попадают в политику, всегда чем-то жертвуют. Кто-то, как Бонтери, чистотой. Кто-то, как Мотма и Амидала, идеализмом. А кто-то всем имеющимся, как Палпатин. Взамен обретают деньги, влияние и власть. Распоряжается этим то, что потом осталось от человека. От многих ничего и не остается, и тогда деньги теряют смысл, власть развращает амбиции, а влияние рассыпается песком, едва успев зародиться. Как все это объяснить Асоке, когда она даже в самых обычных чувствах все перепутала?

— Ты уверена, что правильно поняла его мотивы?

— Да что тут не понять? — Асока понурилась, свесила голову, уставилась пустым взглядом в пол. — Думаешь, он такой дурак, что не понимал, что для меня брак с ним будет той же самой политикой? Карманные джедаи удобны, ему нужен был козырь, и он предлагал сделку: легализацию в обмен на несвободу — опять. То же дерьмо только в профиль.

— Он мог преследовать не одну эту цель. Почему ты думаешь, что не интересна ему сама, как человек, а не как джедайка?

Асока как-то невнятно скривила губы, собрала руки перед собой в замок, поглядела на Вейдера исподлобья.

— Я ему в глаза тогда смотрела. Ему самому от себя гадко было, мне было гадко. Он мог бы потом со мной сотню раз связаться — я бы отшила, конечно, но хотя бы поняла, что он переживает. А вместо этого в качестве отступных он оставил меня в покое.

Вейдер хмыкнул, откинулся к стенке, поиграл в руке пустой бутылкой. Оставил в покое… Хорошо же он ее оставил в покое, что обвесил следаками всю линию Селосила, чтобы держать руку на пульсе. А она ведь с «Сыновьями» работала-то всего месяц, пока готовилась проникать на Кессель.

— Если ему все равно, почему Со прилетел за тобой на Кабал?

Асока сжалась, вымученно посмотрела на Вейдера из-под опущенных ресниц.

— Питает надежды, — невнятно махнула рукой она, — играет в благородство.

Слабо, Асока, слабо.

— Ты похожа на меня, каким я был десять лет назад, — Вейдер откинулся к стенке, забросив пустую бутылку в утилизатор. — Я учил тебя, и ты не могла не перенять моих качеств. Но с тех пор многое произошло. Я знаю таких людей, как Лакс. Он не допустит рядом с собой слабое звено. То, что ты видела на Ондероне, было твоей проверкой. Такой человек, как он, не пустил бы в зону влияния чужака — он осознанно показал тебе ту жизнь, которая бы тебя ждала, окажись ты с ним рядом. Можешь не верить, но он сделал это из заботы о тебе же. А на связь с тобой не выходил, потому что увидел ответ.

— Ну и где же здесь вся та его любовь?

— А при чем тут любовь? — Вейдер повернул к ней голову, надеясь, что она поймет правильно. — У него есть долг и грязные руки. Та, кто будет рядом с ним, вынуждена будет это с ним разделять. Это он должен был показать. А уж остальное, — Вейдер махнул рукой, — на остальное у вас были годы до этого.

Асока закусила губу, отвернулась в сторону, опять прижимая к себе колено. Из кабины доносились какие-то пошлые шутки и тупой закадровый смех, изредка разбавляемый зычным хохотом Кеса. Они, должно быть, уже пролетели пару десятков парсеков, пока проясняли загубленные отношения.

— Ну а ты? — она не нашла ничего лучше, чем сменить тему. — Кем ты был в Империи, что так высоко смотрел?

Вейдер сжал губы, прищурил глаза. Не то, что следовало сейчас озвучивать. Не то, что будет безопасно до тех пор, пока он не вернется во дворец с триумфом, пока не слетит с плеч голова предателя. Не то, к чему она будет готова, пока не осознает сама.

— Если и расскажу, то позже. Ты сама уже могла бы сопоставить факты.

— Если ты из людей Вейдера, то они должны были отправить за тобой убийц.

Если бы знали, что жив. Каким-то чудом враг не догадывался. Скорее всего, опять тот союзник, который пустил на уровень кислород. Скорее всего, кто-то близкий к заказчику… Сам Вейдер бы поставил на Даалу: из-за этого ее флот и мог пропасть с радаров. Амбициозная девочка, она вполне могла работать вместе с Императором.

— Ты сама сказала, — Вейдер отвел взгляд от Асоки, встал и направился к кабине.

От этих дурацких шуток из эфира уже болела голова.